Ему никогда не придется выступать на процессе под председательством этого судьи, так что он его ничуть не боялся.
– Почему бы вам немедленно не уехать из Аризоны? – прогромыхал из своего угла Мунихэм.
– Не вижу необходимости, – огрызнулся Клей.
– Вы хотите, чтобы я проиграл?
Это произвело впечатление на Клея. Он не считал, что его присутствие может навредить Мунихэму, но зачем рисковать?
– Ну что ж, ваша честь, тогда я, видимо, с вами попрощаюсь.
– Прекрасная идея, – ответил судья.
Клей бросил взгляд на Роджера Реддинга и сказал:
– До встречи в округе Колумбия.
Роджер любезно улыбнулся и чуть заметно покачал головой, что означало – едва ли.
Оскар согласился остаться во Флагстафе, чтобы следить за ходом процесса. Клей сел в свой «Гольфстрим» и в мрачном настроении полетел домой. Его, в сущности, выставили из Аризоны.
Глава 37
Известие о том, что «Хэнна Портленд» увольняет тысячу двести рабочих, взбудоражило весь Ридсбург. Уведомление, которое подписал Маркус Хэнна, было вручено и большинству служащих.
За пятьдесят лет существования компания лишь четыре раза прибегала к свертыванию производства. Это происходило в моменты экономических спадов, и хозяева, несмотря ни на что, всегда старались максимально сохранить штат. Теперь, когда речь шла о банкротстве, правила изменились. Компании приходилось доказывать суду и кредиторам, что она жизнеспособна и в состоянии исправить свое финансовое положение.
Причиной были обстоятельства, не подвластные администрации. Снижение продаж тоже играло свою роль, но такое неоднократно случалось и в прошлом. Сокрушительный же удар компании нанесли непомерно жадные адвокаты из вашингтонской конторы, которые выдвинули запредельные требования по коллективному иску и не пожелали пойти на уступки.
На кону стояла жизнь компании, и Маркус заверил своих подчиненных, что она не умрет. Необходимо было радикально снизить цены, сократить расходы на следующий год, но это позволило бы «Хэнна Портленд» выжить и в будущем снова стать доходным предприятием.
Тысяче двумстам рабочих, получивших уведомление об увольнении, Маркус пообещал всяческую помощь со стороны компании. Пособие по безработице будет выплачиваться им в течение года. Разумеется, их примут обратно при первой же возможности, но пока никаких гарантий. В ближайшем будущем, вероятно, даже предстоят новые увольнения.
В кафе и парикмахерских, в школьных вестибюлях и церковных приделах, на дешевых местах стадионов во время футбольных матчей, на городских площадях, в пивных и бильярдных весь город только об этом и говорил. У каждого из одиннадцати тысяч горожан имелся знакомый или родственник, потерявший работу в компании «Хэнна». Нынешние увольнения стали самым крупным бедствием в тихой истории Ридсбурга. И хотя городок был затерян в Аллеганских горах, слух вышел далеко за его пределы.
Репортер «Балтимор пресс», уже написавший три статьи о коллективной тяжбе жителей округа Хауард, продолжал наблюдать за развитием событий. Он отслеживал процедуру банкротства компании «Хэнна Портленд», беседовал с хозяевами рушащихся домов. Новость об увольнениях на цементном заводе заставила его отправиться в Ридсбург, где он потолкался в кафе, бильярдных и на стадионах.
Первая из его двух статей представляла собой почти художественную новеллу. Даже автор, сознательно решивший опорочить Клея Картера, не мог бы быть более жестоким. «Бедствия, которое нынче переживает Ридсбург, можно было бы легко избежать, если бы адвокат Дж. Клей Картер-второй из округа Колумбия не оказался так охоч до больших гонораров», – писал корреспондент.
Поскольку Клей не читал «Балтимор пресс», да и вообще старался не обращать внимания на газеты и журналы, новости из Ридсбурга так и остались бы для него неизвестными, во всяком случае, до поры до времени. Но анонимный издатель (или издатели) нигде не зарегистрированной и непрошеной газетенки не поленился довести содержание статьи до его сведения. Последний выпуск «Короля в переделке», сляпанный на скорую руку, включал в себя изложение этой статьи.
Клей хотел даже подать в суд на «Балтимор пресс». Однако очень скоро ему пришлось забыть о своем намерении, потому что впереди замаячил куда худший кошмар. За неделю до того ему позвонил корреспондент «Ньюсуик», натолкнувшийся, как обычно, на непреодолимую преграду в лице мисс Глик. Каждый адвокат мечтает о всенародной известности, но только если она связана со сверхсложным делом или миллиардным вердиктом. Клей подозревал, что его известность не имеет отношения ни к тому, ни к другому. Так оно и было. Журнал интересовал не столько сам Клей Картер, сколько его Немезида.
Статья представляла собой панегирик в честь Хелен Уоршо – две страницы славословий, за которые любой адвокат отдал бы все на свете, – и сопровождалась впечатляющей фотографией. Мисс Уоршо стояла перед пустой ложей присяжных в каком-то суде, весьма самодовольная, но располагающая к доверию. Клей никогда прежде не видел эту женщину и надеялся, что она выглядит «безжалостной сукой», как охарактеризовал ее Уэс Солсбери. Но это оказалось не так. Она была очень привлекательной: коротко стриженные темные волосы, печальные карие глаза, которые, несомненно, способны приковать внимание присяжных. Глядя на снимок, Клей пожалел о том, что ему приходится выступать не в ее роли, а в своей. Бог даст, они никогда не встретятся. А если и встретятся, то не в зале суда.
Мисс Уоршо была одной из трех партнеров нью-йоркской фирмы, специализировавшейся по делам о преступной недобросовестности адвокатов – не слишком пока обширная, но растущая ниша. Сейчас она вела дело против нескольких самых крупных и богатых адвокатов страны и не намеревалась идти ни на какие сделки. «Мне никогда еще не приходилось выступать по делу, которое – я в этом не сомневаюсь – вызовет такое возмущение у присяжных, как это», – заявила она корреспонденту. Клею захотелось немедленно вскрыть себе вены.
Мисс Уоршо представляла интересы пятидесяти клиентов, пострадавших от дилофта, все они умирали и все подали в суд на своих бывших адвокатов. Далее следовал беглый рассказ о грязной истории с коллективной тяжбой по дилофту.
Из этих пятидесяти человек репортер по неизвестной причине сосредоточивался на мистере Теде Уорли из Верхнего Мальборо, штат Мэриленд. Была опубликована фотография бедолаги: он сидел на скамейке в своем палисаднике, жена стояла у него за спиной, обнимая мужа за плечи. Их руки сплелись, выражение лиц было бесконечно страдальческим и суровым. Мистер Уорли, слабый, с дрожащими руками, кипящий гневом, рассказывал репортеру о своем первом контакте с Клеем Картером: мистер Уорли смотрел матч с участием «Иволг», когда раздался звонок неизвестно откуда и какой-то человек стал пугать его побочными эффектами дилофта. Потом анализ мочи, визит молодого адвоката, подписание контракта… «Я не хотел никакой сделки», – снова и снова повторял мистер Уорли.
Он вывалил перед журналистом все документы – медицинские заключения, заявление в суд, грабительский контракт с мистером Картером, который уполномочивал адвоката уладить дело за сумму не менее пятидесяти тысяч долларов, а также копии двух своих писем, адресованных мистеру Картеру, в которых выражал протест против его «предательства». Адвокат на письма не ответил.
По мнению докторов, мистеру Уорли оставалось жить менее полугода. Вчитываясь в эти ужасные слова, Клей почувствовал себя виновным в самом факте заболевания старика.
Хелен сообщила корреспонденту, что показания большинства ее клиентов присяжным придется выслушивать в видеозаписи, поскольку они вряд ли доживут до суда. Жестоко и безнравственно утверждать это, подумал Клей, ведь они еще живы. А впрочем, разве не аморальна вся эта история?
Мистер Картер, сообщал корреспондент, от комментариев воздержался. Чтобы усилить впечатление, журнал воспроизвел фотографию Клея и Ридли в Белом доме, а репортер не удержался от пикантной подробности: мистер Картер пожертвовал двести пятьдесят тысяч долларов президентскому наблюдательному совету.
«Вскоре ему ох как понадобятся такие друзья, как президент», – съязвила в ответ мисс Уоршо, и Клей почти физически ощутил, как пуля входит ему между глаз. Он швырнул журнал через всю комнату. Лучше бы он никогда не ездил в Белый дом, никогда не встречался с президентом, никогда не выписывал этот проклятый чек, никогда не знал Теда Уорли, Макса Пейса, лучше бы он вообще никогда не учился на юридическом факультете!
Картер позвонил своим пилотам и велел прибыть в аэропорт.
– Куда летим, сэр?
– Не знаю. Вам куда хотелось бы?
– Простите?
– В Билокси, Миссисипи.
– Один пассажир или два?
– Только я. – Он уже два дня не видел Ридли и совершенно не хотел брать ее с собой. Ему необходимо было некоторое время побыть вдали от этого города и от всего, что о нем напоминает.
Однако два дня на яхте Френча не принесли облегчения. Клей нуждался в обществе коллеги-подельника, но Пэттон был слишком занят другими делами. К тому же они чересчур много ели и пили.
В Финиксе остались два помощника Френча, которые каждый час слали ему сообщения по электронной почте. Дело о максатиле он все меньше рассматривал в качестве перспективной мишени, но продолжал отслеживать все связанные с ним перипетии. Такова его обязанность, пояснил Френч, поскольку он является самым крупным из них адвокатом по коллективным тяжбам. У него есть опыт, деньги и репутация. Все массовые иски рано или поздно оседают на его столе.
Клей читал поступающие от Малруни электронные сообщения и говорил с ним по телефону. Отбор присяжных занял целый день. Сейчас Дейл Мунихэм неторопливо излагал претензии своего подзащитного. Правительственный доклад произвел мощное впечатление. Присяжных он очень заинтересовал.
– Пока все идет хорошо, – сказал Оскар. – Мунихэм – прекрасный актер, но Роджер превосходит его в искусстве риторики.
Пока Френч разговаривал одновременно по трем телефонам, безбожно шваркая трубками об стол, Клей нежился на верхней палубе, пытаясь забыть о своих проблемах. На второй день к вечеру, после двух стопок водки, Френч спросил:
– Сколько у вас осталось денег?
– Не знаю. Боюсь выяснять точные цифры.
– Ну все-таки, примерно?
– Миллионов двадцать.
– А страховка?
– Десять миллионов. Они расторгли контракт, однако по дилофту их обязательства в силе.
Пососав лимон, Френч сказал:
– Не уверен, что тридцати миллионов вам хватит.
– Полагаете, этого недостаточно?
– Да. Вам сейчас предъявлен двадцать один иск, но их количество будет возрастать. Можно считать, нам повезет, если удастся урегулировать это проклятое дело, отстегнув каждому по три миллиона.
– А у вас сколько истцов?
– На вчерашний день было девятнадцать.
– А сколько у вас денег?
– Двести миллионов. Я справлюсь.
«Тогда почему бы вам не одолжить мне миллиончиков эдак пятьдесят?» – чуть было не сказал Клей. Его забавляло то, как они жонглируют цифрами. Стюард принес еще водки, что оказалось весьма кстати.
– А как остальные?
– У Уэса все в порядке. Карлос выстоит, если истцов будет не больше тридцати. А вот Дидье последние две жены обчистили до костей. Ему крышка. Он первый кандидат на банкротство, впрочем, ему не привыкать.
«Он первый, – подумал Клей, – а кто второй?»
После долгого молчания он спросил:
– Что будет, если «Гофман» выиграет во Флагстафе? У меня же уйма этих дел.
– Тогда вы будете иметь очень бледный вид, как ни печально. Со мной такое случилось десять лет назад, тогда речь шла о детях, родившихся неполноценными из-за лекарства, которое принимали их матери во время беременности. Я подсуетился, быстренько заключил договоры, открыл дело – может быть, слишком поспешно, – а потом вагон сошел с рельсов, и ничего нельзя было исправить. Мои клиенты рассчитывали на миллионы и, поскольку имели на руках маленьких калек, оказались, как нетрудно догадаться, эмоционально крайне неуравновешенными, с ними невозможно было договориться. Они подали на меня в суд, но фиг я им заплатил. Адвокат ведь не может гарантировать результат. Однако эта история все равно стоила мне кучу денег.
– Хотелось бы услышать что-нибудь более утешительное.
– Сколько вы потратили на максатил?
– Восемь миллионов только на рекламу.
– Я бы пока подождал и посмотрел, что будет делать «Гофман». Сомневаюсь, что они раскошелятся. Та еще банда. Со временем ваши клиенты взбунтуются, но вы можете послать их к черту. – Френч влил в себя полную рюмку водки. – Впрочем, давайте исходить из лучшего. Мунихэм не проигрывал сто лет. Стоит ему добиться сурового вердикта, и все изменится. Вы снова оседлаете золотую жилу.
– Люди «Гофмана» сказали мне, что после Флагстафа готовы перекочевать прямиком в округ Колумбия.
– Вероятно, блеф. Все зависит от того, как пройдет процесс во Флагстафе. Если там они много потеряют, то не смогут отмахнуться от сделки. Тут может быть два решения: если этот суд признает их ответственность, но сочтет ущерб незначительным, они попробуют попытать счастья в другом суде и, вполне вероятно, выберут вас. А вы приведете какого-нибудь ломового жеребца и надерете им задницы.
– Не советуете мне самому выступать в суде?
– Нет. У вас опыта недостаточно. Нужно не один год повариться в этом котле, чтобы войти в высшую лигу. Такие вещи требуют времени.
Несмотря на всю свою любовь к шумным процессам, Пэттон явно не испытывал энтузиазма по поводу того сценария, который сам развернул перед Клеем, и отнюдь не желал быть тем самым «ломовым жеребцом» на суде в округе Колумбия. Просто он рассматривал разные возможности, чтобы успокоить молодого коллегу.
На следующее утро Клей вылетел в Питсбург – ему было все равно куда, лишь бы не в округ Колумбия. В самолете он говорил с Оскаром, просматривал электронные сообщения и газетные отчеты о флагстафском суде. Истица, шестидесятишестилетняя женщина с раком груди, выступала прекрасно. Она вызывала глубокое сочувствие присяжных, и Мунихэм играл на струнах ее страданий, как на скрипке.
– Давай, сделай их, старина, – бормотал Клей.
Взяв напрокат машину, он часа два ехал на север, в самое сердце Аллеганских гор. Найти Ридсбург на карте было почти так же трудно, как найти дорогу к нему на шоссе. Но, переехав через перевал, он увидел расстилающийся внизу гигантский завод. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РИДСБУРГ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ, – приветствовал его огромный щит, – НА РОДИНУ КОМПАНИИ „ХЭННА ПОРТЛЕНД“, ОСНОВАННОЙ В 1946 ГОДУ!» Из двух труб-колоссов валил густой дым, медленно уносимый в сторону ветром. По крайней мере завод еще действует, подумал Клей.
Следуя указателю «В центр», он выехал на главную улицу и нашел стоянку. Клей не боялся, что его узнают в джинсах, бейсболке и с трехдневной темной щетиной на щеках. В кофейне «У Этель» он уселся на шаткий табурет перед барной стойкой. Этель лично приветствовала гостя и приняла заказ: кофе и сандвич с жареным сыром.
У него за спиной два старожила разговаривали о футболе. Ридсбургские «Пантеры» проиграли три матча подряд, и оба болельщика считали, что лучше справились бы с делом, чем нынешний главный тренер команды. Согласно висевшему на стене возле кассы турнирному календарю, тем вечером «Пантерам» предстояла игра на своем поле.
Этель принесла кофе и спросила:
– Вы у нас проездом?
– Да, – ответил Клей, сообразив, что она знает каждого из одиннадцати тысяч ридсбургцев в лицо.
– А откуда вы?
– Из Питсбурга.
Он не знал, хорошо это или плохо, но Этель не задала больше ни одного вопроса и ушла. За другим столиком двое мужчин помоложе говорили о работе. Из их слов можно было понять, что оба ее недавно лишились. На одном была фирменная кепка с эмблемой «Хэнна Портленд». Жуя свой жареный сыр, Клей прислушивался к тому, как они рассуждали о пособиях по безработице, выплатам по кредиту, деньгах, оставшихся на банковском счете, и вероятности почасового найма. Один сказал, что договорился с местным дилером: тот возьмет на комиссию его «форд-пикап» и постарается перепродать.
На откидном столике возле входной двери стояла огромная пластмассовая бутыль из-под воды. Рукописный плакат, висевший над ней, призывал всех вносить пожертвования в фонд «Хэнна Портленд». Бутыль была наполовину заполнена монетами и купюрами.
– Это зачем? – спросил Клей у Этель, когда она пришла, чтобы подлить ему кофе.
– Ах, это. Чтобы собрать денег для семей тех, кого уволили с завода.
– С какого завода? – Клей делал вид, что ничего не знает.
– С цементного, самого большого в городе. На прошлой неделе уволили почти полторы тысячи рабочих. Мы здесь, знаете, привыкли держаться вместе. Расставили такие копилки по всему городу – в магазинах, кафе, церквях, даже в школах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Почему бы вам немедленно не уехать из Аризоны? – прогромыхал из своего угла Мунихэм.
– Не вижу необходимости, – огрызнулся Клей.
– Вы хотите, чтобы я проиграл?
Это произвело впечатление на Клея. Он не считал, что его присутствие может навредить Мунихэму, но зачем рисковать?
– Ну что ж, ваша честь, тогда я, видимо, с вами попрощаюсь.
– Прекрасная идея, – ответил судья.
Клей бросил взгляд на Роджера Реддинга и сказал:
– До встречи в округе Колумбия.
Роджер любезно улыбнулся и чуть заметно покачал головой, что означало – едва ли.
Оскар согласился остаться во Флагстафе, чтобы следить за ходом процесса. Клей сел в свой «Гольфстрим» и в мрачном настроении полетел домой. Его, в сущности, выставили из Аризоны.
Глава 37
Известие о том, что «Хэнна Портленд» увольняет тысячу двести рабочих, взбудоражило весь Ридсбург. Уведомление, которое подписал Маркус Хэнна, было вручено и большинству служащих.
За пятьдесят лет существования компания лишь четыре раза прибегала к свертыванию производства. Это происходило в моменты экономических спадов, и хозяева, несмотря ни на что, всегда старались максимально сохранить штат. Теперь, когда речь шла о банкротстве, правила изменились. Компании приходилось доказывать суду и кредиторам, что она жизнеспособна и в состоянии исправить свое финансовое положение.
Причиной были обстоятельства, не подвластные администрации. Снижение продаж тоже играло свою роль, но такое неоднократно случалось и в прошлом. Сокрушительный же удар компании нанесли непомерно жадные адвокаты из вашингтонской конторы, которые выдвинули запредельные требования по коллективному иску и не пожелали пойти на уступки.
На кону стояла жизнь компании, и Маркус заверил своих подчиненных, что она не умрет. Необходимо было радикально снизить цены, сократить расходы на следующий год, но это позволило бы «Хэнна Портленд» выжить и в будущем снова стать доходным предприятием.
Тысяче двумстам рабочих, получивших уведомление об увольнении, Маркус пообещал всяческую помощь со стороны компании. Пособие по безработице будет выплачиваться им в течение года. Разумеется, их примут обратно при первой же возможности, но пока никаких гарантий. В ближайшем будущем, вероятно, даже предстоят новые увольнения.
В кафе и парикмахерских, в школьных вестибюлях и церковных приделах, на дешевых местах стадионов во время футбольных матчей, на городских площадях, в пивных и бильярдных весь город только об этом и говорил. У каждого из одиннадцати тысяч горожан имелся знакомый или родственник, потерявший работу в компании «Хэнна». Нынешние увольнения стали самым крупным бедствием в тихой истории Ридсбурга. И хотя городок был затерян в Аллеганских горах, слух вышел далеко за его пределы.
Репортер «Балтимор пресс», уже написавший три статьи о коллективной тяжбе жителей округа Хауард, продолжал наблюдать за развитием событий. Он отслеживал процедуру банкротства компании «Хэнна Портленд», беседовал с хозяевами рушащихся домов. Новость об увольнениях на цементном заводе заставила его отправиться в Ридсбург, где он потолкался в кафе, бильярдных и на стадионах.
Первая из его двух статей представляла собой почти художественную новеллу. Даже автор, сознательно решивший опорочить Клея Картера, не мог бы быть более жестоким. «Бедствия, которое нынче переживает Ридсбург, можно было бы легко избежать, если бы адвокат Дж. Клей Картер-второй из округа Колумбия не оказался так охоч до больших гонораров», – писал корреспондент.
Поскольку Клей не читал «Балтимор пресс», да и вообще старался не обращать внимания на газеты и журналы, новости из Ридсбурга так и остались бы для него неизвестными, во всяком случае, до поры до времени. Но анонимный издатель (или издатели) нигде не зарегистрированной и непрошеной газетенки не поленился довести содержание статьи до его сведения. Последний выпуск «Короля в переделке», сляпанный на скорую руку, включал в себя изложение этой статьи.
Клей хотел даже подать в суд на «Балтимор пресс». Однако очень скоро ему пришлось забыть о своем намерении, потому что впереди замаячил куда худший кошмар. За неделю до того ему позвонил корреспондент «Ньюсуик», натолкнувшийся, как обычно, на непреодолимую преграду в лице мисс Глик. Каждый адвокат мечтает о всенародной известности, но только если она связана со сверхсложным делом или миллиардным вердиктом. Клей подозревал, что его известность не имеет отношения ни к тому, ни к другому. Так оно и было. Журнал интересовал не столько сам Клей Картер, сколько его Немезида.
Статья представляла собой панегирик в честь Хелен Уоршо – две страницы славословий, за которые любой адвокат отдал бы все на свете, – и сопровождалась впечатляющей фотографией. Мисс Уоршо стояла перед пустой ложей присяжных в каком-то суде, весьма самодовольная, но располагающая к доверию. Клей никогда прежде не видел эту женщину и надеялся, что она выглядит «безжалостной сукой», как охарактеризовал ее Уэс Солсбери. Но это оказалось не так. Она была очень привлекательной: коротко стриженные темные волосы, печальные карие глаза, которые, несомненно, способны приковать внимание присяжных. Глядя на снимок, Клей пожалел о том, что ему приходится выступать не в ее роли, а в своей. Бог даст, они никогда не встретятся. А если и встретятся, то не в зале суда.
Мисс Уоршо была одной из трех партнеров нью-йоркской фирмы, специализировавшейся по делам о преступной недобросовестности адвокатов – не слишком пока обширная, но растущая ниша. Сейчас она вела дело против нескольких самых крупных и богатых адвокатов страны и не намеревалась идти ни на какие сделки. «Мне никогда еще не приходилось выступать по делу, которое – я в этом не сомневаюсь – вызовет такое возмущение у присяжных, как это», – заявила она корреспонденту. Клею захотелось немедленно вскрыть себе вены.
Мисс Уоршо представляла интересы пятидесяти клиентов, пострадавших от дилофта, все они умирали и все подали в суд на своих бывших адвокатов. Далее следовал беглый рассказ о грязной истории с коллективной тяжбой по дилофту.
Из этих пятидесяти человек репортер по неизвестной причине сосредоточивался на мистере Теде Уорли из Верхнего Мальборо, штат Мэриленд. Была опубликована фотография бедолаги: он сидел на скамейке в своем палисаднике, жена стояла у него за спиной, обнимая мужа за плечи. Их руки сплелись, выражение лиц было бесконечно страдальческим и суровым. Мистер Уорли, слабый, с дрожащими руками, кипящий гневом, рассказывал репортеру о своем первом контакте с Клеем Картером: мистер Уорли смотрел матч с участием «Иволг», когда раздался звонок неизвестно откуда и какой-то человек стал пугать его побочными эффектами дилофта. Потом анализ мочи, визит молодого адвоката, подписание контракта… «Я не хотел никакой сделки», – снова и снова повторял мистер Уорли.
Он вывалил перед журналистом все документы – медицинские заключения, заявление в суд, грабительский контракт с мистером Картером, который уполномочивал адвоката уладить дело за сумму не менее пятидесяти тысяч долларов, а также копии двух своих писем, адресованных мистеру Картеру, в которых выражал протест против его «предательства». Адвокат на письма не ответил.
По мнению докторов, мистеру Уорли оставалось жить менее полугода. Вчитываясь в эти ужасные слова, Клей почувствовал себя виновным в самом факте заболевания старика.
Хелен сообщила корреспонденту, что показания большинства ее клиентов присяжным придется выслушивать в видеозаписи, поскольку они вряд ли доживут до суда. Жестоко и безнравственно утверждать это, подумал Клей, ведь они еще живы. А впрочем, разве не аморальна вся эта история?
Мистер Картер, сообщал корреспондент, от комментариев воздержался. Чтобы усилить впечатление, журнал воспроизвел фотографию Клея и Ридли в Белом доме, а репортер не удержался от пикантной подробности: мистер Картер пожертвовал двести пятьдесят тысяч долларов президентскому наблюдательному совету.
«Вскоре ему ох как понадобятся такие друзья, как президент», – съязвила в ответ мисс Уоршо, и Клей почти физически ощутил, как пуля входит ему между глаз. Он швырнул журнал через всю комнату. Лучше бы он никогда не ездил в Белый дом, никогда не встречался с президентом, никогда не выписывал этот проклятый чек, никогда не знал Теда Уорли, Макса Пейса, лучше бы он вообще никогда не учился на юридическом факультете!
Картер позвонил своим пилотам и велел прибыть в аэропорт.
– Куда летим, сэр?
– Не знаю. Вам куда хотелось бы?
– Простите?
– В Билокси, Миссисипи.
– Один пассажир или два?
– Только я. – Он уже два дня не видел Ридли и совершенно не хотел брать ее с собой. Ему необходимо было некоторое время побыть вдали от этого города и от всего, что о нем напоминает.
Однако два дня на яхте Френча не принесли облегчения. Клей нуждался в обществе коллеги-подельника, но Пэттон был слишком занят другими делами. К тому же они чересчур много ели и пили.
В Финиксе остались два помощника Френча, которые каждый час слали ему сообщения по электронной почте. Дело о максатиле он все меньше рассматривал в качестве перспективной мишени, но продолжал отслеживать все связанные с ним перипетии. Такова его обязанность, пояснил Френч, поскольку он является самым крупным из них адвокатом по коллективным тяжбам. У него есть опыт, деньги и репутация. Все массовые иски рано или поздно оседают на его столе.
Клей читал поступающие от Малруни электронные сообщения и говорил с ним по телефону. Отбор присяжных занял целый день. Сейчас Дейл Мунихэм неторопливо излагал претензии своего подзащитного. Правительственный доклад произвел мощное впечатление. Присяжных он очень заинтересовал.
– Пока все идет хорошо, – сказал Оскар. – Мунихэм – прекрасный актер, но Роджер превосходит его в искусстве риторики.
Пока Френч разговаривал одновременно по трем телефонам, безбожно шваркая трубками об стол, Клей нежился на верхней палубе, пытаясь забыть о своих проблемах. На второй день к вечеру, после двух стопок водки, Френч спросил:
– Сколько у вас осталось денег?
– Не знаю. Боюсь выяснять точные цифры.
– Ну все-таки, примерно?
– Миллионов двадцать.
– А страховка?
– Десять миллионов. Они расторгли контракт, однако по дилофту их обязательства в силе.
Пососав лимон, Френч сказал:
– Не уверен, что тридцати миллионов вам хватит.
– Полагаете, этого недостаточно?
– Да. Вам сейчас предъявлен двадцать один иск, но их количество будет возрастать. Можно считать, нам повезет, если удастся урегулировать это проклятое дело, отстегнув каждому по три миллиона.
– А у вас сколько истцов?
– На вчерашний день было девятнадцать.
– А сколько у вас денег?
– Двести миллионов. Я справлюсь.
«Тогда почему бы вам не одолжить мне миллиончиков эдак пятьдесят?» – чуть было не сказал Клей. Его забавляло то, как они жонглируют цифрами. Стюард принес еще водки, что оказалось весьма кстати.
– А как остальные?
– У Уэса все в порядке. Карлос выстоит, если истцов будет не больше тридцати. А вот Дидье последние две жены обчистили до костей. Ему крышка. Он первый кандидат на банкротство, впрочем, ему не привыкать.
«Он первый, – подумал Клей, – а кто второй?»
После долгого молчания он спросил:
– Что будет, если «Гофман» выиграет во Флагстафе? У меня же уйма этих дел.
– Тогда вы будете иметь очень бледный вид, как ни печально. Со мной такое случилось десять лет назад, тогда речь шла о детях, родившихся неполноценными из-за лекарства, которое принимали их матери во время беременности. Я подсуетился, быстренько заключил договоры, открыл дело – может быть, слишком поспешно, – а потом вагон сошел с рельсов, и ничего нельзя было исправить. Мои клиенты рассчитывали на миллионы и, поскольку имели на руках маленьких калек, оказались, как нетрудно догадаться, эмоционально крайне неуравновешенными, с ними невозможно было договориться. Они подали на меня в суд, но фиг я им заплатил. Адвокат ведь не может гарантировать результат. Однако эта история все равно стоила мне кучу денег.
– Хотелось бы услышать что-нибудь более утешительное.
– Сколько вы потратили на максатил?
– Восемь миллионов только на рекламу.
– Я бы пока подождал и посмотрел, что будет делать «Гофман». Сомневаюсь, что они раскошелятся. Та еще банда. Со временем ваши клиенты взбунтуются, но вы можете послать их к черту. – Френч влил в себя полную рюмку водки. – Впрочем, давайте исходить из лучшего. Мунихэм не проигрывал сто лет. Стоит ему добиться сурового вердикта, и все изменится. Вы снова оседлаете золотую жилу.
– Люди «Гофмана» сказали мне, что после Флагстафа готовы перекочевать прямиком в округ Колумбия.
– Вероятно, блеф. Все зависит от того, как пройдет процесс во Флагстафе. Если там они много потеряют, то не смогут отмахнуться от сделки. Тут может быть два решения: если этот суд признает их ответственность, но сочтет ущерб незначительным, они попробуют попытать счастья в другом суде и, вполне вероятно, выберут вас. А вы приведете какого-нибудь ломового жеребца и надерете им задницы.
– Не советуете мне самому выступать в суде?
– Нет. У вас опыта недостаточно. Нужно не один год повариться в этом котле, чтобы войти в высшую лигу. Такие вещи требуют времени.
Несмотря на всю свою любовь к шумным процессам, Пэттон явно не испытывал энтузиазма по поводу того сценария, который сам развернул перед Клеем, и отнюдь не желал быть тем самым «ломовым жеребцом» на суде в округе Колумбия. Просто он рассматривал разные возможности, чтобы успокоить молодого коллегу.
На следующее утро Клей вылетел в Питсбург – ему было все равно куда, лишь бы не в округ Колумбия. В самолете он говорил с Оскаром, просматривал электронные сообщения и газетные отчеты о флагстафском суде. Истица, шестидесятишестилетняя женщина с раком груди, выступала прекрасно. Она вызывала глубокое сочувствие присяжных, и Мунихэм играл на струнах ее страданий, как на скрипке.
– Давай, сделай их, старина, – бормотал Клей.
Взяв напрокат машину, он часа два ехал на север, в самое сердце Аллеганских гор. Найти Ридсбург на карте было почти так же трудно, как найти дорогу к нему на шоссе. Но, переехав через перевал, он увидел расстилающийся внизу гигантский завод. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РИДСБУРГ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ, – приветствовал его огромный щит, – НА РОДИНУ КОМПАНИИ „ХЭННА ПОРТЛЕНД“, ОСНОВАННОЙ В 1946 ГОДУ!» Из двух труб-колоссов валил густой дым, медленно уносимый в сторону ветром. По крайней мере завод еще действует, подумал Клей.
Следуя указателю «В центр», он выехал на главную улицу и нашел стоянку. Клей не боялся, что его узнают в джинсах, бейсболке и с трехдневной темной щетиной на щеках. В кофейне «У Этель» он уселся на шаткий табурет перед барной стойкой. Этель лично приветствовала гостя и приняла заказ: кофе и сандвич с жареным сыром.
У него за спиной два старожила разговаривали о футболе. Ридсбургские «Пантеры» проиграли три матча подряд, и оба болельщика считали, что лучше справились бы с делом, чем нынешний главный тренер команды. Согласно висевшему на стене возле кассы турнирному календарю, тем вечером «Пантерам» предстояла игра на своем поле.
Этель принесла кофе и спросила:
– Вы у нас проездом?
– Да, – ответил Клей, сообразив, что она знает каждого из одиннадцати тысяч ридсбургцев в лицо.
– А откуда вы?
– Из Питсбурга.
Он не знал, хорошо это или плохо, но Этель не задала больше ни одного вопроса и ушла. За другим столиком двое мужчин помоложе говорили о работе. Из их слов можно было понять, что оба ее недавно лишились. На одном была фирменная кепка с эмблемой «Хэнна Портленд». Жуя свой жареный сыр, Клей прислушивался к тому, как они рассуждали о пособиях по безработице, выплатам по кредиту, деньгах, оставшихся на банковском счете, и вероятности почасового найма. Один сказал, что договорился с местным дилером: тот возьмет на комиссию его «форд-пикап» и постарается перепродать.
На откидном столике возле входной двери стояла огромная пластмассовая бутыль из-под воды. Рукописный плакат, висевший над ней, призывал всех вносить пожертвования в фонд «Хэнна Портленд». Бутыль была наполовину заполнена монетами и купюрами.
– Это зачем? – спросил Клей у Этель, когда она пришла, чтобы подлить ему кофе.
– Ах, это. Чтобы собрать денег для семей тех, кого уволили с завода.
– С какого завода? – Клей делал вид, что ничего не знает.
– С цементного, самого большого в городе. На прошлой неделе уволили почти полторы тысячи рабочих. Мы здесь, знаете, привыкли держаться вместе. Расставили такие копилки по всему городу – в магазинах, кафе, церквях, даже в школах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43