Адам презирал удачливого политика, хотя и знал, что через несколько недель будет сидеть в его приемной, чтобы подать просьбу об очередной отсрочке приговора.
Кассета заканчивалась кадрами, на которых вновь закованного в наручники Сэма выводят из зала суда. Присяжные только что объявили вердикт: смерть. Лицо Кэйхолла хранит полную невозмутимость. Его адвокат потрясен. Телевизионный комментатор сообщает, что в течение недели преступник окажется на Скамье.
Включив перемотку, Адам уставился в темный экран. Позади кушетки на полу стояли три картонных коробки с бумагами: объемистые отчеты о всех трех судебных процессах были приобретены еще в Пеппердайне. Кроме официальных документов, в коробках лежали ксерокопии сотен газетных и журнальных статей, десятков апелляций, материалы по вопросу отмены смертной казни. Теперь о деде никто не знал больше, чем он.
И все-таки Адам понимал: сделан лишь первый шаг. Нажатая кнопка запустила кассету вновь.
ГЛАВА 7
Похороны Эдди Кэйхолла состоялись через месяц после того, как Сэму был вынесен смертный приговор. В небольшую часовню на окраине Санта-Моники пришли немногочисленные члены семьи и несколько друзей. Адам сидел в первом ряду, между матерью и сестрой. Держась за руки, все трое неотрывно смотрели на стоящий в метре от них закрытый гроб. Как и всегда, мать держалась подчеркнуто прямо, изредка смахивая носовым платком слезу со щеки. При жизни отца родители столько раз ссорились, а затем вновь мирились, что постоянные дрязги сын и дочь воспринимали в порядке вещей. Семья пребывала в состоянии бесконечной неопределенности: каждый день стороны вынашивали планы развода, обменивались угрозами развода, уточняли процедуру развода, делили детей, вели переговоры с адвокатами, заполняли соответствующие бланки, затем рвали их и клялись друг другу в вечной любви. Во время третьего суда над Сэмом Кэйхоллом мать собрала скудные пожитки и вернулась в их маленький домик – чтобы быть рядом с Эдди. Отец же бросил ходить на работу и удалился в свой наглухо замкнутый от окружающих мир. Адам приставал к матери с наивными вопросами, в ответ на которые звучала одна и та же фраза: “У папы плохое настроение”. Шторы на окнах были всегда опущены, из ламп горели только ночники, говорили в доме шепотом, телевизор не включался вообще. Семья терпеливо ждала, когда у ее главы улучшится настроение.
Три недели спустя после оглашения приговора Эдди решился. Зная, что Адам придет домой первым, он прошел в спальню сына, сунул в рот дуло револьвера и нажал на курок.
Перед этим отец оставил на полу записку, где просил Адама навести до возвращения женщин порядок. Вторая записка лежала в кухне.
Кармен тогда шел пятнадцатый год. Зачата девочка была в Миссисипи, но на свет появилась уже в Калифорнии, куда торопливо бежали от людской молвы ее родители. К моменту рождения дочери Эдди официально сменил фамилию предков на Холл. Алан превратился в Адама. Жили они на востоке Лос-Анджелеса, в трехкомнатной квартирке с дырявыми простынями на окнах вместо занавесок. Убогий полуподвал стал первым из их многочисленных временных прибежищ.
Справа от Кармен на скамье часовни сидела загадочная тетя Ли. Получасом ранее детей представили сестре усопшего, его единственной родственнице. Вообще-то родители избегали разговоров о своих ближних, но имя “Ли” все же иногда упоминалось. Тетка обитала в Мемфисе, где удачно вышла замуж, познала радости материнства и окончательно порвала все связи с Эдди по причине не утихшей с детства вражды. Адам и Кармен уже долгое время горели желанием увидеть хоть кого-то из родственников, и таинственная сестра отца разожгла в обоих неуемную фантазию. Им страшно хотелось познакомиться с ней, однако Эдди категорически отказал детям. По его словам, тетка представляла собой настоящее чудовище. Позже мать шепотом поведала, что Ли – прекрасной души человек и как-нибудь они обязательно съездят к ней в Мемфис.
Но судьба распорядилась иначе: тетя Ли сама прилетела в Калифорнию, чтобы вместе с ними предать земле тело Эдди Холла. Задержавшись на пару недель после похорон, она свела дружбу с племянником и племянницей. Оба были в восторге: красивая, никогда не терявшая присутствия духа, тетка носила выцветшие джинсы, мужские футболки и не боялась босиком ходить по песку. Она таскала подростков по магазинам, кинотеатрам, устраивала долгие прогулки вдоль океанского побережья. В разговорах Ли часто извинялась за то, что ни разу не навестила их раньше – Эдди слышать об этом не мог, поскольку всегда проигрывал сестре в детских драках.
Однажды, когда Адам, сидя рядом с ней на теплых досках Длинного пирса, следил за красным диском опускавшегося в океан солнца, тетка рассказала пареньку всю правду. Оказывается, до трех лет он жил в крохотном городке штата Миссисипи. Дед его, Сэм Кэйхолл, был весьма активным членом Ку-клукс-клана, на счету которого немало загубленных жизней. Последнее его дело – взрыв адвокатской конторы Марвина Крамера, унесший невинные души двух пятилетних мальчиков, что явилось чуть позже причиной смерти и их отца. Сэма трижды судили, и в конечном итоге он попал в Парчман, где со дня на день может быть приведен в исполнение смертный приговор.
Рассказу тетки не хватало множества деталей, но основные моменты Ли изложила с чувством и достаточно подробно.
Историю деда Адам воспринял с удивительной для семнадцатилетнего паренька, всего неделей раньше похоронившего своего отца, стойкостью. Он задал Ли четыре или пять вопросов, но большую часть времени просто слушал, не испытывая гнева или потрясения. Он казался очарованным. Трагическое повествование заполнило в душе Адама какие-то пустоты. Значит, у него все-таки есть семья! Значит, он ничем не отличается от сверстников, он нормален! Значит, должны быть и другие родственники с их тайнами. Может, где-то стоит, окруженный пашнями, дом, что построили предки, а рядом пасутся кони. Значит, у его рода существует история.
Умная тетка прочла, по-видимому, мысли юноши. Во всяком случае, Ли тут же пояснила: Кэйхоллы всегда считались людьми не от мира сего, они привыкли держаться особняком, а незваных гостей отсылали подальше. Они не устраивали веселых застолий на Рождество, не собирались большой семьей, чтобы отпраздновать Четвертое июля. Да что там говорить – Ли жила в часе езды от Клэнтона, но никого из них не видела.
В течение следующей недели оба отправлялись на пирс ежедневно. Заходили по пути на рынок, покупали увесистые грозди спелого винограда и до глубокой темноты сидели на досках, выплевывая маленькие косточки в тихо плескавшуюся под ногами воду. Тетка делилась воспоминаниями о детстве. Вместе с младшим братом она жила на скромной ферме неподалеку от Клэнтона: были там и пруды с жирными карасями, и смешные лошадки-пони. Сэм Кэйхолл являл собой примерного отца, одинаково чуждого в общении с детьми приторным лобзаниям и ненужной строгости. Мать, слабая по характеру женщина, побаивалась Сэма, но души не чаяла в дочери и сыне. Когда старшей исполнилось шесть, а младшему было почти четыре, мертвым родился третий ребенок, после чего мать около года не выходила из своей комнаты. За детьми все это время присматривала нанятая отцом негритянка. Вскоре мать умерла от рака. Чтобы проводить ее на кладбище, Кэйхоллы в последний раз собрались вместе. Эдди украдкой пробрался в город и, как одинокий волчонок, шел по пятам похоронной процессии. Через три года Сэма арестовали, а еще через пару дней был зачитан приговор.
О себе Ли рассказывала неохотно. Сразу по окончании средней школы она восемнадцатилетней девчонкой сбежала из дома в Нэшвилл. Там простодушная красавица рассчитывала стать новой эстрадной звездой. Случайное знакомство привело ее в семью состоятельного банкира, чей наследник, Фелпс Бут, завершал курс наук в Вандербильтском университете. После свадьбы молодые переехали в Мемфис. Единственный сын тетки, Уолт, которого отличал бунтарский дух, жил в Амстердаме. Никакой другой информации Адам не услышал.
Ему было трудно судить, унаследовала ли тетка черты настоящих Кэйхоллов. Складывалось впечатление, что голос крови звучит в ней мощным крещендо. Но стоило ли ее за это винить?
Исчезла она так же незаметно, как и появилась. Поднявшись еще до рассвета, тихо вышла из дома. Два дня спустя Ли позвонила, чтобы искренне поблагодарить Адама и Кармен за гостеприимство; с жаром убеждала обоих писать ей письма. Таковые были написаны и отправлены, однако ответ почтальон доставил очень не скоро. Смолк телефон. Внезапно начавшаяся дружба медленно угасла. Мать пыталась оправдать тетку – для нее та оставалась “прекрасной души человеком”. Однако мать, будучи одной из Кэйхоллов, несла, наверное, на себе проклятие рода. Адама вновь окружила пустота.
Летом, сразу по окончании колледжа в Пеппердайне, он вместе с однокашником через всю страну отправился в Ки-Уэст. Друзья заехали в Мемфис, чтобы провести пару дней у тетки Ли. Жила она в просторном особняке на высоком берегу реки. Все трое часами сидели во внутреннем дворике, поедали домашнюю пиццу, запивая ее превосходным пивом, следили за ползущими по Миссисипи баржами и вели долгие разговоры. О семье в них не было произнесено ни слова. Адама переполняли впечатления от учебы, тетку живо интересовало его будущее. Ли оказалась не только приятной собеседницей, но и весьма гостеприимной хозяйкой. Когда они расставались, в глазах женщины блеснули слезы.
– Обещай, что еще приедешь!
Не желая пересекать штат, Адам предложил двинуться на восток, в Теннесси. Уже возле Смоки-Маунтинс, в одном из городков, друзей, по расчетам Адама, отделяла от Парчмана всего сотня миль. Было это четыре года назад, в 1986-м. К этому времени коробка с материалами по делу Сэма Кэйхолла почти заполнилась. Оставалось лишь привести в порядок видеозаписи.
* * *
Поздно вечером Адам кратко переговорил с тетей по телефону, сказал, что проведет в Мемфисе несколько месяцев и будет рад увидеться. Ли пригласила его к себе: четыре спальни для гостей все равно пустуют, он просто должен пожить у нее. Когда Адам сообщил о цели приезда, на другом конце провода повисло долгое молчание.
– В любом случае заходи, – без особого энтузиазма пригласила наконец тетя. – Поговорим. Там будет видно.
Вечером, в начале десятого, он выбрался из черного “сааба”, нажал кнопку звонка и посмотрел по сторонам. Крытый красной черепицей особняк стоял в ряду себе подобных. Небольшой поселок окружала кирпичная стена, у единственных ворот расхаживал вооруженный охранник. Похоже, обитатели вилл несколько опасались соседства с городом. За исключением вида на реку, ничего примечательного в дорогом районе не было.
Раскрыв дверь, Ли ткнулась носом в щеку племянника.
– Добро пожаловать. – Она бросила взгляд на стоянку машин, повернула ручку замка. – Устал?
– Не очень. Дорога отняла двенадцать часов. Мог бы уложиться в десять, но я не спешил.
– Поешь?
– Нет. Я недавно перекусил.
Они смотрели друг на друга. Тетке должно было скоро исполниться пятьдесят, за прошедшие с момента их последней встречи четыре года она заметно постарела. В собранных в длинный хвост каштановых волосах появились седые нити, голубые когда-то глаза окружила сетка мелких морщин. Поверх старых джинсов свободно болтался домашний халат.
– Хорошо, что приехал, – мягко улыбнулась Ли.
– Ты уверена?
– Конечно. Пойдем посидим.
Взяв Адама за руку, она провела его сквозь стеклянные двери во внутренний дворик, где с толстых деревянных балок свисали горшки бугенвиллеи. Далеко внизу плавно несла свои воды река. Оба опустились в кресла-качалки.
– Как Кармен? – спросила тетя, наливая в высокие стаканы ледяной чай.
– У нее все отлично. Заканчивает Беркли. Раз в неделю мы говорим по телефону. Встречается с парнем, и намерения, по-моему, самые серьезные.
– Что она там изучает? Я, признаться, забыла.
– Психологию. После защиты хочет преподавать.
В чае ощущался терпкий вкус лимона и недостаток сахара. Густой, горячий воздух был влажным.
– Уже почти десять, – с наслаждением делая новый глоток, заметил Адам. – С чего такая жара?
– Ты в Мемфисе, мой мальчик. Жара простоит до конца сентября.
– Я этого не выдержу.
– Привыкнешь. Мы спасаемся холодным чаем и редко выходим на улицу. А что мать?
– По-прежнему в Портленде. Вышла замуж за торговца лесом. Как-то раз я его видел. Лет шестидесяти пяти, хотя вполне можно дать и семьдесят. Ей же сорок семь, а выглядит на сорок. Дивная парочка. Отдыхать предпочитают на юге Франции или в Ницце, там, куда слетается публика состоятельная. Она чувствует себя счастливой: дети выросли, Эдди Умер, прошлое давно позади. Денег у матери с избытком, она вовсю радуется жизни.
– Ты слишком жесток.
– Я слишком легкомыслен. Она и вспоминать обо мне не хочет, считает меня свидетельством былого позора семьи.
– Она любит тебя, Адам.
– Как приятно это слышать! Ты-то откуда знаешь?
– Я просто знаю.
– Вот уж не думал, что вы с матерью так близки.
– А мы и не близки. Успокойся, Адам, не переживай.
– Прости. Нервы. Я бы выпил чего-нибудь покрепче.
– Без проблем. Почему бы нам не развлечься, пока ты здесь?
– Я приехал не развлекаться, тетя Ли.
– Просто Ли, договорились?
– Договорились. Завтра я должен увидеть Сэма. Поднявшись, тетя вошла в дом, чтобы вскоре вернуться с бутылкой виски. Плеснув в оба стакана, она взяла свой, повернулась к реке.
– Зачем?
– Он – мой дед. Затем, что ему грозит смерть. Затем, что я адвокат и хочу помочь ему.
– Но он даже не знает тебя.
– Завтра познакомимся.
– То есть ты все ему расскажешь?
– Естественно. Я все ему расскажу. Не веришь, да? Не укладывается в голове, что я готов разворошить кучу грязного белья?
Сжимая в ладонях стакан, Ли медленно покачала головой.
– Это убьет его, – прошептала она.
– Нет. Неужели тебя волнуют его проблемы?
– Волнуют.
– Вот как? Когда ты в последний раз видела Сэма?
– Не начинай, Адам. Ты не поймешь меня.
– Справедливо. Но в таком случае объясни. Я хочу тебя понять.
– Нам лучше поговорить о чем-то другом, милый. Сейчас я не в состоянии. Чуть позже.
– Нет.
– Обещаю. Мне не хватает духа, Я думала, мы посидим и просто посплетничаем.
– Извини, Ли. Я устал от сплетен и секретов. Я лишен прошлого – отец предусмотрительно стер его. А ведь я должен знать, насколько оно было неприглядным.
– Оно было ужасным, – неслышно выдохнула тетя.
– О'кей. Но я уже не маленький, выдержу. Отец, так сказать, от этой задачи самоустранился. Боюсь, кроме тебя, разрешить ее некому.
– Дай мне время.
– Его нет, Ли. Завтра я увижусь с дедом. – Адам в один глоток осушил стакан, рукавом рубашки вытер губы. – Двадцать три года назад “Ньюсуик” писал о том, что отец Сэма тоже входил в Клан. Это правда?
– Правда. Твой прадед состоял членом Ку-клукс-клана.
– Так же, как и его братья?
– Почти все семейство.
– А еще, упоминала статья, жители округа Форд знали, что в начале пятидесятых Сэм Кэйхолл застрелил чернокожего и остался на свободе. Его даже не арестовали. Тоже правда?
– Какая сейчас разница, Адам? Тогда тебя еще на свете не было.
– Но факт имел место?
– Имел.
– И ты о нем знала?
– Я видела все своими глазами.
– Своими глазами?
Адам не мог в это поверить. С шумом выдохнув, он повернул голову к окну: с реки донесся протяжный гудок буксирного катера.
– Давай все-таки сменим тему, – умоляюще произнесла Ли.
– Ребенком, – задумчиво отозвался он, – я очень любил историю. Зачитывался книжками про первых поселенцев, про катившие на запад фургоны, ковбоев, “золотую лихорадку” и стычки с индейцами. В соседнем классе учился паренек, который утверждал, будто его прапрадед грабил поезда, а денежки прятал в Мексике. Мальчишка хотел собрать приятелей и ринуться на поиски зарытых где-то под кактусом сокровищ. Каждый понимал, что эти россказни – чистой воды фантазия, но играть с ним было здорово. Меня всегда интересовали мои предки, временами казалось, их не существует вовсе.
– А что говорил Эдди?
– Что все они давно мертвы, что занятия историей – пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я проходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.
Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.
– На самом деле все намного сложнее, Адам.
– Так когда же ты мне расскажешь?
Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Кассета заканчивалась кадрами, на которых вновь закованного в наручники Сэма выводят из зала суда. Присяжные только что объявили вердикт: смерть. Лицо Кэйхолла хранит полную невозмутимость. Его адвокат потрясен. Телевизионный комментатор сообщает, что в течение недели преступник окажется на Скамье.
Включив перемотку, Адам уставился в темный экран. Позади кушетки на полу стояли три картонных коробки с бумагами: объемистые отчеты о всех трех судебных процессах были приобретены еще в Пеппердайне. Кроме официальных документов, в коробках лежали ксерокопии сотен газетных и журнальных статей, десятков апелляций, материалы по вопросу отмены смертной казни. Теперь о деде никто не знал больше, чем он.
И все-таки Адам понимал: сделан лишь первый шаг. Нажатая кнопка запустила кассету вновь.
ГЛАВА 7
Похороны Эдди Кэйхолла состоялись через месяц после того, как Сэму был вынесен смертный приговор. В небольшую часовню на окраине Санта-Моники пришли немногочисленные члены семьи и несколько друзей. Адам сидел в первом ряду, между матерью и сестрой. Держась за руки, все трое неотрывно смотрели на стоящий в метре от них закрытый гроб. Как и всегда, мать держалась подчеркнуто прямо, изредка смахивая носовым платком слезу со щеки. При жизни отца родители столько раз ссорились, а затем вновь мирились, что постоянные дрязги сын и дочь воспринимали в порядке вещей. Семья пребывала в состоянии бесконечной неопределенности: каждый день стороны вынашивали планы развода, обменивались угрозами развода, уточняли процедуру развода, делили детей, вели переговоры с адвокатами, заполняли соответствующие бланки, затем рвали их и клялись друг другу в вечной любви. Во время третьего суда над Сэмом Кэйхоллом мать собрала скудные пожитки и вернулась в их маленький домик – чтобы быть рядом с Эдди. Отец же бросил ходить на работу и удалился в свой наглухо замкнутый от окружающих мир. Адам приставал к матери с наивными вопросами, в ответ на которые звучала одна и та же фраза: “У папы плохое настроение”. Шторы на окнах были всегда опущены, из ламп горели только ночники, говорили в доме шепотом, телевизор не включался вообще. Семья терпеливо ждала, когда у ее главы улучшится настроение.
Три недели спустя после оглашения приговора Эдди решился. Зная, что Адам придет домой первым, он прошел в спальню сына, сунул в рот дуло револьвера и нажал на курок.
Перед этим отец оставил на полу записку, где просил Адама навести до возвращения женщин порядок. Вторая записка лежала в кухне.
Кармен тогда шел пятнадцатый год. Зачата девочка была в Миссисипи, но на свет появилась уже в Калифорнии, куда торопливо бежали от людской молвы ее родители. К моменту рождения дочери Эдди официально сменил фамилию предков на Холл. Алан превратился в Адама. Жили они на востоке Лос-Анджелеса, в трехкомнатной квартирке с дырявыми простынями на окнах вместо занавесок. Убогий полуподвал стал первым из их многочисленных временных прибежищ.
Справа от Кармен на скамье часовни сидела загадочная тетя Ли. Получасом ранее детей представили сестре усопшего, его единственной родственнице. Вообще-то родители избегали разговоров о своих ближних, но имя “Ли” все же иногда упоминалось. Тетка обитала в Мемфисе, где удачно вышла замуж, познала радости материнства и окончательно порвала все связи с Эдди по причине не утихшей с детства вражды. Адам и Кармен уже долгое время горели желанием увидеть хоть кого-то из родственников, и таинственная сестра отца разожгла в обоих неуемную фантазию. Им страшно хотелось познакомиться с ней, однако Эдди категорически отказал детям. По его словам, тетка представляла собой настоящее чудовище. Позже мать шепотом поведала, что Ли – прекрасной души человек и как-нибудь они обязательно съездят к ней в Мемфис.
Но судьба распорядилась иначе: тетя Ли сама прилетела в Калифорнию, чтобы вместе с ними предать земле тело Эдди Холла. Задержавшись на пару недель после похорон, она свела дружбу с племянником и племянницей. Оба были в восторге: красивая, никогда не терявшая присутствия духа, тетка носила выцветшие джинсы, мужские футболки и не боялась босиком ходить по песку. Она таскала подростков по магазинам, кинотеатрам, устраивала долгие прогулки вдоль океанского побережья. В разговорах Ли часто извинялась за то, что ни разу не навестила их раньше – Эдди слышать об этом не мог, поскольку всегда проигрывал сестре в детских драках.
Однажды, когда Адам, сидя рядом с ней на теплых досках Длинного пирса, следил за красным диском опускавшегося в океан солнца, тетка рассказала пареньку всю правду. Оказывается, до трех лет он жил в крохотном городке штата Миссисипи. Дед его, Сэм Кэйхолл, был весьма активным членом Ку-клукс-клана, на счету которого немало загубленных жизней. Последнее его дело – взрыв адвокатской конторы Марвина Крамера, унесший невинные души двух пятилетних мальчиков, что явилось чуть позже причиной смерти и их отца. Сэма трижды судили, и в конечном итоге он попал в Парчман, где со дня на день может быть приведен в исполнение смертный приговор.
Рассказу тетки не хватало множества деталей, но основные моменты Ли изложила с чувством и достаточно подробно.
Историю деда Адам воспринял с удивительной для семнадцатилетнего паренька, всего неделей раньше похоронившего своего отца, стойкостью. Он задал Ли четыре или пять вопросов, но большую часть времени просто слушал, не испытывая гнева или потрясения. Он казался очарованным. Трагическое повествование заполнило в душе Адама какие-то пустоты. Значит, у него все-таки есть семья! Значит, он ничем не отличается от сверстников, он нормален! Значит, должны быть и другие родственники с их тайнами. Может, где-то стоит, окруженный пашнями, дом, что построили предки, а рядом пасутся кони. Значит, у его рода существует история.
Умная тетка прочла, по-видимому, мысли юноши. Во всяком случае, Ли тут же пояснила: Кэйхоллы всегда считались людьми не от мира сего, они привыкли держаться особняком, а незваных гостей отсылали подальше. Они не устраивали веселых застолий на Рождество, не собирались большой семьей, чтобы отпраздновать Четвертое июля. Да что там говорить – Ли жила в часе езды от Клэнтона, но никого из них не видела.
В течение следующей недели оба отправлялись на пирс ежедневно. Заходили по пути на рынок, покупали увесистые грозди спелого винограда и до глубокой темноты сидели на досках, выплевывая маленькие косточки в тихо плескавшуюся под ногами воду. Тетка делилась воспоминаниями о детстве. Вместе с младшим братом она жила на скромной ферме неподалеку от Клэнтона: были там и пруды с жирными карасями, и смешные лошадки-пони. Сэм Кэйхолл являл собой примерного отца, одинаково чуждого в общении с детьми приторным лобзаниям и ненужной строгости. Мать, слабая по характеру женщина, побаивалась Сэма, но души не чаяла в дочери и сыне. Когда старшей исполнилось шесть, а младшему было почти четыре, мертвым родился третий ребенок, после чего мать около года не выходила из своей комнаты. За детьми все это время присматривала нанятая отцом негритянка. Вскоре мать умерла от рака. Чтобы проводить ее на кладбище, Кэйхоллы в последний раз собрались вместе. Эдди украдкой пробрался в город и, как одинокий волчонок, шел по пятам похоронной процессии. Через три года Сэма арестовали, а еще через пару дней был зачитан приговор.
О себе Ли рассказывала неохотно. Сразу по окончании средней школы она восемнадцатилетней девчонкой сбежала из дома в Нэшвилл. Там простодушная красавица рассчитывала стать новой эстрадной звездой. Случайное знакомство привело ее в семью состоятельного банкира, чей наследник, Фелпс Бут, завершал курс наук в Вандербильтском университете. После свадьбы молодые переехали в Мемфис. Единственный сын тетки, Уолт, которого отличал бунтарский дух, жил в Амстердаме. Никакой другой информации Адам не услышал.
Ему было трудно судить, унаследовала ли тетка черты настоящих Кэйхоллов. Складывалось впечатление, что голос крови звучит в ней мощным крещендо. Но стоило ли ее за это винить?
Исчезла она так же незаметно, как и появилась. Поднявшись еще до рассвета, тихо вышла из дома. Два дня спустя Ли позвонила, чтобы искренне поблагодарить Адама и Кармен за гостеприимство; с жаром убеждала обоих писать ей письма. Таковые были написаны и отправлены, однако ответ почтальон доставил очень не скоро. Смолк телефон. Внезапно начавшаяся дружба медленно угасла. Мать пыталась оправдать тетку – для нее та оставалась “прекрасной души человеком”. Однако мать, будучи одной из Кэйхоллов, несла, наверное, на себе проклятие рода. Адама вновь окружила пустота.
Летом, сразу по окончании колледжа в Пеппердайне, он вместе с однокашником через всю страну отправился в Ки-Уэст. Друзья заехали в Мемфис, чтобы провести пару дней у тетки Ли. Жила она в просторном особняке на высоком берегу реки. Все трое часами сидели во внутреннем дворике, поедали домашнюю пиццу, запивая ее превосходным пивом, следили за ползущими по Миссисипи баржами и вели долгие разговоры. О семье в них не было произнесено ни слова. Адама переполняли впечатления от учебы, тетку живо интересовало его будущее. Ли оказалась не только приятной собеседницей, но и весьма гостеприимной хозяйкой. Когда они расставались, в глазах женщины блеснули слезы.
– Обещай, что еще приедешь!
Не желая пересекать штат, Адам предложил двинуться на восток, в Теннесси. Уже возле Смоки-Маунтинс, в одном из городков, друзей, по расчетам Адама, отделяла от Парчмана всего сотня миль. Было это четыре года назад, в 1986-м. К этому времени коробка с материалами по делу Сэма Кэйхолла почти заполнилась. Оставалось лишь привести в порядок видеозаписи.
* * *
Поздно вечером Адам кратко переговорил с тетей по телефону, сказал, что проведет в Мемфисе несколько месяцев и будет рад увидеться. Ли пригласила его к себе: четыре спальни для гостей все равно пустуют, он просто должен пожить у нее. Когда Адам сообщил о цели приезда, на другом конце провода повисло долгое молчание.
– В любом случае заходи, – без особого энтузиазма пригласила наконец тетя. – Поговорим. Там будет видно.
Вечером, в начале десятого, он выбрался из черного “сааба”, нажал кнопку звонка и посмотрел по сторонам. Крытый красной черепицей особняк стоял в ряду себе подобных. Небольшой поселок окружала кирпичная стена, у единственных ворот расхаживал вооруженный охранник. Похоже, обитатели вилл несколько опасались соседства с городом. За исключением вида на реку, ничего примечательного в дорогом районе не было.
Раскрыв дверь, Ли ткнулась носом в щеку племянника.
– Добро пожаловать. – Она бросила взгляд на стоянку машин, повернула ручку замка. – Устал?
– Не очень. Дорога отняла двенадцать часов. Мог бы уложиться в десять, но я не спешил.
– Поешь?
– Нет. Я недавно перекусил.
Они смотрели друг на друга. Тетке должно было скоро исполниться пятьдесят, за прошедшие с момента их последней встречи четыре года она заметно постарела. В собранных в длинный хвост каштановых волосах появились седые нити, голубые когда-то глаза окружила сетка мелких морщин. Поверх старых джинсов свободно болтался домашний халат.
– Хорошо, что приехал, – мягко улыбнулась Ли.
– Ты уверена?
– Конечно. Пойдем посидим.
Взяв Адама за руку, она провела его сквозь стеклянные двери во внутренний дворик, где с толстых деревянных балок свисали горшки бугенвиллеи. Далеко внизу плавно несла свои воды река. Оба опустились в кресла-качалки.
– Как Кармен? – спросила тетя, наливая в высокие стаканы ледяной чай.
– У нее все отлично. Заканчивает Беркли. Раз в неделю мы говорим по телефону. Встречается с парнем, и намерения, по-моему, самые серьезные.
– Что она там изучает? Я, признаться, забыла.
– Психологию. После защиты хочет преподавать.
В чае ощущался терпкий вкус лимона и недостаток сахара. Густой, горячий воздух был влажным.
– Уже почти десять, – с наслаждением делая новый глоток, заметил Адам. – С чего такая жара?
– Ты в Мемфисе, мой мальчик. Жара простоит до конца сентября.
– Я этого не выдержу.
– Привыкнешь. Мы спасаемся холодным чаем и редко выходим на улицу. А что мать?
– По-прежнему в Портленде. Вышла замуж за торговца лесом. Как-то раз я его видел. Лет шестидесяти пяти, хотя вполне можно дать и семьдесят. Ей же сорок семь, а выглядит на сорок. Дивная парочка. Отдыхать предпочитают на юге Франции или в Ницце, там, куда слетается публика состоятельная. Она чувствует себя счастливой: дети выросли, Эдди Умер, прошлое давно позади. Денег у матери с избытком, она вовсю радуется жизни.
– Ты слишком жесток.
– Я слишком легкомыслен. Она и вспоминать обо мне не хочет, считает меня свидетельством былого позора семьи.
– Она любит тебя, Адам.
– Как приятно это слышать! Ты-то откуда знаешь?
– Я просто знаю.
– Вот уж не думал, что вы с матерью так близки.
– А мы и не близки. Успокойся, Адам, не переживай.
– Прости. Нервы. Я бы выпил чего-нибудь покрепче.
– Без проблем. Почему бы нам не развлечься, пока ты здесь?
– Я приехал не развлекаться, тетя Ли.
– Просто Ли, договорились?
– Договорились. Завтра я должен увидеть Сэма. Поднявшись, тетя вошла в дом, чтобы вскоре вернуться с бутылкой виски. Плеснув в оба стакана, она взяла свой, повернулась к реке.
– Зачем?
– Он – мой дед. Затем, что ему грозит смерть. Затем, что я адвокат и хочу помочь ему.
– Но он даже не знает тебя.
– Завтра познакомимся.
– То есть ты все ему расскажешь?
– Естественно. Я все ему расскажу. Не веришь, да? Не укладывается в голове, что я готов разворошить кучу грязного белья?
Сжимая в ладонях стакан, Ли медленно покачала головой.
– Это убьет его, – прошептала она.
– Нет. Неужели тебя волнуют его проблемы?
– Волнуют.
– Вот как? Когда ты в последний раз видела Сэма?
– Не начинай, Адам. Ты не поймешь меня.
– Справедливо. Но в таком случае объясни. Я хочу тебя понять.
– Нам лучше поговорить о чем-то другом, милый. Сейчас я не в состоянии. Чуть позже.
– Нет.
– Обещаю. Мне не хватает духа, Я думала, мы посидим и просто посплетничаем.
– Извини, Ли. Я устал от сплетен и секретов. Я лишен прошлого – отец предусмотрительно стер его. А ведь я должен знать, насколько оно было неприглядным.
– Оно было ужасным, – неслышно выдохнула тетя.
– О'кей. Но я уже не маленький, выдержу. Отец, так сказать, от этой задачи самоустранился. Боюсь, кроме тебя, разрешить ее некому.
– Дай мне время.
– Его нет, Ли. Завтра я увижусь с дедом. – Адам в один глоток осушил стакан, рукавом рубашки вытер губы. – Двадцать три года назад “Ньюсуик” писал о том, что отец Сэма тоже входил в Клан. Это правда?
– Правда. Твой прадед состоял членом Ку-клукс-клана.
– Так же, как и его братья?
– Почти все семейство.
– А еще, упоминала статья, жители округа Форд знали, что в начале пятидесятых Сэм Кэйхолл застрелил чернокожего и остался на свободе. Его даже не арестовали. Тоже правда?
– Какая сейчас разница, Адам? Тогда тебя еще на свете не было.
– Но факт имел место?
– Имел.
– И ты о нем знала?
– Я видела все своими глазами.
– Своими глазами?
Адам не мог в это поверить. С шумом выдохнув, он повернул голову к окну: с реки донесся протяжный гудок буксирного катера.
– Давай все-таки сменим тему, – умоляюще произнесла Ли.
– Ребенком, – задумчиво отозвался он, – я очень любил историю. Зачитывался книжками про первых поселенцев, про катившие на запад фургоны, ковбоев, “золотую лихорадку” и стычки с индейцами. В соседнем классе учился паренек, который утверждал, будто его прапрадед грабил поезда, а денежки прятал в Мексике. Мальчишка хотел собрать приятелей и ринуться на поиски зарытых где-то под кактусом сокровищ. Каждый понимал, что эти россказни – чистой воды фантазия, но играть с ним было здорово. Меня всегда интересовали мои предки, временами казалось, их не существует вовсе.
– А что говорил Эдди?
– Что все они давно мертвы, что занятия историей – пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я проходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.
Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.
– На самом деле все намного сложнее, Адам.
– Так когда же ты мне расскажешь?
Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60