Теперь оно завершено.
Габриэла вслух прочла надпись на шелковом кружке: «Мариано Фортуни. Венеция».
– Как великодушно!
– Габриэла, мне так хочется поблагодарить его лично, но, насколько я знаю от Марко, сейчас Фортуни уже в пути.
Жюльетт пришила маркировку на спинку платья с внутренней стороны, рядом с горловиной. Затем написала Николаю об этой удаче.
С Марко она увиделась только на ужине накануне его отъезда. Марко уже знал о письме Фортуни. Его глаза радостно засверкали, когда он увидел, с каким энтузиазмом Жюльетт приняла подарок.
– Я отправила ему в Венецию письмо с благодарностью. Палаццо Пезаро дегли Орфей. Звучит грандиозно!
– Это один из лучших особняков в Венеции. Бывший дворец, построен еще в тринадцатом веке богатейшим родом Пезаро. Сегодня его называют Палаццо Орфей.
– Он на Большом Канале?
– Нет, но недалеко. Фортуни, вернее, дон Мариано, он любит, чтобы к нему так обращались, живет там уже несколько лет. С тех пор, как переехал из дома матери на берегу Большого Канала – Палаццо Мартиненго.
Во время приема Жюльетт пользовалась необычайным успехом и не могла танцевать с Марко так часто, как ей хотелось бы. Но синьор Романелли легко находил общий язык с самыми разными людьми. Когда бы ни посмотрела на него Жюльетт, он всегда увлеченно беседовал. Женщины находили его итальянскую внешность более чем привлекательной.
Последний танец перед ужином Жюльетт оставила для Марко.
– Будете ли вы заезжать в Париж по дороге домой? – спросила девушка, когда вальс окончился, и все направились в столовую.
– На этот раз – нет, у меня слишком много дел на родине.
– А вы были в Японии на шелкопрядильной фабрике?
– Да, три года назад. Что вы думаете о шелках, которые я поставляю Фортуни?
– Мне хотелось бы, чтобы его дельфийские шелка снискали себе ту славу, которую они заслуживают.
– О Фортуни не стоит беспокоиться. Он индивидуалист и не интересуется общественным признанием. Он влюблен в прошлое, в богатые, роскошные ткани, искусство и архитектуру ушедших веков. Древние связи Венеции с Востоком, возможно, сыграли свою роль. Он обожает свой город и был бы счастлив, если бы мог одеваться как Марко Поло.
– Как интересно и увлекательно все, что вы говорите о нем.
В конце вечера Жюльетт простилась с Марко.
– До встречи в Париже!
– До встречи! – отозвался он. – Передайте мой привет Николаю.
– Обязательно.
Все дела Жюльетт улажены и можно уезжать домой. Но Габриэла не хотела отпускать подругу, ведь в Лондоне еще можно посмотреть очень многое! К тому же, было неизвестно, когда возвращается Николай. Жюльетт получила от него только одно письмо. Кроме искренних выражений любви, оно содержало менее радостные вести: ситуация в России со времен его предшествующего визита сильно ухудшилась. По распоряжению отца у ворот особняка Карсавиных установлена охрана, но сам старик с печалью смотрит на вооруженных людей, вспоминая светлые годы детства и юности. Николай ничего не писал о том, как семья Карсавиных отнеслась к его идее брака, но Жюльетт и так поняла, что ее опасения оправдались. Больше, чем когда-либо, ей хотелось вернуться в Париж и встретиться с любимым.
– Мне нужно уехать в пятницу, – твердо сказала девушка за завтраком. – Я узнала расписание паромов в Дувр. Вечером буду в Париже.
Габриэла и Дерек отправились проводить Жюльетт. На вокзале Виктория Габриэла разрыдалась, умоляя подругу быть осторожной и заботиться о себе.
– В любом случае, ты всегда можешь приехать и жить с нами в Лондоне, – голос ее срывался.
Пораженная Жюльетт не понимала причины такого поведения подруги. Она посмотрела на Дерека. Тот только пожал плечами.
– У Габриэлы возникла странная мысль: если ты не будешь здесь, с нами, то обязательно произойдет что-то плохое. Жюльетт, я уверен, что ты умеешь находить свою дорогу в жизни.
– Конечно, – девушка улыбнулась, глядя в озабоченное лицо подруги. – Не волнуйся за меня. В мире моды волчьи законы, но эти волки скорее пугают, чем кусают.
Ее фраза возымела некоторый эффект – Габриэла улыбнулась сквозь слезы.
* * *
Когда Жюльетт прибыла домой, Париж уже светился первыми вечерними огнями. Дениза еще не вернулась из ателье. В коридоре на подносе для писем лежала записка от Николая. Жюльетт вскрыла конверт – письмо написано три дня назад. Николай в Париже, но уже получил указание от дяди отправиться в Брюссель по дипломатическим делам. Николай сообщал, что пытается оттянуть отъезд, чтобы увидеться с Жюльетт. Она тут же позвонила в его номер в отеле. Слуга Николая, узнав ее имя, сообщил, что граф Карсавин уезжает из Парижа завтра в полдень, а сейчас находится в своей мастерской. Даже не переодевшись, прямо в дорожном платье, Жюльетт выбежала из дома и наняла экипаж.
Задыхаясь от волнения, она увидела светящиеся окна мастерской. Жюльетт бросилась к двери, широко распахнула ее.
Николай стоял у завершенной скульптуры. Резко повернувшись, он радостно улыбнулся.
– Боже, ты вернулась! – воскликнул он охрипшим от волнения голосом.
Жюльетт бросилась к нему в объятия. Они поцеловались так страстно, словно пытались утолить голод разлуки. Одежда упала на пол, и через мгновение два тела, казалось, слились воедино. Их охватила такая страсть, что Жюльетт не смогла сдержать стонов почти невыносимого удовольствия. Они закончили одновременно…
Нежась в объятиях друг друга, они улыбались, вновь целовались, наслаждаясь прикосновениями тел, чувствуя, что только вдвоем могут быть счастливы.
– Ты – моя жизнь, – прошептал Николай, – моя единственная любовь.
Она прижалась губами к его рту, боясь, что Николай снова заговорит о будущем. Сегодняшний день принадлежит ей, ничто во внешнем мире не имеет право проникнуть сквозь запертую дверь, сквозь окно с задернутыми шторами.
Николай вновь любил ее, уже неторопливо, успокаивая поцелуями и лаской, от которых страстная натура Жюльетт словно поднималась к небесам. Так прошла ночь. Только под утро они уснули в объятиях друг друга. Ее медные волосы опутали его плечи и шею.
Утром Жюльетт еще спала и не слышала, как Николай вышел на кухню и приготовил кофе. Девушка проснулась, когда он вернулся в комнату с двумя дымящимися чашками в накинутом на плечи халате натурщика.
– Здравствуй, cherie.
Жюльетт привстала в кровати, отбросив со лба волосы, и улыбнулась.
– Который час? – спросила она, уютно подоткнув подушку под спину.
Николай протянул ей чашку.
– Девять. Рано, не хотел тебя будить, но должен еще побывать в посольстве до того, как уеду. Сегодня в полдень, с вокзала Сент-Лазар, – его лицо стало серьезным. – Мы не говорили об этом ночью, может быть, стоит сейчас…
Она неохотно кивнула, зная, что пришло то время, которое несет им тревогу, беду. – Да.
Его откровенные слова заставили девушку вздрогнуть.
– Я должен вернуться домой в конце следующей недели прямо из Бельгии. Мои дни в Париже… Их больше нет.
Жюльетт, потрясенная, неотрывно смотрела на него.
– Я многое понял, – хмуро продолжал Николай. – Во Франции я жил, словно в раю – раю для глупцов, стараясь не замечать, как нужен на родине.
– Твой отец болен? Николай покачал головой.
– Нет, хотя уже далеко не молод. Доктор уверил меня, что при наличии ухода и заботы, отец протянет еще много лет.
– И ты принял решение? – Жюльетт боялась услышать ответ. Взгляд Николая стал жестким.
– Дело в том, что в России неспокойно, – он провел по лицу рукой, словно стремясь отогнать сцену, свидетелем которой стал. Казаки на лошадях разгоняли толпу голодных людей. Николай навсегда запомнил испуганные лица, вопли женщин, плач детей, стоны раненых. А он не мог им помочь, не мог вмешаться. – На второй день моего прибытия в Петербург я отправился во дворец, к царю, когда улицу неожиданно запрудили обезумевшие люди, пытающиеся уклониться от казаков с саблями. Я выпрыгнул из автомобиля, но ничего, ничего не мог… Одна женщина погибла прямо у меня на глазах. На лице Жюльетт застыл ужас.
– И когда кончится все это?
– Не знаю. Нужно что-то менять. Я должен вернуться, не могу оставаться здесь, пока там… Я знаю многих важных людей в государстве, некоторых – с детства. У меня есть, как говорят, влияние, но только, если буду в России, мой голос может иметь вес. Нет, я предан царю, но честно хочу сказать: он слабый человек, под сильным влиянием своей жены, которая, в свою очередь, находится под воздействием страшного человека – Распутина, она считает, что этот дремучий монах спас жизнь бедного царевича, больного гемофилией, – Николай взял руку Жюльетт, сжал ее пальцы. – Скажи, что ты готова поехать со мной. Я не смогу уехать без тебя.
Жюльетт задрожала всем телом.
– Все случилось так быстро. Как твоя семья отнеслась к идее жениться на мне?
– Плохо, – честно ответил Николай, – но это не имеет значения для нас. Впереди – трудности, грядут перемены. Когда ситуация в России станет стабильной, мы сможем надолго приезжать в Париж, – он нежно сжал ее плечо. – Конечно, все будет непросто. Я не смогу предложить тебе ту жизнь, о которой когда-то мечтал, но хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Жюльетт отстранилась, чувствуя, как сердце разрывается на части:
– Что хорошего может получиться, если твоя семья отвернется от тебя?
На какое-то мгновение он заколебался, но быстро опомнился: нет, он не может отпустить ее.
– У меня много хороших друзей. России сейчас нужны мужчины. Я смогу быть связующей нитью между правительством и простыми людьми, я понимаю их. В предыдущие приезды мне удавалось найти нужные слова. Рабочие, крестьяне доверяют мне, – он наклонился к Жюльетт, глядя прямо в глаза. – Итак, что ты ответишь, любимая? Я люблю тебя. Ты – все для меня. Я не уеду из Парижа до тех пор, пока ты не пообещаешь приехать в Брюссель на следующей неделе, а потом мы отправимся в Петербург.
Ее губы дрожали, в глазах застыло отчаяние. Сердце, казалось, кричало от боли. Нет, она не сумеет ему отказать. Жюльетт ясно видела, как потрясла его сцена убийства, свидетелем которой он стал в России. Здесь, на Западе, его жизнь была простой и легкой. Странно, но Жюльетт гордилась, что надвигающиеся грозные события уже пробудили в нем силу и мужество. Николай уверен, что нужен сейчас своей стране. И уверен, ему нужна она, Жюльетт! Разве может она отвернуться от любимого человека во имя собственного эгоизма? Даже привязанность к Франции уступит место любви к этому русскому…
Закрыв глаза, Жюльетт попыталась представить себе, как встретит ее семья Николая, как все будут поворачиваться спиной, как на лице Анны Долоховой появится презрительная улыбка… Но на другой чаше весов – разлука. Которую невозможно перенести. И он просит ее о помощи в своем крестовом походе против предрассудков.
Жюльетт медленно подняла голову. Любовь должна светить, даже если дорогу жизни окутала полночь.
– Я приеду в Брюссель.
Николай крепко обнял ее, нежно целуя. Он понимал: Жюльетт многим жертвует ради него.
– Ты никогда не пожалеешь! Клянусь!
Жюльетт сказала, что должна подготовить сестру к мысли об отъезде. Они говорили еще о многом. По словам Николая, жить в Петербурге они будут не во дворце отца, а в городском доме, принадлежащем лично графу Николаю Карсавину. В нем – множество комнат, и Жюльетт может любую превратить в мастерскую моделирования одежды. Николай уже договорился, чтобы его инструменты, скульптура Жюльетт, все материалы были отправлены по этому адресу.
Одевшись, оба еще долго стояли молча, не в силах разомкнуть объятия, стараясь продлить светлые мгновения накануне важных жизненных перемен. Жюльетт знала, что всегда будет помнить эту комнату – гавань их любви, где каждый забывал о своих делах – о дипломатической службе и о мире моды.
– Когда-нибудь, – тихо сказала девушка, – на стене этого дома появится мемориальная доска, свидетельствующая, что русский скульптор Николай Карсавин создавал здесь свои ранние работы, принесшие ему известность.
Он рассмеялся.
– Очень сомневаюсь в этом.
Жюльетт внимательно посмотрела ему в глаза.
– Но так может быть! Что бы ни случилось, но скульптурой ты все равно будешь заниматься!
– Ну, хорошо. Если даже и появится такая доска, все равно никто не будет знать, почему эта мастерская была так дорога мне.
– Пусть это будет нашей тайной.
– Хорошо, – он поцеловал ее.
Они вышли из дома, и Николай запер дверь мастерской.
Глава 13
Жюльетт оборвала стенания Денизы по поводу отсутствия сестры всю Ночь сообщением об отъезде в Санкт-Петербург вместе с Николаем, за которого собирается замуж. К счастью, кабинет баронессы находился в пристройке, поэтому ее возмущенные крики не всполошили служащих ателье. В конце концов, Дениза, вся в слезах, упала в кресло. Глубоко огорченная, Жюльетт попыталась утешить ее, обняв за поникшие плечи, но сестра решительно отстранилась.
– У меня были такие планы! – сквозь слезы прошептала она. – Я хотела, чтобы ателье Ландель перешло к тебе, твоим детям, внукам. Чтобы век за веком…
– Но на это никогда нельзя рассчитывать, – возразила Жюльетт. – Дети вырастают и сами решают свою судьбу.
– Но я бы сделала все возможное, чтобы твои дети пошли по той дороге, которую я…
– Послушай! – оборвала ее Жюльетт. В голосе младшей сестры звучало искреннее сочувствие. – Отъезд из Парижа разорвет мою связь с ателье Ландель, хочу я этого, или нет. Я больше не смогу следить за модой во Франции. Если мне придется заниматься тканями, моделированием, это будет предназначено для русского рынка. Все, что я могу обещать, – присылать тебе новые наброски, фасоны, которые сгодятся для одежды «от Ландель».
Дениза подняла глаза, в которых светилась ярость.
– А откуда ты будешь черпать вдохновение в этой Богом проклятой стране?
– В иконах, где переливаются золотые и темно-синие краски. В великих полотнах русских художников. Разве не русские подарили нам идею, которая стала событием в зимнем сезоне – стоит только вспомнить казацкие бурки, меховые шапки и свободные шубы? Ты не должна думать, что я порываю с Францией навсегда. Николай обещал, что мы будем подолгу жить в Париже. До отъезда в Брюссель осталось десять дней. Не стоит тратить время на бесполезные споры. Я должна завершить множество дел. И начать стоит с обсуждения моей лондонской поездки.
Дениза знала: если Жюльетт захочет, то просто уйдет, хлопнув дверью после всех ссор и раздоров. Нет, она не ощущала ни капли сочувствия – ее собственные планы рухнули, отчаяние было столь велико, что у нее не осталось сил быть снисходительной к Жюльетт, которая хочет выйти замуж за любимого человека. Но все же одна мысль проникла в сознание. Коллекция одежды в русском стиле, казацкие мотивы. Даже в момент отчаяния это произвело впечатление. От подобной идеи нельзя отвернуться.
Блеснул еще один луч надежды: Жюльетт и Николай будут часто приезжать в Париж. Вместе с детьми. Она сама познакомит племянников и племянниц с миром моды, выберет одного из детей, наиболее способного и заинтересованного в игре красок и очаровании силуэтов… Дениза представила себя в роли любящей тети, договаривающейся с сестрой о том, чтобы один из детей – для его же блага – остался в Париже. Но краска гнева еще не сошла с ее щек.
– Согласна, мы в полной мере должны использовать время, оставшееся до отъезда. Надеюсь, мы будем переписываться. Хотелось бы, чтобы в Санкт-Петербурге ты начала разработку моделей по казацким мотивам. А сейчас расскажи о поездке в Лондон.
Жюльетт облегченно вздохнула.
* * *
В последующие дни Жюльетт была ужасно занята. Дениза настояла на том, чтобы сестра взяла с собой весь свой гардероб. Идея рекламы «от Ландель» продолжала жить. Были закуплены еще два дорожных сундука. Николай прислал билеты первого класса до Брюсселя с сопроводительным письмом, полным пылких заверений в любви.
Утром того дня, когда Жюльетт должна была отправиться в Брюссель, Дениза прислала девушку, которая попросила мадмуазель Кладель пройти в кабинет баронессы. Жюльетт уже закончила все дела и занималась наведением порядка на рабочем столе. Она решила, что Дениза в последний момент придумала еще какое-нибудь поручение. Всего несколько часов отделяют Жюльетт от новой жизни. Со счастливой улыбкой она спустилась вниз, полная радужных надежд.
К удивлению Жюльетт, Дениза не сидела за столом, а стояла у окна. Выражение лица сестры поразило девушку, сердце забилось от тревожного предчувствия.
– Что случилось?
Дениза заколебалась, но все же в ее голосе прозвучала нотка торжества, когда она сообщила:
– Приготовься, Жюльетт. Ты не уезжаешь ни в Бельгию, ни в Россию, вообще никуда. Невеста Николая Карсавина вместе со своей мачехой приехала из Санкт-Петербурга, чтобы заказать подвенечное платье.
Жюльетт застыла на месте, смертельно побледнев. Дениза бросилась к ней, опасаясь, что сестра упадет в обморок, и усадила на стул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Габриэла вслух прочла надпись на шелковом кружке: «Мариано Фортуни. Венеция».
– Как великодушно!
– Габриэла, мне так хочется поблагодарить его лично, но, насколько я знаю от Марко, сейчас Фортуни уже в пути.
Жюльетт пришила маркировку на спинку платья с внутренней стороны, рядом с горловиной. Затем написала Николаю об этой удаче.
С Марко она увиделась только на ужине накануне его отъезда. Марко уже знал о письме Фортуни. Его глаза радостно засверкали, когда он увидел, с каким энтузиазмом Жюльетт приняла подарок.
– Я отправила ему в Венецию письмо с благодарностью. Палаццо Пезаро дегли Орфей. Звучит грандиозно!
– Это один из лучших особняков в Венеции. Бывший дворец, построен еще в тринадцатом веке богатейшим родом Пезаро. Сегодня его называют Палаццо Орфей.
– Он на Большом Канале?
– Нет, но недалеко. Фортуни, вернее, дон Мариано, он любит, чтобы к нему так обращались, живет там уже несколько лет. С тех пор, как переехал из дома матери на берегу Большого Канала – Палаццо Мартиненго.
Во время приема Жюльетт пользовалась необычайным успехом и не могла танцевать с Марко так часто, как ей хотелось бы. Но синьор Романелли легко находил общий язык с самыми разными людьми. Когда бы ни посмотрела на него Жюльетт, он всегда увлеченно беседовал. Женщины находили его итальянскую внешность более чем привлекательной.
Последний танец перед ужином Жюльетт оставила для Марко.
– Будете ли вы заезжать в Париж по дороге домой? – спросила девушка, когда вальс окончился, и все направились в столовую.
– На этот раз – нет, у меня слишком много дел на родине.
– А вы были в Японии на шелкопрядильной фабрике?
– Да, три года назад. Что вы думаете о шелках, которые я поставляю Фортуни?
– Мне хотелось бы, чтобы его дельфийские шелка снискали себе ту славу, которую они заслуживают.
– О Фортуни не стоит беспокоиться. Он индивидуалист и не интересуется общественным признанием. Он влюблен в прошлое, в богатые, роскошные ткани, искусство и архитектуру ушедших веков. Древние связи Венеции с Востоком, возможно, сыграли свою роль. Он обожает свой город и был бы счастлив, если бы мог одеваться как Марко Поло.
– Как интересно и увлекательно все, что вы говорите о нем.
В конце вечера Жюльетт простилась с Марко.
– До встречи в Париже!
– До встречи! – отозвался он. – Передайте мой привет Николаю.
– Обязательно.
Все дела Жюльетт улажены и можно уезжать домой. Но Габриэла не хотела отпускать подругу, ведь в Лондоне еще можно посмотреть очень многое! К тому же, было неизвестно, когда возвращается Николай. Жюльетт получила от него только одно письмо. Кроме искренних выражений любви, оно содержало менее радостные вести: ситуация в России со времен его предшествующего визита сильно ухудшилась. По распоряжению отца у ворот особняка Карсавиных установлена охрана, но сам старик с печалью смотрит на вооруженных людей, вспоминая светлые годы детства и юности. Николай ничего не писал о том, как семья Карсавиных отнеслась к его идее брака, но Жюльетт и так поняла, что ее опасения оправдались. Больше, чем когда-либо, ей хотелось вернуться в Париж и встретиться с любимым.
– Мне нужно уехать в пятницу, – твердо сказала девушка за завтраком. – Я узнала расписание паромов в Дувр. Вечером буду в Париже.
Габриэла и Дерек отправились проводить Жюльетт. На вокзале Виктория Габриэла разрыдалась, умоляя подругу быть осторожной и заботиться о себе.
– В любом случае, ты всегда можешь приехать и жить с нами в Лондоне, – голос ее срывался.
Пораженная Жюльетт не понимала причины такого поведения подруги. Она посмотрела на Дерека. Тот только пожал плечами.
– У Габриэлы возникла странная мысль: если ты не будешь здесь, с нами, то обязательно произойдет что-то плохое. Жюльетт, я уверен, что ты умеешь находить свою дорогу в жизни.
– Конечно, – девушка улыбнулась, глядя в озабоченное лицо подруги. – Не волнуйся за меня. В мире моды волчьи законы, но эти волки скорее пугают, чем кусают.
Ее фраза возымела некоторый эффект – Габриэла улыбнулась сквозь слезы.
* * *
Когда Жюльетт прибыла домой, Париж уже светился первыми вечерними огнями. Дениза еще не вернулась из ателье. В коридоре на подносе для писем лежала записка от Николая. Жюльетт вскрыла конверт – письмо написано три дня назад. Николай в Париже, но уже получил указание от дяди отправиться в Брюссель по дипломатическим делам. Николай сообщал, что пытается оттянуть отъезд, чтобы увидеться с Жюльетт. Она тут же позвонила в его номер в отеле. Слуга Николая, узнав ее имя, сообщил, что граф Карсавин уезжает из Парижа завтра в полдень, а сейчас находится в своей мастерской. Даже не переодевшись, прямо в дорожном платье, Жюльетт выбежала из дома и наняла экипаж.
Задыхаясь от волнения, она увидела светящиеся окна мастерской. Жюльетт бросилась к двери, широко распахнула ее.
Николай стоял у завершенной скульптуры. Резко повернувшись, он радостно улыбнулся.
– Боже, ты вернулась! – воскликнул он охрипшим от волнения голосом.
Жюльетт бросилась к нему в объятия. Они поцеловались так страстно, словно пытались утолить голод разлуки. Одежда упала на пол, и через мгновение два тела, казалось, слились воедино. Их охватила такая страсть, что Жюльетт не смогла сдержать стонов почти невыносимого удовольствия. Они закончили одновременно…
Нежась в объятиях друг друга, они улыбались, вновь целовались, наслаждаясь прикосновениями тел, чувствуя, что только вдвоем могут быть счастливы.
– Ты – моя жизнь, – прошептал Николай, – моя единственная любовь.
Она прижалась губами к его рту, боясь, что Николай снова заговорит о будущем. Сегодняшний день принадлежит ей, ничто во внешнем мире не имеет право проникнуть сквозь запертую дверь, сквозь окно с задернутыми шторами.
Николай вновь любил ее, уже неторопливо, успокаивая поцелуями и лаской, от которых страстная натура Жюльетт словно поднималась к небесам. Так прошла ночь. Только под утро они уснули в объятиях друг друга. Ее медные волосы опутали его плечи и шею.
Утром Жюльетт еще спала и не слышала, как Николай вышел на кухню и приготовил кофе. Девушка проснулась, когда он вернулся в комнату с двумя дымящимися чашками в накинутом на плечи халате натурщика.
– Здравствуй, cherie.
Жюльетт привстала в кровати, отбросив со лба волосы, и улыбнулась.
– Который час? – спросила она, уютно подоткнув подушку под спину.
Николай протянул ей чашку.
– Девять. Рано, не хотел тебя будить, но должен еще побывать в посольстве до того, как уеду. Сегодня в полдень, с вокзала Сент-Лазар, – его лицо стало серьезным. – Мы не говорили об этом ночью, может быть, стоит сейчас…
Она неохотно кивнула, зная, что пришло то время, которое несет им тревогу, беду. – Да.
Его откровенные слова заставили девушку вздрогнуть.
– Я должен вернуться домой в конце следующей недели прямо из Бельгии. Мои дни в Париже… Их больше нет.
Жюльетт, потрясенная, неотрывно смотрела на него.
– Я многое понял, – хмуро продолжал Николай. – Во Франции я жил, словно в раю – раю для глупцов, стараясь не замечать, как нужен на родине.
– Твой отец болен? Николай покачал головой.
– Нет, хотя уже далеко не молод. Доктор уверил меня, что при наличии ухода и заботы, отец протянет еще много лет.
– И ты принял решение? – Жюльетт боялась услышать ответ. Взгляд Николая стал жестким.
– Дело в том, что в России неспокойно, – он провел по лицу рукой, словно стремясь отогнать сцену, свидетелем которой стал. Казаки на лошадях разгоняли толпу голодных людей. Николай навсегда запомнил испуганные лица, вопли женщин, плач детей, стоны раненых. А он не мог им помочь, не мог вмешаться. – На второй день моего прибытия в Петербург я отправился во дворец, к царю, когда улицу неожиданно запрудили обезумевшие люди, пытающиеся уклониться от казаков с саблями. Я выпрыгнул из автомобиля, но ничего, ничего не мог… Одна женщина погибла прямо у меня на глазах. На лице Жюльетт застыл ужас.
– И когда кончится все это?
– Не знаю. Нужно что-то менять. Я должен вернуться, не могу оставаться здесь, пока там… Я знаю многих важных людей в государстве, некоторых – с детства. У меня есть, как говорят, влияние, но только, если буду в России, мой голос может иметь вес. Нет, я предан царю, но честно хочу сказать: он слабый человек, под сильным влиянием своей жены, которая, в свою очередь, находится под воздействием страшного человека – Распутина, она считает, что этот дремучий монах спас жизнь бедного царевича, больного гемофилией, – Николай взял руку Жюльетт, сжал ее пальцы. – Скажи, что ты готова поехать со мной. Я не смогу уехать без тебя.
Жюльетт задрожала всем телом.
– Все случилось так быстро. Как твоя семья отнеслась к идее жениться на мне?
– Плохо, – честно ответил Николай, – но это не имеет значения для нас. Впереди – трудности, грядут перемены. Когда ситуация в России станет стабильной, мы сможем надолго приезжать в Париж, – он нежно сжал ее плечо. – Конечно, все будет непросто. Я не смогу предложить тебе ту жизнь, о которой когда-то мечтал, но хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Жюльетт отстранилась, чувствуя, как сердце разрывается на части:
– Что хорошего может получиться, если твоя семья отвернется от тебя?
На какое-то мгновение он заколебался, но быстро опомнился: нет, он не может отпустить ее.
– У меня много хороших друзей. России сейчас нужны мужчины. Я смогу быть связующей нитью между правительством и простыми людьми, я понимаю их. В предыдущие приезды мне удавалось найти нужные слова. Рабочие, крестьяне доверяют мне, – он наклонился к Жюльетт, глядя прямо в глаза. – Итак, что ты ответишь, любимая? Я люблю тебя. Ты – все для меня. Я не уеду из Парижа до тех пор, пока ты не пообещаешь приехать в Брюссель на следующей неделе, а потом мы отправимся в Петербург.
Ее губы дрожали, в глазах застыло отчаяние. Сердце, казалось, кричало от боли. Нет, она не сумеет ему отказать. Жюльетт ясно видела, как потрясла его сцена убийства, свидетелем которой он стал в России. Здесь, на Западе, его жизнь была простой и легкой. Странно, но Жюльетт гордилась, что надвигающиеся грозные события уже пробудили в нем силу и мужество. Николай уверен, что нужен сейчас своей стране. И уверен, ему нужна она, Жюльетт! Разве может она отвернуться от любимого человека во имя собственного эгоизма? Даже привязанность к Франции уступит место любви к этому русскому…
Закрыв глаза, Жюльетт попыталась представить себе, как встретит ее семья Николая, как все будут поворачиваться спиной, как на лице Анны Долоховой появится презрительная улыбка… Но на другой чаше весов – разлука. Которую невозможно перенести. И он просит ее о помощи в своем крестовом походе против предрассудков.
Жюльетт медленно подняла голову. Любовь должна светить, даже если дорогу жизни окутала полночь.
– Я приеду в Брюссель.
Николай крепко обнял ее, нежно целуя. Он понимал: Жюльетт многим жертвует ради него.
– Ты никогда не пожалеешь! Клянусь!
Жюльетт сказала, что должна подготовить сестру к мысли об отъезде. Они говорили еще о многом. По словам Николая, жить в Петербурге они будут не во дворце отца, а в городском доме, принадлежащем лично графу Николаю Карсавину. В нем – множество комнат, и Жюльетт может любую превратить в мастерскую моделирования одежды. Николай уже договорился, чтобы его инструменты, скульптура Жюльетт, все материалы были отправлены по этому адресу.
Одевшись, оба еще долго стояли молча, не в силах разомкнуть объятия, стараясь продлить светлые мгновения накануне важных жизненных перемен. Жюльетт знала, что всегда будет помнить эту комнату – гавань их любви, где каждый забывал о своих делах – о дипломатической службе и о мире моды.
– Когда-нибудь, – тихо сказала девушка, – на стене этого дома появится мемориальная доска, свидетельствующая, что русский скульптор Николай Карсавин создавал здесь свои ранние работы, принесшие ему известность.
Он рассмеялся.
– Очень сомневаюсь в этом.
Жюльетт внимательно посмотрела ему в глаза.
– Но так может быть! Что бы ни случилось, но скульптурой ты все равно будешь заниматься!
– Ну, хорошо. Если даже и появится такая доска, все равно никто не будет знать, почему эта мастерская была так дорога мне.
– Пусть это будет нашей тайной.
– Хорошо, – он поцеловал ее.
Они вышли из дома, и Николай запер дверь мастерской.
Глава 13
Жюльетт оборвала стенания Денизы по поводу отсутствия сестры всю Ночь сообщением об отъезде в Санкт-Петербург вместе с Николаем, за которого собирается замуж. К счастью, кабинет баронессы находился в пристройке, поэтому ее возмущенные крики не всполошили служащих ателье. В конце концов, Дениза, вся в слезах, упала в кресло. Глубоко огорченная, Жюльетт попыталась утешить ее, обняв за поникшие плечи, но сестра решительно отстранилась.
– У меня были такие планы! – сквозь слезы прошептала она. – Я хотела, чтобы ателье Ландель перешло к тебе, твоим детям, внукам. Чтобы век за веком…
– Но на это никогда нельзя рассчитывать, – возразила Жюльетт. – Дети вырастают и сами решают свою судьбу.
– Но я бы сделала все возможное, чтобы твои дети пошли по той дороге, которую я…
– Послушай! – оборвала ее Жюльетт. В голосе младшей сестры звучало искреннее сочувствие. – Отъезд из Парижа разорвет мою связь с ателье Ландель, хочу я этого, или нет. Я больше не смогу следить за модой во Франции. Если мне придется заниматься тканями, моделированием, это будет предназначено для русского рынка. Все, что я могу обещать, – присылать тебе новые наброски, фасоны, которые сгодятся для одежды «от Ландель».
Дениза подняла глаза, в которых светилась ярость.
– А откуда ты будешь черпать вдохновение в этой Богом проклятой стране?
– В иконах, где переливаются золотые и темно-синие краски. В великих полотнах русских художников. Разве не русские подарили нам идею, которая стала событием в зимнем сезоне – стоит только вспомнить казацкие бурки, меховые шапки и свободные шубы? Ты не должна думать, что я порываю с Францией навсегда. Николай обещал, что мы будем подолгу жить в Париже. До отъезда в Брюссель осталось десять дней. Не стоит тратить время на бесполезные споры. Я должна завершить множество дел. И начать стоит с обсуждения моей лондонской поездки.
Дениза знала: если Жюльетт захочет, то просто уйдет, хлопнув дверью после всех ссор и раздоров. Нет, она не ощущала ни капли сочувствия – ее собственные планы рухнули, отчаяние было столь велико, что у нее не осталось сил быть снисходительной к Жюльетт, которая хочет выйти замуж за любимого человека. Но все же одна мысль проникла в сознание. Коллекция одежды в русском стиле, казацкие мотивы. Даже в момент отчаяния это произвело впечатление. От подобной идеи нельзя отвернуться.
Блеснул еще один луч надежды: Жюльетт и Николай будут часто приезжать в Париж. Вместе с детьми. Она сама познакомит племянников и племянниц с миром моды, выберет одного из детей, наиболее способного и заинтересованного в игре красок и очаровании силуэтов… Дениза представила себя в роли любящей тети, договаривающейся с сестрой о том, чтобы один из детей – для его же блага – остался в Париже. Но краска гнева еще не сошла с ее щек.
– Согласна, мы в полной мере должны использовать время, оставшееся до отъезда. Надеюсь, мы будем переписываться. Хотелось бы, чтобы в Санкт-Петербурге ты начала разработку моделей по казацким мотивам. А сейчас расскажи о поездке в Лондон.
Жюльетт облегченно вздохнула.
* * *
В последующие дни Жюльетт была ужасно занята. Дениза настояла на том, чтобы сестра взяла с собой весь свой гардероб. Идея рекламы «от Ландель» продолжала жить. Были закуплены еще два дорожных сундука. Николай прислал билеты первого класса до Брюсселя с сопроводительным письмом, полным пылких заверений в любви.
Утром того дня, когда Жюльетт должна была отправиться в Брюссель, Дениза прислала девушку, которая попросила мадмуазель Кладель пройти в кабинет баронессы. Жюльетт уже закончила все дела и занималась наведением порядка на рабочем столе. Она решила, что Дениза в последний момент придумала еще какое-нибудь поручение. Всего несколько часов отделяют Жюльетт от новой жизни. Со счастливой улыбкой она спустилась вниз, полная радужных надежд.
К удивлению Жюльетт, Дениза не сидела за столом, а стояла у окна. Выражение лица сестры поразило девушку, сердце забилось от тревожного предчувствия.
– Что случилось?
Дениза заколебалась, но все же в ее голосе прозвучала нотка торжества, когда она сообщила:
– Приготовься, Жюльетт. Ты не уезжаешь ни в Бельгию, ни в Россию, вообще никуда. Невеста Николая Карсавина вместе со своей мачехой приехала из Санкт-Петербурга, чтобы заказать подвенечное платье.
Жюльетт застыла на месте, смертельно побледнев. Дениза бросилась к ней, опасаясь, что сестра упадет в обморок, и усадила на стул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41