Насколько Мадонна была убедительна в образе уличной дивы с томным взглядом, настолько ее группа, по словам владельца одного клуба, была «отвратительна. Она-то пела потрясно. На сцене выкладывалась до последнего. Но ребята портили все дело. Она была, на мой взгляд, ничуть не хуже Крисси Хайнд, но группа была такая паршивая, что забивала Мадонну». Брэй думал иначе:" Найди мы приличного гитариста, нам удалось бы подняться… но в Нью-Йорке полным-полно поганых гитаристов, и они все, похоже, у нас перебывали". К началу 1981 года «Эмми» развалилась. Теперь Мадонна, предоставленная самой себе, сосредоточила все силы на продвижение на рынок единственного товара, в котором была уверена: самой себя.
Глава 8
«Я честолюбива, но не будь во мне столько таланта, сколько честолюбия, я стала бы жуткой уродиной».
Однажды утром Эдам Олтер из «Готем Продакшинз» спешил по обшарпанному вестибюлю Дома музыки, когда его остановила девица в драных джинсах, жевавшая резинку. «Ого, – сказала она, перед тем как исчезнуть, – да ты вылитый Джон Ленон» Олтер не знал, что почти в это же время его деловая партнерша Камилла Барбоун столкнулась в лифте с девушкой диковинного вида. "Весь второй этаж был нашим, – говорит Барбоун, привлекательная рассудительная жительница Нью-Йорка, много лет работавшая с такими звездами, как Мельба Мур и Дэвид Йохансен, и для таких компаний, как «Коламбия», «Пилигрим», «Будда Рекордз» и «Ариста». – Когда я однажды утром я зашла в лифт, то увидела эту сногсшибательную юную леди с рыжими волосами, взбитыми в стиле «Принц Валиант». На следующий день девица с челкой «Принц Валиант» появилась опять.
– Еще не сделали? – спросила она.
– Простите? – переспросила Барбоун.
– Еще не сделали?
– Нет.
– Ладно.
Этот загадочный разговор в лифте повторялся несколько дней подряд. «Она меня дразнила, и я была заинтриговала», – признается Барбоун.
Несколько дней спустя Барбоун не сразу нашла ключи от двери в коридор, где находилась ее контора, и та же самая бойкая девица в темных очках открыла ей дверь. «Ничего, – сказала таинственная незнакомка самым обычным тоном. – Когда-нибудь вы будете открывать мне двери». Тем временем Олтер уговорил Барбоун прослушать демонстрационную пленку, записанную неизвестной, но многообещающей певицей, которую он откопал. Он назвал ее имя: Мадонна. Большую часть записи Барбоун сочла не заслуживающей внимания, кроме одного куска – ранней версии композиции «Горение» ('Burning Up'). После этого олтер затащил Барбоун на репетицию этой самой Мадонны. И только тогда она обнаружила, что Мадонна с пленки и таинственная незнакомка, на которую она постоянно натыкалась, одно и то же лицо. «Я была потрясена, – вспоминает она. – Мадонна судя по всему, это планировала, а я ни о чем не догадывалась». Барбоун не стала обижаться, что оказалась игрушкой в чужих руках, напротив Мадонна покорила ее «очарование беспризорности. Уже тогда она была личностью». Барбоун приняла приглашение Мадонны посмотреть ее выступление в обшарпанном заведении в центре города -"Канзас-Сити", но из-за сильной мигрени не смогла поехать. Однако головная боль не шла ни в какое сравнение с тем, что ей пришлось испытать на другое утро, когда ее посетила Мадонна. "Она влетела ко мне в кабинет, – вспоминает Барбоун. – «Вы такая же как все!»– кричала она. – «Как вы могли не прийти? Ведь в этом вся моя жизнь!» Барбоун застыла в кресле, лишившись дара речи. «Впечатление было сильное, – признается она. – Она орала мне прямо в лицо, но я восхищалась ей. Мне еще не доводилось сталкиваться с таким напором». Барбоун извинилась, согласилась сходить на концерт в следующую субботу и потянулась через стол за записной книжкой, чтобы записать место и время. Мадонна перехватила книжку и ткнула ей в грудь Барбоун. «Нет, – сказала она, – извольте запомнить». Потом она ушла.
В «Канзас-Сити», вспоминает Барбоун, она заняла место в зале среди публики, и Мадонна «высунулась из-за кулис, отыскивая меня взглядом. Убедившись, что я на месте, она начала концерт. На ней была серая мужская пижама с красными полосками и зашитой ширинкой. Волосы она перекрасила из рыжего в темно-каштановый цвет. С того момента, как я ее увидела, я уже знала, что это звезда первой величины. Ух ты, подумала я, с таким-то лицом многого можно добиться». Барбоун и в самом деле так разволновалась, что после первого номера спустилась в бар. «Она была на сцене всего полторы минуты, да еще с паршивой группой, но в ней было что-то потрясающее. От возбуждения мне не сиделось на месте. Потом она пришла ко мне и сказала, что у нее болит горло. Я сделала ей чай с медом и спросила: „Менеджер тебе нужен?“ Она завопила: „Ура!“ и бросилась меня обнимать».
В день св. Патрика в 1981 году Мадонна сидела на полу в кабинете Барбоун, потягивая зеленое пиво, и слушала, как та разъясняет ей статьи контракта с «Готем Продакшинз». Затем Барбоун порекомендовала адвоката, который бы дал заключение по контракту. «Я знала, что она прославится, – говорит Барбоун, – и по мере сил постаралась предусмотреть любые возможные осложнения в будущем. Мне не хотелось, чтобы возникли какие-нибудь недоразумения, когда дело дойдет до официального заключения договора». Первоначальный контракт предполагал, что Барбоун будет единственным менеджером Мадонны в течение шести месяцев, затем договор предполагалось продлить на три года. Первым делом Мадонне требовалось подыскать жилье поприличней. Мадонна поездила и нашла комнатушку за 65 долларов в неделю на 30-ой улице напротив «Медисон-Сквер-Гарден». Барбоун выписала ей чек на оплату комнаты и, собрав все пожитки Мадонны – гитару со сломанным грифом и несколько старых, грязных, заношенных тряпок, – запихнула все это в такси. «Когда мы добрались, – говорит Барбоун, – я пришла в ужас от этой убогости. Место было просто неприличное, да и небезопасное. Но она относилась ко всему с легким сердцем, для нее, казалось, все это не имело никакого значения». Не жаловалась Мадонна и на голод, хотя Барбоун вскоре поняла, что она нередко ходит голодной. «Каждое утро, когда я приходила в Дом музыки, они сидела у дверей моего кабинета. И тут начиналось -»Дай мне яблоко", «Принеси йогурта» или «Хочу воздушной кукурузы с сыром». До меня быстро дошло, что ей, скорее всего, больше не на кого рассчитывать в смысле поесть". Подписав контракт, Барбоун дала Мадонне денег, чтобы та смогла продержаться неделю с лишним. Часть денег ушла на ремонт велосипеда – единственного транспортного средства будущей звезды. «После этого она не стеснялась просить еще денег», – вспоминает Барбоун, интерес которой к Мадонне был не только профессиональным.
Барбоун было двадцать девять, то есть она была старше Мадонны всего на семь лет, но изначально ее чувство к пытающейся пробиться певице было сродни материнскому. Как-то Барбоун и Олтер появились в отсутствие Мадонны в комнатке на 30-ой улице и решили переселить свою подопечную в комфортабельную квартиру на Ривесайд-драйв (там жили еще симпатичный мужчина средних лет и его взрослые сыновья близнецы), платить ей 100 долларов в неделю и позволять ей бесплатно пользоваться их студией. Взамен она дала «Готем Продакшинз» согласие на организацию своих выступлений, подбор музыкантов, руководство ее карьерой, а также – на 15 процентов всех прибылей. Здравый смысл не позволял Бароун и Олтеру рассчитывать, что Мадонна принесет им реальный доход в ближайшие месяцы, а то и годы. Чтобы помочь своей подопечной сводить концы с концами, Барбоун нашла для нее место домработницы. Через несколько дней перепуганная Мадонна позвонила Барбоун. Она перерезала палец осколком стекла, когда мыла посуду, и требовала, чтобы Камилла отвезла ее в больницу. «Крови было много, – признает Барбоун, – но в конце-то концов речь шла всего лишь о порезанном пальце. Мадонне хотелось, чтобы с ней нянчились как с маленькой, и я в первую очередь». Впоследствии Барбоун скажет, что Мадонна была «тогда почти наивной в своей милой несносной манере. И все время она кого-то просила ее чему-нибудь научить». Однажды она пришла в восторг, увидев, как одна из многоопытных подруг Барбоун держит сигарету. «Она подошла к моей подруге и сказала: „Научи меня курить“. Подруга слегка обалдела, но показала Мадонне, как надо прикуривать, как держать сигарету, как затягиваться. Отходя, та уже знала, как надо курить, чтобы произвести впечатление. В этом была вся Мадонна». Пока Мадонна днями возилась с пылесосом, а по ночам сочиняла песни, Барбоун разогнала третьесортных музыкантов из ее группы и стала сколачивать новую команду. Это заняло несколько месяцев ("У меня до сих пор в ушах хныканье Мадонны: «Мне нужна своя группа. И нужна сейчас», – вспоминает Барбоун.) В итоге она подобрала столь авторитетных музыкантов, как Джон Кей (бывший бас-гитарист у Дэвида Боуи), гитарист Джон Гордон, клавишник Дейв Френк и ударник Боб Райли. Со стороны Мадонны последовала лишь одна заявка: взять ударником все того же Стива Брэя. Барбоун отказала: у Мадонны уже есть ударник, Боб Райли. К тому же Барбоун знала, что Брэй и Мадонна были любовниками. Как менеджер, Барбоун решительно выступала против связей внутри группы, так как они обычно вели к дрязгам.
«Я изложила Мадонне правила, – говорит она. – Никаких интрижек с музыкантами из своей группы. Вокруг и без того полно разбитых сердец, нечего множить их число. Она ответила: „Не волнуйся насчет этого“, после чего первым делом затащила к себе в постель Райли». Когда Барбоун прижала ее к стене, Мадонна поначалу отпиралась, а потом потребовала, чтобы выгнали Райли, а на его место взяли Брэя. «Мне пришлось уволить Боба, – вспоминает Барбоун, – и это разбило ему сердце». Потом она собрала всю группу. Мадонна сидела, болтая ногами, и жевала резинку, выдувая огромные пузыри. Барбоун уже тем временем весьма недвусмысленно посоветовала музыкантам «держаться от Мадонны подальше». Материнская забота Барбоун и выражалась во внимании, которое она проявляла к здоровью Мадонны. Когда ей удалили сразу четыре зуба мудрости, именно Барбоун оплатила счет дантиста и отвезла ее к себе домой, в Бейсайд, район Куинз. «Она хотела покончить с этим раз и навсегда, поэтому ей удалили все четыре зуба одним махом, – вспоминает Барбоун. – Лицо ее опухло, всю ночь шла кровь, и всю ночь она проплакала. Она меня разбудила, я ее обняла и как могла успокаивала». Участие Барбоун не ограничивалось заботой о зубах Мадонны. Она даже сводила Мадонну в пункт планирования семьи и договорилась, чтобы ей выдавали предохранительные таблетки. «Меньше всего мне хотелось, – говорит она, – видеть Мадонну беременной». Мадонна не возражала против того, чтобы Барбоун с ней нянчилась. На двадцать месяцев Барбоун стала главным человеком в ее жизни – вскармливая ее талант, дирижировала ее карьерой и вскармливала ее самолюбие. «Мадонна буквально сидела у меня на коленях, – говорит Барбоун. – Ей необходим физический контакт с другой женщиной, ей нужно, чтобы с ней нянчились. Смерть матери по-прежнему гнетет ее. Она еще не перестала искать мамочку».
С самого начала Барбоун сумела разглядеть возможности Мадонны и успешней, чем кто-либо, убедила ее в том, что она может стать звездой. Барбоун и Эдам Олтер говорили ей, что успех неминуем, если она поменяет хард-рок на что-нибудь более облегченное, коммерческое. Вкусы Мадонны претерпевали колоссальные изменения, но – в противоположном направлении: в сторону тяжелого городского фанка. Чтобы угодить патронам, она делала музыку, соответствующую главному направлению даже в большей степени, чем им хотелось, но потом до утра просиживала в студии с Бреем, где писала и записывала скрипучие мелодии вроде тех, что звучали на улицах.
До конца 1981 года у Барбоун и Мадонны сложились очень близкие отношения. День рождения обеих приходился на одно и то же число – 16 августа, и они вместе отмечали двадцатичетырехлетие Мадонны и тридцатилетие Барбоун. «Росла она в Детройте и океана никогда не видела», – вспоминает Барбоун. На белом «Шевроле Импала» модели 1975 года, принадлежащем ее отцу, она свозила Мадонну на побережье у Фар-Роквей на Лонг-Айленде. Здесь они пошли на пляж, и Мадонна «почти два часа бултыхалась в бассейне с горками». День они завершили ужином с омарами – впервые в жизни Мадонны. «Потом она мне сказала, – с грустью вспоминает Барбоун, – что это был лучший день в ее жизни». Как ни странно, но до Мадонны с трудом дошло, что означает для нее надвигающаяся слава. «Мы шли по берегу, и она была просто зачарована там, что я ей рассказывала, – вспоминает Барбоун. – Я ей объяснила, что это такое – разъезжать на лимузинах, иметь полную свободу творчества и, появляясь на улице, всякий раз собирать вокруг себя толпу. Я ей сказала – пусть готовиться быть все время на ввиду у публики и к перегрузкам, которым подвергается звезда. Поначалу она казалась несколько обалдевшей; она и в самом деле не верила, что все это когда-нибудь будет».
Часто казалось, что Мадонна ничего не воспринимает всерьез и ее игривость может принимать совершенно неожиданный оборот. Однажды Барбоун, уезжая на несколько дней, попросила Мадонну посмотреть за ее двумя пуделями, Норманом и Моной. По возвращении Барбоун обнаружила, что Норман выкрашен в оранжевый цвет, а Мона в розовый. В добавок Мадонна написала краской на одной собаке FUCK, а на другой SEX. «Мне было тоскливо, – сказала она Барбоун. – Хоть чем-то надо было заняться». Некоторое время Барбоун подпитывала Мадонну «маленькими радостями». Они обе были заядлыми киношницами, «особенно Мадонна. В кино ходили почти ежедневно». Еще им нравилось мотаться по магазинам подержанной одежды, где они искали всякие экстравагантные штучки для уже самобытного гардероба Мадонны. «Она могла нацепить на себя что-нибудь кошмарное – и выглядеть сногсшибательно, – говорит Барбоун. – Могла купить рубашку за полдоллара и сделать в ней разрезы. Обычно она носила вещи, которые были ей велики, заляпанные краской мужские штаны, туфли на высоком каблуке, какой-нибудь лоскут в спутанных волосах». Любимая драгоценность Мадонны: бирюзовые четки, принадлежавшие еще ее бабушке.
Выходные они проводили в художественных музеях, бродили по Центральному парку или ходили в кино. Пока за нее оплачивали счета другие, Мадонна казалась довольной всем, что ей предлагала Барбоун, но за одним немаловажным исключением. Камилла Барбоун, мысли которой были заняты не только музыкальной карьерой Мадонны, предвидела, что ее юная протеже пожелает податься в актрисы. По этой причине Барбоун записала ее в студию знаменитой актрисы и педагога Миры Ростовой. Мадонна сбежала оттуда через день, потому что сочла учебу «слишком тяжелой», а педагога «стервой» По свидетельству Барбоун, Ростова была рада от нее избавиться. «Эта девица никогда не станет актрисой, – сказала Ростова Камилле. – Она слишком вульгарна и думает, что уже все знает. Кроме того, она мне не нравится». «Актерское мастерство всегда было у нас камнем преткновения, – говорит Барбоун. – Я хотела, чтобы она развивалась. Но ей совсем не светило потеть, чтобы стать настоящей актрисой». Мадонне больше нравилось валяться на полу в своей комнате и фотографировать себя «Поляроидом». «Кого она в последствии сыграла в „Безнадежных поисках Сюзен“, так это Мадонну, – говорит Бароун. – То, что она делает в фильме, она сотни раз делала на моих глазах».
В середине 1981 года Мадонне пришло время выступить в новом своем амплуа. Первое ее появление состоялось в клубе рокеров под названием «Ю.С.Блюз» на Лонг-Айленде. За несколько дней до концерта Барбоун шла через Таймс-Сквер, когда заметила толпу, собравшуюся вокруг молодых танцоров-брейкеров. Она положила в их сигарную коробку банкноту в двадцать долларов и свою визитную карточку. В тот вечер Мадонна совершила свой первый выход под эгидой Барбоун: она появилась на сцене в мужском смокинге и в золотистом свитере с бисером и огромной красной буквой "М" на груди" точь в точь девица-тамбурмажор". Под аккомпанемент классных музыкантов и в сопровождении трех брейкеров она вертелась, прохаживалась и прыгала, исполняя свою песню «Разговор на тротуаре» ('Sidewalk Talk') (эта вещь позже появилась в дебютном альбоме ее будущего друга «Мармелада» Бенитеса).
«Она потела так, что зрители в первом ряду промокли», – заметила Барбоун об этом первом незабываемом выходе. В одном эпизоде Мадонна подошла к самому краю сцены и выудила из зала маленького мальчика, чтобы спеть лично ему. «После этого я велела ей приласкать мальчишку, когда она будет ему петь», – вспоминает Барбоун. Начиная с этого случая в «сценарии» выступления Мадонны всегда предусматривался мальчонка в первом ряду – не старше тринадцати – четырнадцати лет, – с тем, чтобы она могла его ласково поглаживать во время пения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Глава 8
«Я честолюбива, но не будь во мне столько таланта, сколько честолюбия, я стала бы жуткой уродиной».
Однажды утром Эдам Олтер из «Готем Продакшинз» спешил по обшарпанному вестибюлю Дома музыки, когда его остановила девица в драных джинсах, жевавшая резинку. «Ого, – сказала она, перед тем как исчезнуть, – да ты вылитый Джон Ленон» Олтер не знал, что почти в это же время его деловая партнерша Камилла Барбоун столкнулась в лифте с девушкой диковинного вида. "Весь второй этаж был нашим, – говорит Барбоун, привлекательная рассудительная жительница Нью-Йорка, много лет работавшая с такими звездами, как Мельба Мур и Дэвид Йохансен, и для таких компаний, как «Коламбия», «Пилигрим», «Будда Рекордз» и «Ариста». – Когда я однажды утром я зашла в лифт, то увидела эту сногсшибательную юную леди с рыжими волосами, взбитыми в стиле «Принц Валиант». На следующий день девица с челкой «Принц Валиант» появилась опять.
– Еще не сделали? – спросила она.
– Простите? – переспросила Барбоун.
– Еще не сделали?
– Нет.
– Ладно.
Этот загадочный разговор в лифте повторялся несколько дней подряд. «Она меня дразнила, и я была заинтриговала», – признается Барбоун.
Несколько дней спустя Барбоун не сразу нашла ключи от двери в коридор, где находилась ее контора, и та же самая бойкая девица в темных очках открыла ей дверь. «Ничего, – сказала таинственная незнакомка самым обычным тоном. – Когда-нибудь вы будете открывать мне двери». Тем временем Олтер уговорил Барбоун прослушать демонстрационную пленку, записанную неизвестной, но многообещающей певицей, которую он откопал. Он назвал ее имя: Мадонна. Большую часть записи Барбоун сочла не заслуживающей внимания, кроме одного куска – ранней версии композиции «Горение» ('Burning Up'). После этого олтер затащил Барбоун на репетицию этой самой Мадонны. И только тогда она обнаружила, что Мадонна с пленки и таинственная незнакомка, на которую она постоянно натыкалась, одно и то же лицо. «Я была потрясена, – вспоминает она. – Мадонна судя по всему, это планировала, а я ни о чем не догадывалась». Барбоун не стала обижаться, что оказалась игрушкой в чужих руках, напротив Мадонна покорила ее «очарование беспризорности. Уже тогда она была личностью». Барбоун приняла приглашение Мадонны посмотреть ее выступление в обшарпанном заведении в центре города -"Канзас-Сити", но из-за сильной мигрени не смогла поехать. Однако головная боль не шла ни в какое сравнение с тем, что ей пришлось испытать на другое утро, когда ее посетила Мадонна. "Она влетела ко мне в кабинет, – вспоминает Барбоун. – «Вы такая же как все!»– кричала она. – «Как вы могли не прийти? Ведь в этом вся моя жизнь!» Барбоун застыла в кресле, лишившись дара речи. «Впечатление было сильное, – признается она. – Она орала мне прямо в лицо, но я восхищалась ей. Мне еще не доводилось сталкиваться с таким напором». Барбоун извинилась, согласилась сходить на концерт в следующую субботу и потянулась через стол за записной книжкой, чтобы записать место и время. Мадонна перехватила книжку и ткнула ей в грудь Барбоун. «Нет, – сказала она, – извольте запомнить». Потом она ушла.
В «Канзас-Сити», вспоминает Барбоун, она заняла место в зале среди публики, и Мадонна «высунулась из-за кулис, отыскивая меня взглядом. Убедившись, что я на месте, она начала концерт. На ней была серая мужская пижама с красными полосками и зашитой ширинкой. Волосы она перекрасила из рыжего в темно-каштановый цвет. С того момента, как я ее увидела, я уже знала, что это звезда первой величины. Ух ты, подумала я, с таким-то лицом многого можно добиться». Барбоун и в самом деле так разволновалась, что после первого номера спустилась в бар. «Она была на сцене всего полторы минуты, да еще с паршивой группой, но в ней было что-то потрясающее. От возбуждения мне не сиделось на месте. Потом она пришла ко мне и сказала, что у нее болит горло. Я сделала ей чай с медом и спросила: „Менеджер тебе нужен?“ Она завопила: „Ура!“ и бросилась меня обнимать».
В день св. Патрика в 1981 году Мадонна сидела на полу в кабинете Барбоун, потягивая зеленое пиво, и слушала, как та разъясняет ей статьи контракта с «Готем Продакшинз». Затем Барбоун порекомендовала адвоката, который бы дал заключение по контракту. «Я знала, что она прославится, – говорит Барбоун, – и по мере сил постаралась предусмотреть любые возможные осложнения в будущем. Мне не хотелось, чтобы возникли какие-нибудь недоразумения, когда дело дойдет до официального заключения договора». Первоначальный контракт предполагал, что Барбоун будет единственным менеджером Мадонны в течение шести месяцев, затем договор предполагалось продлить на три года. Первым делом Мадонне требовалось подыскать жилье поприличней. Мадонна поездила и нашла комнатушку за 65 долларов в неделю на 30-ой улице напротив «Медисон-Сквер-Гарден». Барбоун выписала ей чек на оплату комнаты и, собрав все пожитки Мадонны – гитару со сломанным грифом и несколько старых, грязных, заношенных тряпок, – запихнула все это в такси. «Когда мы добрались, – говорит Барбоун, – я пришла в ужас от этой убогости. Место было просто неприличное, да и небезопасное. Но она относилась ко всему с легким сердцем, для нее, казалось, все это не имело никакого значения». Не жаловалась Мадонна и на голод, хотя Барбоун вскоре поняла, что она нередко ходит голодной. «Каждое утро, когда я приходила в Дом музыки, они сидела у дверей моего кабинета. И тут начиналось -»Дай мне яблоко", «Принеси йогурта» или «Хочу воздушной кукурузы с сыром». До меня быстро дошло, что ей, скорее всего, больше не на кого рассчитывать в смысле поесть". Подписав контракт, Барбоун дала Мадонне денег, чтобы та смогла продержаться неделю с лишним. Часть денег ушла на ремонт велосипеда – единственного транспортного средства будущей звезды. «После этого она не стеснялась просить еще денег», – вспоминает Барбоун, интерес которой к Мадонне был не только профессиональным.
Барбоун было двадцать девять, то есть она была старше Мадонны всего на семь лет, но изначально ее чувство к пытающейся пробиться певице было сродни материнскому. Как-то Барбоун и Олтер появились в отсутствие Мадонны в комнатке на 30-ой улице и решили переселить свою подопечную в комфортабельную квартиру на Ривесайд-драйв (там жили еще симпатичный мужчина средних лет и его взрослые сыновья близнецы), платить ей 100 долларов в неделю и позволять ей бесплатно пользоваться их студией. Взамен она дала «Готем Продакшинз» согласие на организацию своих выступлений, подбор музыкантов, руководство ее карьерой, а также – на 15 процентов всех прибылей. Здравый смысл не позволял Бароун и Олтеру рассчитывать, что Мадонна принесет им реальный доход в ближайшие месяцы, а то и годы. Чтобы помочь своей подопечной сводить концы с концами, Барбоун нашла для нее место домработницы. Через несколько дней перепуганная Мадонна позвонила Барбоун. Она перерезала палец осколком стекла, когда мыла посуду, и требовала, чтобы Камилла отвезла ее в больницу. «Крови было много, – признает Барбоун, – но в конце-то концов речь шла всего лишь о порезанном пальце. Мадонне хотелось, чтобы с ней нянчились как с маленькой, и я в первую очередь». Впоследствии Барбоун скажет, что Мадонна была «тогда почти наивной в своей милой несносной манере. И все время она кого-то просила ее чему-нибудь научить». Однажды она пришла в восторг, увидев, как одна из многоопытных подруг Барбоун держит сигарету. «Она подошла к моей подруге и сказала: „Научи меня курить“. Подруга слегка обалдела, но показала Мадонне, как надо прикуривать, как держать сигарету, как затягиваться. Отходя, та уже знала, как надо курить, чтобы произвести впечатление. В этом была вся Мадонна». Пока Мадонна днями возилась с пылесосом, а по ночам сочиняла песни, Барбоун разогнала третьесортных музыкантов из ее группы и стала сколачивать новую команду. Это заняло несколько месяцев ("У меня до сих пор в ушах хныканье Мадонны: «Мне нужна своя группа. И нужна сейчас», – вспоминает Барбоун.) В итоге она подобрала столь авторитетных музыкантов, как Джон Кей (бывший бас-гитарист у Дэвида Боуи), гитарист Джон Гордон, клавишник Дейв Френк и ударник Боб Райли. Со стороны Мадонны последовала лишь одна заявка: взять ударником все того же Стива Брэя. Барбоун отказала: у Мадонны уже есть ударник, Боб Райли. К тому же Барбоун знала, что Брэй и Мадонна были любовниками. Как менеджер, Барбоун решительно выступала против связей внутри группы, так как они обычно вели к дрязгам.
«Я изложила Мадонне правила, – говорит она. – Никаких интрижек с музыкантами из своей группы. Вокруг и без того полно разбитых сердец, нечего множить их число. Она ответила: „Не волнуйся насчет этого“, после чего первым делом затащила к себе в постель Райли». Когда Барбоун прижала ее к стене, Мадонна поначалу отпиралась, а потом потребовала, чтобы выгнали Райли, а на его место взяли Брэя. «Мне пришлось уволить Боба, – вспоминает Барбоун, – и это разбило ему сердце». Потом она собрала всю группу. Мадонна сидела, болтая ногами, и жевала резинку, выдувая огромные пузыри. Барбоун уже тем временем весьма недвусмысленно посоветовала музыкантам «держаться от Мадонны подальше». Материнская забота Барбоун и выражалась во внимании, которое она проявляла к здоровью Мадонны. Когда ей удалили сразу четыре зуба мудрости, именно Барбоун оплатила счет дантиста и отвезла ее к себе домой, в Бейсайд, район Куинз. «Она хотела покончить с этим раз и навсегда, поэтому ей удалили все четыре зуба одним махом, – вспоминает Барбоун. – Лицо ее опухло, всю ночь шла кровь, и всю ночь она проплакала. Она меня разбудила, я ее обняла и как могла успокаивала». Участие Барбоун не ограничивалось заботой о зубах Мадонны. Она даже сводила Мадонну в пункт планирования семьи и договорилась, чтобы ей выдавали предохранительные таблетки. «Меньше всего мне хотелось, – говорит она, – видеть Мадонну беременной». Мадонна не возражала против того, чтобы Барбоун с ней нянчилась. На двадцать месяцев Барбоун стала главным человеком в ее жизни – вскармливая ее талант, дирижировала ее карьерой и вскармливала ее самолюбие. «Мадонна буквально сидела у меня на коленях, – говорит Барбоун. – Ей необходим физический контакт с другой женщиной, ей нужно, чтобы с ней нянчились. Смерть матери по-прежнему гнетет ее. Она еще не перестала искать мамочку».
С самого начала Барбоун сумела разглядеть возможности Мадонны и успешней, чем кто-либо, убедила ее в том, что она может стать звездой. Барбоун и Эдам Олтер говорили ей, что успех неминуем, если она поменяет хард-рок на что-нибудь более облегченное, коммерческое. Вкусы Мадонны претерпевали колоссальные изменения, но – в противоположном направлении: в сторону тяжелого городского фанка. Чтобы угодить патронам, она делала музыку, соответствующую главному направлению даже в большей степени, чем им хотелось, но потом до утра просиживала в студии с Бреем, где писала и записывала скрипучие мелодии вроде тех, что звучали на улицах.
До конца 1981 года у Барбоун и Мадонны сложились очень близкие отношения. День рождения обеих приходился на одно и то же число – 16 августа, и они вместе отмечали двадцатичетырехлетие Мадонны и тридцатилетие Барбоун. «Росла она в Детройте и океана никогда не видела», – вспоминает Барбоун. На белом «Шевроле Импала» модели 1975 года, принадлежащем ее отцу, она свозила Мадонну на побережье у Фар-Роквей на Лонг-Айленде. Здесь они пошли на пляж, и Мадонна «почти два часа бултыхалась в бассейне с горками». День они завершили ужином с омарами – впервые в жизни Мадонны. «Потом она мне сказала, – с грустью вспоминает Барбоун, – что это был лучший день в ее жизни». Как ни странно, но до Мадонны с трудом дошло, что означает для нее надвигающаяся слава. «Мы шли по берегу, и она была просто зачарована там, что я ей рассказывала, – вспоминает Барбоун. – Я ей объяснила, что это такое – разъезжать на лимузинах, иметь полную свободу творчества и, появляясь на улице, всякий раз собирать вокруг себя толпу. Я ей сказала – пусть готовиться быть все время на ввиду у публики и к перегрузкам, которым подвергается звезда. Поначалу она казалась несколько обалдевшей; она и в самом деле не верила, что все это когда-нибудь будет».
Часто казалось, что Мадонна ничего не воспринимает всерьез и ее игривость может принимать совершенно неожиданный оборот. Однажды Барбоун, уезжая на несколько дней, попросила Мадонну посмотреть за ее двумя пуделями, Норманом и Моной. По возвращении Барбоун обнаружила, что Норман выкрашен в оранжевый цвет, а Мона в розовый. В добавок Мадонна написала краской на одной собаке FUCK, а на другой SEX. «Мне было тоскливо, – сказала она Барбоун. – Хоть чем-то надо было заняться». Некоторое время Барбоун подпитывала Мадонну «маленькими радостями». Они обе были заядлыми киношницами, «особенно Мадонна. В кино ходили почти ежедневно». Еще им нравилось мотаться по магазинам подержанной одежды, где они искали всякие экстравагантные штучки для уже самобытного гардероба Мадонны. «Она могла нацепить на себя что-нибудь кошмарное – и выглядеть сногсшибательно, – говорит Барбоун. – Могла купить рубашку за полдоллара и сделать в ней разрезы. Обычно она носила вещи, которые были ей велики, заляпанные краской мужские штаны, туфли на высоком каблуке, какой-нибудь лоскут в спутанных волосах». Любимая драгоценность Мадонны: бирюзовые четки, принадлежавшие еще ее бабушке.
Выходные они проводили в художественных музеях, бродили по Центральному парку или ходили в кино. Пока за нее оплачивали счета другие, Мадонна казалась довольной всем, что ей предлагала Барбоун, но за одним немаловажным исключением. Камилла Барбоун, мысли которой были заняты не только музыкальной карьерой Мадонны, предвидела, что ее юная протеже пожелает податься в актрисы. По этой причине Барбоун записала ее в студию знаменитой актрисы и педагога Миры Ростовой. Мадонна сбежала оттуда через день, потому что сочла учебу «слишком тяжелой», а педагога «стервой» По свидетельству Барбоун, Ростова была рада от нее избавиться. «Эта девица никогда не станет актрисой, – сказала Ростова Камилле. – Она слишком вульгарна и думает, что уже все знает. Кроме того, она мне не нравится». «Актерское мастерство всегда было у нас камнем преткновения, – говорит Барбоун. – Я хотела, чтобы она развивалась. Но ей совсем не светило потеть, чтобы стать настоящей актрисой». Мадонне больше нравилось валяться на полу в своей комнате и фотографировать себя «Поляроидом». «Кого она в последствии сыграла в „Безнадежных поисках Сюзен“, так это Мадонну, – говорит Бароун. – То, что она делает в фильме, она сотни раз делала на моих глазах».
В середине 1981 года Мадонне пришло время выступить в новом своем амплуа. Первое ее появление состоялось в клубе рокеров под названием «Ю.С.Блюз» на Лонг-Айленде. За несколько дней до концерта Барбоун шла через Таймс-Сквер, когда заметила толпу, собравшуюся вокруг молодых танцоров-брейкеров. Она положила в их сигарную коробку банкноту в двадцать долларов и свою визитную карточку. В тот вечер Мадонна совершила свой первый выход под эгидой Барбоун: она появилась на сцене в мужском смокинге и в золотистом свитере с бисером и огромной красной буквой "М" на груди" точь в точь девица-тамбурмажор". Под аккомпанемент классных музыкантов и в сопровождении трех брейкеров она вертелась, прохаживалась и прыгала, исполняя свою песню «Разговор на тротуаре» ('Sidewalk Talk') (эта вещь позже появилась в дебютном альбоме ее будущего друга «Мармелада» Бенитеса).
«Она потела так, что зрители в первом ряду промокли», – заметила Барбоун об этом первом незабываемом выходе. В одном эпизоде Мадонна подошла к самому краю сцены и выудила из зала маленького мальчика, чтобы спеть лично ему. «После этого я велела ей приласкать мальчишку, когда она будет ему петь», – вспоминает Барбоун. Начиная с этого случая в «сценарии» выступления Мадонны всегда предусматривался мальчонка в первом ряду – не старше тринадцати – четырнадцати лет, – с тем, чтобы она могла его ласково поглаживать во время пения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39