Ощущение пустоты не давало мне успокоиться, все время куда-то гнало»
После кончины жены Тони Чикконе за три года сменил несколько домохозяек: ни одна не смогла вынести неисправных детей Чикконе. Наконец в 1966 году он нанял блондинку атлетического телосложения Джоан Густафсон, чтобы та попробовала управиться с его отпрысками. Шесть месяцев спустя он женился на ней. Мадонна, переставшая быть у Папочки одной-единственной, была убита. Она льнула к нему все три года после безвременной смерти матери, а теперь ее вытеснила чуть ли не посторонняя женщина. «Отец заставлял нас называть ее „мамочкой“, – вспоминает Мадонна, -а я не могла, не хотела так ее называть». В девять лет она внезапно обнаружила, что на нее легло бремя воспитания младших сестер и брата. «Необходимость заниматься воспитанием младших сестер не вызывала у меня такого протеста, как то, что у меня больше нет мамы и что разбиты мои идеальные представления о нашей семье». Да и Джоан, по словам Мадонны, была не готова иметь дело с «кучей детей, которые совсем не желали признавать ее власть. Всем было тяжело, все обижались и возмущались».
Разница между матерью Мадонны и Джоан бросалась в глаза каждому, кто знал обеих. Даже во время болезненного и изматывающего курса химиотерапии Мадонна Чикконе «всегда улыбалась», как рассказывает отец Мойры Патрик Макфарлин: «Если надо было оставить у нее в доме детишек, то с этим никогда не возникало проблем». Джоан он считает «более педантичной, но ей приходилось много работать, чтобы дети были ухоженными. Мы всегда шутили, что Тони женился на святых». Маленькая Мадонна таким пониманием не отличалась. Она чувствовала себя преданной, брошенной отцом и замкнулась в себе. «Вот тогда я сказала: ну и ладно, никто мне не нужен, – позже признавалась она. Больше никому не позволю разбить мне сердце. Не собираюсь я больше от кого-то зависеть. Я могу сама со всем справиться, быть самостоятельной и никому не принадлежать». Последующие двадцать пять лет Мадонна держала данное себе обещание. Если сердца должны разбиваться, то пусть это будут чужие сердца. А разбивать их будет она.
Глава 3
«Самым жестоким временем в моей жизни были подростковые годы».
Пока Мадонна привыкала к новым внутрисемейным обстоятельствам, Чикконе переселились в Рочестер, штат Мичиган, тем самым повысив свой общественный престиж. Это был процветающий городок неподалеку от богатого пригорода Детройта Блумфилд-Хиллз. К 1990-м годам Рочестер станет растущим конгломератом с весьма фешенебельной застройкой с преобладанием особнячков в различных стилях, от кирпичных георгианских домиков с колоннами образца первой половины 19 века, со сверкающими деловыми кварталами, торговыми улицами, площадками для гольфа – и все это в окружении покатых холмов и обширных сельскохозяйственных угодий. Впрочем, в середине 60-х годов, когда туда переехали Чикконе, Рочестер еще не потерял очарования маленького городка. Все улицы одного из старейших в Рочестере жилого района, в котором они поселились, носили имена штатов. Дом Чикконе находился в квартале, образованном пересечением Оклахома-стрит и Техас-стрит. Это был двухэтажный дом из кирпича и дерева с зелеными ставнями, голубой входной дверью, редкий изгородью и тележным колесом на газоне. Вряд ли это были те нищие улицы, которые, как в последствии заявила Мадонна, сформировали ее несгибаемый характер. Сегодня дом по Оклахома-стрит 2036 имеет примерно тот же вид, что и во времена ее детства: те же детские вырезки на окнах, те же качели в саду. Только в 1991 году все это принадлежит детскому саду, который в семейном доме Чикконе содержит мачеха Мадонны Джоан. Ну а если вернуться к концу 60-х-началу 70-хгодов, мы увидим, что дети Чикконе продолжали жить по заведенному ранее порядку: c восходом солнца надевали школьную форму и отправлялись в церковь на молитву. Только теперь уже не требовался автобус, чтобы из церкви добраться в школу. Церковь Сент-Эндрю – модернистское сооружение с парящей, крытой медью крышей, напоминающей крыло чайки, – располагалась через автостоянку от одноэтажной кирпичной церковной школы, похожей на бункер. «То было идеальное место для воспитания молодого поколения, – говорит один из соседей. О преступлениях тут, можно сказать, и не знали: дома не запирались. В таком месте Кливеры бы чувствовали себя как дома. Конечно, в это же время в Детройте бушевали рассовые волнения, но с равным успехом они могли происходить на другой планете. Большой мир не имел к нам касательства». Идиллистическая обстановка для беззаботного детства? Как и ее ровесники, Мадонна каталась на велосипеде по усыпанным гравием дорожкам своего квартала и часами просиживала за такими не слишком серьезными играми, как «Монополия» и «Загадка». Но чем больше ей приходилось заниматься младшими братьями и сестрами, тем сильнее росли ее злость и обида. Вполне объяснимо и то, что с появлением на свет Дженифер и Марио – сводных сестры и брата – углубились ее чувство горечи и осознание самой себя как главной жертвы в семейной мелодраме Чикконе. Мадонне приходилось стирать пеленки и сидеть с детьми, и она постепенно начала считать себя эдакой современной Золушкой, а Джоан – злой мачехой. «Мне, должна я сказать, было обидно– подружки гуляли и веселились, а на меня навесили взрослые обязанности. Именно тогда, наверное, у меня появилось желание заняться чем-то другим и разделаться со всем этим». Она и вправду «спала и видела, как бы удрать».
Справедливости ради нужно сказать, что не меньшую роль в судьбе Мадонны почти наверняка сыграл помешанный на работе отец. Тони Чикконе считал, что праздно проведенное время – убитое время, что каждая минута бодрствования должна быть заполнена учебой, работой по дому или молитвой. Телевизор был под запретом. «Пока мы не подросли, жизнь у нас была очень строго регламентирована, – говорит Мадонна. – Отец не любил, чтобы мы сидели без дела. Если нам на надо было готовить уроки, он находил для нас какую-нибудь работу по дому. Он считал, что мы всегда должны быть при деле и толково использовать время. В этом он был очень тверд. Требование „держать дух и тело в постоянной готовности“, – признается Мадонна, – определенно повлияло на мой образ жизни, когда я выросла».
Особым пристрастием к музыке семья Чикконе не отличалась, но тем не менее каждый из детей по настоянию Тони выбрал себе какой-нибудь инструмент и ежедневно занимался музыкой. Мадонна брала уроки на фортепиано, но «терпеть их не могла». В конце концов она уговорила отца отдать ее в местную театральную студию" одно из таких заведений, где учат балету, джазовым танцам, чечетке и работе с капельмейстерским жезлом". Здесь Мадонна преуспевала. Особенно возмущало Мадонну желание родителей, чтобы она ничем не отличалась от остальных. Когда, например, ей не надо было надевать мрачную школьную форму, она носила такие же, как у сестер, платья, сшитые мачехой из ткани, купленной в недорогом универмаге. «В сестрах я больше всего ненавидела одинаковые платья, которые мачеха упорно нам покупала, – вспоминает она. – Я шла на все, чтобы не быть на них похожей». Для этого она вплетала ленты в свои достигавшие до плеч темные волосы, носила носки кричащих расцветок и умопомрачительные розовые свитера – одним словом, все, что, на ее взгляд, позволяло ей выделиться из толпы. Однажды на Пасху Мадонна ехала вместе со всем семейством на машине в церковь и беспрерывно ныла насчет ядовито-зеленых одежд, в которые заставили облачиться ее и сестер. «Я что-то бормотала, – вспоминает Мадонна в журнале „Роллинг Стоун“, -…и мачеха мне врезала». Ядовито-зеленое платье было закапано кровью." В детстве у меня часто шла кровь из носа… Но хоть мне и было больно, я ликовала. Во-первых, мне больше не придется носить это платье, во-вторых, не надо было идти в церковь". Мадонна присоединилась к скаутскому отряду « Домовые» («Я съела у них все печенье»), а потом переметнулась к «Девушкам лагерного костра», потому что «форма у них была поприличней». Но большинство своих наградных значков она заработала на спортплощадке. Под школьной форменной юбкой она носила панталончики яркого цвета и большинство перемен болталась вверх тормашками на перекладине в окружении подглядывавших девятилетних мальчишек. В конце концов она бросила «Девушек лагерного костра» после того, как ее застукали на попытке установить контакты с отрядом бойскаутов." Я отправилась с мальчишками в поход, – признается она, – и нажила неприятности. В результате мачеха надавала мне пощечин". Тони Чикконе не давал воли гневу на неприличное поведение дочери – до концерта детской самодеятельности в приходской школе. Вместе с другими преисполненными гордости родителями он сидел в зале с «Поляроидом» в руках, ожидая выступления своего чада. После номеров крошечных скрипачей, пианистов и чечеточников на сцену выпорхнула Мадонна… в обнаженном виде. Собственно говоря, она была в бикини и с ног до головы покрыта флуоресцентной краской, переливающейся в инфракрасном свете, но казалось, что на ней ничего нет. "Я была практически голая, – вспоминает она, – но ведь этот концерт раз в год давал мне возможность показать всем, кто я на самом деле и какой могу быть, так что мне хотелось отмочить что-нибудь «сногсшибательное». Пока Мадонна выдавала композицию в стиле зажигательных танцев Голди Хоун из телепрограммы «Смейся снами», Тони кипел от злости. Родители-зрители устроили ей самую шумную овацию за вечер, но отец был убит. «Как ты могла со мной так поступить?» – спросил он у дочери и тут же посадил ее под домашний арест на две недели. С самого начала Мадонна делала все, чтобы завладеть вниманием окружающих. Частенько это выражалось в том, что она сама называет «недержанием речи» по отношению к домашним, друзьям, учителям. «Сколько я себя помню, мне всегда говорили, чтоб я заткнулась. И дома, и в школе мне всегда попадало за то, что я высовывалась, когда не спрашивают». Самым строгим наказаниям она подвергалась в приходской школе, где монашки мыли ей рот с мылом, а если это не помогало, заклеивали его липкой лентой. Не обходилось и без несколько старомодного телесного наказания. «Я получала линейкой по голове от разозленных монашек», – вспоминает Мадонна.
Как ни странно, это никак не повлияло на ее отношение к Богу. Если у нее и был кумир в юном возрасте, то, по ее словам, это был Христос. «Когда я росла, я была набожна, очень истово, по-детски. Христос для меня был как кинозвезда, самым любимым кумиром». Помимо Христа, Мадонна творила себе кумиров из тех же самых монашек, которые ее наказывали. По ее собственному признанию, лет до двенадцати она была, «одержима» желанием стать монахиней. «Они казались всемогущими и совершенными. Выше всего, небесными созданиями. А еще я считала их очень красивыми… Они никогда не пользовались косметикой, у нее были по настоящему безмятежные лица. Монашки вообще очень сексуальны». Этого мнения Мадонна придерживалась впоследствии. Когда в 1989 году ее попросили сказать, на кого она хотела быть похожей в жизни, она ответила: «Мы не читали журналов и не слишком часто смотрели телевизор. Единственно, на кого я хотела бы походить, – это на Поющую Монахиню». Мадонна и ее подруга Кэрол Белангер, попав под бесконечное обаяние сестер – монахинь, которые учили их в школе, однажды перебрались через монастырскую стену и стали подгладывать в окна, чтобы увидеть монахинь без их обычных одеяний. "Тогда мы выяснили, – говорит Кэрол, – что у них, оказывается, есть волосы. В качестве христианского имени Мадонна выбрала Веронику – в честь доброй женщины из Евангелия, которая подала Христу несшему свой крест на Голгофу, платок отереть чело. Мадонна считала этот жест «здорово впечатляющим». Стань она и в самом деле монахиней, ей пришлось бы менять имя, поскольку послушницам не позволяется оставлять свое мирское имя при вступлении в монашеской орден. «Но как я могла решиться сменить имя? – задает она риторический вопрос. – ведь у меня оно -самое святое из всех, что только может носить женщина».
В десять лет Мадонна начала уделять серьезное внимание противоположному полу. «Помнится, мне нравилось мое тело, я его не стыдилась. Я помню, что мне нравились мальчики, и я не чувствовала себя скованной. Я некогда не играла в игры для маленьких. Если мне нравился мальчик, я выступала с открытым забралом. Я всегда была такой. Может, это потому, что у меня были старшие братья и мне приходилось делить с ними ванную и прочее». Как и ее сверстницы, она играла с куклами Барби и Кеном, только использовала их для воплощения своих эротических фантазий. «Они у меня все время занимались сексом, – говорит она, – я частенько терла Барби и Кена друг об друга». И Барби у Мадонны была "подлой стервой. Она могла заявить Кену: «Я не собираюсь торчать дома и заниматься посудой. Дома останешься ты! А меня сегодня вечером не будет… Она хотела стать сексуальной, но при этом сильной и гордой».Нельзя сказать, что Джоан Чикконе очень понравилось, когда, стянув покрывало с кровати, она обнаружила, что ее падчерица раздела Барби и Кена и пристроила их под простыней в недвусмысленной позе. Пробудившийся у маленькой Мадонны интерес к мальчикам вызывал у монашек Сент-Эндрю серьезную озабоченность. Как-то раз она стянула с себя блейзер и блузку и стала гоняться по спортплощадке за мальчиком по имени Томми. После уроков Томми сменил гнев на милость и наградил Мадонну первым в ее жизни не родственным поцелуем. Она до сих пор помнит, как у нее «дух захватило».
Приключение с Томми в четвертом классе лишь раздразнило ее аппетит. « Мне хотелось гоняться за мальчиками, а монашки твердили, что так делать нельзя, что хорошие девочки-католички не гоняются за мальчиками. Я не понимала, что тут плохого, и все равно продолжала это делать, и меня за это наказывали». А поскольку она верила в отпущение грехов, то продолжала следовать своим инстинктам: «Я делала много нехорошего, потому что знала – в конце недели схожу на исповедь и получу полное прощение». Хотя в зрелом возрасте Мадонна потратила немало времени на громкие выступления против церкви и ее учения, она признает, что в ней осталось «огромное чувство вины перед католической церковью, которое пронизывает мою повседневную жизнь, хочу я этого или нет. Если я никому не сказала, что поступила в чем-то неправильно, то всегда боюсь наказания… Католическая церковь учит, что ты – грешница, что каждый человек -грешник. Ты постоянно должна просить Бога очистить твою душу и умолять его о прощении». До двенадцати лет она «глубоко верила в то, что Бог наблюдает за каждым моим шагом. Я верила, что у нас в подвале сидит дьявол, и всегда очень быстро взбегала по ступенькам, чтобы он не успел схватить меня за ноги. У нас была лестница с промежутками между ступеньками». Cекс, семья, религия, понятие вины безнадежно переплелись для Мадонны в неразрывное целое. Часто трудно было определить, волнуют ли ее неувязки веры или она расстраивается всего лишь по поводу своих биологических особенностей. «Вы знаете, что такое религия, – как-то раз разоткровенничалась она. – Ребятам все можно: они могут стать алтарными служаками, гулять до поздна, ходить летом без рубашек, писать стоя. Они запросто могут трахать сколько угодно девчонок и не бояться забеременеть. Впрочем, к религиозности все это не имеет никакого отношения». В это время Мадонна так стремилась к такой же свободе, что даже попробовала мочиться стоя. Она поднимала сиденье и вставала лицом к унитазу, широко расставив ноги. «С ума сойти», – призналась она потом. Напряжение в семье нарастало по мере того, как Мадонна становилась все более напористой и независимой. Каково же было рядом с ней братьям и сестрам? «Тогда она еще не стала ни богатой, ни знаменитой, – говорит о сестре Мартин Чикконе. – Но уже тогда она была такой же». В переводе Мадонны это означает: «Я была стервой. В детстве я всегда считала, что со мной должны обращаться как со звездой, и норовила отхватить себе самый большой кусок порога».
Cупругов Чикконе это не слишком радовало. В школе Мадонна продолжала оставаться отличницей и по дому делала работы больше, чем причитались на ее долю, но постоянно растущий в ней дух противоречия лишал их покоя. По словам кого-то из ее братьев или сестер, «не очень-то приятно было находиться с ней рядом». Мадонна на это отвечала взаимностью. «Мне до смерти хотелось, чтобы мои родители оказались не настоящими родителями, – признается она, – чтобы я оказалась сироткой и жалела себя, или чтобы все погибли в аварии и у меня бы не стало родителей, которые все время мной командуют. Отец обычно отсылал меня в мою комнату, а я хлопала дверью и говорила „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
После кончины жены Тони Чикконе за три года сменил несколько домохозяек: ни одна не смогла вынести неисправных детей Чикконе. Наконец в 1966 году он нанял блондинку атлетического телосложения Джоан Густафсон, чтобы та попробовала управиться с его отпрысками. Шесть месяцев спустя он женился на ней. Мадонна, переставшая быть у Папочки одной-единственной, была убита. Она льнула к нему все три года после безвременной смерти матери, а теперь ее вытеснила чуть ли не посторонняя женщина. «Отец заставлял нас называть ее „мамочкой“, – вспоминает Мадонна, -а я не могла, не хотела так ее называть». В девять лет она внезапно обнаружила, что на нее легло бремя воспитания младших сестер и брата. «Необходимость заниматься воспитанием младших сестер не вызывала у меня такого протеста, как то, что у меня больше нет мамы и что разбиты мои идеальные представления о нашей семье». Да и Джоан, по словам Мадонны, была не готова иметь дело с «кучей детей, которые совсем не желали признавать ее власть. Всем было тяжело, все обижались и возмущались».
Разница между матерью Мадонны и Джоан бросалась в глаза каждому, кто знал обеих. Даже во время болезненного и изматывающего курса химиотерапии Мадонна Чикконе «всегда улыбалась», как рассказывает отец Мойры Патрик Макфарлин: «Если надо было оставить у нее в доме детишек, то с этим никогда не возникало проблем». Джоан он считает «более педантичной, но ей приходилось много работать, чтобы дети были ухоженными. Мы всегда шутили, что Тони женился на святых». Маленькая Мадонна таким пониманием не отличалась. Она чувствовала себя преданной, брошенной отцом и замкнулась в себе. «Вот тогда я сказала: ну и ладно, никто мне не нужен, – позже признавалась она. Больше никому не позволю разбить мне сердце. Не собираюсь я больше от кого-то зависеть. Я могу сама со всем справиться, быть самостоятельной и никому не принадлежать». Последующие двадцать пять лет Мадонна держала данное себе обещание. Если сердца должны разбиваться, то пусть это будут чужие сердца. А разбивать их будет она.
Глава 3
«Самым жестоким временем в моей жизни были подростковые годы».
Пока Мадонна привыкала к новым внутрисемейным обстоятельствам, Чикконе переселились в Рочестер, штат Мичиган, тем самым повысив свой общественный престиж. Это был процветающий городок неподалеку от богатого пригорода Детройта Блумфилд-Хиллз. К 1990-м годам Рочестер станет растущим конгломератом с весьма фешенебельной застройкой с преобладанием особнячков в различных стилях, от кирпичных георгианских домиков с колоннами образца первой половины 19 века, со сверкающими деловыми кварталами, торговыми улицами, площадками для гольфа – и все это в окружении покатых холмов и обширных сельскохозяйственных угодий. Впрочем, в середине 60-х годов, когда туда переехали Чикконе, Рочестер еще не потерял очарования маленького городка. Все улицы одного из старейших в Рочестере жилого района, в котором они поселились, носили имена штатов. Дом Чикконе находился в квартале, образованном пересечением Оклахома-стрит и Техас-стрит. Это был двухэтажный дом из кирпича и дерева с зелеными ставнями, голубой входной дверью, редкий изгородью и тележным колесом на газоне. Вряд ли это были те нищие улицы, которые, как в последствии заявила Мадонна, сформировали ее несгибаемый характер. Сегодня дом по Оклахома-стрит 2036 имеет примерно тот же вид, что и во времена ее детства: те же детские вырезки на окнах, те же качели в саду. Только в 1991 году все это принадлежит детскому саду, который в семейном доме Чикконе содержит мачеха Мадонны Джоан. Ну а если вернуться к концу 60-х-началу 70-хгодов, мы увидим, что дети Чикконе продолжали жить по заведенному ранее порядку: c восходом солнца надевали школьную форму и отправлялись в церковь на молитву. Только теперь уже не требовался автобус, чтобы из церкви добраться в школу. Церковь Сент-Эндрю – модернистское сооружение с парящей, крытой медью крышей, напоминающей крыло чайки, – располагалась через автостоянку от одноэтажной кирпичной церковной школы, похожей на бункер. «То было идеальное место для воспитания молодого поколения, – говорит один из соседей. О преступлениях тут, можно сказать, и не знали: дома не запирались. В таком месте Кливеры бы чувствовали себя как дома. Конечно, в это же время в Детройте бушевали рассовые волнения, но с равным успехом они могли происходить на другой планете. Большой мир не имел к нам касательства». Идиллистическая обстановка для беззаботного детства? Как и ее ровесники, Мадонна каталась на велосипеде по усыпанным гравием дорожкам своего квартала и часами просиживала за такими не слишком серьезными играми, как «Монополия» и «Загадка». Но чем больше ей приходилось заниматься младшими братьями и сестрами, тем сильнее росли ее злость и обида. Вполне объяснимо и то, что с появлением на свет Дженифер и Марио – сводных сестры и брата – углубились ее чувство горечи и осознание самой себя как главной жертвы в семейной мелодраме Чикконе. Мадонне приходилось стирать пеленки и сидеть с детьми, и она постепенно начала считать себя эдакой современной Золушкой, а Джоан – злой мачехой. «Мне, должна я сказать, было обидно– подружки гуляли и веселились, а на меня навесили взрослые обязанности. Именно тогда, наверное, у меня появилось желание заняться чем-то другим и разделаться со всем этим». Она и вправду «спала и видела, как бы удрать».
Справедливости ради нужно сказать, что не меньшую роль в судьбе Мадонны почти наверняка сыграл помешанный на работе отец. Тони Чикконе считал, что праздно проведенное время – убитое время, что каждая минута бодрствования должна быть заполнена учебой, работой по дому или молитвой. Телевизор был под запретом. «Пока мы не подросли, жизнь у нас была очень строго регламентирована, – говорит Мадонна. – Отец не любил, чтобы мы сидели без дела. Если нам на надо было готовить уроки, он находил для нас какую-нибудь работу по дому. Он считал, что мы всегда должны быть при деле и толково использовать время. В этом он был очень тверд. Требование „держать дух и тело в постоянной готовности“, – признается Мадонна, – определенно повлияло на мой образ жизни, когда я выросла».
Особым пристрастием к музыке семья Чикконе не отличалась, но тем не менее каждый из детей по настоянию Тони выбрал себе какой-нибудь инструмент и ежедневно занимался музыкой. Мадонна брала уроки на фортепиано, но «терпеть их не могла». В конце концов она уговорила отца отдать ее в местную театральную студию" одно из таких заведений, где учат балету, джазовым танцам, чечетке и работе с капельмейстерским жезлом". Здесь Мадонна преуспевала. Особенно возмущало Мадонну желание родителей, чтобы она ничем не отличалась от остальных. Когда, например, ей не надо было надевать мрачную школьную форму, она носила такие же, как у сестер, платья, сшитые мачехой из ткани, купленной в недорогом универмаге. «В сестрах я больше всего ненавидела одинаковые платья, которые мачеха упорно нам покупала, – вспоминает она. – Я шла на все, чтобы не быть на них похожей». Для этого она вплетала ленты в свои достигавшие до плеч темные волосы, носила носки кричащих расцветок и умопомрачительные розовые свитера – одним словом, все, что, на ее взгляд, позволяло ей выделиться из толпы. Однажды на Пасху Мадонна ехала вместе со всем семейством на машине в церковь и беспрерывно ныла насчет ядовито-зеленых одежд, в которые заставили облачиться ее и сестер. «Я что-то бормотала, – вспоминает Мадонна в журнале „Роллинг Стоун“, -…и мачеха мне врезала». Ядовито-зеленое платье было закапано кровью." В детстве у меня часто шла кровь из носа… Но хоть мне и было больно, я ликовала. Во-первых, мне больше не придется носить это платье, во-вторых, не надо было идти в церковь". Мадонна присоединилась к скаутскому отряду « Домовые» («Я съела у них все печенье»), а потом переметнулась к «Девушкам лагерного костра», потому что «форма у них была поприличней». Но большинство своих наградных значков она заработала на спортплощадке. Под школьной форменной юбкой она носила панталончики яркого цвета и большинство перемен болталась вверх тормашками на перекладине в окружении подглядывавших девятилетних мальчишек. В конце концов она бросила «Девушек лагерного костра» после того, как ее застукали на попытке установить контакты с отрядом бойскаутов." Я отправилась с мальчишками в поход, – признается она, – и нажила неприятности. В результате мачеха надавала мне пощечин". Тони Чикконе не давал воли гневу на неприличное поведение дочери – до концерта детской самодеятельности в приходской школе. Вместе с другими преисполненными гордости родителями он сидел в зале с «Поляроидом» в руках, ожидая выступления своего чада. После номеров крошечных скрипачей, пианистов и чечеточников на сцену выпорхнула Мадонна… в обнаженном виде. Собственно говоря, она была в бикини и с ног до головы покрыта флуоресцентной краской, переливающейся в инфракрасном свете, но казалось, что на ней ничего нет. "Я была практически голая, – вспоминает она, – но ведь этот концерт раз в год давал мне возможность показать всем, кто я на самом деле и какой могу быть, так что мне хотелось отмочить что-нибудь «сногсшибательное». Пока Мадонна выдавала композицию в стиле зажигательных танцев Голди Хоун из телепрограммы «Смейся снами», Тони кипел от злости. Родители-зрители устроили ей самую шумную овацию за вечер, но отец был убит. «Как ты могла со мной так поступить?» – спросил он у дочери и тут же посадил ее под домашний арест на две недели. С самого начала Мадонна делала все, чтобы завладеть вниманием окружающих. Частенько это выражалось в том, что она сама называет «недержанием речи» по отношению к домашним, друзьям, учителям. «Сколько я себя помню, мне всегда говорили, чтоб я заткнулась. И дома, и в школе мне всегда попадало за то, что я высовывалась, когда не спрашивают». Самым строгим наказаниям она подвергалась в приходской школе, где монашки мыли ей рот с мылом, а если это не помогало, заклеивали его липкой лентой. Не обходилось и без несколько старомодного телесного наказания. «Я получала линейкой по голове от разозленных монашек», – вспоминает Мадонна.
Как ни странно, это никак не повлияло на ее отношение к Богу. Если у нее и был кумир в юном возрасте, то, по ее словам, это был Христос. «Когда я росла, я была набожна, очень истово, по-детски. Христос для меня был как кинозвезда, самым любимым кумиром». Помимо Христа, Мадонна творила себе кумиров из тех же самых монашек, которые ее наказывали. По ее собственному признанию, лет до двенадцати она была, «одержима» желанием стать монахиней. «Они казались всемогущими и совершенными. Выше всего, небесными созданиями. А еще я считала их очень красивыми… Они никогда не пользовались косметикой, у нее были по настоящему безмятежные лица. Монашки вообще очень сексуальны». Этого мнения Мадонна придерживалась впоследствии. Когда в 1989 году ее попросили сказать, на кого она хотела быть похожей в жизни, она ответила: «Мы не читали журналов и не слишком часто смотрели телевизор. Единственно, на кого я хотела бы походить, – это на Поющую Монахиню». Мадонна и ее подруга Кэрол Белангер, попав под бесконечное обаяние сестер – монахинь, которые учили их в школе, однажды перебрались через монастырскую стену и стали подгладывать в окна, чтобы увидеть монахинь без их обычных одеяний. "Тогда мы выяснили, – говорит Кэрол, – что у них, оказывается, есть волосы. В качестве христианского имени Мадонна выбрала Веронику – в честь доброй женщины из Евангелия, которая подала Христу несшему свой крест на Голгофу, платок отереть чело. Мадонна считала этот жест «здорово впечатляющим». Стань она и в самом деле монахиней, ей пришлось бы менять имя, поскольку послушницам не позволяется оставлять свое мирское имя при вступлении в монашеской орден. «Но как я могла решиться сменить имя? – задает она риторический вопрос. – ведь у меня оно -самое святое из всех, что только может носить женщина».
В десять лет Мадонна начала уделять серьезное внимание противоположному полу. «Помнится, мне нравилось мое тело, я его не стыдилась. Я помню, что мне нравились мальчики, и я не чувствовала себя скованной. Я некогда не играла в игры для маленьких. Если мне нравился мальчик, я выступала с открытым забралом. Я всегда была такой. Может, это потому, что у меня были старшие братья и мне приходилось делить с ними ванную и прочее». Как и ее сверстницы, она играла с куклами Барби и Кеном, только использовала их для воплощения своих эротических фантазий. «Они у меня все время занимались сексом, – говорит она, – я частенько терла Барби и Кена друг об друга». И Барби у Мадонны была "подлой стервой. Она могла заявить Кену: «Я не собираюсь торчать дома и заниматься посудой. Дома останешься ты! А меня сегодня вечером не будет… Она хотела стать сексуальной, но при этом сильной и гордой».Нельзя сказать, что Джоан Чикконе очень понравилось, когда, стянув покрывало с кровати, она обнаружила, что ее падчерица раздела Барби и Кена и пристроила их под простыней в недвусмысленной позе. Пробудившийся у маленькой Мадонны интерес к мальчикам вызывал у монашек Сент-Эндрю серьезную озабоченность. Как-то раз она стянула с себя блейзер и блузку и стала гоняться по спортплощадке за мальчиком по имени Томми. После уроков Томми сменил гнев на милость и наградил Мадонну первым в ее жизни не родственным поцелуем. Она до сих пор помнит, как у нее «дух захватило».
Приключение с Томми в четвертом классе лишь раздразнило ее аппетит. « Мне хотелось гоняться за мальчиками, а монашки твердили, что так делать нельзя, что хорошие девочки-католички не гоняются за мальчиками. Я не понимала, что тут плохого, и все равно продолжала это делать, и меня за это наказывали». А поскольку она верила в отпущение грехов, то продолжала следовать своим инстинктам: «Я делала много нехорошего, потому что знала – в конце недели схожу на исповедь и получу полное прощение». Хотя в зрелом возрасте Мадонна потратила немало времени на громкие выступления против церкви и ее учения, она признает, что в ней осталось «огромное чувство вины перед католической церковью, которое пронизывает мою повседневную жизнь, хочу я этого или нет. Если я никому не сказала, что поступила в чем-то неправильно, то всегда боюсь наказания… Католическая церковь учит, что ты – грешница, что каждый человек -грешник. Ты постоянно должна просить Бога очистить твою душу и умолять его о прощении». До двенадцати лет она «глубоко верила в то, что Бог наблюдает за каждым моим шагом. Я верила, что у нас в подвале сидит дьявол, и всегда очень быстро взбегала по ступенькам, чтобы он не успел схватить меня за ноги. У нас была лестница с промежутками между ступеньками». Cекс, семья, религия, понятие вины безнадежно переплелись для Мадонны в неразрывное целое. Часто трудно было определить, волнуют ли ее неувязки веры или она расстраивается всего лишь по поводу своих биологических особенностей. «Вы знаете, что такое религия, – как-то раз разоткровенничалась она. – Ребятам все можно: они могут стать алтарными служаками, гулять до поздна, ходить летом без рубашек, писать стоя. Они запросто могут трахать сколько угодно девчонок и не бояться забеременеть. Впрочем, к религиозности все это не имеет никакого отношения». В это время Мадонна так стремилась к такой же свободе, что даже попробовала мочиться стоя. Она поднимала сиденье и вставала лицом к унитазу, широко расставив ноги. «С ума сойти», – призналась она потом. Напряжение в семье нарастало по мере того, как Мадонна становилась все более напористой и независимой. Каково же было рядом с ней братьям и сестрам? «Тогда она еще не стала ни богатой, ни знаменитой, – говорит о сестре Мартин Чикконе. – Но уже тогда она была такой же». В переводе Мадонны это означает: «Я была стервой. В детстве я всегда считала, что со мной должны обращаться как со звездой, и норовила отхватить себе самый большой кусок порога».
Cупругов Чикконе это не слишком радовало. В школе Мадонна продолжала оставаться отличницей и по дому делала работы больше, чем причитались на ее долю, но постоянно растущий в ней дух противоречия лишал их покоя. По словам кого-то из ее братьев или сестер, «не очень-то приятно было находиться с ней рядом». Мадонна на это отвечала взаимностью. «Мне до смерти хотелось, чтобы мои родители оказались не настоящими родителями, – признается она, – чтобы я оказалась сироткой и жалела себя, или чтобы все погибли в аварии и у меня бы не стало родителей, которые все время мной командуют. Отец обычно отсылал меня в мою комнату, а я хлопала дверью и говорила „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39