Но Ник так и не поцеловал ее. Вместо этого он стоял, рассматривая лицо Фенелы, не прикасаясь к ней.
— Ты была искренна со мной, — пробормотал он через какое-то время. — И я теперь тоже буду честным с тобой. Я хочу поцеловать тебя — просто чертовски хочу, но я не собираюсь этого делать. И не сделаю до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. А попросил я тебя об этом потому, что хотел услышать, что ты мне скажешь в ответ; но, Фенела, я же не круглый дурак, особенно когда дело касается тебя. Спокойной ночи.
Он отвернулся от Фенелы и вместо того, чтобы войти в дом, пошел по дорожке, посыпанной гравием, которая вела к парадному входу. Фенела осталась стоять, словно окаменев.
Через короткое время она услышала, как заработал двигатель автомобиля, и Николас уехал. Какое-то время она слышала звуки, доносившиеся с дороги и видела отблеск света фар, пробившийся сквозь листву деревьев, а затем все стихло. Перед ней лежал сад, купающийся в лунном свете, — совершенно пустой и тихий.
Внезапно из открытого окна мастерской до Фенелы долетел взрыв хохота. Она тихо вздохнула, повернулась и вошла в дом.
Глава седьмая
Фенела проснулась с каким-то дурным предчувствием. Какое-то время она еще лежала в том неопределенном состоянии полусна-полубодрствования, спрашивая себя, почему же она чувствует себя такой удрученной и обеспокоенной, — и тут же все вспомнила.
Сегодня должны будут проводить испытания «Кобры».
Она встала с постели и быстро оделась. Было еще рано — солнце едва-едва поднялось, и туман только начал понемногу рассеиваться в саду. Как только Фенела была готова, она быстро сбежала по лестнице к телефону.
Она почти не надеялась на то, что застанет Ника, но в трубке зазвучал именно его голос.
— Я хочу пожелать тебе самой большой удачи, — проговорила Фенела.
— Спасибо тебе.
Голос у него был мрачный, и говорил он медленно.
— Ты встревожен?
Стараюсь быть спокойным. Дик полностью уверен в успехе, но у меня, боюсь, такое же чувство, какое я испытал, выходя за Итон на крикетный матч на стадионе «Лордз», — очень дрожат колени.
— А я и не знала, что ты увлекался крикетом.
— Было дело.
«Что за абсурдный разговор у нас с ним», — про себя подумала Фенела.
Тем не менее она понимала, что ни один из них не смог бы найти нежных слов в такой ответственный момент.
— Ну, я буду думать о тебе, — проговорила она. — Ты позвонишь мне, как появится возможность?
— Я не знаю, когда смогу это сделать, — ответил ей Николас. — Эрлз приезжает около полудня; ему предстоит осмотреть и проверить несколько узлов перед тем, как он приступит к испытаниям по программе, но в любом случае я найду возможность позвонить тебе — можешь быть уверена в этом.
— Спасибо. До свидания, Ник.
— До свидания.
Было ощущение, что Николас ждет чего-то еще. Фенела также чего-то ждала, но затем, торопливо и смущаясь, добавила:
— Помилуй боже тебя и «Кобру».
И прежде чем он успел что-нибудь ответить ей, Фенела положила трубку на рычаг.
Она вновь поднялась медленно по лестнице наверх, чтобы убрать свою постель и привести в порядок спальню перед тем, как начать готовить завтрак для всех остальных домочадцев.
«Ведь это так много значит для Ника, — думала про себя Фенела. — Испытания должны пройти успешно — просто обязаны!»
Фенела сознавала, что ее муж страдал одной из форм комплекса собственной неполноценности.
Всю свою жизнь он провел под железной пятой матери, а после короткого промежутка полной свободы, когда Николас служил в ВВС, он вернулся домой больным и искалеченным, чтобы быть снова немедленно подавленным энергией леди Коулби, чтобы вновь играть ту же роль, какую он играл с самого своего детства, — сына-тихони при могущественной мамаше.
Фенела знала, что успех испытаний «Кобры» дал бы ему то, в чем Николас сейчас так сильно нуждался, — чувство полезности и собственной важности.
Она сознавала, что никогда еще раньше Николасу не было так необходимо обрести уверенность в себе, как теперь, когда она, Фенела, была рядом с ним. Ведь именно его комплекс неполноценности был причиной того, что, женившись, он до сих пор не смог завоевать любовь своей жены, войти полноценно в свои права мужа и утвердить тем свое мужское достоинство.
«Он знал, на что шел, когда женился на мне», — дерзко ответила она себе, чувствуя тем не менее, что оправданием для нее это не является.
Деликатность и чувствительность Ника во всем, что касалось ее, Фенелы, не давали ему вести себя грубо и низко по отношению к своей невесте, чтобы добиться от нее покорности.
Он же на самом деле вел себя с ней как истинный джентльмен, не получая от этого ровным счетом ничего, если не считать горечи от осознания собственной слабости во всем, что касалось ее.
Фенела устроила себе сильнейшую мозговую встряску. Хоть она и чувствовала, что упрекать себя в такой момент бесполезно, но все-таки подумала о том, что слишком плохо обошлась с Ником. Более того, даже сегодня утром она продолжала упорствовать в прежнем стиле общения с ним.
Она поймала себя на размышлениях о том, каким бы стало ее отношение к своему мужу, если бы испытания нового самолета проводил именно он, или если бы ему пришлось сейчас сражаться с врагами, как он делал это в прошлом.
Фенела подумала: а было бы ей сейчас стыдно, если бы она провела ночь с Николасом накануне его отъезда?
Зная Ника, она была уверена в том, что последняя ночь у него наверняка выдалась бессонной.
Она могла представить себе, как он расхаживает по комнате, час за часом Прислушивается к бою дедовских часов в зале или пытается заснуть, лежа в темноте с закрытыми глазами, когда у него напряжен каждый мускул, а каждый нерв чувствует полет «Кобры», когда ее серебряные крылья несутся в его воображении по голубому небу.
Она понимала, что ее разум бессовестно уклоняется от более глубокого осмысления сложившихся между ними отношений.
Все утро напролет мысли Фенелы непрестанно возвращались к Николасу. Пробило двенадцать часов, затем медленно, минута за минутой, как ей показалось, приближалось время ленча.
Немного полегче стало только тогда, когда собрались вместе все домочадцы и можно было окунуться в их болтовню, чтобы забыть, хотя бы на короткое время, об испытаниях, которые могли проводиться как раз в тот момент.
После ленча Фенела и тетя Джулия сидели и разговаривали друг с другом, но девушка никак не могла собраться с мыслями, чтобы внимательнее следить за содержанием их беседы. Она не переставая думала о Николасе и проводившихся на аэродроме испытаниях.
Она посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, — было уже больше трех часов пополудни. Неужели у него до сих пор не было ни одной возможности, чтобы позвонить ей? Наверняка ведь у него уже были какие-нибудь новости, которые он мог бы сообщить и Фенеле.
А если предположить, только предположить, не более, что дела пошли плохо и около Николаса нет никого, к кому он мог бы обратиться, кто мог бы поддержать его в этот самый для него черный день?
Повинуясь какому-то импульсу, Фенела сказала:
— Мне надо ехать в Уэтерби-Корт. Ник отправится туда, чтобы позвонить мне, и я хочу быть уже там, когда он приедет.
Если Джулия Мак-Клелланд и сочла ее внезапное решение несколько странным, она была достаточно умна, чтобы не выражать своего удивления вслух; вместо бесплодных догадок она помогла Фенеле переодеться в новое платье и пообещала объяснить остальным домочадцам, куда и зачем та направилась.
— Если ты не вернешься вовремя, я позабочусь о чае и обеде, — заверила ее тетка, — так что не беспокойся.
— Я все-таки надеюсь вернуться к обеду, — ответила ей Фенела, но не совсем уверенно.
В первый раз за всю свою жизнь она принесла интересы собственной семьи в жертву какому-то другому делу. Семье придется в этот раз обойтись без нее, решила Фенела.
Она поцеловала свою тетку и взяла с собой только сумку.
Фенела быстро спустилась по лестнице вниз, вытащила из-под навеса у задней двери свой велосипед и покатила на нем по дороге.
Весь путь до Уэтерби-Корт занял у нее около двадцати минут, и когда Фенела добралась до усадьбы, она была почти уверена в том, что Николас уже ждет ее в зале. Она думала, что если он вдруг позвонил в Фор-Гейблз после ее отъезда, то тетя Джулия сообщит ему, что Фенела отправилась к ним.
Но Николаса дома не оказалось; по приезде в Уэтерби-Корт она встретила только леди Коулби, одетую в униформу служащих Красного Креста, поскольку та была президентом отделения этого общества в их графстве.
— Фенела, вот это сюрприз! — воскликнула леди Коулби. — А я и не думала увидеть вас здесь в это время.
— Признаться, я тоже, — ответила Фенела, — но я хотела бы повидаться с Николасом. Он уже вернулся?
— Нет, он все еще на аэродроме — по крайней мере сегодня утром он направлялся именно туда. Полагаю, вы останетесь дожидаться его? Скажите Доусон, чтобы принесла вам чаю. Боюсь, что не смогу остаться и составить вам компанию. Я и так уже опаздываю на собрание в Мельчестере.
— Тогда не смею задерживать вас, — ответила Фенела.
Она наблюдала за тем, как уезжала ее свекровь, напыщенная и немного смешная в своей униформе; эта женщина, которая всегда, до последнего вздоха, наверное, будет цепляться за власть над собственным сыном.
Когда Фенела осталась одна, она и не подумала звонить Доусон, как ей наказывала леди Коулби, а вместо этого прошлась по комнатам на нижнем этаже. Дом казался тихим и пустым.
Она с нетерпением дожидалась возвращения детей, которые, как ей сообщили, отправились вместе с Нэнни на прогулку, как вдруг почувствовала, что больше не может ждать ни секунды.
Она немедленно должна, просто обязана узнать, что же случилось. И еще она должна найти что-то, что снимет с нее тяжкий груз тревоги.
У Фенелы было предчувствие — что-то обязательно случилось, хотя она убеждала себя в том, что это ее состояние было всего лишь следствием обострения ее воображения.
Она отправилась пешком по дороге, которая вела к аэродрому. Каждую секунду она ждала, что вот сейчас увидит приближающийся автомобиль Николаса, но дорога оставалась пустынной.
Фенела свернула с шоссейной дороги на проселочную и через несколько минут уже добралась до аэродрома. Напротив въездных ворот размещалась небольшая стоянка для автомобилей.
Она внимательно оглядела стоявшие на ней машины и среди полудюжины автомобилей заметила и маленькую зеленую двухместную машину Николаса.
Фенела направилась к этому автомобилю, решая про себя, что же ей делать дальше, когда вдруг ее сердце тревожно замерло: она услышала сирену машины «Скорой помощи», которая мчалась по проселочной дороге к аэродрому.
Она стояла неподвижно, словно окаменев, и прислушивалась к шуму этого автомобиля, который был все ближе и ближе, потом увидела словно во сне, как машина въехала в ворота аэродрома.
Так, ее предчувствие не было ложным! Что-то случилось, что-то такое, о чем она догадалась необъяснимым образом, каким-то шестым чувством.
Фенела ждала. Впоследствии она так и не смогла вспомнить, сколько же времени провела в том тревожном ожидании. По всей видимости, она сидела на подножке машины Николаса.
Должно быть, прошло не меньше двух часов до того момента, когда из ворот аэродрома вышел Ник. Все это время в ворота входили и выходили разные люди, въезжали и выезжали какие-то автомобили, но Фенела ничего вокруг себя совершенно не замечала.
Она ждала только одного человека — только его и никого другого.
И вот она увидела Николаса. Единственный взгляд, брошенный на его лицо, рассказал ей то, что она уже и так знала. Прихрамывающей походкой он подходил к автомобилю, на ходу вынимая ключ из кармана.
Фенела медленно поднялась навстречу ему; при этом она смутно сознавала, что делает; все внутри ее сжалось как в судороге.
В тот момент ей казалось, что она прождала Ника целую вечность; целую вечность, за которую произошло столько событий внутри ее, после которых и весь мир, и она сама неузнаваемо переменились.
Фенела ничего не сказала. Ник заметил ее, но тоже не произнес ни слова. Она поняла, что Николас был не рад и не удивлен, увидев ее здесь; он потерял способность испытывать какие-либо чувства, кроме отчаяния.
Николас открыл дверцу и, нагнувшись, освободил запор другой дверцы, со стороны Фенелы. Она уселась в машину, и, не произнеся ни слова, они тут же тронулись в путь.
Они ехали бок о бок в полной тишине до тех пор, пока наконец не добрались до поворота на окруженную деревьями шоссейную дорогу и перед ними не открылся Уэтерби-Корт, серый и чудесный в лучах солнца, а у его подножия, словно серебряная чаша, блистало озеро.
В этот момент Николас свернул машину на траву и выключил двигатель.
— Хочешь знать, что случилось? — хриплым голосом спросил он у Фенелы.
И в его голосе настолько ясно читались охватившие Николаса чувства, что Фенела испытала почти физическую боль, услышав его.
В первый момент она испугалась — ей было страшно говорить, страшно что-либо отвечать ему, но затем наконец она поняла, что надо делать, как ему помочь, как смягчить боль от этой новой раны.
— Нет, ничего не рассказывай мне, — проговорила она, — вообще ничего не говори об этом. Я знаю, все знаю о том, что случилось на аэродроме. Ах, Николас, как мне жаль!
Она подняла руки, говоря это, и притянула его голову к себе.
Фенела не осознавала, что говорила в тот момент, в голове у нее вертелась одна мысль — только бы привлечь его сейчас к себе, осторожно отдать ему хоть что-то от себя.
Какое-то время казалось, что Николас сопротивляется ее попыткам, но затем вдруг — как будто стальная броня его гордости треснула — он повернулся к ней, голова его стала наклоняться, пока глаза его не спрятались в ее шее; и тут она услышала его голос, тихий и сломленный.
— Неудача, Фенела, неудача.
— Я знаю, знаю, — услышала Фенела свой голос, — но это ничего не значит. Ты можешь начать свою работу заново, неудачи не будут вечными; наверное, была какая-то мелочь, о которой ты не подозревал, о существовании которой не догадывался.
Она почувствовала, что его руки все крепче и крепче сжимают ее в объятиях.
— То же самое сказал мне и Дик, — ответил Николас, — но, Фенела, ведь я так верил в «Кобру». Она так много значила для меня. Я чувствую, что это был наш самолет — твой и мой.
Она почувствовала, как Николас глубоко вздохнул, когда произносил последние слова.
— Возможно, моя часть в этом самолете оказалась недостаточной для успеха, — ответила она.
Затем слова замерли у нее на устах, когда она почувствовала на своей шее что-то теплое, влажное и поняла, что это слезы Ника.
Ник плачет! Тот инстинкт, который всегда заставлял ее с охотой заботиться обо всех, кто был с ней рядом, подсказал Фенеле в тот момент, что она должна все время окружать заботой и обхаживать также и своего молодого мужа.
Она крепко обняла его и прижалась своей щекой к его щеке.
— Не надо, милый, не надо! — умоляла она Николаса таким голосом, каким обычно обращаются к маленьким детям. — Мы начнем все снова, мы сделаем это вместе — ты и я. Только ты и я, Ник, если ты позволишь мне остаться рядом с тобой.
Он сделал движение, чтобы выпрямиться на сиденье, и теперь уже смотрел на нее сверху вниз; слезы, стоявшие у него в глазах, текущие по щекам, бессовестно выдавали его чувства.
Фенела посмотрела на Николаса и была зачарована его глазами, тем выражением внезапной надежды, которой они озарились.
«Так вот она какая, любовь», — непроизвольно подумала Фенела, а затем почувствовала, как отозвалось на это ее собственное сердце.
Ей удалось сделать Ника таким, ей удалось удержать его от отчаяния и уныния, удалось превратить горечь его неудачи в радость. Она увидела, что его губы шевелятся.
— Повтори это еще раз, — просил он, — пожалуйста, скажи это еще раз.
Николас говорил это почти шепотом, но ответ Фенелы прозвучал ясно и смело:
— Мы сделаем это вместе, дорогой, — я и ты.
В большой спальне дома Уэтерби-Корт было очень тихо, и Фенела могла слышать даже биение своего сердца.
Она ждала; ждала, затаив дыхание, когда откроется дверь.
Ей казалось, что сейчас наступает тот момент, к которому она готовилась всю свою жизнь. Она двигалась к нему очень медленно, но постоянно и неуклонно.
Николас как-то сказал Фенеле, что она напоминает ему реку — широкую и спокойную. Она не знала, как в прошлом, но сейчас ей хотелось быть именно такой, чтобы хоть как-то помочь ему!
У нее было такое ощущение, что все ее чувства и стремления кого-то оберегать, ободрять, поддерживать и утешать, которые она испытывала при общении со своими близкими — My, малышами, Саймоном и Реймондом, — теперь выкристаллизовались в одно — то чувство, которое она испытывает сейчас к Николасу!
Она желала дать ему гораздо больше того, что давала кому-либо прежде;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Ты была искренна со мной, — пробормотал он через какое-то время. — И я теперь тоже буду честным с тобой. Я хочу поцеловать тебя — просто чертовски хочу, но я не собираюсь этого делать. И не сделаю до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. А попросил я тебя об этом потому, что хотел услышать, что ты мне скажешь в ответ; но, Фенела, я же не круглый дурак, особенно когда дело касается тебя. Спокойной ночи.
Он отвернулся от Фенелы и вместо того, чтобы войти в дом, пошел по дорожке, посыпанной гравием, которая вела к парадному входу. Фенела осталась стоять, словно окаменев.
Через короткое время она услышала, как заработал двигатель автомобиля, и Николас уехал. Какое-то время она слышала звуки, доносившиеся с дороги и видела отблеск света фар, пробившийся сквозь листву деревьев, а затем все стихло. Перед ней лежал сад, купающийся в лунном свете, — совершенно пустой и тихий.
Внезапно из открытого окна мастерской до Фенелы долетел взрыв хохота. Она тихо вздохнула, повернулась и вошла в дом.
Глава седьмая
Фенела проснулась с каким-то дурным предчувствием. Какое-то время она еще лежала в том неопределенном состоянии полусна-полубодрствования, спрашивая себя, почему же она чувствует себя такой удрученной и обеспокоенной, — и тут же все вспомнила.
Сегодня должны будут проводить испытания «Кобры».
Она встала с постели и быстро оделась. Было еще рано — солнце едва-едва поднялось, и туман только начал понемногу рассеиваться в саду. Как только Фенела была готова, она быстро сбежала по лестнице к телефону.
Она почти не надеялась на то, что застанет Ника, но в трубке зазвучал именно его голос.
— Я хочу пожелать тебе самой большой удачи, — проговорила Фенела.
— Спасибо тебе.
Голос у него был мрачный, и говорил он медленно.
— Ты встревожен?
Стараюсь быть спокойным. Дик полностью уверен в успехе, но у меня, боюсь, такое же чувство, какое я испытал, выходя за Итон на крикетный матч на стадионе «Лордз», — очень дрожат колени.
— А я и не знала, что ты увлекался крикетом.
— Было дело.
«Что за абсурдный разговор у нас с ним», — про себя подумала Фенела.
Тем не менее она понимала, что ни один из них не смог бы найти нежных слов в такой ответственный момент.
— Ну, я буду думать о тебе, — проговорила она. — Ты позвонишь мне, как появится возможность?
— Я не знаю, когда смогу это сделать, — ответил ей Николас. — Эрлз приезжает около полудня; ему предстоит осмотреть и проверить несколько узлов перед тем, как он приступит к испытаниям по программе, но в любом случае я найду возможность позвонить тебе — можешь быть уверена в этом.
— Спасибо. До свидания, Ник.
— До свидания.
Было ощущение, что Николас ждет чего-то еще. Фенела также чего-то ждала, но затем, торопливо и смущаясь, добавила:
— Помилуй боже тебя и «Кобру».
И прежде чем он успел что-нибудь ответить ей, Фенела положила трубку на рычаг.
Она вновь поднялась медленно по лестнице наверх, чтобы убрать свою постель и привести в порядок спальню перед тем, как начать готовить завтрак для всех остальных домочадцев.
«Ведь это так много значит для Ника, — думала про себя Фенела. — Испытания должны пройти успешно — просто обязаны!»
Фенела сознавала, что ее муж страдал одной из форм комплекса собственной неполноценности.
Всю свою жизнь он провел под железной пятой матери, а после короткого промежутка полной свободы, когда Николас служил в ВВС, он вернулся домой больным и искалеченным, чтобы быть снова немедленно подавленным энергией леди Коулби, чтобы вновь играть ту же роль, какую он играл с самого своего детства, — сына-тихони при могущественной мамаше.
Фенела знала, что успех испытаний «Кобры» дал бы ему то, в чем Николас сейчас так сильно нуждался, — чувство полезности и собственной важности.
Она сознавала, что никогда еще раньше Николасу не было так необходимо обрести уверенность в себе, как теперь, когда она, Фенела, была рядом с ним. Ведь именно его комплекс неполноценности был причиной того, что, женившись, он до сих пор не смог завоевать любовь своей жены, войти полноценно в свои права мужа и утвердить тем свое мужское достоинство.
«Он знал, на что шел, когда женился на мне», — дерзко ответила она себе, чувствуя тем не менее, что оправданием для нее это не является.
Деликатность и чувствительность Ника во всем, что касалось ее, Фенелы, не давали ему вести себя грубо и низко по отношению к своей невесте, чтобы добиться от нее покорности.
Он же на самом деле вел себя с ней как истинный джентльмен, не получая от этого ровным счетом ничего, если не считать горечи от осознания собственной слабости во всем, что касалось ее.
Фенела устроила себе сильнейшую мозговую встряску. Хоть она и чувствовала, что упрекать себя в такой момент бесполезно, но все-таки подумала о том, что слишком плохо обошлась с Ником. Более того, даже сегодня утром она продолжала упорствовать в прежнем стиле общения с ним.
Она поймала себя на размышлениях о том, каким бы стало ее отношение к своему мужу, если бы испытания нового самолета проводил именно он, или если бы ему пришлось сейчас сражаться с врагами, как он делал это в прошлом.
Фенела подумала: а было бы ей сейчас стыдно, если бы она провела ночь с Николасом накануне его отъезда?
Зная Ника, она была уверена в том, что последняя ночь у него наверняка выдалась бессонной.
Она могла представить себе, как он расхаживает по комнате, час за часом Прислушивается к бою дедовских часов в зале или пытается заснуть, лежа в темноте с закрытыми глазами, когда у него напряжен каждый мускул, а каждый нерв чувствует полет «Кобры», когда ее серебряные крылья несутся в его воображении по голубому небу.
Она понимала, что ее разум бессовестно уклоняется от более глубокого осмысления сложившихся между ними отношений.
Все утро напролет мысли Фенелы непрестанно возвращались к Николасу. Пробило двенадцать часов, затем медленно, минута за минутой, как ей показалось, приближалось время ленча.
Немного полегче стало только тогда, когда собрались вместе все домочадцы и можно было окунуться в их болтовню, чтобы забыть, хотя бы на короткое время, об испытаниях, которые могли проводиться как раз в тот момент.
После ленча Фенела и тетя Джулия сидели и разговаривали друг с другом, но девушка никак не могла собраться с мыслями, чтобы внимательнее следить за содержанием их беседы. Она не переставая думала о Николасе и проводившихся на аэродроме испытаниях.
Она посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, — было уже больше трех часов пополудни. Неужели у него до сих пор не было ни одной возможности, чтобы позвонить ей? Наверняка ведь у него уже были какие-нибудь новости, которые он мог бы сообщить и Фенеле.
А если предположить, только предположить, не более, что дела пошли плохо и около Николаса нет никого, к кому он мог бы обратиться, кто мог бы поддержать его в этот самый для него черный день?
Повинуясь какому-то импульсу, Фенела сказала:
— Мне надо ехать в Уэтерби-Корт. Ник отправится туда, чтобы позвонить мне, и я хочу быть уже там, когда он приедет.
Если Джулия Мак-Клелланд и сочла ее внезапное решение несколько странным, она была достаточно умна, чтобы не выражать своего удивления вслух; вместо бесплодных догадок она помогла Фенеле переодеться в новое платье и пообещала объяснить остальным домочадцам, куда и зачем та направилась.
— Если ты не вернешься вовремя, я позабочусь о чае и обеде, — заверила ее тетка, — так что не беспокойся.
— Я все-таки надеюсь вернуться к обеду, — ответила ей Фенела, но не совсем уверенно.
В первый раз за всю свою жизнь она принесла интересы собственной семьи в жертву какому-то другому делу. Семье придется в этот раз обойтись без нее, решила Фенела.
Она поцеловала свою тетку и взяла с собой только сумку.
Фенела быстро спустилась по лестнице вниз, вытащила из-под навеса у задней двери свой велосипед и покатила на нем по дороге.
Весь путь до Уэтерби-Корт занял у нее около двадцати минут, и когда Фенела добралась до усадьбы, она была почти уверена в том, что Николас уже ждет ее в зале. Она думала, что если он вдруг позвонил в Фор-Гейблз после ее отъезда, то тетя Джулия сообщит ему, что Фенела отправилась к ним.
Но Николаса дома не оказалось; по приезде в Уэтерби-Корт она встретила только леди Коулби, одетую в униформу служащих Красного Креста, поскольку та была президентом отделения этого общества в их графстве.
— Фенела, вот это сюрприз! — воскликнула леди Коулби. — А я и не думала увидеть вас здесь в это время.
— Признаться, я тоже, — ответила Фенела, — но я хотела бы повидаться с Николасом. Он уже вернулся?
— Нет, он все еще на аэродроме — по крайней мере сегодня утром он направлялся именно туда. Полагаю, вы останетесь дожидаться его? Скажите Доусон, чтобы принесла вам чаю. Боюсь, что не смогу остаться и составить вам компанию. Я и так уже опаздываю на собрание в Мельчестере.
— Тогда не смею задерживать вас, — ответила Фенела.
Она наблюдала за тем, как уезжала ее свекровь, напыщенная и немного смешная в своей униформе; эта женщина, которая всегда, до последнего вздоха, наверное, будет цепляться за власть над собственным сыном.
Когда Фенела осталась одна, она и не подумала звонить Доусон, как ей наказывала леди Коулби, а вместо этого прошлась по комнатам на нижнем этаже. Дом казался тихим и пустым.
Она с нетерпением дожидалась возвращения детей, которые, как ей сообщили, отправились вместе с Нэнни на прогулку, как вдруг почувствовала, что больше не может ждать ни секунды.
Она немедленно должна, просто обязана узнать, что же случилось. И еще она должна найти что-то, что снимет с нее тяжкий груз тревоги.
У Фенелы было предчувствие — что-то обязательно случилось, хотя она убеждала себя в том, что это ее состояние было всего лишь следствием обострения ее воображения.
Она отправилась пешком по дороге, которая вела к аэродрому. Каждую секунду она ждала, что вот сейчас увидит приближающийся автомобиль Николаса, но дорога оставалась пустынной.
Фенела свернула с шоссейной дороги на проселочную и через несколько минут уже добралась до аэродрома. Напротив въездных ворот размещалась небольшая стоянка для автомобилей.
Она внимательно оглядела стоявшие на ней машины и среди полудюжины автомобилей заметила и маленькую зеленую двухместную машину Николаса.
Фенела направилась к этому автомобилю, решая про себя, что же ей делать дальше, когда вдруг ее сердце тревожно замерло: она услышала сирену машины «Скорой помощи», которая мчалась по проселочной дороге к аэродрому.
Она стояла неподвижно, словно окаменев, и прислушивалась к шуму этого автомобиля, который был все ближе и ближе, потом увидела словно во сне, как машина въехала в ворота аэродрома.
Так, ее предчувствие не было ложным! Что-то случилось, что-то такое, о чем она догадалась необъяснимым образом, каким-то шестым чувством.
Фенела ждала. Впоследствии она так и не смогла вспомнить, сколько же времени провела в том тревожном ожидании. По всей видимости, она сидела на подножке машины Николаса.
Должно быть, прошло не меньше двух часов до того момента, когда из ворот аэродрома вышел Ник. Все это время в ворота входили и выходили разные люди, въезжали и выезжали какие-то автомобили, но Фенела ничего вокруг себя совершенно не замечала.
Она ждала только одного человека — только его и никого другого.
И вот она увидела Николаса. Единственный взгляд, брошенный на его лицо, рассказал ей то, что она уже и так знала. Прихрамывающей походкой он подходил к автомобилю, на ходу вынимая ключ из кармана.
Фенела медленно поднялась навстречу ему; при этом она смутно сознавала, что делает; все внутри ее сжалось как в судороге.
В тот момент ей казалось, что она прождала Ника целую вечность; целую вечность, за которую произошло столько событий внутри ее, после которых и весь мир, и она сама неузнаваемо переменились.
Фенела ничего не сказала. Ник заметил ее, но тоже не произнес ни слова. Она поняла, что Николас был не рад и не удивлен, увидев ее здесь; он потерял способность испытывать какие-либо чувства, кроме отчаяния.
Николас открыл дверцу и, нагнувшись, освободил запор другой дверцы, со стороны Фенелы. Она уселась в машину, и, не произнеся ни слова, они тут же тронулись в путь.
Они ехали бок о бок в полной тишине до тех пор, пока наконец не добрались до поворота на окруженную деревьями шоссейную дорогу и перед ними не открылся Уэтерби-Корт, серый и чудесный в лучах солнца, а у его подножия, словно серебряная чаша, блистало озеро.
В этот момент Николас свернул машину на траву и выключил двигатель.
— Хочешь знать, что случилось? — хриплым голосом спросил он у Фенелы.
И в его голосе настолько ясно читались охватившие Николаса чувства, что Фенела испытала почти физическую боль, услышав его.
В первый момент она испугалась — ей было страшно говорить, страшно что-либо отвечать ему, но затем наконец она поняла, что надо делать, как ему помочь, как смягчить боль от этой новой раны.
— Нет, ничего не рассказывай мне, — проговорила она, — вообще ничего не говори об этом. Я знаю, все знаю о том, что случилось на аэродроме. Ах, Николас, как мне жаль!
Она подняла руки, говоря это, и притянула его голову к себе.
Фенела не осознавала, что говорила в тот момент, в голове у нее вертелась одна мысль — только бы привлечь его сейчас к себе, осторожно отдать ему хоть что-то от себя.
Какое-то время казалось, что Николас сопротивляется ее попыткам, но затем вдруг — как будто стальная броня его гордости треснула — он повернулся к ней, голова его стала наклоняться, пока глаза его не спрятались в ее шее; и тут она услышала его голос, тихий и сломленный.
— Неудача, Фенела, неудача.
— Я знаю, знаю, — услышала Фенела свой голос, — но это ничего не значит. Ты можешь начать свою работу заново, неудачи не будут вечными; наверное, была какая-то мелочь, о которой ты не подозревал, о существовании которой не догадывался.
Она почувствовала, что его руки все крепче и крепче сжимают ее в объятиях.
— То же самое сказал мне и Дик, — ответил Николас, — но, Фенела, ведь я так верил в «Кобру». Она так много значила для меня. Я чувствую, что это был наш самолет — твой и мой.
Она почувствовала, как Николас глубоко вздохнул, когда произносил последние слова.
— Возможно, моя часть в этом самолете оказалась недостаточной для успеха, — ответила она.
Затем слова замерли у нее на устах, когда она почувствовала на своей шее что-то теплое, влажное и поняла, что это слезы Ника.
Ник плачет! Тот инстинкт, который всегда заставлял ее с охотой заботиться обо всех, кто был с ней рядом, подсказал Фенеле в тот момент, что она должна все время окружать заботой и обхаживать также и своего молодого мужа.
Она крепко обняла его и прижалась своей щекой к его щеке.
— Не надо, милый, не надо! — умоляла она Николаса таким голосом, каким обычно обращаются к маленьким детям. — Мы начнем все снова, мы сделаем это вместе — ты и я. Только ты и я, Ник, если ты позволишь мне остаться рядом с тобой.
Он сделал движение, чтобы выпрямиться на сиденье, и теперь уже смотрел на нее сверху вниз; слезы, стоявшие у него в глазах, текущие по щекам, бессовестно выдавали его чувства.
Фенела посмотрела на Николаса и была зачарована его глазами, тем выражением внезапной надежды, которой они озарились.
«Так вот она какая, любовь», — непроизвольно подумала Фенела, а затем почувствовала, как отозвалось на это ее собственное сердце.
Ей удалось сделать Ника таким, ей удалось удержать его от отчаяния и уныния, удалось превратить горечь его неудачи в радость. Она увидела, что его губы шевелятся.
— Повтори это еще раз, — просил он, — пожалуйста, скажи это еще раз.
Николас говорил это почти шепотом, но ответ Фенелы прозвучал ясно и смело:
— Мы сделаем это вместе, дорогой, — я и ты.
В большой спальне дома Уэтерби-Корт было очень тихо, и Фенела могла слышать даже биение своего сердца.
Она ждала; ждала, затаив дыхание, когда откроется дверь.
Ей казалось, что сейчас наступает тот момент, к которому она готовилась всю свою жизнь. Она двигалась к нему очень медленно, но постоянно и неуклонно.
Николас как-то сказал Фенеле, что она напоминает ему реку — широкую и спокойную. Она не знала, как в прошлом, но сейчас ей хотелось быть именно такой, чтобы хоть как-то помочь ему!
У нее было такое ощущение, что все ее чувства и стремления кого-то оберегать, ободрять, поддерживать и утешать, которые она испытывала при общении со своими близкими — My, малышами, Саймоном и Реймондом, — теперь выкристаллизовались в одно — то чувство, которое она испытывает сейчас к Николасу!
Она желала дать ему гораздо больше того, что давала кому-либо прежде;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23