Вдалеке поблескивали огоньки, но теперь их было меньше, и вся картина, как и музыка, дышала покоем и нежностью. По воде пробежал ветерок, он тронул щеки Корнелии и всколыхнул распущенные по плечам волосы, скрывшие их обнаженность и обрамившие ее лицо так, что глаза казались слишком для него велики, когда она с беспокойством! оглянулась вокруг.
Как же ей вернуться в замок? В этот миг как по волшебству появился слуга. Он шел так тихо, что оказался совсем рядом с ней, прежде чем она увидела его. Не говоря ни слова, он укутал Корнелию темно-синей бархатной накидкой, отделанной соболем. Накидка свисала до пола и была с капюшоном, который Корнелия набросила на голову.
Все так же молча он показал рукой, и она увидела, что рядом с террасой ждет гондола. Слуга помог ей забраться в лодку и, как только она уселась, погнал лодку, правя с быстротой и умением, совершенно не похожим на неторопливую манеру, с которой ее и герцога перевезли через озеро на обеденную террасу.
На ступенях замка ожидали другие слуги. Не нарушая молчания, они провели ее по темному дому, освещением служил фонарь в руках одного из слуг. У парадного входа она увидела карету и быстро спустилась. Лакей помог ей сесть и набросил на колени меховой коврик. Затем подождал немного, прежде чем закрыть дверцы кареты, и она поняла, что он ждет указаний.
На секунду она растерялась. Куда отправиться: в апартаменты Рене или обратно в «Ритц»? Она чуть наклонилась вперед и, когда заговорила, то дала совсем не то распоряжение, которое намеревалась.
— Поезжайте на площадь Мадлен, — сказала она.
Дверь захлопнулась, и лошади помчались с головокружительной быстротой. Корнелия откинулась на мягкие подушки, закрыв глаза. Ей не хотелось спать, мозг работал ясно и отстраненно. Корнелия сидела неподвижно, сцепив руки на коленях, пока лошади не подвезли ее к высоким каменным ступеням, ведущим в церковь святой Марии Магдалины. Дверцы распахнулись, Корнелия чуть поглубже надвинула капюшон и шагнула из кареты.
Пока она ехала, наступил рассвет, и величественный фасад церкви, украшенный колоннадой в стиле римского храма, был залит бледно-золотым солнечным светом.
— Подождите меня, — распорядилась Корнелия и начла медленно подниматься по ступеням.
Мимо нее прошла уличная девица, разукрашенная яркими перьями и мишурой, а из дверей показалась крестьянка с тяжело нагруженной корзиной, женщина бормотала под нос молитвы.
Корнелия толкнула перед собой дверь. Внутри было очень темно и тихо, казалось, движение шло только от сотен мерцающих огоньков, зажженных перед статуями святых. С минуту она стояла оглядываясь, а затем, повернувши направо, нашла часовню, которую искала.
Раньше ей не приходилось здесь бывать, но все был для нее знакомо. Разве графиня де Кейль не говорила ей, что это ее самая любимая церковь в Париже, и не описывала много раз?
— Всю жизнь я несла свое горе и радость к Магдалине, обычно говорила она Корнелии и рассказывала, как еще девочкой молилась из года в год в часовне, справа от орган чтобы у нее был счастливый брак, и как молитвы принесли ей и любящего мужа и преданных детей.
Часовня была темной, но свечи освещали огромны каменные фигуры над алтарем. Они изображали, как хорошо знала Корнелия, венчание Святой Девы. С минуту она стояла, любуясь чудесными статуями Прадье, а затем упала на колени и начала молиться, как не молилась никогда в жизни, чтобы Господь благословил и ее брак тоже.
Ей хотелось прибавить и свою свечу к тем, что не переставая горели всю ночь, но не оказалось при себе денег, и она удовлетворилась еще одной молитвой, молитвой благодарности.
Не желая дольше задерживать карету и опасаясь, что теперь, когда наступило утро, церковь начнет заполняться людьми, Корнелия заторопилась прочь. Ряды цветочного рынка сбоку от церкви оживились. Она заметила красные и белые розы и почувствовала, как внезапно сжалось ее сердце. Сможет ли она когда-нибудь снова смотреть на розы, не вспоминая о прошлой ночи?
Корнелия велела кучеру отвезти ее в «Ритц» и, оказавшись в отеле, поспешила мимо ночного портье наверх по лестнице в свой номер. Все было тихо, окна зашторены, дверь в гостиную закрыта.
Корнелия прошлась по комнате и отдернула шторы. Солнце ворвалось мощным потоком. Она расстегнула бархатную накидку и сбросила ее на пол. Подняв руки, откинула со лба волосы, примявшиеся под капюшоном. Затем как во сне, думая о чем-то своем, она переоделась в ночную рубашку из чистого шелка, разложенную для нее на кровати, а сверху надела халат из темно-розового атласа, отделанный полосками горностая. Потом она закрыла лицо руками и сидела, думая, вспоминая, чувствуя!..
Когда Вайолет пришла в десять часов будить хозяйку, то нашла ее за письменным столом. Вокруг были разбросаны бесчисленные листы бумаги, которые она скомкала, написав несколько слов.
— Вы уже проснулись, ваша светлость? — всполошилась Вайолет. — А я думала, что ваша светлость еще спит. Что заказать на завтрак?
— Кофе и фрукты, пожалуйста. Больше ничего.
— Очень хорошо, ваша светлость.
Вайолет отправилась на поиски официанта. Корнелия продолжала писать, и когда принесли завтрак, она даже не вспомнила о нем. Отбросив много вариантов, она продолжала бороться с письмом, которое никак ей не давалось. В полдень снова заглянула Вайолет и обнаружила, что кофе остыл, а фрукты не тронуты.
— Я принесу вам другой кофе, ваша светлость, и, пожалуйста, съешьте что-нибудь. Если это и дальше будет продолжаться, вы так похудеете, что ни одно из ваших новых платьев вам не подойдет.
— Возможно, они мне никогда не понадобятся, — тихо ответила Корнелия.
— Не говорите так, ваша светлость. Я жду не дождусь того дня, когда мы сможем избавиться от этих уродливых английских туалетов.
Корнелия вздохнула.
— Вчера привезли сундуки от мадам де Вальме? — тут же спросила она.
— Да, ваша светлость, мы больше туда не поедем?
— Нет, Вайолет.
Лицо Вайолет ясно выражало любопытство, но Корнелия больше ничего не сказала и встала из-за стола. Тут послышался стук в дверь. Вайолет пошла выяснить, в чем дело. Корнелия услышала ее удивленный возглас, а затем в комнату вошла Рене. На ней была густая вуаль. Рене откинула мягкие тюлевые складки и слегка надула губки.
— Фу! На улице жара, а тут еще эта вуаль, которую я всегда ненавидела, — воскликнула она, — но нельзя же было повредить вашей репутации. Мне не хотелось, чтобы в отеле узнали о визите к вам пресловутой мадам де Вальме.
— Какой чудесный сюрприз!
Корнелия протянула руки и ласково поцеловала Рене.
— Я пришла потому что обеспокоена, дорогая, — сказала ей Рене.
— Давайте сядем, — предложила Корнелия. Вайолет предусмотрительно удалилась из комнаты, и они остались вдвоем.
— Так о чем вы беспокоились? — спросила Корнелия.
— Во-первых, о вас, — ответила Рене с улыбкой. — Вы прелестно выглядите сегодня. По крайней мере, на этот счет мои опасения были напрасны.
Корнелия взяла в ладони руку гостьи.
—Я очень-очень счастлива, — сказала она. — В то же время…
— В то же время?.. — подхватила Рене.
— Я не знаю, как долго продлится мое счастье.
— Как раз об этом я и пришла поговорить. Герцог уже приезжал ко мне домой и спрашивал о вас.
— Так рано? — воскликнула Корнелия.
— Да, в первый раз он приехал около семи часов, как мне передали слуги. Ему сказали, что мадемуазель Дезире нет. Я полагаю, что он вернулся сюда, переоделся и вновь приехал с визитом около половины десятого. К тому времени я уже была дома и велела слугам сказать, что они ничего не знают, пока я сама с ним не переговорю. Заставив прождать почти до одиннадцати, я наконец приняла его. Дезире, он в отчаянии. Что мне прикажете с ним делать?
— Вы думаете, он любит меня? — спросила Корнелия.
— Уверена, что да, — ответила Рене. — Он человек, который способен на очень глубокие чувства, если их пробудить, а вы, моя малышка, сделали это. Он любит вас, как до сих пор никогда не любил.
— Но достаточно ли сильно? — засомневалась Корнелия. Рене слегка вздохнула и отвернулась, чтобы не видеть беспокойства в глазах подруги.
— Нам остается только ждать, — сама себе ответила Корнелия.
Она поднялась и подошла к письменному столу.
— Все утро я пыталась написать ему письмо. Трудно было подобрать слова, но все же я чувствовала, что должна написать хоть что-то.
Она постояла секунду с конвертом в руке, затем открыла его и вынула письмо.
— Я хочу просить вас передать ему это, — сказала она, — вы были для нас обоих самым дорогим другом, поэтому лучше, если вы прочтете.
Рене взяла письмо. Оно было очень коротким и написано по-французски:
Я люблю вас всем сердцем, — писала Корнелия, — но я покинула Париж, и Вы не сможете найти меня. Если мы больше никогда не встретимся, знайте, что я люблю Вас.
Глаза Рене неожиданно наполнились слезами:
— О моя дорогая, — сказала она, — мудро ли рисковать столь многим?
— Чтобы выиграть все? — спросила Корнелия.
— А если проигрыш?..
— Если проиграю, — ответила Корнелия, — значит, прошлой ночью Дезире умерла.
— И вы никогда ему не признаетесь?
— Никогда. Рене поднялась.
— Вы гораздо храбрее и сильнее, чем я предполагала. Я успела полюбить вас и буду теперь молиться, чтобы все у вас было хорошо.
Корнелия поцеловала ее, крепко обняв.
— Что бы ни случилось, вы всегда останетесь моим другом, — сказала она, — но нам будет сложно встретиться, если только любовь не окажется важнее положения и не возьмет верх над гордостью.
— Я буду молиться за вас обоих.
Рене положила письмо в сумочку, снова поцеловала Корнелию, прежде чем опустить на лицо непроницаемую вуаль, и вышла из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
Корнелия внезапно почувствовала, что совершенно измотана. Сбросив розовый пеньюар, она забралась в кровать и чуть не заснула, прежде чем Вайолет успела прибежать на ее звонок.
— Пошлите к его светлости сказать, что я не выйду ко второму завтраку, — пробормотала Корнелия.
Один взмах ресниц, и она снова провалилась в сон. Ей показалось, что она проспала очень недолго, когда ее разбудил голос Вайолет.
— Ваша светлость, ваша светлость!
К Корнелии медленно вернулось сознание.
— Что случилось? — спросила она.
— Его светлость настаивает на немедленном разговоре с вами.
От испуга Корнелия сразу проснулась и села в кровати.
— Он не должен сюда войти, — сказала она, представив себя со стороны с распущенными волосами и в розовой ночной сорочке.
— Нет, ваша светлость, он просит, чтобы вы немедленно оделись. Он ожидает вас в гостиной.
Корнелия не задавала больше вопросов, а встала и торопливо прошла в ванную, приготовленную Вайолет. Очень быстро одеться было весьма трудно, и хотя двери были закрыты, Корнелия не сомневалась, что герцог вышагивает взад-вперед, по ковру, сцепив руки за спиной и склонив в задумчивости голову.
Одевшись наконец в очередное пастельное платье из своего гардероба и не забыв черные очки, Корнелия вошла в гостиную.
— Добрый день, — сухо поздоровалась она. — Прошу прощения, что не спустилась ко второму завтраку, но я не совсем хорошо себя чувствовала.
— Второй завтрак! — воскликнул герцог, как будто впервые слышал о таком.
— Вы разве ничего не ели? — поинтересовалась Корнелия.
— Нет… мне кажется, что нет, — ответил он, — но это не имеет значения.
Вид у него был взволнованный, полубезумный, от обычной неспешной вежливости не осталось и следа. Лицо покрывала бледность, под глазами пролегли темные круги бессонницы, но помимо этого в лице его читалось выражение, которого Корнелия раньше не видела и которое не совсем понимала.
— Я хотел с вами немедленно поговорить, — сказал герцог, — потому что мы тотчас должны отправиться в Англию.
— Сегодня? — удивилась Корнелия. — Но мы ведь собирались уехать завтра!
— Да, я знаю, — ответил герцог, — но планы придется изменить. Наш немедленный отъезд продиктован настоятельной необходимостью.
— Но почему?
— Сожалею, но не могу вам ответить в данную минуту. Я только прошу вас верить, что сегодняшний отъезд чрезвычайно важен.
— Вы получили письмо… телеграмму… заболела ваша мать? — осведомилась Корнелия.
— Ничего подобного, — нетерпеливо ответил герцог. — Это дело частного порядка, и я расскажу вам о нем в свое время, если позволите. Как скоро вы будете готовы?
— Думаю, как только управится Вайолет, — ответила Корнелия.
— Хаттон спустит вниз мои сундуки через полчаса, — сообщил герцог. — Вы отдадите распоряжения своей горничной?
— Да, конечно, если вы этого желаете.
Корнелия направилась в спальню. Герцог раздраженно постукивал пальцами по столу с видом человека, которого окончательно вывели из себя. Корнелия передала Вайолет все, что должна была сказать.
— Если почувствуешь, что не справляешься, позови на помощь горничную из отеля, — предложила она, а затем, вместо того чтобы вернуться в гостиную, села на диван в своей спальне.
Она поняла, что не может сейчас находиться рядом с герцогом. При виде его сердце начинало биться быстрее, и ей стоило большого труда не кинуться к нему в объятия.
Корнелии хотелось притянуть к себе это измученное волнениями лицо, провести пальцами по его усталым глазам и прошептать ему на ухо правду — что Дезире здесь, рядом, и до нее можно дотронуться губами. Она знала, что теперь он страдает, и спрашивала у самой себя, лежит ли ее записка у его сердца, и целует ли он ее так же, как она целовала все письма, которые получала от него. Она любила его — Господи! — как она любила его! Тяжело было видеть герцога несчастным, но все же только через это его страдание они могли завоевать путь к настоящему счастью. С железной решимостью Корнелия принудила себя к хладнокровию. За несколько последних недель она приучилась разводить свои мысли и чувства в разные стороны.
В присутствии мужа она была сдержанной и даже подавленной, если выступала в роли Корнелии. Надевая черные очки, она сразу ощущала ту застенчивость, которая была неотъемлемой частью характера Корнелии до тех пор, пока она не превратилась в Дезире.
Но притворство теперь давалось труднее, чем когда-либо. Прошлая ночь сняла все последние барьеры, сдерживающие красноречие Корнелии. Вспоминая слова, которые сами приходили на ум, нетерпеливость поцелуев и восторг любви, она знала, что никогда больше не будет испытывать неловкость или сознание, поскольку двух слов связать не может. Если же к ней и придет застенчивость, то только та, от которой финальная неизбежная капитуляция становится еще слаще.
От одной этой мысли она задрожала и поднесла руки к лицу. А вдруг он не выдержит последнего испытания, что, если все-таки он недостаточно любит? Найдет ли она в себе силы отказаться от любви, не достигшей той самой высокой вершины, которую она сама для нее выбрала?
— Я должна быть сильной — должна! — вслух произнесла Корнелия.
— Вы что-то сказали, ваша светлость? — спросила Вайолет из другого конца комнаты.
— Только самой себе.
— Все готово, ваша светлость, — сообщила Вайолет, затягивая широкий ремень вокруг последнего сундука с полукруглой крышкой.
— Я передам его светлости, — сказала Корнелия.
Она прошла по комнате, отворила дверь в гостиную. Герцог сидел на стуле возле погасшего камина, обхватив голову руками. На секунду она почувствовала, что полностью обезоружена. Невыносимо было видеть такое горе, такие страдания. Как она могла навлечь все это на него! Еще секунда, и она пролетела бы по комнате и опустилась бы на колени перед ним. Но хотя он не слышал, как она вошла, какое-то шестое чувство подсказало ему, что за ним наблюдают. Он поднял глаза и резко вскочил:
— Вы готовы?
Голос его был груб, и Корнелия взяла себя в руки, хотя успела сделать первый шаг.
— Да, я готова, — машинально ответила она.
— Хорошо. Мы успеем на четырехчасовой поезд с Северного вокзала. Я попытался заказать билеты. Надеюсь, путешествие не будет слишком неприятным.
Его надежды не оправдались. Как потом вспоминала Корнелия, эта поездка оказалась сродни ночному кошмару. В последнюю минуту им было отказано в отдельном купе, так как поезд был битком набит туристами, возвращавшимися в Англию.
В Булонь они прибыли глубокой ночью и были вынуждены остановиться в отеле на набережной, чтобы успеть на утренний паром. Корнелия была слишком озабочена, чтобы обращать внимание на собственные удобства, а герцог, как видно, был глух ко всему, кроме одного — непреодолимого желания без малейшего промедления оказаться дома. Но выражения лиц Вайолет и Хаттона красноречиво свидетельствовали об их мучениях.
Больше всего Корнелию беспокоило, почему отъезд был таким поспешным. Она не понимала, по каким причинам герцог изменил свои планы, и ей с большим трудом удалось удержаться от вопросов.
После бессонной ночи она была очень усталой и надеялась, что сможет отдохнуть в булонском отеле, но всю ночь напролет гудели корабли, шло оживленное движение, раздавались крики и пение людей, поэтому Корнелия в конце концов оставила все попытки заснуть, села у окна и начала вспоминать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27