Я представлял себе, как он тщетно колотил кулаками по цементу, бросался грудью на потолок, упирался ногами в один конец и пихал руками другой. Неважно, что он теперь обладал силой неживых, – ему не сдвинуть камень. Неважно, что он мог обратиться в дым, – ему не найти ни одной трещины, ни одной крохотной дырочки, чтобы убежать от меня. Неважно, что у него скоро кончится запас воздуха, – ему не надо дышать.
Неважно, неважно…
Он вдруг затих. Размышлял, наверное. Если он изучил магию, – а по тому, как ловко он заловил меня в свою ловушку, я знал, что он был с ней знаком – он наверняка сейчас анализировал полученные знания. Он оценит свои слабые и сильные стороны, но теория не всегда предполагает практику. Он почувствует силу своего измененного тела, а также ярость, текущую по его жилам, и вместе с ней дикую радость своего черного возрождения, но прежде всего он почувствует затмевающее все остальное, раздирающее ему глотку, слепое безумие неутолимого голода.
– Страд? – позвал он и голос прозвучал как-то отдаленно из-за камня.
Я ничего не сказал.
– Ты здесь. Я знаю, что ты здесь. Я знаю, что ты слышишь меня.
– Это он. Это его голос, – прошипела Ловина.
Я кивнул, подумав, что мне надо заставить ее забыть все, раз она услыхала мое имя.
– Страд, ты должен выпустить меня на волю, – тихо канючил Лео. – Ты меня сотворил, ты должен освободить меня.
На этот раз я засмеялся.
– Да ну?
– Да, да. Я твой раб. Тебе это известно. Я могу делать только то, что ты мне прикажешь. Ты мой хозяин.
– Ты говорил, что если бы у тебя были мои способности, ты бы нашел им достойное применение.
– Я был не прав. Прости меня, хозяин. Я был невежда. Я бы ребенком, глупым ребенком. Я изменился, я все понял. Позволь мне служить тебе. У тебя никогда не будет более преданного слуги.
– Надеешься снова сыграть на моей самоуверенности, Лео?
– Не-е-е-е-е-ет! – завыл он, теряя самообладание. Это был действительно ужасный вопль, страшнее тех предсмертных криков, которые я слыхал на поле боя, и одного его было достаточно, чтобы растопить железное сердце и пробудить в нем жалость. Ловина поежилась и посмотрела на меня. Вокруг ее глаз выступили белые пятна.
– Вы хотели, чтобы он страдал, леди. Услышав его крики, вспомните плач вашей матери, ваших сестер, ваших…
Ее рука дернулась, чтобы остановить меня.
– Прекрасно. Не говорите больше ни слова. Это то, чего я хотела, и боги вознаградили меня с вашей помощью.
– Освободи меня! – визжал Лео.
Ловина вздрогнула, но не сдвинулась с места.
– Пожалуйста, повелитель! Я буду служить вам, буду выполнять любые ваши прихоти!
– Тогда слушай мое пожелание, Лео. Живи, сколько можешь, а потом будь проклят.
Временное затишье, затем опять стук, когда он начал бить ладонями по стенам. Он уже ничего не просил, а только кричал. Его злость давно переросла обычное человеческое чувство. Неважно. Если бы он мог прорваться наружу, он бы уже был далеко. – Он умрет? – прошептала Ловина.
– В конце концов да.
– Волшебство не даст ему умереть в таком месте?
– Нет.
Движением, похожим на мое, она ощупала цемент. Фонарь отбросил изображение ее фигуры на стену в виде причудливой тени, под углом уходящей во мрак.
Лео опять замолчал.
– Там внутри очень темно, – сказал я, прекрасно зная, что он слушает меня. – Он ничего не видит, кроме смутных образов, возникающих в его мозгу. Ему тесно: с боков от стен его отделяет расстояние толщиной в руку, между его лицом и потолком такой же маленький промежуток свободного пространства, чуть побольше – над головой и под пятками. И он голоден, Ловина. Он так голоден, как вам и не снилось. И с каждой минутой ему становится все хуже. Как будто у него в желудке сидит гигантская кошка и рвется наружу, а вторая кошка сидит у него на животе и царапается, потому что хочет залезть вовнутрь. Он согнется пополам от боли, но это ему не поможет. Он будет грызть свою плоть, пить свою кровь, но ничто не принесет ему облегчения. Он будет вопить и молить о пощаде, и сожрет язык, взывая к милости богов, но ему нет спасения. Он разобьет голову о камни, пытаясь убить себя, но не сможет умереть. Только его голод прикончит его. Он сожрет его, как медленный огонь съедает воск свечи.
Ее голос был ровным и спокойным, когда она спросила:
– Сколько это продлится?
– Месяц. Да нас донесся протяжный, истошный стон.
– По прошествии трех месяцев придите сюда при дневном свете со своими слугами и вскройте склеп. Соберите все, что найдете там, и сожгите, а пепел развейте по ветру.
Она прикрыла глаза, опустив голову, и сделала глубокий вдох. Холод проник в этот дом мертвых и… неживых.
– Месяц?
– Может, чуть дольше.
Она опять посмотрела на меня.
– Тогда я останусь здесь. Я буду сидеть здесь и слушать его все это время. Я буду слушать, как он умирает и молит о мире для тех, кого он зарезал той ночью.
Я слегка дотронулся до ее щеки мизинцем.
– И для тех, кого он не смог погубить, леди.
– Да. И для них тоже. – Она не отпрянула от меня назад, ее рука замерла над фонарем. В его свете наша кожа и одежда окрасилась в красный цвет. – Я помню еще кое-что из той ночи, я помню лорда Страда. Я притворилась, что спала… или, может быть, я действительно спала и он явился мне в моих снах, но я припоминаю, как мой отец открыл дверь и Страд ворвался в комнату. Это был высокий черноволосый мужчина и глаза его горели адским пламенем. И с головы до ног он был забрызган кровью. Она покрывала его, как, кажется, заливает нас сейчас.
– Это, наверное, было очень страшно.
– Я не боялась его. Ни тогда, ни теперь.
Последовало долгое молчание. Я размышлял, что я должен сделать: то ли стереть эту картину из ее памяти, то ли…
Она встрепенулась и вздохнула.
– Ну, лорд Василий, вы, наверное, устали слушать мои детские фантазии?
– Фантазии? – переспросил я.
– Фантазии, – твердо сказала она. – Фантазии моего беспокойного детства.
– Я надеюсь, что прошлое больше не будет беспокоить вас.
Она взглянула на гладкую поверхность склепа.
– Думаю, нет. Никогда. Пожалуйста, передайте лорду Страду, что и я и моя семья будем вечно благодарны ему за его справедливый суд.
Лорд Василий улыбнулся… и низко поклонился.

Глава 8
Десятое полнолуние, 400
«Лазло Улрич, бургомистр деревни Берец, памятуя об особом интересе лорда Страда к любым и всем волшебным книгам, может предложить его светлости несколько томов, недавно обнаруженных, для продажи. Бургомистр будет рад видеть лорда Страда у себя или по его желанию доставить книги в замок Равенлофт для тщательного осмотра…»
Если речь шла о сборниках заклинаний, то их нельзя было доверять незнакомцам, и я решил сам съездить в Берец. Сверившись с картами страны, я не стал терять и минуты, запряг лошадей, упаковал золотые слитки и запасную одежду и отправился в путь. Время года было неподходящим для путешествий, во всяком случае в карете, однако морозы еще не наступили. Горные дороги стали скользкими и опасными, но я мог по ним проехать.
Берец находился на берегу Лунной реки, в нескольких милях к югу от Валлаки и единственной его достопримечательностью, отличающей его от других поселений рыбаков, был огромный дворянский дом. Какой-то давным-давно позабытый правитель построил здесь свою летнюю резиденцию и издалека это здание выглядело очень внушительно. Но по мере моего приближения все отчетливей проступали следы старости и запустения. Трещины во внешней стене, заросший сорняками садик, проломы в крыше – все указывало на то, что его нынешний хозяин, бургомистр, как никогда нуждался в деньгах. Если его так называемые волшебные книги оправдают его ожидания, у него будет более чем достаточно золота, чтобы вернуть своему жилищу его былую славу. А если нет… тогда я позабочусь, чтобы он больше не тревожил попусту мой покой.
Спустя какое-то время после захода солнца на вторую ночь пути я остановился около провисших ржавых ворот, спешился и направился к крыльцу по заброшенной главной аллее, пробираясь между зарослями колючек и кучами грязи. Если бы не освещенное окно на первом этаже, место казалось бы совершенно необитаемым. Подойдя к когда-то впечатляющим парадным дверям, я отрывисто постучал.
Мне открыл нерешительный и бледный старик-слуга. Он смотрел на мир мутными пустыми глазами и был слишком стар и слаб для своей работы. Удивительно, почему его до сих пор не уволили с почетом. Я подал ему карточку с именем лорда Василия фон Хольца, посланника Страда фон Заровича. Он зажал ее в не очень-то чистой руке и, не говоря ни слова, растворился в глубине дома. Не получив приглашения, но и не нуждаясь в нем, я шагнул за порог и замер в ожидании, вежливо откинув назад капюшон плаща.
В прихожей было темно, – когда слуга зашаркал прочь, он не потрудился оставить свечу – но я отлично видел в темноте. До меня долетали приглушенные стенами и неопределенным расстоянием голоса: какой-то мужчина сыпал вопросами, а старик мямлил что-то в ответ. Я ждал довольно долго прежде, чем появился сам хозяин дома, со светильником в одной руке и выражением испуганной надежды на лице.
Лазло Улрич – так он представился – поклонился и невнятно затараторил что-то извиняющимся тоном. Я уловил только, что он сожалел, что не мог принять меня «должным» образом. Это был здоровый, неотесанный мужик, который неплохо бы смотрелся как солдат моей бывшей армии. Но в его глазах светился раболепный страх и мне это не понравилось.
– Я прибыл по поручению лорда Страда, чтобы взглянуть на книги, – сказал я, желая по возможности предельно сократить время моего пребывания в этом доме. – Если они у вас еще есть.
Да, да, они здесь и он с удовольствием покажет мне их. Он приподнял лампу и повел меня через почти пустые, пыльные комнаты с сырым затхлым воздухом. Отсутствовали многие предметы мебели и у меня сложилось впечатление, что их годами либо продавали, либо… пускали на растопку печек.
Скряга, подумал я, уныло вздохнув в уме. Я не раз встречал такой тип людей. Хорошо, что я скрыл свой интерес к его книгам. Мы вошли в заваленную какими-то вещами, скудно освещенную малюсеньким огоньком в огромном камине комнату. Она, похоже, служила дюжине разных целей, будучи и библиотекой, и столовой, и мастерской, и гостиной. Лазло Улрич открыл старый-престарый сундук и я увидел груду старинных томов и древних пергаментных свитков.
– Я тут устроил небольшую уборку в восточном крыле дома, когда я обнаружил это и заглянул вовнутрь, – гнусавил он. – Должно быть, книги принадлежали одному из прежних хозяев, который занялся… ну, вы знаете.
– Магией? – рассеянно произнес я.
Он был поражен.
– Да, да, верно. Я не смог прочитать ни конца, ни начала, ни одной строчки, и отнес все брату Григору, и он сказал мне, что это волшебные книги. Он сказал, что в них нет ничего хорошего и что я должен сжечь их. Но я подумал, что если кто-то потратил столько сил, чтобы написать их, то они могут представлять определенную ценность… для того, кто знает толк в таких вещах.
– Мудрое решение, бургомистр Улрич.
– Тогда они… лорд Страд может воспользоваться ими? – Он следил за каждым моим движением с рвением голодного пса.
– Не бывает бесполезных знаний, – ответил я уклончиво, про себя радуясь тому, что жажда наживы возобладала над его благочестием. Книги были неподдельными и на редкость ценными. Время и сырость сделали их очень ветхими. Я уже представлял, как проведу остаток зимы, расшифровывая и переписывая их содержание. Довольно приятное занятие, хотя ради него мне и придется пожертвовать некоторыми интересными проектами.
Я предложил заслуженно высокую цену за его маленькую коллекцию и немало позабавился, наблюдая за ходом его мыслей, отразившимся на его лице. Сначала – удовлетворение от выгодной сделки, затем сомнение, что, может быть, надо было запросить побольше. Даже намного больше. Тут-то я и не преминул напомнить ему, что лорд Страд прежде всего уважает в людях честность, а поэтому вправе требовать честного отношения к себе от других. Воспоминания пятидесятилетней давности об обезглавленном бургомистре были еще свежи в Береце. Улрич быстро согласился с назначенной мною ценой и сразу же крикнул слуге принести тунику, чтобы закрепить сделку.
Но вместо старика на его зов отозвалась молодая женщина.
– Марина! – воскликнул он с явным раздражением. – Я же велел тебе идти спать.
– Простите меня, папа Лазло, но Вилли так устал, что…
– Ах, значит, слуга более важен, чем его хозяин? Тебе предстоит многое узнать об этом мире, девочка. Нет, я не хочу ничего слушать. Поставь поднос и убирайся.
Девушка заторопилась к выходу, но прежде чем исчезнуть, бросила на меня украдкой взгляд. Только тогда я наконец разглядел ее. Улрич налил себе и мне по маленькому глоточку и подал мне бокал.
– Вот, пожалуйста, ваша светлость.
Раскачиваясь из стороны в сторону, я пятился назад, пока мои ноги не уткнулись в стул. Я поспешно опустился на него.
– Ваша светлость? Что с вами? Что?…
Я отмахнулся от него и закрыл лицо руками. Он продолжал суетиться вокруг меня, дрожа от страха и задавая вопросы, на которые я был не в состоянии отвечать. Я не мог ни говорить, ни думать. Моя голова в буквальном смысле кружилась от потрясения.
Улрич кинулся к дверям и позвал девушку. Без сомнения, он перепугался, что я свалюсь замертво в его гостиной. Они вернулись вдвоем и девушка приложила к моему лбу тряпку, смоченную в холодной воде. – Вот и все, сэр, просто не шевелитесь одну минутку, – проворковала она.
Я смотрел ей в глаза и мое сердце билось так быстро и так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Татьяна? – прошептал я.
Она никак не прореагировала.
– Хотите еще воды, сэр?
Моя рука дотронулась до ее пальцев. Это было не приведение, посланное, чтобы мучить меня, она была живой. Она была настоящей.
– Татьяна?
– Меня зовут Марина, сэр. – Но в ее голосе проскользнула нотка сомнения.
– Зови его «ваша светлость», девочка, – вставил Улрич.
– Ваша светлость, – послушно повторила она.
Тот же голос, то же лицо, та же грация движений – Татьяна обрела новую жизнь. Он изумления я перестал соображать. Улрич так разволновался из-за моего самочувствия, что ринулся вон, бормоча что-то про подмогу. Я и не подумал его остановить. У меня хватало сил только на то, чтобы смотреть на милую, красивую девушку передо мной.
Она носила мешковатое крестьянское платье, застиранное и полинявшее от долгой носки. Ее шикарные темно-рыжие волосы были заплетены в косу, как у незамужних девиц. Но несмотря на это и на то, что она абсолютно не узнавала меня, ко мне вернулась моя Татьяна, которую я полюбил полвека назад. Другой такой быть не могло.
По моему телу, покалывая позвоночник, пробежал морозец, не имеющий ничего общего с холодом в комнате.
Была ли она творением богов… или черных демонов?
Неважно. Важно, что она опять со мной, а все остальное – чепуха.
– Ваша светлость?
– Все в порядке… Марина. Твое имя действительно Марина?
Сомнение, которое проскочило раньше в ее голосе, стало еще более заметным.
– О, сэр… ваша светлость… вы меня знаете?
Ее искренний вопрос, переполненный таким сильным желанием, чуть не разбил мое сердце, как будто я тоже мог чувствовать ее ужасную боль. Я хотел успокоить ее, утешить, приласкать.
Она вся дрожала.
– Пожалуйста, ради Бога, вы знаете, кто я такая?
Ее боль возродила во мне сумасшедшую надежду.
– Ты…
– Пожалуйста, скажите мне. Я не помню своего прошлого.
– Совсем?
– Меня нашли около реки прошлым летом и отвели к брату Григору. Я ничего не помнила, даже своего имени, и он дал мне новое. Потом папа Лазло удочерил меня.
– Как мило с его стороны, – отважился произнести я.
Она передернула плечами и выражение ее глаз сказало мне больше, чем любые слова.
– Он плохо обращается с тобой? – спросил я, стараясь говорить ровным спокойным голосом.
– Он обращается со мной не так уж плохо, сэр… ваша светлость. Но, пожалуйста, вы знаете меня…
– Да, да. Твое имя – Татьяна. Твой дом далеко отсюда, в большом замке. И ты любима. Любима так, как ни одна женщина на земле.
Она не могла воспринять все сразу и вопросы один за одним посыпались из нее, но скоро у нее перехватило дыхание и она замолчала. Она потеряла дар речи, она просто не знала, с чего начать.
– Я расскажу тебе все, что захочешь, – пообещал я. – А пока думай о своем настоящем имени. Татьяна…
Она повторила его несколько раз.
– Но я не помню…
– Ты вспомнишь. Я помогу тебе.
Если она каким-то образом возродилась из небытия, это будет новым началом для нас – началом, не запятнанным убийствами и колдовством, свободным от соперников и старых печалей. Очень, очень редко в своей долгой жизни я бывал растроган до слез и никогда не давал им волю. С момента моего превращения много лет назад я думал, что разучился плакать. Но теперь в глазах у меня вдруг защипало и взор мой затуманился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24