Он просто не понимал, что значит говори
ть тихо. Халат на нем никогда не был застегнут, длинный нос задорно торчал
из-под очков, зубами он вечно жевал мундштук папиросы и для утешения свои
х пациентов часто рассказывал им о собственных болезнях, энергично и стр
астно сгущая при этом краски.
Ц Этот борец со стихиями жалуется на сердце! Ц восклицал Левин. Ц Этот
Икар, этот колосс смеет говорить о сердце! Кстати, оно вовсе не здесь, здес
ь желудок. Честное слово, противно слушать человека, который думает, что о
н болен, в то время когда он совершенно здоров. У вас хронометр, а не сердце,
а у меня, вот у меня вместо сердца Ц тряпка. Давеча тут один воздушный сок
ол показал мне свой перелом, вот он лежит в соседней палате. И он думает, чт
о это серьезно. Он не хочет быть калекой на всю жизнь и волнуется. Передайт
е ему потом, что я вам говорил доверительно, как мужчина мужчине. У него да
же не перелом. У него ушиб. И нечего ему разводить нюни насчет того, что он м
ожет быть отчислен от авиации. Вот в тридцать втором, доложу я вам, один шт
укарь уронил меня вместе с самолетом, так это действительно была картина
, достойная кисти художника. Меня собрали из кусков. Все было отдельно. Ну
почему вы смеетесь? Что смешного в том, что доктор Левин упал вместе с само
летом и разбился на куски? Кроме того, у меня язва желудка, так я думаю. А вы
все здоровяки, покорители стратосферы, воздушные чемпионы, племя крылат
ых, и вы мне очень надоели.
В серьезных случаях, даже до войны, Александр Маркович не уходил из госпи
таля. Если кто-нибудь из летчиков попадал в катастрофу, если состояние по
страдавшего внушало хоть маленькое опасение, Ц Левин как бы случайно з
асиживался в ординаторской, потом в палате у раненого, потом вдруг задре
мывал в коридоре в кресле возле столика дежурной сестры.
Ц Э! Ц сказал он Боброву, когда тот впервые очнулся после ранения, Ц вам
нечем особенно гордиться. Если вы женаты, то не рассказывайте вашей жене,
что вы были на краю смерти. Вас можно пропустить через кофейную мельницу,
и все-таки вы останетесь летчиком. Организм вообще очень много значит в т
аких случаях, как ваш. Вот, кстати, во время финской у меня была работа. Прин
осят одного и кладут мне на операционный стол. Я смотрю, и, можете себе пре
дставить, вспоминаю обстоятельства, при которых в свое время я оперирова
л этого же самого юношу. Мои швы, мой, так сказать, почерк, и недурная, очень
недурная работа. А дело было так. Он когда-то упал. Тогда летали бог знает н
а чем, на «Сопвичах», вы, наверное, даже их не видели. И вот он упал вместе со
своим «Сопвичем», отбитым у белых. И я, тогда еще совсем молодой врач, долж
ен был разобраться. Вокруг Ц никого, раненый нетранспортабелен, местный
фельдшер только крякает, и я Ц желторотый Ц должен все решить. Один час
двадцать минут я возился с этим молодым товарищем и потом нисколько не в
ерил, что дело обойдется без сепсиса. Я не мог спать, не мог есть, помню Ц то
лько все пил воду и курил самосад. Но мой пациент выжил. Он выжил вопреки з
дравому смыслу и всему тому, чему меня учили. Он выжил потому, что у него бы
л совершенно ваш организм. У него было сердце как мотор и такое здоровье, ч
то он совершенно спокойно проживет еще минимум семьдесят лет. Так что ни
когда нe следует унывать, а вам, с вашими царапинами, тем более. Вот вам моло
ко Ц его надо выпить. Если вы не станете пить молоко Ц это пойдет на поль
зу фашизму-гитлеризму. И ничего смешного. Гитлеру, Герингу, Геббельсу и вс
ей этой шарашкиной артели очень приятно, когда наши раненые отказываютс
я от пищи. То есть это я, конечно, выражаюсь фигурально, это в некотором смы
сле гипербола, но все-таки сделайте им неприятность Ц выпейте молоко и с
кушайте котлетку. Сегодня вы лично по некоторому стечению обстоятельст
в не воюете, так сделайте этой банде неприятности не как боевой, гордый со
кол, а как едок…

5

После своего позднего обеда, сидя с Бобровым, Левин стал вспоминать Герм
анию и университет в Йене, где некоторое время учился. Это было в общем-то
ни к чему, но люди, близко знавшие старого доктора, любили слушать его всег
да внезапные воспоминания Ц то один кусок жизни, то другой, то юность, то
отрочество, то какую-то встречу, и грустную и забавную в одно и то же время.

Ц Немцы, немцы! Ц говорил Левин. Ц Я не люблю, когда ругаются Ц немец, не
мец. Немец это одно, а фашист это совершенно другое. Когда я смотрю, как они
кидают бомбы, или читаю в газетах об этих лагерях уничтожении Ц боже мой,
я пожимаю плечами, пожимаю своими плечами и думаю, что можно сделать из на
рода, дай волю Гитлеру. Народ можно превратить в палача, в гадину, в зверя, б
удет не нация, а подлец. Я учился в Йене, я был очень бедный студент, совсем б
едный, хуже нельзя. И мне посоветовали Ц идите к студенческой бабушке фр
ау Шмидтгоф. Вот такая старуха Ц выше меня на голову, с усами, не дай бог ув
идеть ее во сне. И бока и бюст, ну что-то ужасное. Представляете себе Ц смот
рит на меня неподвижно пять минут, обдумывает, гожусь я или нет. Потом пока
зывает комнату и тоже смотрит Ц годится мне комната или нет. Потом говор
ит: вы имеете здесь кофе, не слишком крепкий, сливки, не слишком густые, чет
ыре булочки в день и тишину с чистотой. Никаких безобразий. Стирка белья и
штопка носков Ц тоже от меня.
Я поселяюсь у студенческой бабушки Шмидтгоф. Через месяц она знает распи
сание всех моих лекций, знает, какое у меня было детство, знает, что я люблю
жидкий кофе и побольше сливок, знает, что мне не приходится ждать ассигно
ваний на новый костюм, а когда я заболеваю, она ходит за мной лучше, чем моя
родная мама. Слушайте внимательно, Бобров. Эта женщина нe дает мне никогда
проспать ни одной лекции, а на прощание, когда я плачу и даю клятвы, что я вс
е-таки еще приеду в Йену повидать ее, она заявляет: "Нет, вы не приедете, гер
р доктор". Почему же я не приеду? "Вы не приедете, потому что профессора, у ко
торых вы учились, олухи и бездарные дураки, вы поймете это несколько позж
е". Но, фрау Шмидтгоф, для чего же вы гоняли меня на все лекции? "О, герр доктор
, маленький мой герр доктор, для того, чтобы вы получили диплом. У вас нет бо
гатых родителей, вы никогда не получите наследство из Америки, а диплом
Ц это булочки и не особенно крепкий кофе, и жидкие сливки, и крыша над гол
овой. Жизнь так плохо устроена, герр доктор. Нет, нет, только самодовольные
кретины возвращаются в Йену, а люди с головой думают: здесь пропали мои лу
чшие годы, у этих бездарных профессоров. Желаю вам много счастья, герр док
тор, добрую жену и всегда свою голову на плечах. Желаю вам понять, что ваш п
рофессор Брукнер Ц бездарная скотина, а ваш профессор Закоски Ц нахал
и карьерист, а ваш любимец профессор Эрлихен Ц тупица. Никогда не приезж
айте в Йену"…
Ц И вы не поехали? Ц спросил Бобров.
Ц Конечно.
Ц А старухе вы написали?
Ц И старухе я не написал.
Ц Почему?
Ц Не написал, и баста. Почему? Веселое письмо я не мог ей написать, а грустн
ое Ц не хотелось. У меня тоже была своя гордость. При царе доктору Левину
не так-то просто было устроиться на службу, чтобы иметь хотя бы жидкий коф
е и крышу над головой… Вы же этого не понимаете Ц вы, Бобров, для которого
все равны: и казах, и еврей, и узбек, и вы сами, русский. Так я говорю?
Ц Оно, конечно, так, Ц согласился Бобров.
Потом Левин показал Боброву полученный давеча орден.
Ц Вообще, орден Красной Звезды самый красивый Ц сказал Александр Марк
ович, Ц скромно и сильно высказанная идея. Вы согласны? Хотя "Красное Зна
мя" тоже очень красивый орден. У вас уже два "Красных Знамени" и "Красная Зве
зда", а еще что?
Ц "Трудяга" и "Знак почета", за арктические перелеты…
Ц Тоже неплохо! Ц сказал Левин. Ц "Правительство высоко оценило его за
слуги" Ц как пишут в некрологах.
Но будем надеяться, что я не доживу до такого некролога. А теперь мы вымоем
руки и займемся вами. Товарищ командующий мне звонил насчет вас. Что вы ду
маете насчет нашей идеи?
Бобров ответил не сразу. Он вообще не отличался болтливостью.
Ц Ну? Ц поторопил его Левин. Ц Или вы не поняли моего вопроса? А может бы
ть, бабушка Шмидтгоф произвела на вас слишком сильное впечатление? Не на
до, дорогой товарищ Бобров. Война есть война, и если они позволили себе фаш
изм, то мы позволим себе этот фашизм уничтожить. Правильно? Теперь что же н
асчет идей?
Ц Придумано толково, возражать не приходится, Ц ответил наконец летчи
к, Ц но многое будет зависеть от качества пилота. Надежный пилот Ц будет
ет работать нормально; несортный пилот Ц накроетесь в два счета. Учтите
Ц посадка и взлет в районе действий истребителей противника.
Ц Э, Ц воскликнул Левин, Ц в районе действий истребителей противника!
А наши истребители? Разве они не будут нас прикрывать? Смотрите вперед и в
ыше, старик, больше оптимизма!
Умывая руки, он пел "Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц".
Потом пришел сонный и небритый военврач Баркан. Он был очень недоволен т
ем, что Левин приказал его разбудить, и нарочно показывал, как он хочет спа
ть, как переутомлен и измучен.
Ц Та-та-та-тра-та-та-та-та-та, Ц напевал Левин, обходя кругом голого Боб
рова и тыкая пальцем то в ключицу, то в лопатку, то в живот, Ц тра-та-та…
Отрывистым голосом он что-то сказал небритому по-латыни, но Баркан не сог
ласился, и с этого мгновения стал прекословить, но не прямо, а как-то вбок. Н
апример, если Александр Маркович что-нибудь утверждал, Баркан не оспари
вал, но отвечал вопросом:
Ц Допустим. И что же?
Для того чтобы что-то доказать военврачу Баркану, Левин приказал Бобров
у ходить взад и вперед по ординаторской. Летчик ходил нахмурившись, сжав
зубы, злился.
Ц Ну? Ц спросил Александр Маркович.
Ц Могу ответить таким же вопросительным «ну», Ц сказал Баркан. Ц Вы, ка
к всегда, алогичны, Александр Маркович.
Ц Я алогичен? Я? Ц спросил Левин. Ц Нет, в вас нынче засел бес противореч
ия. В конце концов я не отвечаю за то, что вы не в духе.
Ц Зато у вас сегодня необычайно приподнятое настроение, Ц ответил Бар
кан. Ц Разрешите идти?
Левин кивнул и велел Боброву одеваться.
Ц Видали? Ц спросил он, когда Баркан ушел. Ц Недурной человек, и врач, на
которого вполне можно положиться. Но что-то у меня с ним не выходит. Не у не
го со мной, а у меня с ним. И виноват мой характер, моя болтливость, вечный шу
м, который я устраиваю, пустяки, которые выводят меня из себя. Даю вам слов
о, что были случаи, когда я его обижал совершенно зря. И теперь не получает
ся контакт. Я ему неприятен, нам трудно вместе. свинство, когда идет война.
Вы меня осуждаете?
Бобров пробурчал нечто среднее между "все бывает" и "постороннему тут не р
азобраться". Впрочем, он невнимательно слушал Левина. Допустит к полетам
или нет Ц вот ради чего он тут сидел. И в конце концов это произошло.
Ц Смотрите вперед и выше, старина, Ц сказал Александр Маркович. Ц Ваше
дело в шляпе. Я считаю, что вас можно допустить к исполнению служебных обя
занностей.
Летчик еще сильнее сжал зубы: вот оно, наступает его день.
Ц Вы в хорошей форме, Ц продолжал военврач, Ц вы в форме почти идеально
й для вашей специальности. Теперь второй вопрос Ц наша идея. Вы бы пошли п
илотом на такую машину?
Ц На какую? Ц спросил Бобров, чтобы оттянуть время и не сразу огорчить Л
евина.
Ц ; Я же вам говорил о нашей идее. Речь идет о спасательной машине. Или мне р
ассказать все с самого начала?
Ц Я хочу воевать! Ц сказал Бобров. Ц Я должен воевать, товарищ военврач
…
Ц Ну и воюйте! Ц вдруг грустно и негромко ответил Левин. Ц Воюйте на здо
ровье. Конечно, вы воюете, а я нам предлагаю эвакуацию в Ташкент. Разумеетс
я, вы солдат и храбрец, а мы тут бьем баклуши и отсиживаемся от всяких непр
едвиденных случайностей. Вытащить из ледяной воды двух-трех обреченных
парней Ц это дли товарища Боброва штатская работа. Вернуть к жизнии, спа
сти своих товарищей Ц это несерьезно. Нет, нет, лучше теперь молчите. В да
нном вопросе интересно то, что некто Бобов сам сказал, будто несортный пи
лот погубит все начинание, а когда дошло до дела, то этот же Бобров предпоч
ел отказаться. Я больше ничего не имею сказать. Привет, товарищ Бобров…
Летчик молчал, косо и задумчиво глядя на Левина. Тот сидел за своим столом
, горестно подпершись руками, и было видно, что он в самом деле глубоко оби
жен и оскорблен.
Ц Все едино это вроде отчисления от боевой авиации, Ц глухо и упрямо пр
оизнес Бобров. Ц Тут никакие рассуждения не помогут, хотя вы и правы как
военврач. Конечно, без команд аэродромного обслуживания мы работать не м
ожем, и правильно роль этих команд начальство поднимает, но коли вопрос ж
естко поставят, я лучше и пехоту подамся, чем в аэродромную команду.
Левин молчал.
Ц Еще направят на бензозаправщик шофером и тоже скажут Ц боевая работ
а, Ц ворчливо добавил Бобров, Ц а я бомбардировщик, театр знаю, пользу пр
иношу.
Ц Идите, идите, Ц почти крикнул Левин, Ц я же вас не прошу и не уговарива
ю. Идите в бомбардировочную, идите. А мне пришлют мальчика двадцатого год
а рождения, и нас срежут на первом же взлете. Черт с ним, с этим старым Левин
ым. Но идея, идея, прекрасная идея тоже будет срезана раз навсегда. До свид
ания, спокойной ночи, приятных сновидений.
И он открыл перед Бобровым дверь в полутемный госпитальный коридор.
Потом Левин немного постоял в ординаторской, раздумывая, и принял соды: е
го мучила изжога. К ночи с дальнего поста привезли на катере краснофлотц
а Ц пришлось оперировать. Потом у старшины стрелка-радиста началось об
ильное, изнуряющее кровотечение из раны бедра.
Ц Ничего не понимаю! Ц ежась и вздрагивая, сказала Ольга Ивановна. Она в
сегда пугалась за своих раненых, и Александр Маркович сердился за это на
нее и часто говорил ей, что так нельзя, что она должна держать себя в руках,
что это, в конце концов, война.
Ц Чего же тут не понимать? Вторичное кровотечение! Ц сказал он и пошел м
ыть руки. Анжелика побежала перед ним готовить операционную.
К часу ночи он перевязал старшине бедренную артерию, и когда из операцио
нной его привезли в палату, Александр Маркович сел с ним рядом и заговори
л:
Ц Теперь все в полном порядке, старик. Еще немного, и вы пойдете гулять. У в
ас железные легкие и блиндированное сердце. С вашим здоровьем человек ни
когда не умирает. Верочка, приготовьте для этого летающего Мафусаила кал
ьций. И вам не стыдно, старик? Это, кажется, вы часа два тому назад просили ме
ня написать прощальное письмо на родину? Смотрите, ему смешно!
Наконец, когда все затихло, Левин отправился по осклизлым каменным ступе
ням вниз, в свою комнату, рядом с прачечной, отдыхать. Здесь круглые сутки
слышался шум воды, глухо и печально пели прачки, скрипел моечный барабан,
а если близко падала бомба, то обязательно лопались трубы и жилье доктор
а заливало водою.
Он разулся, вздохнул и сел на койку. Кителя он не снимал: мало ли что могло с
лучиться со стрелком-радистом.

Дорогая Наталия Федоровна!

Так я к Вам и не приехал. Опять не вышло. И не то чтобы меня не пустили
Ц наоборот, очень даже пускали и гнали, но по свойству своего характера
Ц не смог. Кстати, не помните ли Вы такого ученика Н. И., по фамилии Белых? Эт
о необыкновенно способный хирург, Н. И. очень его когда-то нахваливал и во
дил к вам в дом, где вышеупомянутый Белых, краснея и стесняясь, съедал огро
мное количество хлеба, стараясь поменьше мазать маслом. Вспоминаете? Зва
ли Вы его Петечкой, и нянька, покойница Анастасия Семеновна, всегда его ещ
е отдельно кормила в кухне гороховым супом, который он страшно любил. Так
вот этот Белых ехал к нам и попал под бомбежку. Подлецы фашисты и бомбили и
обстреливали состав. Белых вытаскивал из вагона какого-то раненого май
ора, фашист сверху дал пулеметную очередь, и теперь у нашего Петечки прос
трелены кисти обеих рук. Представляете, какое это ужасное несчастье для
хирурга. Наш начсанупр флота приказал круглосуточно дежурить возле нег
о Ц страшимся мы психической травмы. Э, да что писать…
Но дело есть дело: Белых, по всей вероятности (об этом был специальны
й разговор), удастся эвакуировать в те районы, где командует наш Н. И. Пусть
Н. И. вспомнит своего ученика, отыщет его, и, так сказать, в общем, Вы понимае
те. Учтите еще, что этот сибиряк страшно самолюбив и именно поэтому не пот
ерпит никакого особого с собой обращения. Я ездил к нему. Он сказал: «Живем
-живем и привыкаем Ц все Н. И. да Н. И., а ведь Н. И. великий хирург». Приятно Вам
быть женой великого хирурга?
Ох, милая Наталия Федоровна, как быстро летит время. Пишу Вам и вспом
инаю Киев, Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24