А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Клянусь, что без необходимости не приму ни атома…
Он вздохнул, но протянул мне пластиковый прямоугольник с углублениями для таблеток; недоставало как раз тех двух, что были у меня в желудке. Я дал ему пятерку, забрал сдачу; мне пришло в голову, что я мог бы несколько смягчить тон предыдущей реплики, и я небрежно спросил про старушек.
— О! — Его явно обрадовала смена моего настроения и темы разговора. — Мисс Морган, — он поднял палец, — девяносто один год, второй, миссис Грей-динер, — восемьдесят семь. Они поглощают такое количество препаратов, транквилизаторов, витаминов, что… — Он вздохнул. — Я записал для себя, что и сколько они принимают, и поклялся, что, если проживу еще лет десять, начну глотать то же самое. Ведь оно, похоже, действует?!
— Раз вы так говорите… — Я улыбнулся. — Ну, до свидания. Спасибо за помощь.
На всякий случай я еще раз проверил, не забыл ли таблетки, и вышел на улицу. Головная боль полностью прошла, и если бы не слегка попадавшая в поле зрения повязка, на которую я время от времени косился, можно было бы делать вид, что вообще ничего не случилось. Но что-то мне говорило, что, глядя со стороны, я увидел бы человека, ступающего очень осторожно, словно после сделанной без наркоза кастрации, постоянно оглядывающегося по сторонам и держащего руки слегка согнутыми, в полной готовности немедленно реагировать неизвестно на что.
Гостеприимное нутро японской машины встретило меня сухой прохладой, в отличие от мокрого американского холода на улице; я включил обогреватель, проверил время. Как наручные часы, так и часы на приборной панели, и те и другие, впрочем, японские, показывали час семнадцать. Мои же внутренние, биологические, убеждали меня, что сейчас чуть больше двадцати семи. Я зевнул так, что затрещала челюсть.
Я попытался встряхнуться, но недостаточно энергично. С тоской подумалось о сигарете, о вкусном и крепком «Уинстоне». Сердце забилось сильнее, а рука сама дрогнула и потянулась к «бардачку»; я не стал сопротивляться, сочувственно улыбаясь. Сквозь залитое дождем переднее стекло я заметил какой-то автомобиль, водитель которого остановился и ждал, мигая огнями, пока я освобожу место у аптеки; пришлось ехать. Я еще немного покружил по городу, без особой цели, но и без особых разочарований. В конце концов, решившись ехать в Редлиф, я не питал иллюзий, никто меня сюда не манил и ничего не обещал. Я сказал себе, что поищу какую-нибудь хорошую забегаловку, и дело кончилось ирландским баром, где я неожиданно обрел силы, воодушевление и аппетит. Я съел картофельный салат, морского окуня, запеченного в рисе с яйцом, полив всё это томатным соусом, плюс два ломтя паштета, и выпил бутылку пива. Официант столь настоятельно рекомендовал попробовать ирландского виски, что я, хотя уже имел на этот счет не лучшие впечатления, поддался и пошел к бару. Идея оказалась не самой лучшей: напитку было лет пять, но я посадил бы его еще на столько же без права освобождения за хорошее поведение.
Попросту говоря, ирландцы не умеют двух вещей — любить англичан и производить хорошее спиртное.
Когда я вышел из бара, было уже почти полтретьего. Входя в отель, я посмотрел на часы — без пятнадцати три. Я немного побеседовал с Дж. Р. Паунсом, задав вопрос, когда отель намерен положить конец дождю, но он, похоже, не был расположен к шуткам, возможно, ему это и не требовалось при наличии то ли жены, то ли матери, владеющей двумя магазинами в подземном этаже самого большого редлифского отеля. Он лишь немного подумал и беспомощно пожал плечами. Я решил его немного поучить:
— Знаете, есть такой анекдот: раздраженный постоянным дождем и туманом гость с континента спрашивает английского портье: «Когда тут у вас, черт побери, бывает лето?», а портье, подумав, ему отвечает: «Трудно сказать, в прошлом году оно было в пятницу».
— Отлично, — с серьезным видом, словно оценивая обивку гроба, ответил он, и то через несколько секунд.
Я понял, что придется поискать другую тему для разговора. На ум пришла только одна.
— Передайте миссис Паунс мою благодарность за то, что она держит здесь магазины. Без них у меня были бы проблемы. Притом немалые.
Он неприязненно посмотрел на меня. Я понял, что они в разводе.
— Спасибо, жена будет рада.
Мне стоило немалых усилий не дать ему пинка под зад, но я лишь улыбнулся и отошел от стойки. В холле я купил местный еженедельник «Мэйпл». Двое умерли, никто не родился. Редакция, видимо, еще не знала, что в городе появилась новая персона.
Я отправился в бар. В нем оказалось пусто и уныло, обстановку явно проектировал тот, кто считает вечера в баре бессмысленной тратой времени, так что здесь не было ничего такого, чего не было бы в ста восьмидесяти тысячах подобных баров. Меня всегда раздражали люди, рассказывавшие, что обнаружили неподалеку от работы прекрасный бар. «Знаешь — дерево, бокалы под потолком, тщательно отполированное зеркало, ворчливый, но вполне дружелюбный бармен». Этого мне было достаточно, чтобы быть уверенным, что бармен их дурачит, притворяясь, будто они какие-то особенные гости. Именно таким был бармен в отеле, который, словно примадонна, ждал, когда я начну добиваться от него проявления дружеских чувств. К счастью, несмотря на мой резкий тон, он дал себя уговорить на тройной кофе для меня и для меня же — стаканчик «Сигрэма» без воды и льда. Он слегка поколебался, подавая мне выпивку, но не стал вступать в разговор. Дружелюбный городок, теплая, радушная провинция! Я сел за столик, чтобы тщательно просмотреть содержимое бумажника, подогревая и подзаводя свой организм глотками кофе. Когда-то давно я обнаружил, что смесь горячего кофе с благородным виски вызывает весьма приятные ощущения и действует возбуждающе. Чувствуя, что за мной тайком наблюдают, я спокойно проглядел отделения бумажника; обычно у меня всё там уложено таким образом, что я с большой уверенностью могу определить, не копался ли кто внутри, но после вчерашнего бега под дождем, транспортировки беспомощного тела, переодевания и сушки могло случиться всякое. В том числе и то, что две кредитные карточки были перевернуты по отношению друг к другу. В конце концов, должны же были они знать, чье мокрое тело валяется на диване в гостиной.
Я дождался до двадцати минут четвертого, может быть, даже досидел бы до четырех, но в бар вошла какая-то пара и начала шумно демонстрировать свою старую дружбу с барменом. Я мог поспорить на неиспользованную зубную щетку, что в обоих уже было по два или три «Манхэттена». Не видя больше никаких причин тут сидеть, я вышел в холл, затем поднялся на лифте наверх. В моем номере за время моего отсутствия не случилось абсолютно ничего — точно так же лежали брошенные на кровать новые носки и белье, ботинки сохли на ковре, даже телефонная трубка лениво дремала на краю умывальника. Я почистил зубы и сунул в рот жевательную резинку. Может быть, поможет.
— Ладно, хватит маразма, — сказал я вслух. — Будем создавать уют.
Я включил телевизор. Не спеша просматривая каналы, я убеждал себя в том, что это прекрасное развлечение. Впрочем, по одному из них шел «Французский связной» , и через несколько минут Хэкману предстояла адская погоня за поездом метро. Кондиционер не работал, а жаль — с его помощью я намеревался изгнать из помещения влажность и даже воспоминания о ней. Телефонные звонки: в сервис, в компанию «Гертц» — продлеваю прокат автомобиля до завтра — и Гришке в Нью-Йорк. Он ответил после седьмого звонка. Его «алло» прозвучало совершенно по нью-йоркски. Я так ему и сказал.
— Теперь мне уже не жаль тех часов, которые я потратил на твое обучение, — добавил я.
Он рассмеялся. Это была его слабая сторона — он не умел смеяться как американец и никогда уже не научится. Он смеялся значительно более сочно и звучно, задействуя какие-то неизвестные мне голосовые связки. Когда-то я сам так пытался, у меня заболела диафрагма, и я довел его до спазмов смеха, но мне так и не удалось даже в первом приближении засмеяться по-европейски.
— Однако у вас комплексы, — сказал он тогда, вытирая слезы, а я вынужден был признать его правоту.
В трубке раздался громкий возглас, за ним еще один, вырвавший меня из задумчивости.
— Эй! Повтори…
— Я говорю, что на твою квартиру накинулась целая орда специалистов. Судя по их количеству и азарту, можно было бы предположить, что, уезжая, ты забрал с собой не только ванну и электропроводку, но и внутренние перегородки. Кстати — как ты протащил мимо меня содранное с пола покрытие?
Я захихикал, назло Гришке — он так хихикать не умел.
— Порезал на полоски и сжег над унитазом.
— Ага. Ну и как там? — неожиданно сменил он тему. — Уже катался на лыжах?
— На водных, старик. Здесь постоянно льет. Кроме того, мои шмотки еще не приехали, и, прежде чем я выйду на склон, придется проверить, что тут носят и на чем ездят, чтобы не выглядеть белой вороной.
— Белая ворона прекрасно смотрится на белом снегу!
— Ну, и еще…
Я во всех подробностях рассказал, как разбил себе череп, как оказался дома у Вэл и встретил доктора Вернера.
— Представляешь себе такую профессию — придумывание, чем бы напугать зрителя? — Он утвердительно буркнул, поскольку у себя в России занимался и более странными вещами. — А может быть, видел фильм «Гуано»? Это творение моей первой знакомой в Редлифе, Валери Полмант. Но бабенка — полный улет! Погоди, кто-то стучит в дверь. Войдите! — Вошел официант с тремя бутылками и, увидев меня с трубкой в руке, жестом спросил, какая мне нужна. Та, что справа, показал я.
Он поставил бутылку на столик, бесшумно проверил запас льда в холодильнике, а затем чистоту бокалов в баре.
— Забыл тебе сказать, что у меня на лбу шишка величиной с Килиманджаро, — сказал я. Официант бросил на меня прощальный взгляд, полный упрека; я остановил его движением руки и вложил в ладонь пятерку. Он почти вслух сказал: «Угу!» — У меня то и дело гудит в башке, — пожаловался я.
— Прислони ее к чьей-нибудь нежной груди, — посоветовал Гришка. — А? — Он был единственным из моих знакомых, кто мог так начать фразу, но, в конце концов, он был иммигрантом. — А? Ты уже что-то решил с собакой?
Когда-то я сказал, что если бы я жил там, где прогулка с собакой не превращалась бы в пытку для обоих, я завел бы у себя какого-нибудь ирландского волкодава, бультерьера или другого внушающего уважение зверя.
— Здесь? Здесь пригодился бы водолаз, но они слишком большие и слишком спокойные…
— А если… Извини, Скотт! У меня дела. Пока! — Раздался щелчок и длинные гудки. Брошенная на кровать трубка злорадно покатилась к краю, но, к счастью, замерла неподвижно, частично свесившись над полом. Я откинулся на спинку кресла. В комнате было уже намного теплее, но еще более уныло. В голове начали возникать пораженческие мысли, пока еще робкие. У себя в Нью-Йорке я мог пойти на матч, на прогулку, на концерт, у меня почти всегда было какое-то дело, и чаще всего его можно было соединить с посещением именно концерта, а прогулок у меня бывало даже чересчур много. Здесь, в Редлифе, я мог самое большее подружиться с несколькими барменами…
Тьфу!
Я посмотрел на бутылку. Мне не понравилось, как она стояла, — гордо и непокорно, повернувшись ко мне боком с этикеткой, словно зная, что я всё равно буду ее штурмовать. Так и хотелось сделать что-нибудь ей назло. Я решил, что именно так и поступлю, и в награду судьба напомнила мне о необходимости сделать еще один телефонный звонок. Я лег на кровать и по памяти набрал номер экспедиторской фирмы.
— Добрый день, говорит Скотт Хэмисдейл. Где-то между Нью-Йорком и Редлифом должен находиться ваш грузовик с моими вещами. В соответствии с договором, завтра он должен быть на месте. Сроки выдерживаются?
— Минуточку! — Что-то щелкнуло, и шипение в трубке внезапно прекратилось. Я отчетливо услышал, как некто, находящийся от меня на расстоянии в половину Северной Америки, стучит по клавишам компьютера и при этом тихо насвистывает. На мгновение наступила тишина, затем еще два раза щелкнули клавиши. — Алло? — Я подтвердил свое присутствие. — Ага, ну так вот, они едут в соответствии с планом. Завтра около двух они должны быть в Редлиф-Хилл. Переулок Сола О'Броджа, четыре, так?
— Так. Всё правильно. Спасибо.
Я разъединился и вдруг сообразил, что за целый день мне даже не пришло в голову сходить взглянуть на свой новый дом, который я пока видел только на экране компа. Почему, черт побери, я об этом не подумал? Может быть… Наверное, только потому, что до сих пор я никогда никуда не переезжал, — сразу же после приезда в Нью-Йорк я занял контору и квартиру после одного типа, которого видел пятнадцать минут, в приемной у адвоката. Казалось, он был счастлив, покидая Большое Яблоко.
— Работы у тебя будет до… черта. — Он явно хотел произнести какое-то другое слово. — Неверные жены, у которых время и мужчины текут сквозь пальцы, злые мужья, ревнующие их к мускулистым парням, которым не повезло в киноиндустрии и мире моды. Кроме того, знаешь, тут каждый день находят около трех десятков трупов, и семья каждого из них может оказаться твоим клиентом. Тысячи адвокатов ищут миллионы шансов для своей клиентуры — алиби, свидетелей, фотографии… Еще тысячи заказчиков — это прокуроры и родственники жертв, которым хочется поджарить чью-нибудь задницу на электрическом стуле. А еще — шантажи, изнасилования, доносы, промышленный шпионаж, вымогательства, мафия, гангстеры… Работы тебе, брат, хватит!
Я не выдержал:
— Так чего же ты, братец, сматываешься?
— За… колебало! — с неожиданной яростью буркнул он.
И это были последние слова, которые я от него услышал, если не считать какого-то неразборчивого бормотания, когда мы пожимали друг другу руки шесть минут спустя. Что-то вроде эпитафии самому себе. Я попытался вспомнить, не хотелось ли мне сказать то же самое, когда я отправлялся в Редлиф, но, видимо, я был не столь решителен, как этот Энди, а может быть, Рэнди Кулявик. Хотя его полные горечи слова я уже через неделю собирался выгравировать на табличке и повесить у себя в гостиной. Тогда победил юношеский оптимизм, ну и кроме того, я всегда мог отстаивать свою правоту, объясняя себе, что если бы не было нужды в моих услугах, мы жили бы в раю. Где я подыхал бы от голода.
Я повернулся на бок. Меня охватила странная усталость, где-то чуть ниже гортани начал формироваться зевок, глаза начали сами собой закрываться. Пусть так и бу…у…у…удет… У меня не было желания ни кого-либо выслеживать, ни осматривать новую контору и дом, ни навещать кого-то из знакомых в Редлифе, то есть Валери Полмант, ни выпивать, ни… да, даже курить. Мне хотелось спать. Я сбросил с ног кроссовки и накрылся одеялом. Стало тепло, сухо и тихо.
«Мой вид не тронул никого из соседей…»
Снятый мной дом обладал одним неоспоримым преимуществом — он занимал вторую позицию в узком переулке, отходившем от центральной площади Редлифа. От нее шли еще четыре улицы, по одной с каждого угла; дополнительным, нарушавшим симметрию ответвлением был переулок Сола О'Броджа, вероятнее всего, появившийся, когда кто-то из влиятельных горожан, какой-нибудь мэр или судья, решил поселиться в собственном доме, но недалеко от места работы. Дом номер четыре выглядел несколько странно — слишком маленький для резиденции местной шишки, но явно не построенный кем попало. В качестве рабочей гипотезы, еще в Нью-Йорке, я предположил, что некая важная персона построила этот дом для кого-то из опозоривших семью наследников, сына или дочери. Так или иначе, расположение его было просто идеальным, о каком можно было только мечтать.
Что же касается всего остального… Дом был построен в форме прямоугольника, к длинной стороне которого примыкал небольшой выступ, вследствие чего дом имел в плане форму неправильной буквы «L». Выступ доходил до середины гаража, в который нужно было въезжать под прямым углом, подъездная же дорожка имела в длину метров тридцать. Соседствовавшая с гаражом кухня была самым большим помещением в доме, словно там предполагалось давать обеды на семьдесят персон. Остальная часть одноэтажного строения представляла собой идеальный прямоугольник, разделение которого на комнаты наводило на мысль о том, что его проектировал кто-то совершенно незнакомый с архитектурой, к тому же торопившийся и не собиравшийся выступать на конкурсе «Дом Года»: одна четверть — туалет и ванная, одна четверть — гостиная, две остальных четверти — две спальни. Всё. Ах да, еще забыл про маленький подвал под частью кухни и частью гаража. Разглядывая план, я, помню, злорадно подумал, что наверняка в этом месте была яма, а владельцу участка не хотелось ее засыпать.
Несколько минут я сидел в машине, глядя на свой новый дом. Стеклоочистители то и дело проносились по стеклу, докучливый дождик насыщал Редлиф водой, которой хватило бы на несколько последующих десятилетий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42