Кольссинир хотел было выволочь его в безопасное место, пока не поздно, но тут Скарнхравн сорвался со своего насеста и угрожающе замахнулся на мага своим ржавым топором. Кольссинир в изумление отпрянул, а Скарнхравн погнался за ним, рыча:— Убирайся отсюда, не лезь не в свои дела! Пусть себе попадает в ловушку и сдыхает в огне, если ему так хочется! Я сам продолжу дело Миркъяртана, когда завладею оружием Дирстигга, и никакие скиплинги и альвийские девицы не будут мне помехой! Разве сможет проклятый меч Дирстигга навредить мне ?— Он засмеялся безумным, леденящим душу смехом и снова замахнулся на Кольссинира.Бран перестал терзать неуступчивые камни, злясь не столько на коварство Скарнхравна, сколько на собственную доверчивость. Он напал с мечом на драуга, отгоняя его от Кольссинира. Скарнхравн на миг замер, насмешливо захохотав, и преградил Брану путь к спасению. В этот миг почти у самых ног Брана тяжело всколыхнулись лед и камни. Из-под лавины, стряхнув с себя глыбы льда, точно хлебные крошки, поднялась с ревом горная троллиха и в безумной ярости зашагала через огонь, который морозным инеем выбеливал ее чешую. Она точно не заметила Брана, и он воспользовался случаем отбежать в укрытие вместе с Кольссиниром, перепрыгивая через языки пламени и увертываясь от столбов голубого огня, понемногу набиравшего силу. Между тем троллиха отвесила Скарнхравну и его колдовскому скакуну такую увесистую затрещину, что они закувыркались и с визгом ужаса едва взлетели, причем Скарнхравн повис, едва цепляясь за коня. Какой урон нанес скакуну удар троллихи, стало ясно, когда несчастная тварь распалась на куски прямо в руках Скарнхравна. Конь и его чудовищный всадник разом рухнули в самое сердце возродившегося пламени и вспыхнули с громким треском, точно жир на раскаленной плите. Пламя безумными толчками подбрасывало их, точно наслаждаясь последним кусочком особенно изысканного блюда; а затем останки коня и драуга медленно опали вниз хлопьями черного инея. Клочок инея приземлился на плаще Скальга, и старый маг поспешил стряхнуть его с нескрываемым ужасом.Троллиха внимательно следила, как опадают обгоревшие останки Скарнхравна, и отметила место, где со звоном покатился по камням шлем. Не обращая внимания на пламя, покрывавшее чешую смертоносным инеем, она проковыляла вначале к усыпальнице Ингвольд, чтобы осмотреть разрушения, и вернувшись, воззрилась на Брана кроваво мерцающими сквозь пластины намерзшего льда глазками. Они долго и понимающе смотрели друг на друга. Затем Хьердис порылась в останках Скарнхравна и извлекла шлем, побелевший от инея. Хьердис неловко сжала его в своих огромных лапах.— Надеюсь, этот случай послужит тебе хорошим уроком. Я неуничтожима. Тебе никак не избавиться от моей власти, разве что ты предпочтешь, чтобы Ингвольд умерла — а так оно и будет, если тебя не окажется рядом, чтобы защитить ее. Меня опечалило твое предательства и сговор со Скарнхравном, однако оно пошло лишь мне во благо. Я добыла шлем, и притом небольшой ценой. Ну, не гляди так удрученно — в один прекрасный день шлем, возможно, станет твоим, если ты заслужишь мое доверие. Можешь сообщить моим доккальвам, что Скарнхравн сгинул, а я жива и сильнее прежнего. Без сомненья, неисправимый болтун Скальг будет только рад разносить повсюду сплетни о моем воскрешении.Скальг настороженно выглянул из своего убежища.— Я бы еще осмелился добавить, что длительное пребывание в естественной для тебя среде — подземной тьме — весьма благоприятно подействовало на твое здоровье и что ты вернешься ко своим влюбленным подданным, едва только обретешь прежнюю силу.Хьердис злобно расхохоталась.— Хорошо звучит, даже если это исходит от тебя. А теперь, мой доблестный меченосец, слушай мои приказания.Бран поднял голову, чтобы взглянуть на нее. Его привычное стоическое спокойствие взяло верх над яростью разочарования, и теперь он мог сохранять хотя бы внешнее бесстрастие. Он бросил меч в ножны, и сложил руки на груди под плащом, ожидая ее приказаний. Пер все не мог оторвать глаз от его лица — в нем была твердость кремня, и казалось оно отчего-то старше, чем привычное лицо прежнего Брана, с которым выезжали они из Торстенова подворья. Бран определенно в ярости, подумал Пер, и удивился тому, как это он мог упустить такую крутую перемену в своем старом приятеле.Хьердис мгновение помолчала, собираясь с мыслями.— Я хочу, чтобы до наступления весны ты уничтожил Микльборг.Вышли гонцов ко всем вождям, которые связаны со мной договором, и созови их в Хьердисборг для совета. Пускай гонцы разнесут повсюду весть, что я отныне владею всеми волшебными вещами Дирстигга и что Миркъяртан и Скарнхравн не страшны больше доккальвам. Когда все вожди соберутся здесь, ты можешь вернуться ко мне и испросить дальнейших указаний. Мне больше нечего сказать тебе, ока ты не исполнишь все то, что я приказала.— Тогда я сделаю все возможное, — сказал Бран, бросая последний взгляд на усыпальницу, в которой покоилась Ингвольд. Суров был его голос, и также сурово и непреклонно держался он, когда они вернулись в чертоги Хьердис. Как велела королева, Бран разослал гонцов и объявил о гибели Миркъяртана и Скарнхравна. Он объявил также, что покуда Хьердис не вернется, он будет ее наместником, что нимало не пришлось по вкусу Тюркеллю. Он становился все мрачнее и все настойчивее шнырял вокруг, стараясь уловить каждое слово из разговоров Брана и его советников. Не слишком охотно, но с должным почтением доккальвы приняли своего нового полководца, и в Хьердисборг начали прибывать вожди из близлежащих горных фортов.Ни о чем другом не толковали, как только о новом походе на Микльборг. Коротким сумеречным дням начала зимы скоро предстояло перейти в месяцы почти полной темноты, когда могущество и властолюбие доккальвов, как и прочих творений тьмы, достигнут наивысшего подъема. Чем больше дни превращались в сумерки, тем сильнее Бран падал духом, и вид у него становился все угрюмей и грознее. В самых тайных своих мыслях он обдумывал отчаянные пути спасения, надеясь, что суровые вожди доккальвов не сумеют прочесть этих его мыслей. Они взирали на него с той смесью гнева и презрения, какой удостаивается всякий двурушник, но старательно скрывали свое мнение за взъерошенными черными бородами и низко надвинутыми капюшонами.Приближался роковой день падения Микльборга, и доккальвы изо всех вассальных крепостей Хьердис, стекались в Хьердисборг, что свидетельствовало в пользу умения Брана убеждать, хотя сам он не находил в том никакой радости. Хьердис рассказала ему о слабых сторонах каждого из вождей, как управлять ими с помощью искусных угроз и ложных посулов от имени Хьердис — Брану тошно становилось от своего положения. Все мрачнея и мрачнея следил он за тем, как удлиняются ночи и как доккальвы без устали упражняются и лелеют свои честолюбивые замыслы. В первый же день, когда сумрак не будет нарушен даже мгновенным появлением солнца и наступит бесконечная ночь, доккальвы обрушатся на Микльборг и будут неустанно сражаться до тех пор, покуда форт не превратится в безглазые руины, а его обитатели не будут пленены или убиты.А Рибху так и не подали Брану никакого знака. Все его попытки обратиться к ним заканчивались лишь дурнотой и жжением в горле, а видения просто мучили его полуясными образами и бессмысленными советами.— Зря ты себя этим мучаешь, вот что, — наставительно говорил Скальг, наблюдавший за Браном. — Да ведь если бы Рибху хотели бы дать тебе понять, что ты должен оставаться там, где сейчас находишься, какой бы еще способ могли бы они избрать, кроме как не обращать на тебя вовсе никакого внимания? Поверь, они помогут тебе, когда наступит надлежащее время. К чему эта угрюмость, это уныние? Еще никто не умер, еще не пущена в ход ни одна стрела, ни одно заклинание, и все мы здесь, в сытости и безопасности. Мы, конечно, не почием на груди наших близких друзей и союзников, и все же положение наше гораздо лучше, нежели в иные времена, о которых я мог бы упомянуть. — Скальг весьма раздобрел, оттого, что при каждой возможности наедался до отвала, а в новой одежде в нем почти невозможно было признать оборванного старого плута, который клянчил ужин у костра как-то ночью южнее Ведьмина Кургана. Не менялись только его длинный нос любителя удобств и жадные глазки, хотя тощая бороденка отросла до вполне приличной длины.Бран ничего не ответил на его рассуждения. Он лишь вздохнул и покачал головой, продолжая расхаживать вперед и назад по зале, точно узник ожидающий казни.Скальг тоже вздохнул и придвинулся поближе к Брану, приспосабливаясь к его шагам.— Всякой доброй цели свое время, — серьезно проговорил он. — Не пытайся торопить его. Поверь мне, все эти задержки и отсрочки раздражают меня не меньше, чем тебя.— Зато ты ими пользуешься гораздо ловчее, — заметил Бран, шутливо ущипнув Скальга под ребром, чтобы показать сколько там наросло жира. Его собственные тягостные мысли об Ингвольд и Микльборге согнали с его костей остатки жира, как солнце сгоняет снег с отрогов гранитной горы. — Впрочем, я тебя не виню. Всех нас давно не было бы здесь, если бы не моя упрямая привязанность к Ингвольд. Не знаю, может быть, мне следует отослать вас отсюда, покуда не случилась какая-нибудь беда — вдруг Хьердис надоест мучать меня используя Ингвольд?Пер устало повторил свой всем уже надоевший довод:— Если бы ты позволил, я отправился в Микльборг за подмогой. Я уже сто раз предлагал это.— Ну так получи свой сто первый отказ и успокойся, — раздражительно отозвался Кольссинир. — Что, по-твоему, они должны сделать — напасть на Хьердисборг и приблизить час своей Гибели? Если хочешь быть хоть чем-то полезным, подумай лучше, как добыть у Хьердис шлем. Тогда мы могли бы отправиться на поиски Дирстигга, а уж он бы уложил это чудище и освободил Ингвольд.Брак только покачал головой. Они не в первый раз говорили уже об этом, и он знал, что никогда не согласится оставить надолго Ингвольд, даже для того, чтобы отыскать Дирстигга. Вначале все они, как один, прилагали яростные усилия, чтобы найти способ убить Хьердис и бежать, освободив Ингвольд. Однако каждая новая встреча с троллихой в ее подземном логове все яснее доказывала, бесплодность таких замыслов.Троллиха, казалось, с каждым днем становилась больше и прочнее, и атаковать ее можно было с таким же успехом, как гранитную скалу. Мгновенная гибель Скарнхравна доказывала убийственную быстроту и силу чудовища, не говоря уже о губительной мощи голубого пламени. Они как-то обсуждали возможность спустить кого-нибудь на веревке в усыпальницу Ингвольд, но это был бы слишком медленный и громоздкий способ, к тому же много времени должно было уйти на то, чтобы сколоть лед с камней, замуровавших Ингвольд.— Лавина не раздавит Хьердис, — сказал Бран. — Меч не тронет ее. Огонь не сожжет. Кольссинир, неужели у тебя нет заклятья против горных троллей?— Тысячный раз отвечаю — нет. Разве я не объяснял тебе, что мы, маги несовершенны?— А горные тролли? — осведомился Пер.Кольссинир с отвращением покосился на свой посох и суму.— Трудно найти что-то более совершенное, нежели камень, так-то, дружок. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким бесполезным.Скальг сочувственно толкнул Брана локтем в бок.— Не падай духом, просто наберись терпения. Нам нужен только шлем Дирстигга, и тогда Рибху не обратят на нас внимания.Бран почти не слушал его.— Пора спускаться вниз, чтобы повидать Хьердис, скажите кто-нибудь, этой скотине Тюркеллю, чтобы охранял залу во время нашего отсутствия.Извивы спуска на дно шахты неизменно вызывали у них трепет. Бран шел, размышляя о Дирстигге и гадая, сколько на самом деле знает о нем старый Скальг и придет ли когда-нибудь помощь от этого непредсказуемого мага. Скальг ничем не мог здесь помочь — он только повторял, что Дирстигг все еще далеко отсюда. Бран коснулся медальона. в котором хранилось драконье сердце. В последнее время он оставил попытки воззвать к Рибху, поскольку уже дважды горько разочаровался. когда никто не смотрел в его сторону, он оторвал ломтик мяса и начал его жевать. Когда они дошли до логовища Хьердис, у Брана уже ослабли колени, и во рту горело. Он молча подошел к Хьердис и заглянул в ее багрово горящие глазки, точно это была пар зрячих шаров. Хьердис посмотрела на него с подозрением и явной опаской.— Снова понадобился шар, я полагаю, — сказала она вместо приветствия. При каждой встрече Бран просил показать ему Ингвольд, мирно спящую в своей усыпальнице. Огромные лапы горной троллихи протягивали ему стеклянный шар, и всякий раз Бран глядел в него, покуда Хьердис не отнимала его, потеряв терпение. Всякий раз он боялся, что хрупкий шар вот-вот хрустнет в ее гранитной лапе, но она неизменно возвращала шар на высокий выступ в камне — целым и невредимым. Бран глядел в шар, усилием воли сдерживая дрожь в коленях и помутнение в глазах. Если он сумеет увидеть Ингвольд и одновременно воззвать к Рибху, может быть, они отзовутся на его мольбу и помогут ему.Туман в шаре рассеялся, и перед Браном предстала тесная каменная келья с каменным же ложем для отдыха — но на нем не было спящей Ингвольд. В углу кельи угрюмо скорчился кто-то, Глядя на Брана с безумной яростью и ненавистью лисы, попавшей одной лапой в силок. Оборванный узник с бешенством прянул вперед, крича неслышные проклятья и сверкая глазами, но рухнул навзничь. потеряв равновесие от рывка натянутой цепи. Он вскочил снова, мечась и рыча, но тут его скрыл туман, и огромные черные когти Хьердис вырвали шар у Брана.— Вот видишь, с ней все в порядке, — проворчала Хьердис.— Когда она проснется — зависит лишь от тебя. Надеюсь, это произойдет достаточно скоро?Бран моргнул — перед глазами у него все еще стояло видение из шара.— Да, скоро, — услышал он свой ответ, долетевший из немыслимого далека. Он был уверен, что старик в лохмотьях, рвавшийся с цепи, был либо он сам в грядущем, либо Миркъяртан — живой и в заточении у Хьердис. Глава 22 — Миркъяртан еще жив? — недоверчивым шепотом переспросил Кольссинир, когда они вернулись в залу. — Но это же невозможно — после всего, чему мы были свидетелями. С какой целью Хьердис оставила его в живых?— Живой, он пригодится ей куда больше, — заметил Скальг.— Или же ей доставляет наслаждение держать его на цепи точно пленного волка.— Если только это в самом деле Миркъяртан, — обеспокоенно добавил Пер. — А если Бран увидел, как он сам будет выглядеть через много лет… вряд ли подобная перемена пойдет на пользу и мне — будущему хозяину Торстенова Подворья. Мой отец никогда не узнает о горестной участи своего наследника.Бран расхаживал вперед и назад, поглядывая то на плащ и меч, лежавшие на столе, то на медальон с драконьим сердцем, который он сжимал в ладони. Он знал, что туннели под Хьердисборгом битком набиты доккальвами, которые только и ждут начала штурма Микльборга. До первой ночи без дня осталось лишь около полудюжины последних робких появлений умирающего солнца; оно лишь ненадолго всходило на небо около полудня и поспешно заходило, погружаясь в забытье. Доккальвы разбивали лагеря и форпосты, готовясь к штурму и почти не обращая внимания на слабый свет ничтожного солнца. Оставалось сделать лишь одно — он должен был появиться в плаще и с мечом у пояса, тогда доккальвы хлынут в бой, одержимые жаждой мести и разрушения. Даже если бы Бран отказался вести их — они оставались могучим войском, вполне способным наголову разбить, защитников Микльборга, которые наверняка не так хорошо подготовились к сражению, хотя и не могли не знать о том, что в Хьердисборг стекаются отряды из окрестных доккальвийских поселений.Бран проводил последние дни, без устали расхаживая по зале и терзая себя невеселыми размышлениями, или с отчаянием следил, как умирает солнце. Когда наконец настал день, когда оно так и не появилось над горизонтом, он понял, что время пришло. С восторженным шумом и гамом доккальвы седлали коней и выезжали на свои позиции. Бран и его друзья медлили, с ними неотлучно находился и вечно хмурый Тюркелль, который за минувшие шесть дней по меньшей мере десять раз точил все свое оружие. Тюркелль нетерпеливо ворчал, глядя, как Бран угрюмо размышляет о своих тяготах и смотрит на длинные черные ряды всадников, пехотинцев и волков-доккальвов, принявших фюльгью — они уходили прочь под льдистым сверканием ярких зимних звезд.— Пора выходить, — сказал наконец Тюркелль. — Наши кони давно уже заседланы, а вожди, которые должны были выехать с тобой, потеряли терпение и уехали сами, так что когда ты наконец решишь трогаться с места, свита у тебя будет небольшая. Только мы пятеро, — фыркнув, добавил он. — Надеюсь только, никто не вздумает болтать, что ты трусишь.Бран поднялся, нетерпеливо всплеснув полами плаща.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38