И его, Ромашкина, тоже выбивало: был ранен. Чуть бы левее Ц и привет, лежал б
ы сейчас в братской могиле под Вязьмой. А может, рядом с отцом, скончавшимс
я от ран в госпитале.
Василия потрясла тогда быстротечность судьбы взводного командира. Все
го один бой, одна атака, преодоление двух-трех немецких траншей Ц и не ос
талось в ротах ни родного взводного! А роты и взводы тем не менее существу
ют, хотя и сильно поредевшие…
Там же, в госпитале, где появилось время для размышлений, Ромашкин сделал
и еще один важный, как ему казалось, вывод: у людей на войне жизнь коллекти
вная. Мы Ц взвод, мы Ц батальон, мы Ц полк. Даже временные объединения в г
руппы и команды помнятся долго. Вот он сам выехал из училища в полк с коман
дой в двадцать человек, и все время, пока они ехали, везде и всеми рассматр
ивались как единое целое Ц команда. На железной дороге военные комендан
ты отводили место в вагоне не каждому из них, а команде. Продукты отпускал
ись тоже всей команде «чахом» Ц по одному продатгестату. Только по приб
ытии в полк разъединились они, разошлись на короткий срок по батальонам
и ротам. Но все равно их числили по старинке: из такой-то команды. И после бо
я они опять собрались вместе. Не все, конечно, а только те, кому нужен был го
спиталь. Остальные легли в общую братскую могилу Ц погибли за общее дел
о.
Одни прибывают, другие выбывают, а бои идут. Когда двадцать лейтенантов в
ыехали из училища, великая битва за Москву уже полыхала. Когда они шагали
торжественным маршем на параде по Красной площади, битва эта продолжала
сь, Иные успели сгореть в ее огне, Василий в госпитале отлежался и вот опят
ь много дней участвует все в том же сражении за столицу.
Основательно продрогнув, Ромашкин собирался уже нырнуть под плащ-палат
ку, заменявшую дверь, в приятную теплоту блиндажа, но в этот миг справа гро
мко крикнул Бирюков:
Ц Стой! Кто идет? Стрелять буду! Ему сразу же негромко, откуда-то со сторон
ы, ответили:
Ц Да свои, свои. Погоди стрелять, сначала сто граммов выпей.
Василий поспешил на голоса. Прибыли двое. Округлые от поддетых под шинел
и ватников, запорошенные снегом, они, видно, умаялись и неловко сползали в
траншею. Ворсинки шапок вокруг лиц и сами лица заиндевели. Солдаты, как то
чно выразился Ефремов, «волокли» еду. Один тащил по снегу плоский темно-з
еленый термос с лямками для крепления на спине, другой Ц два вещевых меш
ка, тоже зеленых, только посветлее.
Подошли Ефремов и Махоткин, взяли у солдат ношу. От вещевых мешков пахло п
римороженным хлебом, а от термоса, хоть он и был завинчен, исходил желанны
й аромат борща.
Ц В Москву, что ли, за праздничной шамовкой бегали? Ц спросил Махоткин.

Ц Угадал, Ц хмуро ответил солдат, принесший термос. Ц Прямо из рестора
на «Балчуг» бифштексы вам доставили.
Другой, который тащил мешки, оказался разговорчивее. Сознавая, как их зде
сь заждались, принялся объяснять:
Ц Зацепило у нас одного. Мы сначала втроем шли… Крепко зацепило. В живот.
Если бы полегче, мы бы его назад своим ходом пустили. А тут нельзя было, при
шлось выносить…
Гитлеровцы, очевидно, услышали говор, огненные струи хлестнули по транше
е. Все присели, взбитый пулями снег посыпался сверху.
Ц Вот и новогоднее конфетти, Ц сказал солдат, вручивший Махоткину терм
ос.
Ц Ступай, а ты вправду не в ресторане работал? Ц спросил Махоткин. Ц Биф
штекс знаешь, конфетти.
Тот, однако, не принял этого явного предложения поговорить о довоенной ж
изни. Только вздохнул и доложил лейтенанту:
Ц Тут все: завтрак и ужин сухим пайком: обед, стало быть, горячий. Водка Ц
во фляжках, хлеб и сахар Ц в мешке. Вам еще доппаек, товарищ лейтенант, печ
енье и масло.
Ц Спасибо, Ц сказал Василий и, повернувшись к Ефремову, распорядился:
Ц Вы тут оставайтесь, глядите, как бы фрицы на угощенье не пожаловали. Ско
ро вас подменю: поедят ребята Ц сразу пошлю на смену.
Ц Понятно, товарищ лейтенант, Ц ответил Ефремов.
Термос и вещевые мешки были переданы в чьи-то руки Ц темные, испачканные
сажей, с желтыми подпалинами от цигарок. Руки эти тянулись из-под плащ-па
латки, не откидывая ее далеко, сберегая тепло внутри землянки.
Василий, пропустив в землянку продовольственников, сам пока задержался
в траншее. Не любил он процедуру дележки продуктов. Знал, что и без него вс
е будет разделено по совести, надувательство исключено.
А в блиндаже сразу же началась веселая возня. Солдаты рассаживались поуд
обнее, гремели котелками. Послышались шутки, потом знакомый вопрос:
Ц Кому?
И кто-то, непременно отвернувшись в сторону, может быть, из-под наброшенн
ой на голову шинели, Ц кто именно, Василий не узнал Ц глухо ответил:
Ц Ефремову!
Потом снова:
Ц Кому?
И опять тот же глухой голос:
Ц Бирюкову!
Ц Кому?
Ц Лейтенанту!..
Когда ритуал дележки закончился, Василий откинул плащ-палатку. В блинда
же было накурено. Тепло, напитанное влагой земляных стен, приятно коснул
ось его. Гильза от снаряда, сплющенная вверху, держала фитиль из обрезка б
язи и освещала землянку язычком чадящего пламени. Солдаты сидели, прижав
шись спинами к стенам. В узком проходе на расстеленных серых измятых пол
отенцах стояли котелки, кружки, лежали хлеб и сахар. Когда можно спать, эти
люди вот так же, как сейчас, садятся, лишь опускаются чуть ниже, вытягивая
ноги от стены к стене.
Василий был доволен блиндажом: удобный. Будто специально рассчитан на ег
о взвод: две свободные смены Ц восемь человек Ц сразу могут отдыхать в т
епле. А для него, командира, есть даже земляное возвышеньице в дальнем угл
у, и напротив этого возвышеньица выложена печурка из неведомо где взятог
о кирпича. Ее много раз обмазывали глиной, но она и теперь вся в трещинах
Ц алые угли вываливаются сквозь щели. Над печкой протянулись черные обр
ывки кабеля, там постоянно сушатся портянки и рукавицы, заполняя блиндаж
кислым запахом шерсти, пота и паленой ткани. Сейчас все эти запахи перекр
ыл дух наваристого борща.
«И еще чем хорош блиндаж, Ц размышлял Василий, Ц над головой двойной на
кат из нетолстых бревнушек, присыпанных слоем земли и снега. Не каждая ду
рная мина прошибет. Снаряд, конечно, пропорет насквозь и взорвется внутр
и, но не так уже часто на войне случаются прямые попадания!»
Ромашкин со своим взводом немало сменил позиций. Приходилось жить по-вс
якому: и без печки, и вовсе без блиндажа, в траншеях, где по колено воды. И от
сознания теперешнего удобства да и от тихого поведения немцев у Василия
была по-настоящему праздничное настроение. Подняв свою кружку и отметив
про себя, что солдаты налили ему побольше положенных ста граммов («Уважа
ют, черти!»), лейтенант от души сказал:
Ц Ну, что же, братья-славяне, с Новым годом вас! И дотопать нам до Берлина!

Когда все поели, продовольственники, забрав термос, вещевые мешки и фляг
и, собрались в обратный путь.
Ц Идите так, чтобы высотка прикрывала, Ц посоветовал Ромашкин.
Ц Дойдем! Налегке-то быстрее, Ц откликнулся один из них.
Ц Слышь, дядя, Ц спросил его Махоткин, Ц а третьего-то вашего до двенад
цати или после зацепило?
Ц Вроде бы до, Ц ответил тот.
Ц Уходили к нам, он живой был?
Ц Дышал.
Ц Тогда порядок, в Новый год перевалил Ц жив будет.
Ц Хорошо бы, Ц тихо сказал другой. И неуклюжие продовольственники поле
зли из траншеи, пригнувшись, покатились, словно колобки, за обратный скат
высотки.
Василий настороженно ждал. «Если сейчас немцы чесанут точной пристреля
нной очередью, срежут обоих». Но пулеметы молчали. Даже не взлетали ракет
ы. Впереди было тихо и черно. Только на флангах перед соседями справа и сле
ва иногда зацветали, как одуванчики, тусклые на расстоянии желто-зелены
е шапки. «Тоже, наверное, ужинают, Ц думал Василий о немцах. Ц Что-то им пр
инесли? Наверное, сосиски, а может, и гуся с тушеной капустой. Грабят, своло
чи, наших колхозников!»
Воспоминание о тушеной капусте было настолько живое, что он даже принюха
лся, не тянет ли от немецких траншей капустным запахом. У тушеной капусты
запах очень пробивной, по ветру, пожалуй, и на таком расстоянии дошел бы!..

Вдруг Ромашкину показалось, что сугроб в нейтральной зоне шевельнулся. Т
ак бывает порой, когда осветительная ракета опускается вниз: в ее колебл
ющемся свете и кусты, и тени от них, и сугробы слегка вроде бы покачиваются
. Но сейчас не было ракеты. Ромашкин присмотрелся. Увидел еще несколько дв
ижущихся сугробиков. «Что за черт! Неужели от ста граммов?» Он прижался к к
раю траншеи, вгляделся попристальнее и понял: немцы ползут! Крадутся, оде
тые в белые костюмы! Потому и пулеметчики у них не стреляют, и ракет нет.
Не отрывая глаз от ползущих, Ромашкин кинулся к станковому пулемету. Пер
вая мысль Ц немедленно скомандовать: «В ружье! Огонь по фашистам!» Не буд
ь он боксером, наверное, так и поступил бы. Но тренеры приучили его не подд
аваться первому впечатлению, не паниковать, спокойно разобраться в том,
что происходит. Пусть на это уйдет несколько секунд, зато потом будешь де
йствовать правильно и решительно.
Вот потому Ромашкин и не поднял тревогу сразу же. Нескольких мгновений, п
ока спешил к пулемету, ему хватило на то, чтобы сообразить: гитлеровцев не
так уж много, ползут не по всему фронту, а отдельной группой, значит, это не
общее наступление, значит, разведка или хотят снять наше боевое охранени
е перед атакой более крупных сил. А может, Новый год хотят отметить захват
ом «языка»?.. Ну, если так, то и кричать не надо. Тут следует какой-то сюрприз
им приготовить!..
Ромашкин спокойно зарядил пулемет новой лентой. Ефремову и Махоткину ск
азал:
Ц Ползут. Видите?
Пулеметчики разом прилипли животами к стене окопа.
Ц Язви их в душу! Ц выругался Махоткин. Ц Стреляйте же, товарищ лейтена
нт! Чего вы мешкаете?
Ц Подожди, Махоткин, сейчас мы их встретим, пусть подползут ближе. Следи,
Ефремов, стреляй, только если вскочат. Я людей позову.
Ромашкин подбежал к блиндажу, рванул плащ-палатку, хриплым от волнения г
олосом скомандовал:
Ц В ружье! Только тихо. Немцы ползут, человек двадцать. Наверное, разведк
а. Всем выходить пригнувшись Ц не показываться. Приготовить гранаты. Ог
онь по моей команде… Кулагин, доложи ротному по телефону, скажи, я в транше
е.
Ромашкин опять поискал и нашел на снежном поле выпуклые бугорки Ц до ни
х было еще метров шесть-десять. «С такого расстояния не кинутся. И гранаты
лежа не добросят, Ц лихорадочно думал он. Ц Надо уловить момент, когда в
рост встанут, когда ринутся к траншее. Лежачих много не набьешь».
Солдаты разбегались вправо и влево. Присаживаясь на дно траншеи, тревожн
о поглядывали на командира из-под серых ушанок, сжимая лимонки в голых ру
ках.
Увидев гранаты, Ромашкин подумал: «Когда фрицы вскочат, дорога будет каж
дая доля секунды». Шепотом приказал:
Ц Разогнуть усики на гранатах!
Тихая эта команда пошла по траншее. Солдаты передавали ее друг другу.
Ц Разогнуть усики…
Василий поглядел в тыл: не подбираются ли сзади? И опять негромко сказал, у
веренный, что его слова тут же передаст «солдатский телефон»:
Ц Внимательно следить на флангах!
Короткий говорок опять побежал от командира в противоположные концы тр
аншеи.
А призрачные фигуры в белом, чем ближе подползали, тем медленнее двигали
сь. Ромашкин от перенапряжения мысленно даже звал их: «Ну, давайте, давайт
е!.. Чего медлите?» Сердце у него стучало так громко, что невольно подумал: н
е услышали бы этого стука немцы. Стало вдруг жарко. Он расстегнул полушуб
ок.
«Перед броском вперед они должны приостановиться, подождать отставших
», Ц соображал Ромашкин и тут же увидел, как один из немцев приподнялся, п
отом разом встали остальные и покатались по глубокому снегу вперед без е
диного звука, словно ватные.
Ц Огонь! Ц заорал Ромашкин во всю грудь и метнул гранату.
Солдаты тоже вскочили со дна траншеи. Замелькали в замахе руки. Тороплив
о затараторил пулемет Ефремова. Забухали взрывы гранат. Взвизгнули, брыз
нув в стороны, осколки. Закувыркались, заметались, закричали белые фигур
ки между огненными и черными всплесками земли.
Ц Бей гадов! Ц кричал Ромашкин.
Он бросил еще одну гранату, затем вскинул автомат и стал стрелять. Справа
и слева гулко гремели винтовочные выстрелы.
Радость оттого, что все получилось, как было задумано, и особенно вид удир
ающих врагов вытолкнули Ромашкина из траншеи.
Ц Лови их! За мной, ребята!
Он бежал скачками, проваливаясь в глубокий неутоптанный снег, стреляя на
ходу. «Живьем бы, живьем бы взять хоть парочку!» Ц с азартом думал Васили
й, догоняя удирающих. Вот уже совсем рядом один, запаленное дыхание со сви
стом вырывается из его груди Ц не дышит, а стонет от перенапряжения: «Ых!
Ых!»
Ромашкин схватил немца за плечо. Оно оказалось мягким, рукой прощупывала
сь вата. «В разведку пошел, а столько понадевал на себя, вояка!» Ц мысленн
о упрекнул его Василий и ударил автоматом по голове. Уже размахнувшись, у
спел подумать: «Не пробить бы голову, вполсилы надо!» Фашист, взмахнув рук
ами, упал в снег. Но сразу вскочил и бросился на Ромашкина, стремясь схвати
ть за горло скрюченными, растопыренными пальцами. «Когда же он успел рук
авицы сбросить?» Ц удивился Ромашкин и привычным приемом, который много
раз применял на ринге, отбил в сторону руки врага и так же автоматически в
лепил ему увесистый хук в челюсть. Немец крякнул и опрокинулся навзничь.
Василий, будто на ринге, стал отсчитывать про себя: «Раз, два, три… Тьфу, да ч
то я Ц рехнулся?»
Он окинул взглядом место стычки. Все было кончено. Солдаты тянули, держа з
а шиворот, еще двух упирающихся гитлеровцев. Несколько убитых лежали, ут
кнувшись лицом в снег. Человек шесть мелькали вдали. Бирюков стоя, а Махот
кин с колена били по ним одиночными, хлесткими на морозе выстрелами.
Ц Ушли, язви их в душу! Ц сказал Махоткин с досадой и прекратил стрельбу.

Ромашкин кивнул на убитых:
Ц Собирай их, ребята; и давайте быстро в траншею. Сейчас сабантуй начнетс
я! Ц Склонившись к своему пленному, дернул его за рукав: Ц Эй, ауфштеен! Хв
атит прикидываться, не так уж сильно я тебе врезал. Ц И честно признался:
Ц Но врезал все-таки от души! Давай, давай, ауфштеен!
Немец таращил мутные после нокаута глаза, тряс головой, пытаясь смахнуть
одурь, с опаской поглядывал на лейтенанта.
Ц Пошли, форвертс! Ц командовал Ромашкин. Ц Сейчас твои друзья долбит
ь начнут. Теперь твоя жизненка им до феньки. Теперь им важнее убить тебя, ч
тобы не давал сведений. Понял?
Солдаты за руки и за ноги волокли убитых гитлеровцев. Надо оттащить их в с
торону, а при случае и закопать. В боевом охранении были опытные бойцы, зна
ли: чуть потеплеет, и трупы станут разлагаться, тогда не устоишь от смрада
на посту.
В душе каждый гордился своим командиром: «Башковитый, хоть и молоденький
».
Бирюков подвел к взводному еще одного немца и, как бы продолжая недавний
разговор, сказал:
Ц Вот, товарищ лейтенант, может, он и хорошо стреляет, а все же я изловил ег
о.
Ц Молодец, Бирюков, ты как русский медведь, тебя только раскачать надо.
Солдат насупился.
Ц Какой же я медведь? Я человек, красноармеец. У меня дети есть. Они, чай, не
медвежата.
Ц Не обижайся, так обо всех нас, о русских, говорят. И, может, правильно это:
не очень мы поворотливые, долго раскачиваемся, но уж когда встанем на дыб
ы, клочья полетят.
Ц Если в таких смыслах, я согласен. Ц Бирюков улыбнулся.
Пока темно, надо было поспешить с отправкой пленных на НП командира роты.
Днем с ними не выбраться. И от обстрела их нужно сберечь.
Странное дело Ц война. Вот стоят перед Ромашкиным враги. Они хотели убит
ь лейтенанта и двенадцать его солдат. Бели бы им повезло, перебили бы всех
беспощадно. Может быть, одного-двух пощадили, потому что нуждаются в «язы
ках». Но попались сами. И лейтенант Ромашкин, которого они хотели убить, за
ботится, чтобы поскорее увести их от опасности. А сам останется здесь под
обстрелом, и, кто знает, может, его убьют в отместку за этих вот пленных.
Василий по телефону доложил обо всем командиру роты, применяя нехитрый к
од, который вряд ли мог ввести кого-нибудь в заблуждение, но все же имел на
фронте широчайшее распространение:
Ц У меня «у» нет, «р» тоже нет. Пришлите «картошки», «гороха» не надо. Трех
«зеленых карандашей» высылаю в сопровождении двух моих «карандашей».
Ц Давай зеленых немедленно! Ц громко и властно сказал лейтенант Куржа
ков. Он всегда говорил с Ромашкиным громко и властно Ц считал, что так нуж
но, потому что в равном с ним звании занимал должность командира роты…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10