Следили, как ты чистишь зубы и нормально ли ты поела?
– Да, они были хорошими родителями, – произнесла девушка с оттенком печали.
– А они действительно были лесбиянками?
Пенелопа почувствовала, как к ее лицу приливает краска.
– Так все-таки в чем там было дело? – повторил он.
– Ни в чем. Враки все это, – ответила она и нервно облизнула губы.
Они опять помолчали некоторое время.
– Ты иногда вдруг становишься какая-то не такая, – сказал Кевин. – Вспыхиваешь, как порох.
Пенелопа кивнула.
– Я знаю.
Они взглянули друг на друга, и Пенелопа в первый раз ощутила себя героиней одного из фильмов, когда на экране складывается определенная ситуация. Юноша смотрел так, как будто собирался взять ее за руку, коснуться или даже обнять. И она поняла, что позволит ему это.
В дверях появился Джек.
– Привет, – произнес он.
– Привет, – ответил Кевин, чертыхнувшись про себя.
Настроение, если какое и было до сих пор, было испорчено. Пенелопа взяла свой сэвен-ап и сделала глоток.
Из этого дома нужно выйти, хотя бы ненадолго. Если они проведут здесь еще один день… Она закрыла глаза, пытаясь выбросить эту мысль из головы.
– Вы согласитесь играть саму себя в кино? – спросил Джек, наклонившись над раковиной.
Пенелопа чуть не поперхнулась.
– Что?
Полицейский широко улыбнулся.
– После того как весь этот кошмар закончится, из всего этого начнут стряпать кино. Это же великолепный сценарий. Если мы правильно раскинем карты, то сможем получить неплохой навар.
Пенелопа засмеялась.
– Пойдем к Донахью, или Опре, или к Джеральдо? Известные телеведущие США.
– К черту. Нет. Разрешим компании «XX век Фокс» быстро сделать о наших приключениях телевизионный фильм. Это много интереснее, чем разные там ток-шоу.
– В телевизионных фильмах большие звезды никогда не снимаются, – заметил Кевин. – На роли вас двоих они возьмут каких-нибудь актеров из мыльной оперы, а меня обязательно будет играть молодой студент.
– Верно, – поддержала шутку Пенелопа.
– Они всегда выбирают актеров, которые выглядят лучше, чем люди в настоящей жизни. А на твою роль, думаю, привлекательную актрису найти им удастся, хоть и с трудом, – продолжал язвить Кевин.
– Ха-ха. – Пенелопа оглянулась на кухню. – Где же наш король?
Кевин кивнул в сторону подвала.
– В своей комнате для развлечений. Где же ему еще быть? Наверное, строит из спичек небольшую модель Парфенона.
– Не совсем так, но все равно на меня произвело впечатление, что ты знаешь такое слово, как Парфенон. Значит, не совсем безнадежен. – Холбрук вошел на кухню и направился к раковине выплеснуть холодные остатки кофе и сполоснуть чашку. – На самом деле я просматривал свои бумаги, пытаясь определить слабые места Диониса и его менад. То, что мы могли бы использовать.
– Нашли что-нибудь?
– Ничего, кроме самого очевидного. Но если бы я имел доступ к своей базе данных…
– Как раз об этом я тоже сейчас подумал, – сказал Джек. – Если бы я успел переписать на дискеты все мои файлы, то имел бы возможность прищучить этого бога.
Кевин с удивлением уставился на них.
– Неужели вы раньше не могли додуматься до того, что если боги вернутся, то могут, например, отключить энергию? Или оборвать телефонную связь? Черт побери, вам надо было предвидеть развитие событий хотя бы на полтора хода вперед. Ведь единственное, что надо было сделать, – это купить генератор и автономную радиостанцию, и все было бы в порядке.
Он замолк. Его осенило.
– Черт. – Кевин повернулся к Пенелопе. – Я такой же тупой, как и они. Все очень просто: необходимо прочесать магазины, все какие есть, и найти генератор, или батареи, или какой-нибудь другой источник питания.
– Мы все дураки, – объявила Пенелопа. – Главное, что нам нужно, – это найти машину с сотовым телефоном. Только чтобы он работал через спутник.
– Вот это да! – Кевин ударил ладонью о стол.
– Выходить из дома я бы вам не советовал. – сказал Холбрук.
– Почему? – холодно произнес Кевин. – Вы что, собираетесь стереть Диониса с лица земли, почитывая бумаги в своем подвале?
Учитель повернулся к нему лицом.
– Ты даже не знаешь, с чем имеешь дело, ты, невежественный болван.
– Но я-то знаю, – напомнила Пенелопа.
– Еще бы. Ведь это твоя семья во всем виновата.
Пенелопа встала, не давая себе труда ответить и посмотреть на него.
– Пошли отсюда, – бросила она. – Поищем машину с телефоном.
– Я иду с вами, – сказал Джек.
– Тебе бы следовало остановить их, – вмешался Холбрук.
– В том, что они задумали, есть изюминка, – ответил полицейский и поспешил в другую комнату. – Я вернусь через пару секунд, – крикнул он, обернувшись. – Только захвачу свой пистолет!
* * *
Хорошо было снова выйти на волю. И ехать.
Кругом были видны свидетельства новых разрушений – поваленные деревья и догорающие груды мебели, которых вчера на этой дороге не было. Но все же в машине им почему-то было даже спокойнее, чем в стенах дома Холбрука. Сама возможность передвигаться по улице, видеть небо поднимала дух Пенелопы. У нее появилась надежда, правда, не поддающаяся логическому объяснению, основанная только на интуиции, что, несмотря ни на что, они смогут найти какой-то выход и одержат победу над Дионисом и его фанатами. Она верила в это больше, чем всем сказкам мистера Холбрука о существовании секретного общества, созданного для борьбы с богами.
Они повернули на Монтичелло, и вдали показался универмаг.
Только что зародившаяся в ней надежда мгновенно растаяла. Универмаг был опустошен. В коричневых кирпичных стенах зияли огромные дыры, торговые залы представляли собой руины. Через центральный вход шумной толпой, танцуя и кривляясь, вбегали голые, измазанные кровью погромщики. У многих на шее висели веревочки с отрезанными частями человеческого тела. На автостоянке стояли разбитые и перевернутые машины, их скрученные металлические кузова украшали цветы и пестрые ленты.
Пенелопа была подавлена огромным размахом безумия. Только в одном этом универмаге толпилось несколько сотен человек. Сколько же их скитается по долине? А их всего четверо. Как же можно надеяться на успех в сражении с этой громадой?
Кровь.
Как могут они осмелиться вступить в борьбу с тем, к чему у них нет иммунитета? Ее страшила сила, которая превратила обычных городских жителей в аморальных ублюдков, она ненавидела все, что случилось, но… но это одновременно притягивало ее к себе. Она смотрела на этих ненормальных, пьяных людей, и какая-то часть ее существа хотела к ним присоединиться, слиться с ними.
А как ее сторонники? Испытывают ли и они такое же искушение? Она исподтишка бросила взгляд на Кевина и Джека, но ничего особенного не заметила.
Машина быстро проехала мимо универмага. На другой стороне улицы был разграблен универсам. Все витринные стекла были выбиты, продукты выброшены на автостоянку, и даже внутрь машины проникал тяжелый, непереносимый запах вина, прокисшего молока и гниющих овощей. Впереди справа горела автозаправочная станция «Шелл», и все было окутано облаками черного дыма.
«Наверное, это конец света, – подумала Пенелопа. – Или, вернее, конец нашего света. Как ни странно, произошло это не в результате ядерной войны, или биологического заражения, или даже вторжения инопланетян, а из-за возрождения античной религии. А инициаторами являются мои матери».
– Надо поездить по богатым кварталам, – сказал Кевин. – Там жили доктора и адвокаты, а у этих ребят всегда были в машинах телефоны.
И действительно, стоило им оказаться в районе, где обитали люди с доходами выше среднего уровня, как вскоре они нашли неприметный для посторонних глаз особняк в стиле Тюдор, а рядом с гаражом стоял чудом уцелевший «лексус» с телефоном. Рукояткой пистолета Джек разбил окно в доме, обыскал все комнаты, но ключи все же нашел. Кевин с Пенелопой ожидали поблизости.
Они поспешили в гараж, чтобы испытать телефон.
На линии шел сплошной фон.
Они вывели машину из гаража и снова попробовали.
По-прежнему один только фон.
В следующем квартале нашли еще одну машину с телефоном. На этот раз «мерседес».
Все точно так же – фон и помехи.
– Вот дерьмо! – Кевин хлопнул дверью машины. – Ну и что нам теперь делать?
– Перестань расстраиваться, особой надежды все равно не было, – ответила Пенелопа.
– Значит, надо искать радиостанцию, – сказал Джек.
Кевин кивнул, хотя уже было ясно, что им едва ли удастся связаться с внешним миром.
– Хорошо, – поторопил он. – Пошли.
Они сменили свою машину на «мерседес» с двумя полными бензобаками. Они долго ездили по улице в этом автомобиле в поисках какого-нибудь грузовика или пикапа с радиостанцией, а человек десять детей кидали в машину камни и бутылки. В другом месте они встретили группу голых женщин, которые несли в руках самодельные дротики, сделанные из палок от половых щеток и садовых совков. Они бежали за ними почти два квартала, пока машина наконец от них не оторвалась.
После нескольких неудачных попыток они все же нашли грузовик строительной компании с ключами, вставленными в замок зажигания. В этом автомобиле была радиостанция.
Включив одновременно зажигание и станцию, на каждой волне они услышали пьяное бормотание и ничего больше.
– Я вызываю всех, кто меня сейчас слышит! – объявила Пенелопа. – Есть кто-нибудь? Отзовитесь!
– Есть кто-нибудь? – раздался издевательский ответ.
Они просидели в кабине с полчаса, шаря по всем диапазонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, надеясь вопреки всему, что кто-нибудь, где-нибудь, в каком-нибудь грузовике на дороге услышит их и отзовется, но единственным ответом им были глумливые, грязные ругательства пьяных фанатов Диониса. Причем уровень непристойности возрастал.
В конце концов обескураженный Кевин повесил микрофон, выключил станцию и устало произнес:
– Становится поздно. Поехали. Мы ведь не хотим, чтобы нас захватили здесь после наступления темноты.
– В этом ты прав, – согласился Джек.
Пенелопа кивнула и направилась к «мерседесу».
«Сколько сегодня будет длиться ночь? – спросила она себя. – Десять часов? Двенадцать?»
До дома Холбрука они ехали в молчании.
Глава 10
Эйприл разбила пустую бутылку о лоб мужчины, на котором сидела верхом, и в тот момент, когда он потерял сознание, достигла оргазма. Его подрагивающие веки закрылись, из разодранной кожи текла кровь, но плоть была еще тверда, и она в последнем порыве экстаза, который сотрясал все ее тело, прижалась к нему.
А затем повалилась на окровавленную траву.
Менады собирались сегодня ночью устроить большую оргию.
Она об этом знала, хотя ей они пока ничего не говорили, и, разумеется, была не против принять участие в общем веселье. Но одновременно она испытывала к забавам менад отвращение. «Это все мое воспитание», – предположила она.
Она была менада, такая же, как и они, но воспитывалась отдельно, в относительно нормальном окружении, и, хотя настоящая природа в конце концов победила, внутри все же оставалась какая-то часть существа, которая осуждала и ненавидела ее теперешнее состояние.
«Возможно, во мне больше от матери, чем от отца.
А кем, собственно, была моя мать? Ведь я ее совсем не знаю.
Или, может быть, как-то нарушен мой генетический баланс».
Конечно, все было бы прекрасно, если бы в это была вовлечена только она сама. Это была бы только ее жизнь, и она бы окунулась в нее с головой, не оглядываясь назад, без всяких сожалений.
Но ведь еще был Дион.
Он так хотел жить.
Он заслуживал лучшей участи.
Эйприл пыталась убедить себя, что нет лучшей доли, чем быть богом, что это вершина всего, верх совершенства, но она сама в это не верила. Вероятно, это была ее правда, но не Диона.
Ей хотелось знать, связано ли это с тем, что она его родила. Ей хотелось знать, испытывает ли Фелиция такие же чувства по отношению к Пенелопе. Надо бы спросить.
Если только увидит ее снова.
В последние два дня она очень мало общалась с остальными менадами. И не была уверена, что хочет этого. Она сблизилась с ними перед Возрождением, когда они стали подругами, которые вместе с ней пили в баре. Она обрадовалась тому, что наконец нашла друзей для души, людей, которые ее понимают, с которыми у нее общие интересы.
Но теперь она считала себя отверженной. Она такая же, как и они, – это очевидно, рождена по одной и той же линии и все такое, но Эйприл чувствовала себя отличной от них, другой, из-за того, что они сделали с Дионом.
Как бы ей хотелось вернуть прошлое и никогда не покидать Аризону.
Она подстерегла Диониса, когда он спал вчера на покрытой травой лужайке между деревьями. Подушкой ему служила груда женских тел. Она постояла там некоторое время, глядя на него. Во сне он был более похож на Диона. Огромный, конечно, – это сразу бросалось в глаза, – но черты лица смягчились, и хотя их ни в коей мере нельзя было назвать невинными, все же в этом дремлющем боге она могла разглядеть своего сына.
Она ушла прежде, чем он проснулся.
Они избегали друг друга с момента Возрождения. Она считала, что для Диониса не существует табу насчет кровосмешения, но та его часть, которая по-прежнему была Дионом, видимо, неукоснительно следила за соблюдением дистанции между ними. Она же, в свою очередь, намеренно держалась в стороне, хотя ее раздирали противоречия. Как матери, мысль о том, чтобы иметь с ним секс, была ей отвратительна, но как менада, она…
Она его желала.
Эйприл закрыла глаза, чувствуя, что в затылке начинается тупое покалывание – признак нарастающей головной боли.
– Так ты пойдешь с нами?
Она открыла глаза, повернула голову и слева увидела Маргарет и Шейлу. Обе были в синяках, ссадинах и кровоподтеках. Обе широко улыбались.
– Так ты будешь участвовать в набеге?
Эйприл покачала головой.
– Ты ведь с ним еще ни разу не трахалась? – спросила Шейла.
– И не собираюсь.
– Но ты из нашего племени, – сказала Маргарет. – Это нужно!
– Прежде всего я его мать!
– Уже нет, – хихикнула Шейла.
– Уходите прочь, – разозлилась Эйприл. – Обе.
– Ты не оправдала наших надежд, – заметила Маргарет.
– И едва ли когда-нибудь оправдаю.
Сестры повернулись и, не говоря ни слова, двинулись по лугу туда, откуда пришли. Эйприл увидела на правой ягодице Шейлы красное пятно – видимо, кожа была содрана.
С одной стороны, ей очень хотелось присоединиться к ним сегодня ночью.
Но с другой – она желала убить их.
Мужчина рядом с ней слабо застонал и задвигался.
Она полежала неподвижно какое-то время, затем подняла бутылку и разбила ее о голову мужчины. Бедняга тут же потерял сознание.
И тогда она его снова оседлала.
Глава 11
Ночь.
Все четверо молча лежали в темноте задней спальни дома Холбрука. Ночь была наполнена какофонией звуков: включенные на полную мощность стереомагнитофоны, воспроизводящие любимую музыку хозяев; стонущие и ноющие звуки разного рода электронных музыкальных инструментов, среди которых можно было различить аккорды и любителей, и гитаристов-полупрофессионалов, раздающиеся из мощных усилителей, тарахтение машин, пьяные крики и вопли жертв.
Пенелопа попыталась представить, сколько еще разбросано по всей долине таких небольших группок людей, скрывающихся от нападения обезумевших банд, которые вначале насилуют людей, а затем убивают, раздирая тела на части. В конце концов, они-то четверо знают, что случилось на самом деле, знают, против чего выступают. Она не могла и вообразить, что могут ощущать сейчас другие люди, чудом оставшиеся нормальными.
Джек откашлялся.
– Единственное, что обнадеживает, – сказал он, – это полное отсутствие тайных замыслов. Безумцы Диониса все делают открыто. И нам не следует беспокоиться, что они прокрадутся сюда сейчас.
На полу, где спал Кевин, зашуршало одеяло.
– Но долго это продолжаться не может, не так ли? Я имею в виду, что рано или поздно люди там, во внешнем мире, узнают об этом. Они пошлют сюда войска или предпримут что-то другое, и все будет кончено.
Холбрук фыркнул.
– Все будет кончено, говоришь? И что же они предпримут? Станут бомбить Напу? Расстреляют Диониса, как Годзиллу? Учти, что мы здесь в меньшинстве, большинство людей с ним. Хотите знать, как долго люди могут выдержать такое? Посмотрите на Боснию. Вспомните блокаду Ленинграда. Черт возьми, история знает о случаях, когда небольшие группы настоящих верующих были способны отражать атаки большинства.
– А если мои матери узнают, что я здесь? – спросила Пенелопа. – Что, если они обнаружат, где мы прячемся? Где я прячусь?
– Я этих стерв расстреляю. Всех до одной. – В голосе Холбрука чувствовалась нотка грустной удовлетворенности.
– Почему же надо ждать, когда они придут сюда? – спросил Кевин. – Почему бы вам не отправиться на охоту за ними?
– Я как раз размышлял об этом, – сказал Холбрук.
После этого они все замолчали, и Пенелопа услышала вначале ровное дыхание Кевина, затем Джека и, наконец, Холбрука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Да, они были хорошими родителями, – произнесла девушка с оттенком печали.
– А они действительно были лесбиянками?
Пенелопа почувствовала, как к ее лицу приливает краска.
– Так все-таки в чем там было дело? – повторил он.
– Ни в чем. Враки все это, – ответила она и нервно облизнула губы.
Они опять помолчали некоторое время.
– Ты иногда вдруг становишься какая-то не такая, – сказал Кевин. – Вспыхиваешь, как порох.
Пенелопа кивнула.
– Я знаю.
Они взглянули друг на друга, и Пенелопа в первый раз ощутила себя героиней одного из фильмов, когда на экране складывается определенная ситуация. Юноша смотрел так, как будто собирался взять ее за руку, коснуться или даже обнять. И она поняла, что позволит ему это.
В дверях появился Джек.
– Привет, – произнес он.
– Привет, – ответил Кевин, чертыхнувшись про себя.
Настроение, если какое и было до сих пор, было испорчено. Пенелопа взяла свой сэвен-ап и сделала глоток.
Из этого дома нужно выйти, хотя бы ненадолго. Если они проведут здесь еще один день… Она закрыла глаза, пытаясь выбросить эту мысль из головы.
– Вы согласитесь играть саму себя в кино? – спросил Джек, наклонившись над раковиной.
Пенелопа чуть не поперхнулась.
– Что?
Полицейский широко улыбнулся.
– После того как весь этот кошмар закончится, из всего этого начнут стряпать кино. Это же великолепный сценарий. Если мы правильно раскинем карты, то сможем получить неплохой навар.
Пенелопа засмеялась.
– Пойдем к Донахью, или Опре, или к Джеральдо? Известные телеведущие США.
– К черту. Нет. Разрешим компании «XX век Фокс» быстро сделать о наших приключениях телевизионный фильм. Это много интереснее, чем разные там ток-шоу.
– В телевизионных фильмах большие звезды никогда не снимаются, – заметил Кевин. – На роли вас двоих они возьмут каких-нибудь актеров из мыльной оперы, а меня обязательно будет играть молодой студент.
– Верно, – поддержала шутку Пенелопа.
– Они всегда выбирают актеров, которые выглядят лучше, чем люди в настоящей жизни. А на твою роль, думаю, привлекательную актрису найти им удастся, хоть и с трудом, – продолжал язвить Кевин.
– Ха-ха. – Пенелопа оглянулась на кухню. – Где же наш король?
Кевин кивнул в сторону подвала.
– В своей комнате для развлечений. Где же ему еще быть? Наверное, строит из спичек небольшую модель Парфенона.
– Не совсем так, но все равно на меня произвело впечатление, что ты знаешь такое слово, как Парфенон. Значит, не совсем безнадежен. – Холбрук вошел на кухню и направился к раковине выплеснуть холодные остатки кофе и сполоснуть чашку. – На самом деле я просматривал свои бумаги, пытаясь определить слабые места Диониса и его менад. То, что мы могли бы использовать.
– Нашли что-нибудь?
– Ничего, кроме самого очевидного. Но если бы я имел доступ к своей базе данных…
– Как раз об этом я тоже сейчас подумал, – сказал Джек. – Если бы я успел переписать на дискеты все мои файлы, то имел бы возможность прищучить этого бога.
Кевин с удивлением уставился на них.
– Неужели вы раньше не могли додуматься до того, что если боги вернутся, то могут, например, отключить энергию? Или оборвать телефонную связь? Черт побери, вам надо было предвидеть развитие событий хотя бы на полтора хода вперед. Ведь единственное, что надо было сделать, – это купить генератор и автономную радиостанцию, и все было бы в порядке.
Он замолк. Его осенило.
– Черт. – Кевин повернулся к Пенелопе. – Я такой же тупой, как и они. Все очень просто: необходимо прочесать магазины, все какие есть, и найти генератор, или батареи, или какой-нибудь другой источник питания.
– Мы все дураки, – объявила Пенелопа. – Главное, что нам нужно, – это найти машину с сотовым телефоном. Только чтобы он работал через спутник.
– Вот это да! – Кевин ударил ладонью о стол.
– Выходить из дома я бы вам не советовал. – сказал Холбрук.
– Почему? – холодно произнес Кевин. – Вы что, собираетесь стереть Диониса с лица земли, почитывая бумаги в своем подвале?
Учитель повернулся к нему лицом.
– Ты даже не знаешь, с чем имеешь дело, ты, невежественный болван.
– Но я-то знаю, – напомнила Пенелопа.
– Еще бы. Ведь это твоя семья во всем виновата.
Пенелопа встала, не давая себе труда ответить и посмотреть на него.
– Пошли отсюда, – бросила она. – Поищем машину с телефоном.
– Я иду с вами, – сказал Джек.
– Тебе бы следовало остановить их, – вмешался Холбрук.
– В том, что они задумали, есть изюминка, – ответил полицейский и поспешил в другую комнату. – Я вернусь через пару секунд, – крикнул он, обернувшись. – Только захвачу свой пистолет!
* * *
Хорошо было снова выйти на волю. И ехать.
Кругом были видны свидетельства новых разрушений – поваленные деревья и догорающие груды мебели, которых вчера на этой дороге не было. Но все же в машине им почему-то было даже спокойнее, чем в стенах дома Холбрука. Сама возможность передвигаться по улице, видеть небо поднимала дух Пенелопы. У нее появилась надежда, правда, не поддающаяся логическому объяснению, основанная только на интуиции, что, несмотря ни на что, они смогут найти какой-то выход и одержат победу над Дионисом и его фанатами. Она верила в это больше, чем всем сказкам мистера Холбрука о существовании секретного общества, созданного для борьбы с богами.
Они повернули на Монтичелло, и вдали показался универмаг.
Только что зародившаяся в ней надежда мгновенно растаяла. Универмаг был опустошен. В коричневых кирпичных стенах зияли огромные дыры, торговые залы представляли собой руины. Через центральный вход шумной толпой, танцуя и кривляясь, вбегали голые, измазанные кровью погромщики. У многих на шее висели веревочки с отрезанными частями человеческого тела. На автостоянке стояли разбитые и перевернутые машины, их скрученные металлические кузова украшали цветы и пестрые ленты.
Пенелопа была подавлена огромным размахом безумия. Только в одном этом универмаге толпилось несколько сотен человек. Сколько же их скитается по долине? А их всего четверо. Как же можно надеяться на успех в сражении с этой громадой?
Кровь.
Как могут они осмелиться вступить в борьбу с тем, к чему у них нет иммунитета? Ее страшила сила, которая превратила обычных городских жителей в аморальных ублюдков, она ненавидела все, что случилось, но… но это одновременно притягивало ее к себе. Она смотрела на этих ненормальных, пьяных людей, и какая-то часть ее существа хотела к ним присоединиться, слиться с ними.
А как ее сторонники? Испытывают ли и они такое же искушение? Она исподтишка бросила взгляд на Кевина и Джека, но ничего особенного не заметила.
Машина быстро проехала мимо универмага. На другой стороне улицы был разграблен универсам. Все витринные стекла были выбиты, продукты выброшены на автостоянку, и даже внутрь машины проникал тяжелый, непереносимый запах вина, прокисшего молока и гниющих овощей. Впереди справа горела автозаправочная станция «Шелл», и все было окутано облаками черного дыма.
«Наверное, это конец света, – подумала Пенелопа. – Или, вернее, конец нашего света. Как ни странно, произошло это не в результате ядерной войны, или биологического заражения, или даже вторжения инопланетян, а из-за возрождения античной религии. А инициаторами являются мои матери».
– Надо поездить по богатым кварталам, – сказал Кевин. – Там жили доктора и адвокаты, а у этих ребят всегда были в машинах телефоны.
И действительно, стоило им оказаться в районе, где обитали люди с доходами выше среднего уровня, как вскоре они нашли неприметный для посторонних глаз особняк в стиле Тюдор, а рядом с гаражом стоял чудом уцелевший «лексус» с телефоном. Рукояткой пистолета Джек разбил окно в доме, обыскал все комнаты, но ключи все же нашел. Кевин с Пенелопой ожидали поблизости.
Они поспешили в гараж, чтобы испытать телефон.
На линии шел сплошной фон.
Они вывели машину из гаража и снова попробовали.
По-прежнему один только фон.
В следующем квартале нашли еще одну машину с телефоном. На этот раз «мерседес».
Все точно так же – фон и помехи.
– Вот дерьмо! – Кевин хлопнул дверью машины. – Ну и что нам теперь делать?
– Перестань расстраиваться, особой надежды все равно не было, – ответила Пенелопа.
– Значит, надо искать радиостанцию, – сказал Джек.
Кевин кивнул, хотя уже было ясно, что им едва ли удастся связаться с внешним миром.
– Хорошо, – поторопил он. – Пошли.
Они сменили свою машину на «мерседес» с двумя полными бензобаками. Они долго ездили по улице в этом автомобиле в поисках какого-нибудь грузовика или пикапа с радиостанцией, а человек десять детей кидали в машину камни и бутылки. В другом месте они встретили группу голых женщин, которые несли в руках самодельные дротики, сделанные из палок от половых щеток и садовых совков. Они бежали за ними почти два квартала, пока машина наконец от них не оторвалась.
После нескольких неудачных попыток они все же нашли грузовик строительной компании с ключами, вставленными в замок зажигания. В этом автомобиле была радиостанция.
Включив одновременно зажигание и станцию, на каждой волне они услышали пьяное бормотание и ничего больше.
– Я вызываю всех, кто меня сейчас слышит! – объявила Пенелопа. – Есть кто-нибудь? Отзовитесь!
– Есть кто-нибудь? – раздался издевательский ответ.
Они просидели в кабине с полчаса, шаря по всем диапазонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, надеясь вопреки всему, что кто-нибудь, где-нибудь, в каком-нибудь грузовике на дороге услышит их и отзовется, но единственным ответом им были глумливые, грязные ругательства пьяных фанатов Диониса. Причем уровень непристойности возрастал.
В конце концов обескураженный Кевин повесил микрофон, выключил станцию и устало произнес:
– Становится поздно. Поехали. Мы ведь не хотим, чтобы нас захватили здесь после наступления темноты.
– В этом ты прав, – согласился Джек.
Пенелопа кивнула и направилась к «мерседесу».
«Сколько сегодня будет длиться ночь? – спросила она себя. – Десять часов? Двенадцать?»
До дома Холбрука они ехали в молчании.
Глава 10
Эйприл разбила пустую бутылку о лоб мужчины, на котором сидела верхом, и в тот момент, когда он потерял сознание, достигла оргазма. Его подрагивающие веки закрылись, из разодранной кожи текла кровь, но плоть была еще тверда, и она в последнем порыве экстаза, который сотрясал все ее тело, прижалась к нему.
А затем повалилась на окровавленную траву.
Менады собирались сегодня ночью устроить большую оргию.
Она об этом знала, хотя ей они пока ничего не говорили, и, разумеется, была не против принять участие в общем веселье. Но одновременно она испытывала к забавам менад отвращение. «Это все мое воспитание», – предположила она.
Она была менада, такая же, как и они, но воспитывалась отдельно, в относительно нормальном окружении, и, хотя настоящая природа в конце концов победила, внутри все же оставалась какая-то часть существа, которая осуждала и ненавидела ее теперешнее состояние.
«Возможно, во мне больше от матери, чем от отца.
А кем, собственно, была моя мать? Ведь я ее совсем не знаю.
Или, может быть, как-то нарушен мой генетический баланс».
Конечно, все было бы прекрасно, если бы в это была вовлечена только она сама. Это была бы только ее жизнь, и она бы окунулась в нее с головой, не оглядываясь назад, без всяких сожалений.
Но ведь еще был Дион.
Он так хотел жить.
Он заслуживал лучшей участи.
Эйприл пыталась убедить себя, что нет лучшей доли, чем быть богом, что это вершина всего, верх совершенства, но она сама в это не верила. Вероятно, это была ее правда, но не Диона.
Ей хотелось знать, связано ли это с тем, что она его родила. Ей хотелось знать, испытывает ли Фелиция такие же чувства по отношению к Пенелопе. Надо бы спросить.
Если только увидит ее снова.
В последние два дня она очень мало общалась с остальными менадами. И не была уверена, что хочет этого. Она сблизилась с ними перед Возрождением, когда они стали подругами, которые вместе с ней пили в баре. Она обрадовалась тому, что наконец нашла друзей для души, людей, которые ее понимают, с которыми у нее общие интересы.
Но теперь она считала себя отверженной. Она такая же, как и они, – это очевидно, рождена по одной и той же линии и все такое, но Эйприл чувствовала себя отличной от них, другой, из-за того, что они сделали с Дионом.
Как бы ей хотелось вернуть прошлое и никогда не покидать Аризону.
Она подстерегла Диониса, когда он спал вчера на покрытой травой лужайке между деревьями. Подушкой ему служила груда женских тел. Она постояла там некоторое время, глядя на него. Во сне он был более похож на Диона. Огромный, конечно, – это сразу бросалось в глаза, – но черты лица смягчились, и хотя их ни в коей мере нельзя было назвать невинными, все же в этом дремлющем боге она могла разглядеть своего сына.
Она ушла прежде, чем он проснулся.
Они избегали друг друга с момента Возрождения. Она считала, что для Диониса не существует табу насчет кровосмешения, но та его часть, которая по-прежнему была Дионом, видимо, неукоснительно следила за соблюдением дистанции между ними. Она же, в свою очередь, намеренно держалась в стороне, хотя ее раздирали противоречия. Как матери, мысль о том, чтобы иметь с ним секс, была ей отвратительна, но как менада, она…
Она его желала.
Эйприл закрыла глаза, чувствуя, что в затылке начинается тупое покалывание – признак нарастающей головной боли.
– Так ты пойдешь с нами?
Она открыла глаза, повернула голову и слева увидела Маргарет и Шейлу. Обе были в синяках, ссадинах и кровоподтеках. Обе широко улыбались.
– Так ты будешь участвовать в набеге?
Эйприл покачала головой.
– Ты ведь с ним еще ни разу не трахалась? – спросила Шейла.
– И не собираюсь.
– Но ты из нашего племени, – сказала Маргарет. – Это нужно!
– Прежде всего я его мать!
– Уже нет, – хихикнула Шейла.
– Уходите прочь, – разозлилась Эйприл. – Обе.
– Ты не оправдала наших надежд, – заметила Маргарет.
– И едва ли когда-нибудь оправдаю.
Сестры повернулись и, не говоря ни слова, двинулись по лугу туда, откуда пришли. Эйприл увидела на правой ягодице Шейлы красное пятно – видимо, кожа была содрана.
С одной стороны, ей очень хотелось присоединиться к ним сегодня ночью.
Но с другой – она желала убить их.
Мужчина рядом с ней слабо застонал и задвигался.
Она полежала неподвижно какое-то время, затем подняла бутылку и разбила ее о голову мужчины. Бедняга тут же потерял сознание.
И тогда она его снова оседлала.
Глава 11
Ночь.
Все четверо молча лежали в темноте задней спальни дома Холбрука. Ночь была наполнена какофонией звуков: включенные на полную мощность стереомагнитофоны, воспроизводящие любимую музыку хозяев; стонущие и ноющие звуки разного рода электронных музыкальных инструментов, среди которых можно было различить аккорды и любителей, и гитаристов-полупрофессионалов, раздающиеся из мощных усилителей, тарахтение машин, пьяные крики и вопли жертв.
Пенелопа попыталась представить, сколько еще разбросано по всей долине таких небольших группок людей, скрывающихся от нападения обезумевших банд, которые вначале насилуют людей, а затем убивают, раздирая тела на части. В конце концов, они-то четверо знают, что случилось на самом деле, знают, против чего выступают. Она не могла и вообразить, что могут ощущать сейчас другие люди, чудом оставшиеся нормальными.
Джек откашлялся.
– Единственное, что обнадеживает, – сказал он, – это полное отсутствие тайных замыслов. Безумцы Диониса все делают открыто. И нам не следует беспокоиться, что они прокрадутся сюда сейчас.
На полу, где спал Кевин, зашуршало одеяло.
– Но долго это продолжаться не может, не так ли? Я имею в виду, что рано или поздно люди там, во внешнем мире, узнают об этом. Они пошлют сюда войска или предпримут что-то другое, и все будет кончено.
Холбрук фыркнул.
– Все будет кончено, говоришь? И что же они предпримут? Станут бомбить Напу? Расстреляют Диониса, как Годзиллу? Учти, что мы здесь в меньшинстве, большинство людей с ним. Хотите знать, как долго люди могут выдержать такое? Посмотрите на Боснию. Вспомните блокаду Ленинграда. Черт возьми, история знает о случаях, когда небольшие группы настоящих верующих были способны отражать атаки большинства.
– А если мои матери узнают, что я здесь? – спросила Пенелопа. – Что, если они обнаружат, где мы прячемся? Где я прячусь?
– Я этих стерв расстреляю. Всех до одной. – В голосе Холбрука чувствовалась нотка грустной удовлетворенности.
– Почему же надо ждать, когда они придут сюда? – спросил Кевин. – Почему бы вам не отправиться на охоту за ними?
– Я как раз размышлял об этом, – сказал Холбрук.
После этого они все замолчали, и Пенелопа услышала вначале ровное дыхание Кевина, затем Джека и, наконец, Холбрука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45