Когда Старец пробирался дальше, то представлял себя идущим вниз, он рисовал в своём сознании, как копает путь через тьму, которая лежала под Вселенной и касалась её только в одной этой точке. Суть Земли начала бороться с ним, словно её владыки каким-то образом обнаружили его злое намерение. Темнота стала хрустальной и твёрдой, на короткое мгновение блеснула масляным медным светом, сформировавшимся в туманные лица и руки, которые хватали его и шептали, и кричали: «Иди назад! Иди назад к Свету!». Тем не менее, продолжая сопротивляться, он прорезал свой путь все дальше, ударяя по лицам и отбивая маленькие ручки огромными стальными дубинами, которые представлял в сознании.
С одним последним воплем ярости он прорвался внутрь. Поскольку его разум все ещё оставался связан земными понятиями, Старец увидел все очень конкретно. Он был крошечной обнажённой человеческой фигурой, ухватившейся пальцами за низ огромной чёрной сферы. Внизу простиралось бесконечное чёрное море, в нем бушевал шторм. Звёзд не было, только текла тьма, никаких истинных форм, только меняющиеся бледные образы, которые попеременно призывали и угрожали. Старец почувствовал ужас, ощутил его запах, подобно едкой вони. Это были ворота в Темноту Тьмы, мир Оболочек и Коры. Здесь, если он прорвётся к власти, он будет существовать вечно, как отдельная душа, вне досягаемости суда Великих, за пределами смерти, хотя также и за пределами жизни. На протяжении многих лет своего неестественно долгого существования Старец тренировал себя, планировал и желал этого момента, но теперь он колебался, ошарашенный ненавистью, которая накапливалась внутри него.
Старец хотел вернуть время назад. Суть Земли примет его; даже подумав об этом, он почувствовал, как его хватка стала более прочной, словно что-то вытянулось и схватило его за запястья. Но если все-таки повернуть назад? Куда? К Невину? Эта встречу, возможно, Старец смог бы пережить, но за мастером двеомера стояли Великие и их высшая угроза: полное уничтожение нечистой души. Кроме того, он обладал определённым упрямством и своей собственной чёрной честью. Всю жизнь Старец страстно желал вернуть мужественность, украденную у него ножом рабовладельца, всю жизнь он страстно желал власти, чтобы заменить ею утраченное. Он страстно жаждал мести. Что ему теперь делать? Ползти назад к Невину, и унижаться перед Властелинами Света, скуля, словно щенок?
– Никогда! Я поклялся, что из зла я выкую своё благо, и остаюсь верен той клятве!
Он выпустил сферу и упал. Тем не менее, когда огромные чёрные волны взметнулись вверх, чтобы принять его, он увидел, как из штормового неба падает светящаяся фигура. Падая, она выбросила перед собой гигантскую светящуюся сеть. С воплем ярости Старец попытался уклониться в сторону, но слишком поздно. Сеть поймала его, распространилась и обернулась вокруг него. В порыве триумфа, который эхом разнёсся по всему морю, Старец узнал прикосновение сознания Невина. Море, шторм, сама сфера – все они исчезли во вспышке света, а Старец почувствовал, как его вращает снова и снова, и все дальше и дальше катился он через серебристые волны астрального света, чтобы наконец оказаться в каком-то непонятном месте.
Старец стоял ночью на странно знакомой вершине горы и смотрел на покрытую туманом долину. Полная луна висела над головой, но она раздулась до неимоверных размеров и резала глаза серебряным светом. Луна наблюдала за ним. Старец внезапно решил, что она превратилась в один злобный глаз. Его вспышка презрения к Темноте Тьмы показалась подобной содроганию ребёнка, которому нравится ужасная сказка о призраках. Старец был обречён. Невин догадался о том, что сделает Старец, когда умрёт, отправился его встречать, поймал в капкан и теперь вернул назад в мир, где не убежать от Великих. У Старца не будет никакой бесконечной жизни и работы со злом. У него вообще не будет жизни…
В приступе паники Старец повернулся и увидел, как рядом маячит его магический Храм Времени, но теперь все освещается только лунным светом. Солнечного света больше не было. Старец побежал – точнее, полетел к башне, а когда опустился и пролетел в открытую дверь, то увидел, что все его символические фигуры лежат разбитые. Он бросился к лестнице, побежал выше и выше, останавливаясь на каждом этаже только для того, чтобы увидеть тот же хаос: его работа уничтожена и превращена в разбросанный по углам мусор. На верхнем этаже он испытал самый большой шок, потому что тот зал пустовал – не осталось ничего, даже щепки, за исключением статуи Невина, которая смотрела из окна там, где Старец её оставил. Старец встал у лестницы и попытался выпрямиться, потому что у себя в сознании он все ещё оставался в некотором роде телом. Когда Невин отвернулся от окна и улыбнулся ему, Старец закричал.
– Я ждал тебя. Проси милости, и ты её получишь, – сказал Невин.
С криком Старец, падая, бросился вниз по лестнице и вылетел из двери башни точно в тот момент, когда храм рухнул с молчаливым – абсолютно беззвучным – блеском разрушения. Старец бросился вниз по склону и, качаясь, зашёл в туманы, но хотя он пытался бежать, он просто скользил в ту или другую сторону. Тогда Старец понял, насколько далеко он зашёл в смерть. В последний раз собравшись с силами, он поднялся, пытаясь поймать какое-то дуновение или поток света, чтобы отправиться прочь. Ему казалось, что он снова мальчик, молодой раб, который обучается на писца. Перед ним стояла школа, построенная при отштукатуренном помещении для переписки рукописей, а кругом – сад. Тондало был там счастлив, его неплохо кормили и впервые в жизни к нему хорошо относились. Он отлично учился и много работал, его хвалил учитель, уважали другие мальчики. Он увидел помещение для переписки рукописей, дверной проем в виде арки, который вёл в длинную белую комнату, где горели маленькие масляные лампы.
В образе стройного подростка Старец проскользнул к дверям. Он чувствовал, как сандалии шлёпают по плиткам, и ощущал запах ароматизированного масла. После того, как он доберётся до этих дверей, он окажется в безопасности. Учитель Кинна никогда не позволит причинить зло его лучшему ученику. Старец проскользнул в двери, ведущие в длинную комнату, где ровными рядами стояли небольшие письменные столы и масляные лампы мерцали золотом на фоне поднимающейся тьмы. Наверху на возвышении кто-то стоял у кафедры и размышлял над свитком.
– Господин Кинна! Это Тондало. Я вернулся.
Фигура подняла голову и откинула капюшон. Невин. Комната для переписки рукописей исчезла. Они стояли лицом к лицу в белом тумане.
– Устал бегать? – лицо Невина совсем ничего не выражало: ни искажённой гримасы, ни улыбки, ничего. – Отправляйся куда хочешь, но любая дорога приведёт тебя сюда, назад, ко мне.
Старец чувствовал себя так, словно у него все ещё есть тело, и он медленно падает на колени. Комната поплыла в кружащемся тумане, в водовороте белого света, который пронзали золотые вспышки.
– У тебя есть один последний шанс, – голос Невина прорвался сквозь водоворот и достиг Старца. – Откажись от Тьмы и покорись Свету.
– Будь ты проклят! Я проклинаю тебя и всех твоих несчастных сородичей!
Невин исчез. Старец ощущал только движение, чувствовал, что он – это крошечная точка сознания, которая кружится, поднимается, попадает в водоворот, давится, снова кружится, исчезает, постоянно кружится…
Затем не осталось ничего вообще.
– Ты хочешь знать, что случилось со Старцем? – спросил Невин. – Куда девается пламя свечи, после того как ты её задуваешь?
Когда Саламандр понял, что имеет в виду старик, то содрогнулся в самой глубине своего сердца. К тому времени пожар распространился по всей усадьбе и окружающей её территории, маслянистый дым поднимался к небу и превращал свет в адскую пародию заката. Зевая и вздыхая, как любой старый человек после дневного сна, Невин сел, потянулся, вытянул руки над головой и с трудом поднялся на ноги.
– Давай найдём остальных и тронемся в путь. Когда эти рабы доберутся до города, архонт отправит своих людей проводить расследование. Я сейчас пока не в том настроении, чтобы меня арестовывали.
– Ты абсолютно прав, о, уважаемый мастер. Боги, как ты меня там испугал! Я честно думал, что ты собираешься умереть, спасая наши жалкие и недостойные жизни.
– Ты – не единственный, кто может выступить с хорошим представлением на рыночной площади. Посмотри – вон Гвин и отряд едут за нами. Несомненно, они немного нервничали. Но… о, клянусь самой Богиней! А где Джилл и Родри?
Саламандр выругался и снова похолодел, когда сосчитал всадников и понял, что его брата и ученицы нет среди них. Даже не думая, он бросился бежать назад к чёрным и горящим руинам усадьбы. Непрерывно бранясь себе под нос, Невин последовал за ним.
Когда Джилл и Родри выбежали из дома в сад, то обнаружили, что деревянные статуи предков уже горят. Прыгающие языки пламени лижут их, как огромные бревна в очаге сказочного гиганта. Вокруг них собирался дым, горела и трещала крыши, жар опалял и заставлял дрожать живые деревья и цветы. Сквозь треск и грохот пожара Джилл слышала, как кричат люди, запертые в верхних комнатах усадьбы. Задыхаясь и кашляя, она бросилась к воротам в наружной стене и поняла, что потеряла Родри. Она повернулась и увидела, как он заворачивает за угол дома и бежит по узкому проёму между домом и наружной стеной направо.
– Родри! Прекрати! Возвращайся!
– Он побежал туда! – Родри не останавливался. – Я слышал лязганье его цепи.
Мгновение Джилл стояла, охваченная страхом. С рёвом тысячи демонов пламя вырвалось на свободу, и с крыши полетел фонтан золотых искр.
– Родри!
Ругаясь, Джилл понеслась за ним. Увёртываясь от искр, задыхаясь от дыма, временами подворачивая ноги и перепрыгивая через куски горящего мусора, она бежала по проёму и как раз вовремя вырвалась в заросли кустов, росших за домом. Крыши дымили и горели, Дикие прыгали среди них в оргии разрушения. Сквозь дым Джилл едва могла различить Родри, который стоял у задней стены.
– Выходим! – заорала она ему. – Через задние ворота!
– Нет. Он где-то недалеко, – Родри внезапно расхохотался – это был прежний смех воина, готового одержать победу. – Барума! Помнишь моё обещание?
Крича от радости, Родри снова побежал, на этот раз он обогнул сарай и направился прочь от задних ворот. В бездумной ярости Джилл бросилась следом. За ней рухнули пустые конюшни, языки пламени взметнулись вверх, а угли рассыпались и разлетелись по двору. Сарай загорелся в вое колдовского ветра. Пронизанная огнём чернота наполнила двор. Тем не менее Родри мчался дальше, Джилл неотступно следовала за ним, выкрикивая проклятия и умоляя его вернуться. Наконец Джилл увидела впереди Баруму. Он тяжело пыхтел, пытаясь удрать с тяжёлой цепью. Родри издал вопль баньши и снова бросился за ним, а Барума нырнул в маленькую калитку. Джилл помедлила и оглянулась назад. Отштукатуренные стены падали в клубах дыма, когда поддерживавшие их бревна рухнули.
– Родри! Возвращайся!
Единственным ответом ей был водоворот дыма и огня, когда крыша дома обвалилась. Джилл повернулась и влетела за Родри в окружённый стенами сад, прикрываясь от летящих искр обеими руками. Огонь уже полз через обожжённые цветы, которые росли по краю клумбы, и в дальнем углу дерево горело, как факел. Пламя танцевало вдоль покрытых сажей стен. Джилл почувствовала, как жар ударил ей в лицо, словно когтистая лапа. Впереди в дыму скорчился Барума, его единственным оружием была тяжёлая цепь, которой он размахивал, держа её обеими руками. Не было времени позволять Родри вымотать врага хитрыми манёврами. Джилл достала свой серебряный кинжал, схватила за острие, нацелилась и метнула. Прямо, как эльфийская стрела, он пролетел к цели и воткнулся в правый глаз Барумы. Ослеплённый, Барума закричал, бросил цепь и покачнулся, когда Родри сделал выпад и перерезал ему горло, заходясь в приступе смеха.
– Родри, пошли! Быстро!
Он вытащил её кинжал из тела Барумы и развернулся как раз в тот момент, когда деревянные ворота за спиной загорелись. Они попали в западню. Джилл увидела, что радость уходит из глаз Родри, когда он понял это.
– О, боги! Любовь моя, прости меня!
Кинжал в его руке горел магическим светом – наложенный на кинжал заговор отвечал на эльфийскую кровь. У Джилл мелькнула сумасшедшая мысль, что по крайней мере они умрут вместе, но затем её вновь обретённая сила напомнила о себе. Она взметнула руки над головой.
– Властелины Огня! Именем Света, придите ко мне!
Джилл почувствовала их в той же мере, в какой увидела – огромные образы в свете пламени, спокойные и недвижимые, когда все остальное вокруг металось и дрожало; прилив силы и величественности, подобный прохладному ветру.
– Властелины Огня! Именем Мастера Эфира, спасите нас! Я прошу вас, как слуга Света.
Властелины Огня увеличились в размерах; взметнулось пламя, и на мгновение Джилл подумала, что они откажут ей. Затем с шипением прилетел ветер и разрезал пламя, как нос корабля бороздит море. Путь стал золотым и красным, когда угли и горящие куски того, что когда-то было воротами, разлетелись, и между ними появилась дымящаяся тропа.
– Родри, за мной. Не останавливайся и не оглядывайся. Властелины Огня! Ваши руки держат наши жизни.
Джилл глубоко вдохнула воздух, который внезапно стал чистым, и побежала, инстинктивно зная, что безопасная тропа может держаться только несколько мгновений, независимо от желания Властелинов. Из-за грохота и треска горящего дома Джилл ничего не слышала и не знала, бежит ли за ней Родри или нет, но она не могла терять ни секунды, чтобы оглянуться назад и посмотреть. Мир сжался до размеров узкого туннеля, который открылся в чёрном дыму. Джилл вылетела из окружённого стенами сада, бросилась сквозь горящие сараи, побежала к свободному от пламени проёму, который внезапно появился в падающих наружных стенах, в то время как вокруг неё и над ней разлетались в стороны искры и горящие головни, словно невидимые руки отводили их. Её лёгкие высохли от жара, и воздух снова стал ядовитым, но последним усилием воли Джилл вырвалась на свободу и, качаясь, как пьяная, пошла по траве.
Что-то поймало её руку, она посмотрела вниз и увидела своего серого гнома, который радостно плясал и тащил её вперёд. Сквозь пелену дыма впереди появились образы: все больше и больше гномов, все в саже, но с победным видом.
– Родри! – выдохнула Джилл. – Ты…
– Здесь, – он задыхался и кашлял. – Здесь и в безопасности.
Гномы собрались вокруг и схватили его за руки, чтобы тащить вперёд. В толпе Диких оба человека, шатаясь, направились вверх на возвышенность и там рухнули, кашляя и хватая ртами воздух. Когда Джилл оглянулась, то увидела, как обваливаются наружные стены, окружающие усадьбу, и вверх поднимается жирный чёрный дым. Повсюду вокруг росла высокая трава, искры и огромные горящие головни летали в воздухе. Но трава не загорелась, ни единая травинка, и огонь до них не добрался. Джилл повернулась к Родри и разразилась истерическим смехом, потому что даже в самом сердце двеомера, этой могущественной магии, вытянутой из души Вселенной, её кинжал все равно преданно светился, предупреждая о том, что ненадёжный эльф находится рядом.
– О, как бы мне хотелось, чтобы это мог увидеть Отто! – она давилась и смеялась и плакала одновременно. – Никогда не доверяй эльфу, сказал он мне. Они определённо втянут тебя в беду, говорил он. Боги, он был прав! Он был абсолютно прав!
Родри воткнул кинжал в землю, чтобы потушить его свет, затем обнял девушку. Задыхаясь и смеясь, они прижимались друг к другу, пока по склону не взбежали Невин и Саламандр.
– Вы ранены? – спросил Невин.
– Нет. Но, несомненно, поджарились.
– У вас нет бровей, это я вижу. И на вас столько же сажи, сколько на внутренней поверхности жаровни, которую топят углём. На вас обоих. – Голос Невина дрожал так сильно, что было трудно сказать, собирается ли он расплакаться или засмеяться. – Вы можете ехать верхом? Нам лучше убираться отсюда.
Родри поднялся, взял руку Джилл и потянул её за собой. Когда она пошатнулась и чуть не упала, то поняла, насколько устала. Только тогда до неё дошло кое-что ещё: там, в горящем саду, она исполнила работу мастера двеомера. Это было не упражнение и не случайный трюк, она выполнила магическое действие, причём довольно могущественное.
Во второй половине дня Родри привёл неровную колонну испуганных людей и возбуждённых лошадей к вершине невысокой возвышенности, поросшей травой. Внизу он увидел долину с чистым ручьём и дубовой рощицей. Это было идеальное место для лагеря. Однако когда Родри повернулся в седле, то все ещё смог увидеть дым горящей усадьбы. Невин подъехал к нему.
– Время останавливаться на ночь.
– Мы не можем здесь остаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
С одним последним воплем ярости он прорвался внутрь. Поскольку его разум все ещё оставался связан земными понятиями, Старец увидел все очень конкретно. Он был крошечной обнажённой человеческой фигурой, ухватившейся пальцами за низ огромной чёрной сферы. Внизу простиралось бесконечное чёрное море, в нем бушевал шторм. Звёзд не было, только текла тьма, никаких истинных форм, только меняющиеся бледные образы, которые попеременно призывали и угрожали. Старец почувствовал ужас, ощутил его запах, подобно едкой вони. Это были ворота в Темноту Тьмы, мир Оболочек и Коры. Здесь, если он прорвётся к власти, он будет существовать вечно, как отдельная душа, вне досягаемости суда Великих, за пределами смерти, хотя также и за пределами жизни. На протяжении многих лет своего неестественно долгого существования Старец тренировал себя, планировал и желал этого момента, но теперь он колебался, ошарашенный ненавистью, которая накапливалась внутри него.
Старец хотел вернуть время назад. Суть Земли примет его; даже подумав об этом, он почувствовал, как его хватка стала более прочной, словно что-то вытянулось и схватило его за запястья. Но если все-таки повернуть назад? Куда? К Невину? Эта встречу, возможно, Старец смог бы пережить, но за мастером двеомера стояли Великие и их высшая угроза: полное уничтожение нечистой души. Кроме того, он обладал определённым упрямством и своей собственной чёрной честью. Всю жизнь Старец страстно желал вернуть мужественность, украденную у него ножом рабовладельца, всю жизнь он страстно желал власти, чтобы заменить ею утраченное. Он страстно жаждал мести. Что ему теперь делать? Ползти назад к Невину, и унижаться перед Властелинами Света, скуля, словно щенок?
– Никогда! Я поклялся, что из зла я выкую своё благо, и остаюсь верен той клятве!
Он выпустил сферу и упал. Тем не менее, когда огромные чёрные волны взметнулись вверх, чтобы принять его, он увидел, как из штормового неба падает светящаяся фигура. Падая, она выбросила перед собой гигантскую светящуюся сеть. С воплем ярости Старец попытался уклониться в сторону, но слишком поздно. Сеть поймала его, распространилась и обернулась вокруг него. В порыве триумфа, который эхом разнёсся по всему морю, Старец узнал прикосновение сознания Невина. Море, шторм, сама сфера – все они исчезли во вспышке света, а Старец почувствовал, как его вращает снова и снова, и все дальше и дальше катился он через серебристые волны астрального света, чтобы наконец оказаться в каком-то непонятном месте.
Старец стоял ночью на странно знакомой вершине горы и смотрел на покрытую туманом долину. Полная луна висела над головой, но она раздулась до неимоверных размеров и резала глаза серебряным светом. Луна наблюдала за ним. Старец внезапно решил, что она превратилась в один злобный глаз. Его вспышка презрения к Темноте Тьмы показалась подобной содроганию ребёнка, которому нравится ужасная сказка о призраках. Старец был обречён. Невин догадался о том, что сделает Старец, когда умрёт, отправился его встречать, поймал в капкан и теперь вернул назад в мир, где не убежать от Великих. У Старца не будет никакой бесконечной жизни и работы со злом. У него вообще не будет жизни…
В приступе паники Старец повернулся и увидел, как рядом маячит его магический Храм Времени, но теперь все освещается только лунным светом. Солнечного света больше не было. Старец побежал – точнее, полетел к башне, а когда опустился и пролетел в открытую дверь, то увидел, что все его символические фигуры лежат разбитые. Он бросился к лестнице, побежал выше и выше, останавливаясь на каждом этаже только для того, чтобы увидеть тот же хаос: его работа уничтожена и превращена в разбросанный по углам мусор. На верхнем этаже он испытал самый большой шок, потому что тот зал пустовал – не осталось ничего, даже щепки, за исключением статуи Невина, которая смотрела из окна там, где Старец её оставил. Старец встал у лестницы и попытался выпрямиться, потому что у себя в сознании он все ещё оставался в некотором роде телом. Когда Невин отвернулся от окна и улыбнулся ему, Старец закричал.
– Я ждал тебя. Проси милости, и ты её получишь, – сказал Невин.
С криком Старец, падая, бросился вниз по лестнице и вылетел из двери башни точно в тот момент, когда храм рухнул с молчаливым – абсолютно беззвучным – блеском разрушения. Старец бросился вниз по склону и, качаясь, зашёл в туманы, но хотя он пытался бежать, он просто скользил в ту или другую сторону. Тогда Старец понял, насколько далеко он зашёл в смерть. В последний раз собравшись с силами, он поднялся, пытаясь поймать какое-то дуновение или поток света, чтобы отправиться прочь. Ему казалось, что он снова мальчик, молодой раб, который обучается на писца. Перед ним стояла школа, построенная при отштукатуренном помещении для переписки рукописей, а кругом – сад. Тондало был там счастлив, его неплохо кормили и впервые в жизни к нему хорошо относились. Он отлично учился и много работал, его хвалил учитель, уважали другие мальчики. Он увидел помещение для переписки рукописей, дверной проем в виде арки, который вёл в длинную белую комнату, где горели маленькие масляные лампы.
В образе стройного подростка Старец проскользнул к дверям. Он чувствовал, как сандалии шлёпают по плиткам, и ощущал запах ароматизированного масла. После того, как он доберётся до этих дверей, он окажется в безопасности. Учитель Кинна никогда не позволит причинить зло его лучшему ученику. Старец проскользнул в двери, ведущие в длинную комнату, где ровными рядами стояли небольшие письменные столы и масляные лампы мерцали золотом на фоне поднимающейся тьмы. Наверху на возвышении кто-то стоял у кафедры и размышлял над свитком.
– Господин Кинна! Это Тондало. Я вернулся.
Фигура подняла голову и откинула капюшон. Невин. Комната для переписки рукописей исчезла. Они стояли лицом к лицу в белом тумане.
– Устал бегать? – лицо Невина совсем ничего не выражало: ни искажённой гримасы, ни улыбки, ничего. – Отправляйся куда хочешь, но любая дорога приведёт тебя сюда, назад, ко мне.
Старец чувствовал себя так, словно у него все ещё есть тело, и он медленно падает на колени. Комната поплыла в кружащемся тумане, в водовороте белого света, который пронзали золотые вспышки.
– У тебя есть один последний шанс, – голос Невина прорвался сквозь водоворот и достиг Старца. – Откажись от Тьмы и покорись Свету.
– Будь ты проклят! Я проклинаю тебя и всех твоих несчастных сородичей!
Невин исчез. Старец ощущал только движение, чувствовал, что он – это крошечная точка сознания, которая кружится, поднимается, попадает в водоворот, давится, снова кружится, исчезает, постоянно кружится…
Затем не осталось ничего вообще.
– Ты хочешь знать, что случилось со Старцем? – спросил Невин. – Куда девается пламя свечи, после того как ты её задуваешь?
Когда Саламандр понял, что имеет в виду старик, то содрогнулся в самой глубине своего сердца. К тому времени пожар распространился по всей усадьбе и окружающей её территории, маслянистый дым поднимался к небу и превращал свет в адскую пародию заката. Зевая и вздыхая, как любой старый человек после дневного сна, Невин сел, потянулся, вытянул руки над головой и с трудом поднялся на ноги.
– Давай найдём остальных и тронемся в путь. Когда эти рабы доберутся до города, архонт отправит своих людей проводить расследование. Я сейчас пока не в том настроении, чтобы меня арестовывали.
– Ты абсолютно прав, о, уважаемый мастер. Боги, как ты меня там испугал! Я честно думал, что ты собираешься умереть, спасая наши жалкие и недостойные жизни.
– Ты – не единственный, кто может выступить с хорошим представлением на рыночной площади. Посмотри – вон Гвин и отряд едут за нами. Несомненно, они немного нервничали. Но… о, клянусь самой Богиней! А где Джилл и Родри?
Саламандр выругался и снова похолодел, когда сосчитал всадников и понял, что его брата и ученицы нет среди них. Даже не думая, он бросился бежать назад к чёрным и горящим руинам усадьбы. Непрерывно бранясь себе под нос, Невин последовал за ним.
Когда Джилл и Родри выбежали из дома в сад, то обнаружили, что деревянные статуи предков уже горят. Прыгающие языки пламени лижут их, как огромные бревна в очаге сказочного гиганта. Вокруг них собирался дым, горела и трещала крыши, жар опалял и заставлял дрожать живые деревья и цветы. Сквозь треск и грохот пожара Джилл слышала, как кричат люди, запертые в верхних комнатах усадьбы. Задыхаясь и кашляя, она бросилась к воротам в наружной стене и поняла, что потеряла Родри. Она повернулась и увидела, как он заворачивает за угол дома и бежит по узкому проёму между домом и наружной стеной направо.
– Родри! Прекрати! Возвращайся!
– Он побежал туда! – Родри не останавливался. – Я слышал лязганье его цепи.
Мгновение Джилл стояла, охваченная страхом. С рёвом тысячи демонов пламя вырвалось на свободу, и с крыши полетел фонтан золотых искр.
– Родри!
Ругаясь, Джилл понеслась за ним. Увёртываясь от искр, задыхаясь от дыма, временами подворачивая ноги и перепрыгивая через куски горящего мусора, она бежала по проёму и как раз вовремя вырвалась в заросли кустов, росших за домом. Крыши дымили и горели, Дикие прыгали среди них в оргии разрушения. Сквозь дым Джилл едва могла различить Родри, который стоял у задней стены.
– Выходим! – заорала она ему. – Через задние ворота!
– Нет. Он где-то недалеко, – Родри внезапно расхохотался – это был прежний смех воина, готового одержать победу. – Барума! Помнишь моё обещание?
Крича от радости, Родри снова побежал, на этот раз он обогнул сарай и направился прочь от задних ворот. В бездумной ярости Джилл бросилась следом. За ней рухнули пустые конюшни, языки пламени взметнулись вверх, а угли рассыпались и разлетелись по двору. Сарай загорелся в вое колдовского ветра. Пронизанная огнём чернота наполнила двор. Тем не менее Родри мчался дальше, Джилл неотступно следовала за ним, выкрикивая проклятия и умоляя его вернуться. Наконец Джилл увидела впереди Баруму. Он тяжело пыхтел, пытаясь удрать с тяжёлой цепью. Родри издал вопль баньши и снова бросился за ним, а Барума нырнул в маленькую калитку. Джилл помедлила и оглянулась назад. Отштукатуренные стены падали в клубах дыма, когда поддерживавшие их бревна рухнули.
– Родри! Возвращайся!
Единственным ответом ей был водоворот дыма и огня, когда крыша дома обвалилась. Джилл повернулась и влетела за Родри в окружённый стенами сад, прикрываясь от летящих искр обеими руками. Огонь уже полз через обожжённые цветы, которые росли по краю клумбы, и в дальнем углу дерево горело, как факел. Пламя танцевало вдоль покрытых сажей стен. Джилл почувствовала, как жар ударил ей в лицо, словно когтистая лапа. Впереди в дыму скорчился Барума, его единственным оружием была тяжёлая цепь, которой он размахивал, держа её обеими руками. Не было времени позволять Родри вымотать врага хитрыми манёврами. Джилл достала свой серебряный кинжал, схватила за острие, нацелилась и метнула. Прямо, как эльфийская стрела, он пролетел к цели и воткнулся в правый глаз Барумы. Ослеплённый, Барума закричал, бросил цепь и покачнулся, когда Родри сделал выпад и перерезал ему горло, заходясь в приступе смеха.
– Родри, пошли! Быстро!
Он вытащил её кинжал из тела Барумы и развернулся как раз в тот момент, когда деревянные ворота за спиной загорелись. Они попали в западню. Джилл увидела, что радость уходит из глаз Родри, когда он понял это.
– О, боги! Любовь моя, прости меня!
Кинжал в его руке горел магическим светом – наложенный на кинжал заговор отвечал на эльфийскую кровь. У Джилл мелькнула сумасшедшая мысль, что по крайней мере они умрут вместе, но затем её вновь обретённая сила напомнила о себе. Она взметнула руки над головой.
– Властелины Огня! Именем Света, придите ко мне!
Джилл почувствовала их в той же мере, в какой увидела – огромные образы в свете пламени, спокойные и недвижимые, когда все остальное вокруг металось и дрожало; прилив силы и величественности, подобный прохладному ветру.
– Властелины Огня! Именем Мастера Эфира, спасите нас! Я прошу вас, как слуга Света.
Властелины Огня увеличились в размерах; взметнулось пламя, и на мгновение Джилл подумала, что они откажут ей. Затем с шипением прилетел ветер и разрезал пламя, как нос корабля бороздит море. Путь стал золотым и красным, когда угли и горящие куски того, что когда-то было воротами, разлетелись, и между ними появилась дымящаяся тропа.
– Родри, за мной. Не останавливайся и не оглядывайся. Властелины Огня! Ваши руки держат наши жизни.
Джилл глубоко вдохнула воздух, который внезапно стал чистым, и побежала, инстинктивно зная, что безопасная тропа может держаться только несколько мгновений, независимо от желания Властелинов. Из-за грохота и треска горящего дома Джилл ничего не слышала и не знала, бежит ли за ней Родри или нет, но она не могла терять ни секунды, чтобы оглянуться назад и посмотреть. Мир сжался до размеров узкого туннеля, который открылся в чёрном дыму. Джилл вылетела из окружённого стенами сада, бросилась сквозь горящие сараи, побежала к свободному от пламени проёму, который внезапно появился в падающих наружных стенах, в то время как вокруг неё и над ней разлетались в стороны искры и горящие головни, словно невидимые руки отводили их. Её лёгкие высохли от жара, и воздух снова стал ядовитым, но последним усилием воли Джилл вырвалась на свободу и, качаясь, как пьяная, пошла по траве.
Что-то поймало её руку, она посмотрела вниз и увидела своего серого гнома, который радостно плясал и тащил её вперёд. Сквозь пелену дыма впереди появились образы: все больше и больше гномов, все в саже, но с победным видом.
– Родри! – выдохнула Джилл. – Ты…
– Здесь, – он задыхался и кашлял. – Здесь и в безопасности.
Гномы собрались вокруг и схватили его за руки, чтобы тащить вперёд. В толпе Диких оба человека, шатаясь, направились вверх на возвышенность и там рухнули, кашляя и хватая ртами воздух. Когда Джилл оглянулась, то увидела, как обваливаются наружные стены, окружающие усадьбу, и вверх поднимается жирный чёрный дым. Повсюду вокруг росла высокая трава, искры и огромные горящие головни летали в воздухе. Но трава не загорелась, ни единая травинка, и огонь до них не добрался. Джилл повернулась к Родри и разразилась истерическим смехом, потому что даже в самом сердце двеомера, этой могущественной магии, вытянутой из души Вселенной, её кинжал все равно преданно светился, предупреждая о том, что ненадёжный эльф находится рядом.
– О, как бы мне хотелось, чтобы это мог увидеть Отто! – она давилась и смеялась и плакала одновременно. – Никогда не доверяй эльфу, сказал он мне. Они определённо втянут тебя в беду, говорил он. Боги, он был прав! Он был абсолютно прав!
Родри воткнул кинжал в землю, чтобы потушить его свет, затем обнял девушку. Задыхаясь и смеясь, они прижимались друг к другу, пока по склону не взбежали Невин и Саламандр.
– Вы ранены? – спросил Невин.
– Нет. Но, несомненно, поджарились.
– У вас нет бровей, это я вижу. И на вас столько же сажи, сколько на внутренней поверхности жаровни, которую топят углём. На вас обоих. – Голос Невина дрожал так сильно, что было трудно сказать, собирается ли он расплакаться или засмеяться. – Вы можете ехать верхом? Нам лучше убираться отсюда.
Родри поднялся, взял руку Джилл и потянул её за собой. Когда она пошатнулась и чуть не упала, то поняла, насколько устала. Только тогда до неё дошло кое-что ещё: там, в горящем саду, она исполнила работу мастера двеомера. Это было не упражнение и не случайный трюк, она выполнила магическое действие, причём довольно могущественное.
Во второй половине дня Родри привёл неровную колонну испуганных людей и возбуждённых лошадей к вершине невысокой возвышенности, поросшей травой. Внизу он увидел долину с чистым ручьём и дубовой рощицей. Это было идеальное место для лагеря. Однако когда Родри повернулся в седле, то все ещё смог увидеть дым горящей усадьбы. Невин подъехал к нему.
– Время останавливаться на ночь.
– Мы не можем здесь остаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54