С любопытством, он воткнул штекер.
— Привет, Мост! Кто у вас там на смене?
— Привет, Европа. Это Боб Гельмут. Так это ваш робот, на которого я смотрю в секторе девяносто четыре?
— Это я, — ответил голос. Было совершенно невозможно отделаться от впечатления, что голос исходил от самого робота. — Док Барф. Как тебе нравиться моя лаборатория?
— Очень любопытно, — ответил Гельмут. — Я даже не знал, что она существует. А что ты тут делаешь?
— Мы соорудили ее только в этом году. Она предназначена для изучения Юпитерианских форм жизни. Ты заметил их?
— Ты имеешь ввиду медузы? Они живые?
— Да, — подтвердил робот. — Мы держим все это пока в шляпе, пока не получим побольше данных. Но мы предполагали, что рано или поздно один из вас, «погонщиков жуков», заметил бы их. Они живые, это-то уж точно. У них коллоидный раствор, — в точности, как у протоплазмы. За одним исключением — как раствор, вместо воды используется жидкий аммиак.
— Но на чем они живут? — спросил Гельмут.
— Ага, вот это вопрос. Совершенно очевидно, на какой-то форме воздушного планктона. Мы нашли переваренные остатки внутри них, но не поймали пока ни одной живой особи. А переваренные фрагменты не много дают нам, чтобы продолжить исследования. И на чем существует сам планктон? Хотел бы я знать.
Гельмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она было столь простой по своей структуре, и совершенно подвластная ветрам. Все равно, это была жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не могли бы плавать Левиафаны?
— Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, — снова заговорил робот. — Наверное, планктон и медуза не слишком то интересные создания для неспециалиста. Но последствия этого открытия — огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.
— В это я могу поверить, — ответил Гельмут. — Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным…
— Именно так. Но теперь зато знаем гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.
Робот помахал своими щупальцами и склонился над лабораторным столом.
Совершенно отсутствующе Гельмут отвел «жука» назад, развернул его и направил обратно вверх. Он вспомнил, что именно Барф нашел на Европе ископаемые растения. А еще ранее, один из офицеров, какое-то время в рамках своих обязанностей, пребывавший в Юпитерианской системе, использовал свое свободное время для собирания образцов грунта, в поисках бактерий. Быть может ему и удалось кое-что найти. Ученые века, предшествовавшего космическим полетам, находили их даже в метеоритах. Земля и Марс не являлись единственными местами во вселенной, которые могли поддерживать жизнь. Быть может так было везде. Если жизнь могла существовать в таком месте, как Юпитер, не логично исключать даже такую возможность, как существование на Солнце какого-нибудь живого пламени, которое никто не мог опознать, как форму жизни…
Он выбрался на перекрытие и направил грохочущего «жука» в парк. Ему не надо было переводить машину на другие рельсы, что вернуть ее в гараж. Неожиданно ему пришло в голову во время призрачной беседы через посредников, что он никогда не встречался с Доком Барфом, как и со многими другими людьми, с которыми так часто беседовал по коротковолновому радио. За исключением самих операторов Моста, Юпитерианская система была для него сообществом голосов, лишенных тел. А теперь, он уже никогда с ними не встретится…
— Проснись, Гельмут, — неожиданно привел его в чувство голос, раздавшийся в палубе операторов. — Если бы не я, ты бы добрался уже до самого конца Моста. У тебя на «жуке» оказались отключены все автоматически ограничители.
Гельмут виновато потянулся, намного позже чем следовало бы, к пульту управления. Эва уже отвела его «жук» обратно, за опасную черту.
— Извини, — пробормотал он, снимая шлем. — Спасибо, Эва.
— Не благодари меня. Если бы ты был на самом деле в той машине, я не задумываясь, позволила бы ей свалиться. Меньше чтения и больше сна — вот что я тебе порекомендовала бы, Гельмут.
— Держи свои рекомендации при себе, — пробурчал он.
Этот инцидент привел в движение цепочку новых и еще более раздражающих мыслей. Если он подаст в отставку сейчас, пройдет еще почти год, прежде чем он сможет вернуться в Чикаго. Антигравитация или не антигравитация, на корабле сенаторов не найдется свободного места для неожиданных лишних пассажиров. Доставка человека домой должна быть подготовлена задолго до самого момента ее проведения. Необходимо обеспечить жизненное пространство и эквивалент груза и пространства, которые ему потребуются для обратного путешествия с Юпитера-5.
Год жизни на станции Юпитера-5 без какой-либо пользы — как человека, чье пользование ресурсами этой станции больше не будет оправдано тем, что он делал. Год жизни под взглядами Эвы Чавес и Чэрити Диллона и остальных мужчин и женщин, остающихся операторами Моста, мужчин и женщин, которые не постеснялись бы высказать ему все, что они думают об его отставке.
Год жизни, как постороннего, в лихорадочном возбуждении прямого, личного исследования Юпитера. Год наблюдения и лицезрения неизбежных смертей — в то время, как он один стоял бы в стороне, привилегированный и… бесполезный. Год, в течении которого Роберт Гельмут превратится в наиболее ненавидимое живое существо Юпитерианской системы.
И, затем когда он вернется в Чикаго, то отправится искать работу — потому, что его отставка с поста прораба группы строителей Моста автоматически выведет его с правительственной службы. И его начнут спрашивать, почему он покинул Мост в момент, когда работа на Мосте как раз достигла своей кульминации.
И он начал понимать, почему человек в его сне согласился добровольно.
Когда прозвучал звонок, возвещавший окончание смены, он по-прежнему был намерен подать в отставку, но как он уже горько заключил, что, кроме имевшегося на Юпитере, существовали и другие типы ада.
Он переключал пульт в нейтральное положение, когда появился Чэрити, взобравшийся по лестнице. Глаза Чэрити сияли, словно небо, полное комет. Гельмут знал, что так и должно было быть.
— Боб, с тобой хочет поговорить сенатор Вэгонер, если ты не слишком устал, — сказал он. — Давай, иди. Я здесь все закончу.
— Вот как? — нахмурился Гельмут. Сон снова навалился на него. НЕТ. Они не смогут давить на него сильнее, чем он сам того захочет. — А о чем, Чэрити? Меня подозревают в антизападных действиях? Я думаю, ты сообщил им, как я себя чувствую.
— Да, сообщил, — ответил Диллон, спокойно. — Но мы пришли к мнению, что может быть после разговора с Вэгонером, ты будешь чувствовать себя иначе. Естественно, он на корабле. У шлюза я приготовил для тебя скафандр.
Чэрити надел на голову шлем, эффективным образом отрезав себя от дальнейшего разговора или какого-либо сознания о существовании Гельмута вообще.
Гельмут постоял одно мгновение, смотря на слепой, неопределенных очертаний, пузырь на плечах Чэрити. Затем, конвульсивно передернув плечами, он спустился вниз по ступенькам.
Тремя минутами позже, он уже брел в скафандре по поверхности Юпитера-5, в то время как материнская планета этого спутника умывала его плечи переливами своих цветов.
Вежливый морской пехотинец провел его через шлюз корабля и проворно выудил из костюма. Несмотря на угрюмое намерение не проявлять интереса к антигравитации и всех возможных ее последствий, он с любопытством осматривался по сторонам, пока его проводили вверх по направлению к носу.
Но внутри, корабль оказался похож на те, что доставили его из Чикаго на Юпитер-5 — как оказался похож на любой другой космолет. Не удалось увидеть ничего, кроме коридоров и лестниц, до тех пора ты не оказывался в каюте, где тебя ожидали.
Сенатор Вэгонер оказался сюрпризом. Этот относительно молодой человек, на вид которому было самое большее — лет шестьдесят, выглядел совсем не представительным. И у него были пронзительнейшие голубые глаза, какие когда-либо приходилось видеть Гельмуту. Каюта, в которой он принял Гельмута, совершенно очевидно, являлась его собственной. Вполне комфортабельная каюта, соответствующая условиям космолета, но ни слишком просторная, ни роскошная. Сенатора оказалось трудно соотнести с теми историями, которые Гельмут слышал о нынешнем Сенате, вовлеченном в скандал за скандалом, более чем Римских пропорций.
С ним находились только двое: обыкновенная девушка, возможно его секретарь, и высокий человек, в форме Армейского Космокорпуса и орлиными крышками полковника на мундире. Гельмут узнал офицера. И это был словно второй шок удивления. Это же Пейдж Рассел, эксперт по баллистике, который не так давно провел некоторое время в Юпитерианской системе. Собиратель грязи. Рассел улыбнулся несколько криво, в то время как брови Гельмута вопросительно взметнулись вверх.
Гельмут перевел взгляд назад на сенатора.
— А я считал, что здесь присутствует вся подкомиссия.
— Вообще-то это так и есть, но мы их оставили там, где и нашли — на Ганимеде. Я не хотел создавать у вас впечатления, что вам предстоит встретиться лицом к лицом с большим жюри, — улыбаясь ответил Вэгонер. — Я был вынужден просиживать на всех этих бесконечных расследованиях лояльности еще там, дома, но я не вижу никакого смысла в экспорте подобных религиозных церемоний в космос. Присаживайтесь, мистер Гельмут. Сейчас принесут выпить. Нам нужно о многом поговорить.
Неожиданно скованно, Гельмут опустился в кресло.
— Конечно же вы знаете полковника Рассела, — заговорил Вэгонер комфортно откинувшись назад в своем кресле. — Эта молодая леди — Энн Эбботт, о которой вы услышите несколько позже. А теперь Диллон сообщил мне, что ваша польза для Моста подходит к своему концу. В общем-то мне жаль это слышать, потому что вы — один из лучших людей в нашем распоряжении, участвовавших в планетарных проектах. Но, с другой стороны, я даже рад. Это позволяет использовать вас для кое-чего другого, гораздо большего, там где мы нуждаемся в вас.
— Что вы этим хотите сказать?
— Вам придется предоставить возможность объяснить все это мне самому. Прежде всего, я хотел бы немного поговорить о Мосте. Кстати, пожалуйста, не думайте что я вас допрашиваю. У вас имеется полная свобода заявить, что любой из заданных вопросов не входит в мою компетенцию, и я не сочту это за обиду или недоброжелательство. Кроме того — «я, сим, отрицаю аутентичность любой записывающего или иного подслушивающего оборудования, запись на котором сказанного мною может оказаться частью». Короче — наша беседа в высшей степени неофициальна.
— Благодарю вас.
— Это и в моих интересах. Надеюсь, что со мной вы будете беседовать свободно. Конечно, мое отречение ничего не значит, так как подобные формальные утверждения всегда можно стереть с ленты. Но позже, я собираюсь сообщить кое-какие, которые вам знать не полагалось и вы сами сможете рассудить, почему я сказал, что все сообщенное мне вами — останется исключительно в узком кругу. Пейдж и Энн — ваши свидетели. О'кэй?
Молчаливо появился стюард с напитками и снова удалился. Гельмут попробовал свой на вкус. Странное отличие оказалось в том, что он был охлажден. Гельмут нашел это удивительным, но не неприятным после первого глотка. Он попытался расслабиться. — Я постараюсь, — ответил он.
— Что ж, хорошо. А теперь Диллон сказал, что вы относитесь к Мосту, как к монстру. Я весьма тщательно изучил ваше досье — на самом деле я изучал оба досье — ваше и Пейджа еще более интенсивно, чем вы себе можете представить — и как мне кажется, Диллон похоже, не совсем понял суть вашего мнения. Я бы хотел услышать его прямо от вас.
— Я не считаю Мост монстром, — медленно проговорил Гельмут. — Видите ли, Чэрити — в положении защитника. Он считает Мост очевидным свидетельством того, что никакие самые суровые условия не в состоянии надолго остановить человека и здесь я с ним согласен. Но он думает о Прогрессе, как о чем-то персонифицированном. Он не может признать — вы попросили меня говорить то, что я думаю, сенатор — он не может признать, что Запад — декадентская и умирающая культура. Все прочие свидетельства указывают на это. Чэрити нравится думать, что Мост в его глазах делает все эти свидетельства лживыми.
— У Запада осталось не так уж и много лет, — поразительно, но Вэгонер c ним согласился!
Пейдж Рассел вытер свой лоб. — Я по-прежнему не могу слышать то, что вы говорите, без желания залезть куда-нибудь под ковер. И кроме того, Мак-Хайнери со всей этой стаей — на Ганимеде…
— Мак-Хайнери, — произнес холодно Вэгонер, — возможно хватит апоплексический удар, когда мы обрушим все это на него, и я ни секунды не буду скучать о нем. Но, как бы то ни было все это — правда. Костяшки домино начали падать уже довольно давно, а взрыв, подготовленный кампанией Энн, окажется последним ударом. И все же, мистер Гельмут, Запад несет ответственность за некоторые гигантские достижения во времени. Возможно, Мост может считаться наиболее величайшим и самым последним из них.
— Но только не мною, — заметил Гельмут. — Строительство гигантских проектов для ритуальных целей — создание всего этого лишь во имя самого создания — является последним актом уже мертвой культуры. К примеру, взгляните на пирамиды Египта. Или на даже более значительный и идиотский пример, большее, чем что либо пока сотворенное человеческими существами — раскладка «Диаграммы Силы» на всей поверхности Марса. Если бы марсиане направили всю затраченную на это энергию на выживание, они наверное, еще жили бы сейчас.
— Согласен, — подтвердил Вэгонер, — но с оговорками. Вы правы насчет Марса, но пирамиды-то построены в период расцвета культуры Египта. И «создание чего-то лишь во имя созидания» не является ритуальным определением. Это научное определение.
— Хорошо. Это не слишком меняет мои аргументы. Быть может вы согласитесь, что суть каждой жизненной культуры — это способность ее защищать себя. Запад уже более, чем полвека превосходит Советы — но, как мне видится, Мост является «Диаграммой Силы» Запада, его пирамидами. Или как вам еще будет угодно. О да, он доказывает, что мы могущественны, но могущество — это еще не путь к выживанию. Все эти деньги и средства, затраченные на строительство Моста окажутся весьма необходимы, А ИХ НЕ БУДЕТ, когда начнется следующая атака Советов.
— Поправка: она уже прошла, — произнес Вэгонер. — И Советы уже выиграли. СССР гораздо лучше, чем мы сыграл в величайшую из фон Неймановских игр. Потому, что они не приняли на веру то, что каждая из сторон изберет наилучшую стратегию. Они играли также и на износ игроков. За пятьдесят лет непрекращающегося нажима, им удалось превратить Запад в систему во всем подобную Советской. Так что отпала необходимость в прямых военных действиях. Мы сами себя советизировали и все наши ходы теперь предсказуемы совершенно точно.
— Частично, здесь я согласен с вами. В чем мы нуждались, так это в затрате энергии и денег на игру — на социальные исследования, так как угроза была именно социальной. Что конечно же, что и следовало из теории игр, мы и должны были сделать. Гельмут, для человека, который уже многие годы оторван от Земли, вы знаете гораздо больше о том, что происходит там, на планете, чем это знает значительная часть населения.
— Ничто так не не усиливает интерес к Земле, как нахождение вне ее, — ответил Гельмут. — И здесь достаточно времени для чтения. Или выпивка оказалась крепче, чем он ожидал, что было вполне резонно, если учесть, что какое-то время он вообще не употреблял спиртное — или спокойная согласованность действий сенатора в развале всего мироздания Гельмута, дало ему еще один толчок к бездне. У него закружилась голова.
Вэгонер заметил это. Он неожиданно наклонился вперед и поддержал ослабшего Гельмута. — ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, — проговорил он, — мне трудно согласиться с вами, что Мост служит или служил когда-то, ритуальным целям. Мост исполнил свое предназначение для нескольких огромных практических достижений, которые теперь подтверждены. И на самом деле, как проект, Мост более не существует.
— Не существует? — еле слышно спросил Гельмут.
— Именно. Конечно же, мы поддержим его деятельность еще какое-то время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Привет, Мост! Кто у вас там на смене?
— Привет, Европа. Это Боб Гельмут. Так это ваш робот, на которого я смотрю в секторе девяносто четыре?
— Это я, — ответил голос. Было совершенно невозможно отделаться от впечатления, что голос исходил от самого робота. — Док Барф. Как тебе нравиться моя лаборатория?
— Очень любопытно, — ответил Гельмут. — Я даже не знал, что она существует. А что ты тут делаешь?
— Мы соорудили ее только в этом году. Она предназначена для изучения Юпитерианских форм жизни. Ты заметил их?
— Ты имеешь ввиду медузы? Они живые?
— Да, — подтвердил робот. — Мы держим все это пока в шляпе, пока не получим побольше данных. Но мы предполагали, что рано или поздно один из вас, «погонщиков жуков», заметил бы их. Они живые, это-то уж точно. У них коллоидный раствор, — в точности, как у протоплазмы. За одним исключением — как раствор, вместо воды используется жидкий аммиак.
— Но на чем они живут? — спросил Гельмут.
— Ага, вот это вопрос. Совершенно очевидно, на какой-то форме воздушного планктона. Мы нашли переваренные остатки внутри них, но не поймали пока ни одной живой особи. А переваренные фрагменты не много дают нам, чтобы продолжить исследования. И на чем существует сам планктон? Хотел бы я знать.
Гельмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она было столь простой по своей структуре, и совершенно подвластная ветрам. Все равно, это была жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не могли бы плавать Левиафаны?
— Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, — снова заговорил робот. — Наверное, планктон и медуза не слишком то интересные создания для неспециалиста. Но последствия этого открытия — огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.
— В это я могу поверить, — ответил Гельмут. — Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным…
— Именно так. Но теперь зато знаем гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.
Робот помахал своими щупальцами и склонился над лабораторным столом.
Совершенно отсутствующе Гельмут отвел «жука» назад, развернул его и направил обратно вверх. Он вспомнил, что именно Барф нашел на Европе ископаемые растения. А еще ранее, один из офицеров, какое-то время в рамках своих обязанностей, пребывавший в Юпитерианской системе, использовал свое свободное время для собирания образцов грунта, в поисках бактерий. Быть может ему и удалось кое-что найти. Ученые века, предшествовавшего космическим полетам, находили их даже в метеоритах. Земля и Марс не являлись единственными местами во вселенной, которые могли поддерживать жизнь. Быть может так было везде. Если жизнь могла существовать в таком месте, как Юпитер, не логично исключать даже такую возможность, как существование на Солнце какого-нибудь живого пламени, которое никто не мог опознать, как форму жизни…
Он выбрался на перекрытие и направил грохочущего «жука» в парк. Ему не надо было переводить машину на другие рельсы, что вернуть ее в гараж. Неожиданно ему пришло в голову во время призрачной беседы через посредников, что он никогда не встречался с Доком Барфом, как и со многими другими людьми, с которыми так часто беседовал по коротковолновому радио. За исключением самих операторов Моста, Юпитерианская система была для него сообществом голосов, лишенных тел. А теперь, он уже никогда с ними не встретится…
— Проснись, Гельмут, — неожиданно привел его в чувство голос, раздавшийся в палубе операторов. — Если бы не я, ты бы добрался уже до самого конца Моста. У тебя на «жуке» оказались отключены все автоматически ограничители.
Гельмут виновато потянулся, намного позже чем следовало бы, к пульту управления. Эва уже отвела его «жук» обратно, за опасную черту.
— Извини, — пробормотал он, снимая шлем. — Спасибо, Эва.
— Не благодари меня. Если бы ты был на самом деле в той машине, я не задумываясь, позволила бы ей свалиться. Меньше чтения и больше сна — вот что я тебе порекомендовала бы, Гельмут.
— Держи свои рекомендации при себе, — пробурчал он.
Этот инцидент привел в движение цепочку новых и еще более раздражающих мыслей. Если он подаст в отставку сейчас, пройдет еще почти год, прежде чем он сможет вернуться в Чикаго. Антигравитация или не антигравитация, на корабле сенаторов не найдется свободного места для неожиданных лишних пассажиров. Доставка человека домой должна быть подготовлена задолго до самого момента ее проведения. Необходимо обеспечить жизненное пространство и эквивалент груза и пространства, которые ему потребуются для обратного путешествия с Юпитера-5.
Год жизни на станции Юпитера-5 без какой-либо пользы — как человека, чье пользование ресурсами этой станции больше не будет оправдано тем, что он делал. Год жизни под взглядами Эвы Чавес и Чэрити Диллона и остальных мужчин и женщин, остающихся операторами Моста, мужчин и женщин, которые не постеснялись бы высказать ему все, что они думают об его отставке.
Год жизни, как постороннего, в лихорадочном возбуждении прямого, личного исследования Юпитера. Год наблюдения и лицезрения неизбежных смертей — в то время, как он один стоял бы в стороне, привилегированный и… бесполезный. Год, в течении которого Роберт Гельмут превратится в наиболее ненавидимое живое существо Юпитерианской системы.
И, затем когда он вернется в Чикаго, то отправится искать работу — потому, что его отставка с поста прораба группы строителей Моста автоматически выведет его с правительственной службы. И его начнут спрашивать, почему он покинул Мост в момент, когда работа на Мосте как раз достигла своей кульминации.
И он начал понимать, почему человек в его сне согласился добровольно.
Когда прозвучал звонок, возвещавший окончание смены, он по-прежнему был намерен подать в отставку, но как он уже горько заключил, что, кроме имевшегося на Юпитере, существовали и другие типы ада.
Он переключал пульт в нейтральное положение, когда появился Чэрити, взобравшийся по лестнице. Глаза Чэрити сияли, словно небо, полное комет. Гельмут знал, что так и должно было быть.
— Боб, с тобой хочет поговорить сенатор Вэгонер, если ты не слишком устал, — сказал он. — Давай, иди. Я здесь все закончу.
— Вот как? — нахмурился Гельмут. Сон снова навалился на него. НЕТ. Они не смогут давить на него сильнее, чем он сам того захочет. — А о чем, Чэрити? Меня подозревают в антизападных действиях? Я думаю, ты сообщил им, как я себя чувствую.
— Да, сообщил, — ответил Диллон, спокойно. — Но мы пришли к мнению, что может быть после разговора с Вэгонером, ты будешь чувствовать себя иначе. Естественно, он на корабле. У шлюза я приготовил для тебя скафандр.
Чэрити надел на голову шлем, эффективным образом отрезав себя от дальнейшего разговора или какого-либо сознания о существовании Гельмута вообще.
Гельмут постоял одно мгновение, смотря на слепой, неопределенных очертаний, пузырь на плечах Чэрити. Затем, конвульсивно передернув плечами, он спустился вниз по ступенькам.
Тремя минутами позже, он уже брел в скафандре по поверхности Юпитера-5, в то время как материнская планета этого спутника умывала его плечи переливами своих цветов.
Вежливый морской пехотинец провел его через шлюз корабля и проворно выудил из костюма. Несмотря на угрюмое намерение не проявлять интереса к антигравитации и всех возможных ее последствий, он с любопытством осматривался по сторонам, пока его проводили вверх по направлению к носу.
Но внутри, корабль оказался похож на те, что доставили его из Чикаго на Юпитер-5 — как оказался похож на любой другой космолет. Не удалось увидеть ничего, кроме коридоров и лестниц, до тех пора ты не оказывался в каюте, где тебя ожидали.
Сенатор Вэгонер оказался сюрпризом. Этот относительно молодой человек, на вид которому было самое большее — лет шестьдесят, выглядел совсем не представительным. И у него были пронзительнейшие голубые глаза, какие когда-либо приходилось видеть Гельмуту. Каюта, в которой он принял Гельмута, совершенно очевидно, являлась его собственной. Вполне комфортабельная каюта, соответствующая условиям космолета, но ни слишком просторная, ни роскошная. Сенатора оказалось трудно соотнести с теми историями, которые Гельмут слышал о нынешнем Сенате, вовлеченном в скандал за скандалом, более чем Римских пропорций.
С ним находились только двое: обыкновенная девушка, возможно его секретарь, и высокий человек, в форме Армейского Космокорпуса и орлиными крышками полковника на мундире. Гельмут узнал офицера. И это был словно второй шок удивления. Это же Пейдж Рассел, эксперт по баллистике, который не так давно провел некоторое время в Юпитерианской системе. Собиратель грязи. Рассел улыбнулся несколько криво, в то время как брови Гельмута вопросительно взметнулись вверх.
Гельмут перевел взгляд назад на сенатора.
— А я считал, что здесь присутствует вся подкомиссия.
— Вообще-то это так и есть, но мы их оставили там, где и нашли — на Ганимеде. Я не хотел создавать у вас впечатления, что вам предстоит встретиться лицом к лицом с большим жюри, — улыбаясь ответил Вэгонер. — Я был вынужден просиживать на всех этих бесконечных расследованиях лояльности еще там, дома, но я не вижу никакого смысла в экспорте подобных религиозных церемоний в космос. Присаживайтесь, мистер Гельмут. Сейчас принесут выпить. Нам нужно о многом поговорить.
Неожиданно скованно, Гельмут опустился в кресло.
— Конечно же вы знаете полковника Рассела, — заговорил Вэгонер комфортно откинувшись назад в своем кресле. — Эта молодая леди — Энн Эбботт, о которой вы услышите несколько позже. А теперь Диллон сообщил мне, что ваша польза для Моста подходит к своему концу. В общем-то мне жаль это слышать, потому что вы — один из лучших людей в нашем распоряжении, участвовавших в планетарных проектах. Но, с другой стороны, я даже рад. Это позволяет использовать вас для кое-чего другого, гораздо большего, там где мы нуждаемся в вас.
— Что вы этим хотите сказать?
— Вам придется предоставить возможность объяснить все это мне самому. Прежде всего, я хотел бы немного поговорить о Мосте. Кстати, пожалуйста, не думайте что я вас допрашиваю. У вас имеется полная свобода заявить, что любой из заданных вопросов не входит в мою компетенцию, и я не сочту это за обиду или недоброжелательство. Кроме того — «я, сим, отрицаю аутентичность любой записывающего или иного подслушивающего оборудования, запись на котором сказанного мною может оказаться частью». Короче — наша беседа в высшей степени неофициальна.
— Благодарю вас.
— Это и в моих интересах. Надеюсь, что со мной вы будете беседовать свободно. Конечно, мое отречение ничего не значит, так как подобные формальные утверждения всегда можно стереть с ленты. Но позже, я собираюсь сообщить кое-какие, которые вам знать не полагалось и вы сами сможете рассудить, почему я сказал, что все сообщенное мне вами — останется исключительно в узком кругу. Пейдж и Энн — ваши свидетели. О'кэй?
Молчаливо появился стюард с напитками и снова удалился. Гельмут попробовал свой на вкус. Странное отличие оказалось в том, что он был охлажден. Гельмут нашел это удивительным, но не неприятным после первого глотка. Он попытался расслабиться. — Я постараюсь, — ответил он.
— Что ж, хорошо. А теперь Диллон сказал, что вы относитесь к Мосту, как к монстру. Я весьма тщательно изучил ваше досье — на самом деле я изучал оба досье — ваше и Пейджа еще более интенсивно, чем вы себе можете представить — и как мне кажется, Диллон похоже, не совсем понял суть вашего мнения. Я бы хотел услышать его прямо от вас.
— Я не считаю Мост монстром, — медленно проговорил Гельмут. — Видите ли, Чэрити — в положении защитника. Он считает Мост очевидным свидетельством того, что никакие самые суровые условия не в состоянии надолго остановить человека и здесь я с ним согласен. Но он думает о Прогрессе, как о чем-то персонифицированном. Он не может признать — вы попросили меня говорить то, что я думаю, сенатор — он не может признать, что Запад — декадентская и умирающая культура. Все прочие свидетельства указывают на это. Чэрити нравится думать, что Мост в его глазах делает все эти свидетельства лживыми.
— У Запада осталось не так уж и много лет, — поразительно, но Вэгонер c ним согласился!
Пейдж Рассел вытер свой лоб. — Я по-прежнему не могу слышать то, что вы говорите, без желания залезть куда-нибудь под ковер. И кроме того, Мак-Хайнери со всей этой стаей — на Ганимеде…
— Мак-Хайнери, — произнес холодно Вэгонер, — возможно хватит апоплексический удар, когда мы обрушим все это на него, и я ни секунды не буду скучать о нем. Но, как бы то ни было все это — правда. Костяшки домино начали падать уже довольно давно, а взрыв, подготовленный кампанией Энн, окажется последним ударом. И все же, мистер Гельмут, Запад несет ответственность за некоторые гигантские достижения во времени. Возможно, Мост может считаться наиболее величайшим и самым последним из них.
— Но только не мною, — заметил Гельмут. — Строительство гигантских проектов для ритуальных целей — создание всего этого лишь во имя самого создания — является последним актом уже мертвой культуры. К примеру, взгляните на пирамиды Египта. Или на даже более значительный и идиотский пример, большее, чем что либо пока сотворенное человеческими существами — раскладка «Диаграммы Силы» на всей поверхности Марса. Если бы марсиане направили всю затраченную на это энергию на выживание, они наверное, еще жили бы сейчас.
— Согласен, — подтвердил Вэгонер, — но с оговорками. Вы правы насчет Марса, но пирамиды-то построены в период расцвета культуры Египта. И «создание чего-то лишь во имя созидания» не является ритуальным определением. Это научное определение.
— Хорошо. Это не слишком меняет мои аргументы. Быть может вы согласитесь, что суть каждой жизненной культуры — это способность ее защищать себя. Запад уже более, чем полвека превосходит Советы — но, как мне видится, Мост является «Диаграммой Силы» Запада, его пирамидами. Или как вам еще будет угодно. О да, он доказывает, что мы могущественны, но могущество — это еще не путь к выживанию. Все эти деньги и средства, затраченные на строительство Моста окажутся весьма необходимы, А ИХ НЕ БУДЕТ, когда начнется следующая атака Советов.
— Поправка: она уже прошла, — произнес Вэгонер. — И Советы уже выиграли. СССР гораздо лучше, чем мы сыграл в величайшую из фон Неймановских игр. Потому, что они не приняли на веру то, что каждая из сторон изберет наилучшую стратегию. Они играли также и на износ игроков. За пятьдесят лет непрекращающегося нажима, им удалось превратить Запад в систему во всем подобную Советской. Так что отпала необходимость в прямых военных действиях. Мы сами себя советизировали и все наши ходы теперь предсказуемы совершенно точно.
— Частично, здесь я согласен с вами. В чем мы нуждались, так это в затрате энергии и денег на игру — на социальные исследования, так как угроза была именно социальной. Что конечно же, что и следовало из теории игр, мы и должны были сделать. Гельмут, для человека, который уже многие годы оторван от Земли, вы знаете гораздо больше о том, что происходит там, на планете, чем это знает значительная часть населения.
— Ничто так не не усиливает интерес к Земле, как нахождение вне ее, — ответил Гельмут. — И здесь достаточно времени для чтения. Или выпивка оказалась крепче, чем он ожидал, что было вполне резонно, если учесть, что какое-то время он вообще не употреблял спиртное — или спокойная согласованность действий сенатора в развале всего мироздания Гельмута, дало ему еще один толчок к бездне. У него закружилась голова.
Вэгонер заметил это. Он неожиданно наклонился вперед и поддержал ослабшего Гельмута. — ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, — проговорил он, — мне трудно согласиться с вами, что Мост служит или служил когда-то, ритуальным целям. Мост исполнил свое предназначение для нескольких огромных практических достижений, которые теперь подтверждены. И на самом деле, как проект, Мост более не существует.
— Не существует? — еле слышно спросил Гельмут.
— Именно. Конечно же, мы поддержим его деятельность еще какое-то время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19