– Я-то да, но вот он, думаю, не в своем, – ответил Девлин и продолжал: – Чистая, свежая, добродетельная и не очень страстная, что очень жаль, с моей точки зрения.
Она обернулась, чтобы посмотреть на него, и старая шинель раскрылась. Груди ее, полные и твердые, прикрывала только ситцевая блузка.
– А, девочка, у тебя будут большие неприятности с весом года через два, если ты не ограничишь себя в еде.
Глаза ее вспыхнули, она опустила их и инстинктивно натянула отвороты шинели.
– Ты, недоносок! – сказала она, с трудом произнося это слово. Но, заметив, что губы его подергиваются, нагнулась, чтобы посмотреть под козырек его кепки: – Ты смеешься надо мной!
Она сдернула с него кепку и забросила ее.
– А что мне еще с тобой делать, Моли Прайор? – он поднял, как бы защищаясь, руку: – Не надо, не отвечай!
Она оперлась спиной о дерево, засунув руки в карманы:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Джордж Уайльд сказал мне в трактире.
– Понятно. А Артур был там?
– О да. У меня сложилось впечатление, что он смотрит на тебя как на собственность.
– Тогда пусть идет к черту! – воскликнула она, приходя вдруг в ярость. – Я не принадлежу никому.
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
– У тебя нос вздернутый, кто-нибудь говорил тебе об этом? И когда ты злишься, уголки губ опускаются.
Он зашел слишком далеко, дотронулся до тайного больного места. Она вспыхнула и горько сказала:
– А, я уродина, мистер Девлин. Я слишком часто просиживала ночи напролет на танцах в Холте, когда никто меня не приглашал, чтобы не знать своего места. Я знаю, вы бы меня не выбросили в дождливую субботнюю ночь. Ведь лучше хоть что-нибудь, чем ничего.
Она хотела встать, но Девлин потянул ее за ногу, крепко удерживая рукой и не давая подняться:
– Ты знаешь мое имя? Откуда?
– Не воображайте. Все о вас знают. Все, что надо знать.
– Я тебе скажу что-то новое, – сказал он, опершись на локоть и наклонившись к ней. – Ты ничего обо мне не знаешь, потому что тебе неизвестно, что я предпочитаю прекрасные осенние дни под соснами дождливым субботним ночам. Но, однако, песок имеет отвратительное свойство набиваться туда, куда ему не следует. – Молли замерла. Девлин быстро поцеловал ее в губы и отодвинулся: – Теперь катись отсюда, прежде чем я дам волю своей дикой страсти.
Она схватила берет, вскочила на ноги и ухватилась за уздечку лошади. Когда обернулась и взглянула на него, лицо ее было серьезным, но только она взобралась на седло и повернула лошадь, чтобы еще раз взглянуть на него, как улыбнулась:
– Мне говорили, что все ирландцы сумасшедшие. Теперь я верю. Я буду на мессе в воскресенье вечером. А ты?
– Разве похоже, что я приду?
Лошадь переступала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но Молли держала ее крепко.
– Да, – сказала она серьезно. – Думаю, что так, – и пустила лошадь вскачь.
– Ну и идиот ты, Лайам, – тихо ругнул себя Девлин, выводя мотоцикл вдоль дюны между деревьями на тропинку. – Неужели ты никогда не угомонишься?
Он спокойно проехал по главной дамбе и, добравшись до сарая, поставил в него мотоцикл. Ключ от дома он нашел под камнем у двери, где и оставлял его. Войдя, поставил двустволку коридоре, прошел на кухню, расстегивая плащ, и застыл на месте. На столе он увидел кувшин молока и дюжину коричневых яиц в белой миске.
– Матушка богородица, – тихо произнес он. – Посмотри-ка на это.
Девлин нежно потрогал миску пальцем. Лицо его было бледным.
Глава 8
В Бирмингеме по городу носился холодный ветер, швыряя пригоршни дождя в окна квартиры Бена Гарвальда, расположенной над гаражом в Солтли. В шелковом халате, с шарфом на шее, с аккуратно расчесанными темными вьющимися волосами, он являл собой представительную фигуру, а сломанный нос придавал ему какое-то грубое величие. При ближайшем рассмотрении наружность его оказывалась не столь приятной: на мясистом лице с заносчивым выражением ясно проступали следы разгульного образа жизни.
Но в это утро его лицо выражало еще и досаду на весь мир. Накануне, в одиннадцать тридцать вечера, одно из его коммерческих предприятий – маленький нелегальный игорный клуб – в доме на безусловно респектабельной улице в Астоне было захвачено бирмингемской полицией. Это не грозило арестом лично Гарвальду. Для чего же тогда платил он подставному лицу, которое знало, что о нем позаботятся. Гораздо более серьезной потерей были три с половиной тысячи фунтов на игральных столах, конфискованные полицией.
Кухонная дверь широко распахнулась, и вошла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати. На ней был розовый кружевной халатик, ее крашенные перекисью волосы всклокочены, лицо покрыто пятнами, а глаза распухли от слез.
– Вам еще что-нибудь дать, мистер Гарвальд? – тихо спросила она.
– Дать? – воскликнул он. – Это здорово. Это дьявольски здорово, если принять во внимание, что ты мне вообще ни черта не давала еще.
Он говорил с ней, не оборачиваясь, и с интересом следил за человеком на мотоцикле, который въехал во двор и поставил мотоцикл около одного из грузовиков.
Девушка, которая не смогла удовлетворить некоторые весьма эксцентричные требования Гарвальда накануне ночью, сказала плачущим голосом:
– Простите, мистер Гарвальд.
Человек прошел через двор и исчез. Гарвальд повернулся к девушке:
– Ладно, одевайся и сматывайся.
Она испугалась, затряслась от страха и, как загипнотизированная, смотрела на него. Сладкое чувство власти, почти сексуальное по силе, охватило его. Он схватил ее за волосы и жестоко дернул.
– И научись делать, что тебе велят. Понятно?
Девушка убежала, в открытую входную дверь вошел младший брат Бена Рубен Гарвальд. Он был низкого роста, болезненный на вид, но черные глаза на бледном лице непрерывно двигались, ничего не упуская. Сейчас глаза его с неодобрением смотрели вслед девушке.
– Зря ты это, Бен. Этакая грязная телка. Ты можешь схватить что-нибудь.
– Для этого изобрели пенициллин, – сказал Гарвальд. – Ладно, что тебе надо?
– Там к тебе тип какой-то. Только что приехал на мотоцикле.
– Я видел. Что ему нужно?
– Не говорит. Хитрый ирландишка, воображает уж очень. – Рубен вытащил половинку пятифунтового билета. – Велел мне отдать это тебе. Сказал, что у тебя может оказаться вторая половинка, если с ним увидишься.
Гарвальд неожиданно рассмеялся и выхватил порванную пятерку из рук брата:
– Это мне нравится. Да, я обязательно этим займусь. – Он подошел к окну и начал рассматривать половинку купюры. – Похоже, настоящая. – Потом обернулся, улыбаясь: – Интересно, у него еще есть, Рубен? Посмотрим.
Рубен вышел, а Гарвальд в хорошем настроении подошел к буфету и налил себе стакан виски. Возможно, это утро в конце концов принесет не только убыток. И вообще может оказаться очень интересным. Он уселся в кресло у окна.
Дверь открылась, и Рубен ввел в комнату Девлина. Тот промок насквозь, с плаща текло, а кепку он снял и отжал над китайской фарфоровой вазой, полной луковиц.
– Посмотрели?
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Я знаю, что вы, чертовы мики,все психи. Не тяни. Как зовут?
– Мерфи, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – как на духу.
– Я верю этому тоже, – сказал Гарвальд. – Ради бога, сними ты свой плащ. Испортишь этот чертов ковер. Настоящий Аксминстер. В наши дни, чтобы его достать, отдают состояние.
Девлин снял плащ и отдал его Рубену. Тот вспыхнул от злости, но тем не менее взял плащ и сложил на стуле у окна.
– Ладно, миленок, – сказал Гарвальд. – Время у меня ограничено, так что к делу.
Девлин вытер руки о пиджак и вытащил пачку сигарет.
– Мне сказали, что вы занимаетесь транспортом, – сказал он, – помимо прочего.
– Кто сказал?
– Да ходят такие разговоры.
– Итак?
– Мне нужен грузовик. Трехтонка армейского образца.
– И это все? – Гарвальд еще улыбался, но глаза насторожились.
– Нет, еще мне нужны «джип», компрессор, распылитель и два галлона краски цвета хаки.
Гарвальд громко рассмеялся:
– Ты что собираешься делать? Открывать собственный второй фронт или еще что?
Девлин вынул из нагрудного кармана большой конверт и протянул его:
– Здесь пятьсот фунтов, чтобы вы были уверены, что я не трачу зря ваше время.
Гарвальд кивнул брату, который взял конверт, открыл его и пересчитал деньги:
– Он говорит правду Бен. И притом новенькими пятерками.
Рубен отдал деньги Гарвальду. Тот взвесил конверт на руке, бросил его на кофейный столик перед собой и откинулся в кресле.
– Ладно, поговорим. На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил Девлин.
Гарвальд, ни на мгновение ему не поверив и не скрывая этого, не стал спорить:
– У тебя, должно быть, заваривается хорошее дельце. Может, нужна помощь?
– Я сказал вам, что мне надо, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – одна трехтонка, «джип», компрессор и два галлона краски цвета хаки. Если вы считаете, что помочь не можете, я могу достать в другом месте.
Рубен сердито произнес:
– Кем ты себя воображаешь, черт возьми? Войти сюда – это одно, а выйти бывает не так легко.
Лицо Девлина побледнело, и когда он обернулся к Рубену, голубые глаза, холодные и отрешенные, казалось, были устремлены далеко.
– Так?
Он протянул руку за стопкой пятерок, не отпуская левой рукой в кармане курок «вальтера». Гарвальд с силой хлопнул по деньгам.
– Это тебе обойдется, – тихо сказал он, – в хорошую круглую сумму. Скажем, две тысячи фунтов.
Он посмотрел в глаза Девлину с вызовом. Наступило молчание. Девлин улыбнулся:
– Бьюсь об заклад, у вас была крепкая левая рука в молодости.
– И до сих пор, парень, – Гарвальд сжал кулак. – Лучше, чем у кого бы то ни было.
– Хорошо, – сказал Девлин, – подкиньте пятьдесят галлонов бензина в армейских канистрах, и мы договорились.
Гарвальд протянул руку:
– Идет. Выпьем за это. Ты что пьешь?
– Ирландское виски, если у вас есть.
– У меня все есть, парень. Все, что угодно. – Он щелкнул пальцами. – Рубен, как насчет виски нашему другу? – Рубен стоял в нерешительности, лицо у него было напряженное и злое, и Гарвальд сказал тихим опасным голосом: – Виски, Рубен.
Брат подошел к буфету, открыл его, и стали видны десятки бутылок внизу.
– Вы для себя ничего не жалеете, – заметил Девлин.
– А как же иначе? – Гарвальд взял сигару из ящика на кофейном столике. – Ты заберешь все в Бирмингеме или где-нибудь еще?
– Где-нибудь около Питерборо, на шоссе А будет как раз, – сказал Девлин.
Рубен подал ему бокал:
– Ты чертовски привередлив, а?
Гарвальд вмешался:
– Нет, все правильно. Знаешь Норман-Кросс? Он на А, милях в пяти от Питерборо. Там в нескольких милях от дороги есть гараж, его называют гаражом Фогарти. Сейчас он закрыт.
– Найду, – сказал Девлин.
– Когда хочешь получить товар?
– В четверг, двадцать восьмого и в пятницу, двадцать девятого. В первую ночь я возьму грузовик, компрессор и канистры, а во вторую – «джип».
Гарвальд нахмурился:
– Ты хочешь сказать, что сам все это получишь?
– Точно.
– Ну что ж – в какое время?
– Когда стемнеет. Скажем, от девяти до девяти тридцати.
– А деньги?
– Вы оставьте эти пятьсот как задаток. Семьсот пятьдесят отдам, когда буду брать грузовик, ту же сумму – за джип и, конечно, за путевые листы на обе машины.
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Но надо указать цель поездки и место назначения.
– Это я сам сделаю, когда все получу.
Гарвальд медленно кивнул, размышляя:
– Я согласен. Ладно, заказ принят. Может, еще выпьем?
– Нет, спасибо, – сказал Девлин, – мне еще надо кое-куда заехать.
Он надел мокрый плащ и быстро застегнул его. Гарвальд встал, подошел к буфету и взял открытую бутылку виски:
– Выпей за мой счет, просто чтобы не осталось дурных чувств.
– Вот уж о чем не думал, – улыбнулся Девлин. – Но все равно, благодарю. Кое-что в ответ. – Он вытащил из нагрудного кармана вторую половину пятерки: – По-моему, ваша.
Гарвальд взял ее и ухмыльнулся:
– Знаешь, Мерфи, ты дьявольски нагл.
– Мне говорили.
– Ладно, увидимся в Норман-Кроссе двадцать восьмого. Проводи его, Рубен, и веди себя как следует.
Рубен угрюмо двинулся к двери и вышел. Девлин пошел, было за ним, но обернулся к Гарвальду:
– Еще одно дело, мистер Гарвальд.
– Ну что?
– Я слово держу.
– Приятно это слышать.
– Смотрите, вы тоже держите.
Теперь Девлин не улыбался, и, когда смотрел Гарвальду в глаза, лицо было непроницаемым. Он повернулся и вышел.
Гарвальд встал, подошел к буфету, налил себе еще виски. Подошел к окну и посмотрел во двор. Девлин развернул мотоцикл и завел мотор. В комнату вошел Рубен. Он был в ярости:
– Что в тебя вселилось, Бен? Ты позволяешь коротышке мику, у которого еще болотная грязь на сапогах не обсохла, делать с тобой все, что ему угодно. Хотя с него ты взял больше, чем с кого-либо в жизни.
Гарвальд проследил, как Девлин выехал на дорогу и исчез под проливным дождем.
– Он что-то затеял, Рубен, мой мальчик, – тихо сказал он, – что-то славное и жирненькое.
– Но зачем ему армейские машины?
– Масса возможностей. Может быть что угодно. Вспомни дело в Шропшире на той неделе. Какой-то тип в солдатской форме въезжает на армейском грузовике на большой армейский склад и выезжает оттуда с шотландским виски на тридцать тысяч. Представляешь, сколько это потянет на черном рынке?
– И ты думаешь, он затеял что-то в этом роде?
– Обязательно, – сказал Гарвальд, – и что бы это ни было, я вхожу в долю, хочет он или нет. – Он в изумлении покачал головой: – Знаешь, Рубен, он угрожал мне. Мне! Этого уж мы не потерпим, верно?
* * *
Был еще день, но начало темнеть от непогоды, когда Кениг повел торпедный катер к пологому берегу. Все небо покрывалось розовыми тучами, черными раздувшимися, с розовыми краями.
Мюллер, склонившись над картой, сказал:
– Скоро сильный шторм, господин лейтенант.
Кениг выглянул в окно:
– Минут пятнадцать пройдет, пока он разыграется. Мы к тому времени уже подойдем.
Грозно загремел гром, небо совсем потемнело, и команда сбившаяся на палубе в ожидании, когда покажется причал странно примолкла.
Кениг сказал:
– Я их не виню. Какое мерзкое место после Сен-Хельера!
За песчаными дюнами простиралась плоская и голая местность, как бы выметенная постоянно дующим ветром. В отдалении виднелся фермерский дом и ангары около взлетной полосы, казавшиеся черными на фоне бледного горизонта. Ветер легко гнал воду. Кениг снизил скорость, когда катер подошел к входу в бухту.
– Ты введи его, Эрих.
Мюллер стал за штурвал. Кениг натянул старую пилотскую куртку, вышел на палубу и стоял там, куря сигарету. Он пребывал в странном состоянии депрессии. Переход был трудным но в каком-то смысле проблемы только начинались. Например, с людьми, с которыми ему предстояло работать. Это был жизненно важный вопрос. В прошлом у него был определенный отрицательный опыт в подобных ситуациях.
Казалось, что небо раскололось, и дождь полил потоком, Когда катер подошел к бетонному пирсу, на берегу между дюнами появился полевой автомобиль. Мюллер выключил мотор и, высунувшись из рубки, громко отдавал приказания. Команда суетилась, на берег бросили конец. В это время автомобиль подошел к пирсу и остановился. Из него вышли Штайнер и Риттер Нойманн.
– Привет, Кениг, добрался все-таки? – весело крикнул Штайнер. – Добро пожаловать в Ландсвоорт.
Кениг стоял на середине лестницы и, услышав голос Штайнера, так удивился, что оступился и чуть было не упал в воду:
– Вы, господин полковник, но... – Он быстро все понял и захохотал. – А я тут чертовски беспокоюсь, с кем мне придется работать.
Он взобрался по лестнице и схватил руку Штайнера.
* * *
Было полпятого, когда Девлин проезжал по деревне мимо трактира. Еще на мосту он услышал, что играет орган, и различил неясный свет в окнах церкви. Джоанна Грей говорила ему, что вечернюю мессу служат днем, чтобы не заботиться о затемнении. Он помнил о замечании Молли Прайор. Улыбаясь, остановился у церкви. Он знал, что Молли там, вот и пони терпеливо стоял в оглоблях двуколки, уткнувшись в мешок с овсом. Тут же стояли две машины, грузовик и несколько велосипедов.
Когда Девлин открыл дверь в церковь, по проходу шел отец Верекер с тремя мальчиками в алых сутанах и белых стихарях. Один из них нес ведро святой воды, и отец Верекер на ходу окроплял головы прихожан, отмывая грехи. Он запел гимн. Девлин проскользнул направо и сел на скамейку.
В церкви было не более восемнадцати человек. Сэр Генри, рядом, по-видимому, его жена и молодая темноволосая девушка лет двадцати в форме Женских вспомогательных авиачастей – по всей вероятности, Памела Верекер. Джордж Уайльд с женой. С ними сидел Лейкер Армсби, чисто отмытый, в твердом белом воротничке и древнем черном костюме.
Молли Прайор сидела через проход с матерью, приятной женщиной средних лет с добрым лицом. На Молли была соломенная шляпа, украшенная искусственными цветами, с полями, опущенными на глаза, и цветастое ситцевое платье, застегнутое на пуговицы и плотно обтягивающее грудь, с довольно короткой юбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39