– Девлин ухмыльнулся. – Я видел революции, которые начинались с меньшего, чем двадцать тысяч фунтов, полковник.
– Очень хорошо, – сказал Радл. – Я организую это. Вы получите подтверждение о вкладе до отъезда.
– Прекрасно, – сказал Девлин. – Какие планы?
– Сегодня первое октября. Нам остается ровно пять недель.
– А какова моя роль?
– Миссис Грей – первоклассный агент, но ей шестьдесят восемь лет. Ей нужен мужчина.
– Кто бегал бы по поручениям? Занимался грубой работой.
– Точно.
– А как вы меня туда доставите, и, пожалуйста, не говорите, что об этом еще не думали.
Радл улыбнулся:
– Должен признаться, я долго думал. Посмотрим, как вам моя идея понравится. Вы ирландский гражданин, который служил в английской армии. Серьезно раненный и демобилизованный по ранению. Здесь поможет шрам у вас на лбу.
– А как это согласуется с миссис Грей?
– Старый друг семьи находит вам работу в Норфолке. Мы передадим ей это предложение и посмотрим, что предложит она. Тогда составим легенду и снабдим вас всеми нужными документами, начиная с ирландского паспорта и кончая демобилизационными бумагами. Как вам это нравится?
– Звучит достаточно сносно, – сказал Девлин. – Но как я доберусь туда?
– Мы сбросим вас с парашютом над Южной Ирландией. Как я понимаю, перейти границу, минуя таможенный пост, чрезвычайно просто.
– Без проблем, – подтвердил Девлин. – Дальше?
– Ночной паром из Белфаста в Хейшам, поезд в Норфолк, все честно и открыто.
Девлин подвинул к себе топографическую карту и стал ее разглядывать.
– Ладно, покупаю. Когда я еду?
– Через неделю, максимум десять дней. В настоящее время вы должны соблюдать полнейшую секретность. Увольтесь сейчас же из университета и освободите занимаемую квартиру. Полностью пропадите. Хофер организует вам другое жилье.
– Затем?
–Я поеду познакомиться с человеком, который, по-видимому, будет командовать боевой группой. Завтра или послезавтра, в зависимости от того, насколько быстро смогу организовать рейс на Нормандские острова. Можете поехать со мной. У вас будет очень много точек соприкосновения. Согласны?
– А почему бы и нет, полковник? Разве не все дороги ведут в конце концов в ад? – И Девлин вылил остатки коньяка в стакан.
Глава 5
Олдерни – самый северный из Нормандских островов, ближе всех расположенный к Франции. Когда немецкая армия неудержимо текла на запад летом 1940 г., жители острова решили эвакуироваться, и когда первый немецкий самолет сел на крохотный аэродром на вершине утесов 2 июля 1940 г., остров был безлюден, узкие мощенные булыжником улочки Сент-Энна – до жути тихими.
К осени 1942 г. там разместился гарнизон численностью около трех тысяч армейцев, моряков и летчиков, а также несколько «лагерей смерти», где содержались рабы с континента занятые на сооружении массивных бетонных орудийных окопов в системе новых фортификаций. Был там также концентрационный лагерь, который обслуживали эсэсовцы и гестаповцы – единственное учреждение подобного рода, существовавшее на английской земле.
Сразу после полудня в воскресенье Радл и Девлин прилетели с острова Джерси на самолете-корректировщике «аист». Полет занял всего полчаса, самолет был безоружным, пилот вел его на бреющем полете, поднявшись на семьсот футов только в последний момент.
Пока машина летела над огромным волнорезом, весь остров развернулся перед ними, как карта. Залив, гавань, Сент-Энн, сам остров длиной около трех миль и шириной в полторы мили, ярко зеленый, с утесами с одной стороны, спуском и рядом песчаных заливчиков и небольших бухт – с другой.
Самолет развернулся и опустился на одну из посадочных площадок, покрытых травой, на вершине утесов. Аэродром был одним из самых маленьких, какие Радлу приходилось видеть, его и аэродромом-то называть было странно. Малюсенькая диспетчерская-башенка, несколько разбросанных сборных домиков и ни одного ангара.
У башни стоял черный «вулзли», и когда Радл и Девлин подошли к машине, шофер, артиллерийский унтер-офицер, вышел из нее и открыл заднюю дверцу. Он отдал честь:
– Полковник Радл? Комендант свидетельствует вам свое почтение. Мне приказано везти вас прямо в полевую комендатуру.
– Очень хорошо, – сказал Радл.
Они поехали и вскоре свернули на сельскую дорогу. День был прекрасный, теплый и солнечный, более похожий на весну, чем на начало осени.
– Приятное место, – заметил Радл.
– Для некоторых, – Девлин кивнул налево, где сотни рабов из «лагерей смерти» что-то строили – с виду колоссальные бетонные укрепления.
Дома в Сент-Энне представляли собой смесь французского провинциального и английского георгианского стилей, улицы вымощены булыжником, сады окружены высокими заборами из-за постоянных ветров. Следов войны было множество: бетонные стоячие почтовые ящики на углах, колючая проволока, пулеметные гнезда, разрушения от бомбежек вдалеке в гавани. но Радла очаровало то, что все было пропитано английским духом. И как-то неуместно выглядели здесь два эсэсовца в полевой машине, стоящей на площади, и рядовой немецких ВВС, подносящий товарищу огонь, под вывеской «Королевская почта».
Местный штаб полевой комендатуры 515 немецкой гражданской администрации Нормандских островов помещался в старом здании банка Ллойда на Виктория-стрит. Когда машина подъехала к нему, в дверях появился сам Нойхофф.
Он подошел, протягивая руку:
– Полковник Радл? Ганс Нойхофф, временный комендант. Рад вас видеть.
Радл сказал:
– Этот джентльмен – мой коллега.
Он не представил Девлина, и в глазах Нойхоффа сразу же отразилась тревога, потому что Девлин в гражданском платье и черном кожаном военном пальто, которое ему достал Радл, являл собой любопытное зрелище. Логично было предположить, что он гестаповец. На всем протяжении пути из Берлина в Бретань, а затем на остров Гернси ирландец видел на лицах одинаковое настороженное выражение, и это доставляло ему определенное злобное удовольствие.
– Господин полковник, – сказал Девлин, не делая попытки пожать ему руку.
Нойхофф, еще больше растерявшись, поспешно сказал:
– Сюда, пожалуйста, джентльмены.
Внутри здания за прилавком красного дерева работали три клерка. Позади них на стене висел новый плакат министерства пропаганды, на котором был изображен орел, держащий в когтях свастику и гордо возвышающийся над словами: «Победа грядет!»
– Господи, – тихо сказал Девлин, – некоторые верят чему попало.
На страже у дверей помещения, которое прежде, должно быть, было кабинетом управляющего, стоял военный полицейский. Нойхофф вошел первым. В комнате было мало мебели, настоящая рабочая комната. Нойхофф принес два стула. Радл сел, Девлин закурил и отошел к окну.
Нойхофф неуверенно посмотрел на него и попытался улыбнуться.
– Можно предложить вам выпить, джентльмены? Шнапс или коньяк?
– Откровенно говоря, мне бы хотелось скорее приступить к делу, – сказал ему Радл.
– Конечно, господин полковник.
Радл расстегнул мундир, вытащил из внутреннего кармана конверт из манильской бумаги и достал письмо:
– Прочтите это, пожалуйста.
Нойхофф, слегка нахмурившись, пробежал письмо глазами.
– Сам фюрер приказывает. – Он с удивлением посмотрел на Радла. – Но я не понимаю. Что вы хотите от меня?
– Ваше полное сотрудничество, полковник Нойхофф, – сказал Радл. – И никаких вопросов. У вас здесь штрафная часть, по-моему? Операция «Рыба-меч».
В глазах Нойхоффа тревога усилилась, Девлин сразу заметил это, казалось, что полковник оцепенел.
– Да, господин полковник, есть такая часть. Под командованием полковника Штайнера из парашютного полка.
– Знаю, – сказал Радл. – Полковник Штайнер, Риттер Нойманн и двадцать девять парашютистов.
Нойхофф поправил его:
– Полковник Штайнер, Риттер Нойманн и четырнадцать парашютистов.
Радл с удивлением посмотрел на него:
– Что вы говорите? А где другие?
– Погибли, господин полковник, – просто ответил Нойхофф. – Вы знаете, что такое операция «Рыба-меч»? Вы знаете, как ее выполняют люди? Они сидят верхом на торпедах и...
– Это я знаю. – Радл встал, взял директиву фюрера и вложил ее в конверт. – На сегодня запланированы операции?
– Это зависит от того, покажет ли радар цель.
– Все, – сказал Радл. – Все прекращается с этого момента. – Он поднял конверт. – Мой первый приказ в рамках этой директивы.
Нойхофф улыбнулся:
– С удовольствием подчиняюсь такому приказу.
– Понятно, – сказал Радл. – Полковник Штайнер – ваш друг?
– Большая честь, – просто сказал Нойхофф. – Если бы вы знали этого человека, вы бы поняли, что я имею в виду. Есть мнение, что человек таких необыкновенных способностей более полезен рейху живой, чем мертвый.
– Именно поэтому я здесь, – сказал Радл. – Где я могу его найти?
– Возле гавани есть трактир. Штайнер и его люди приспособили его под свой штаб. Я вас туда отвезу.
– Не надо, – сказал Радл. – Мне хотелось бы встретиться с ним наедине. Это далеко?
– Четверть мили.
– Хорошо, мы пройдемся.
Нойхофф встал:
– Сколько вы здесь пробудете?
– Я договорился, что «аист» заберет нас рано утром, – сказал Радл. – Очень важно, чтобы мы были на аэродроме на Джерси не позднее одиннадцати. В одиннадцать отлетает наш самолет в Бретань.
– Я организую ночлег для вас и вашего... вашего друга. – Нойхофф посмотрел на Девлина. – И еще, не отобедаете ли вы со мной сегодня? Моя жена будет в восторге, и, возможно, полковник Штайнер сможет составить нам компанию.
– Отличная идея, – сказал Радл. – С удовольствием предвкушаю это событие.
Когда Радл и Девлин шли по Виктория-стрит мимо закрытых ставен магазинов и пустых домов, Девлин спросил:
– Что в вас вселилось? Очень уж строго вели разговор. Мы что, сегодня чувствуем действие присяги?
Радл рассмеялся, вид у него был несколько пристыженный.
– Как только я вынимаю это проклятое письмо, во мне поднимается какое-то странное чувство. Чувство... власти, что ли, охватывает. Как стражник в Библии, который говорит: «Делайте это», и люди делают, «Идите туда» – и они идут.
Радл с Девлином повернули на Брей Роуд. Здесь их обогнала полевая машина с тем же артиллерийским унтер-офицером, который привез их с аэродрома.
– Полковник Нойхофф послал предупреждение о нашем приходе, – прокомментировал Радл. – Мне было интересно, сделает ли он это.
– По-моему, он считает меня гестаповцем, – сказал Девлин. – Он испугался.
– Возможно, – сказал Радл. – А вы, господин Девлин? Вы когда-нибудь боитесь?
– Что-то не припомню такого случая. – Девлин нерадостно засмеялся. – Скажу вам одну вещь, которую никогда ни одной живой душе не говорил. Даже в момент максимальной опасности, и видит бог, у меня их было достаточно в жизни, даже когда я смотрю смерти в глаза, у меня возникает странное ощущение. Как будто мне хочется взять смерть за руку. Вам приходилось слышать что-нибудь более смешное?
* * *
Риттер Нойманн в мокром черном резиновом костюме сидел верхом на торпеде, привязанной к первой спасательной лодке, и что-то наспех чинил в моторе. К берегу подъехала полевая машина. Когда Нойманн поднял голову и посмотрел, кто это, прикрыв рукой глаза от солнца, появился оберфельдфебель Брандт.
– Что за спешка? – крикнул Нойманн. – Война окончилась, что ли?
– Беда, господин лейтенант, – сказал Брандт. – С Джерси прилетел какой-то штабной офицер. Некий полковник Радл. Он приехал за полковником. Нам только что прислали предупреждение с Виктория-стрит.
– Штабной офицер? – спросил Нойманн. Он перелез через поручни спасательного судна и взял полотенце, поданное рядовым Риделем. – Откуда он?
– Берлин! – мрачно сказал Брандт. – И с ним кто-то в гражданском, но не гражданское лицо.
– Гестапо?
– Похоже. Они идут сюда.
Нойманн натянул сапоги и полез по лесенке на пирс.
– Ребята знают?
Брандт кивнул, лицо его было свирепым:
– Им это не нравится. Если узнают, что он приехал, чтобы нажать на полковника, очень может случиться, что столкнут его вместе с приятелем с пирса, привязав к ногам по шестьдесят фунтов цепей.
– Правильно, – сказал Нойманн. – Мигом обратно в трактир и задержи их. Я возьму машину и привезу полковника. Он пошел погулять по волнорезу с фрау Нойхофф.
Штайнер и Ильзе Нойхофф находились на самом конце волнореза. Она сидела на обломках укреплений, болтая в воздухе своими длинными ногами, ветер с моря перебирал ее светлые волосы и вздымал юбку. Она смеялась, глядя сверху на Штайнера. Он обернулся, услышав, как остановилась полевая машина.
Нойманн выскочил из машины. Штайнеру достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы саркастически улыбнуться:
– Дурные вести, Риттер, и в такой прелестный день.
– Из Берлина приехал какой-то штабной офицер, некий полковник Радл. Он ищет вас, – мрачно сказал Нойманн. – Говорят, с ним гестаповец.
Выражение лица Штайнера ничуть не изменилось.
– Это, несомненно, делает день немного интереснее.
Он поднял руки, чтобы поймать Ильзе, которая спрыгнула вниз, и на мгновение прижал ее к себе. Лицо ее было очень тревожным:
– Ради бога, Курт, неужели вы ничего не принимаете всерьез?
– Он, возможно, приехал, чтобы посчитать головы. Ведь мы должны были уже все погибнуть. На Принц-Альбрехтштрассе, должно быть, сильно расстроены.
* * *
Старый трактир находился на обочине дороги у подхода к гавани. Когда Радл и ирландец приблизились к нему, стояла странная тишина.
– Самая милая пивная, какую мне приходилось видеть, – сказал Девлин. – Как вы думаете, у них найдется, что выпить?
Радл толкнул входную дверь. Она открылась, и оба оказались в темном коридоре. Позади щелкнула дверь.
– Сюда, господин полковник, – сказал тихий интеллигентный голос.
Унтер-офицер Ханс Альтманн прислонился к входной двери, как будто преграждая им проход. Радл увидел нашивку за Зимнюю кампанию, «Железный крест» первого и второго класса, серебряную нашивку, означавшую не менее трех ранений, значок авиадесантных войск и самую желанную награду для парашютиста – надпись на обшлаге: «Kreta», гордый знак для тех, кто был в авангарде нашествия на Крит в мае 1941 г.
– Ваша фамилия? – резко спросил Радл.
Альтманн не ответил. Он толкнул ногой дверь с табличкой «Бар», и Радл, чувствуя что-то неладное, но не понимая, что именно, вздернул подбородок и вошел внутрь.
Комната была средней величины. Слева стойка бара, за ней пустые полки, на стенах несколько фотографий разбившихся кораблей, в углу пианино. В комнате находились до дюжины парашютистов, настроенных очень неприветливо. На Радла, холодно оглядевшего их, они произвели большое впечатление. Никогда раньше ему не приходилось видеть такую большую группу людей со множеством знаков отличия на мундирах. Не было ни одного человека без «Железного креста» первого класса, а таких мелочей, как нашивка по ранению, нашивка за уничтожение танков, было полно.
Радл стоял в центре комнаты, держа под мышкой портфель, руки в карманах, воротник поднят.
– Хотел бы напомнить, – мягко сказал он, – что за такое поведение, бывало, и расстреливали.
Раздался взрыв хохота. Унтер-офицер Штурм, стоявший за стойкой и чистивший пистолет, сказал:
– Очень хорошо сказано, господин полковник. Хотите услышать забавную вещь? Когда мы сюда ехали десять недель назад, нас было тридцать один человек, включая полковника. Сейчас пятнадцать, несмотря на массу удачных выходов. Что можете вы и это гестаповское говно предложить нам хуже этого?
– Меня не впутывайте, – сказал Девлин. – Я нейтральный.
Штурм, который работал на баржах в Гамбурге с двенадцати лет и имел обыкновение называть вещи своими именами, продолжал:
– Послушайте, что я вам скажу, повторять не буду. Полковник никуда не поедет. Ни с вами, ни с кем другим. – Он покачал головой. – Господин полковник, вы уже столько времени протираете штаны в Берлине, что забыли настоящие солдатские чувства. Если вы надеетесь услышать хор из «Хорста Весселя», то не по адресу приехали.
– Отлично, – сказал Радл. – Тем не менее, ваше полное непонимание данной ситуации указывает на отсутствие ума, что лично мне весьма печально видеть в человеке вашего звания.
Он поставил портфель на стойку, здоровой рукой расстегнул пальто и движением плеч сбросил его. У Штурма отпала челюсть, когда он увидел «Рыцарский крест», нашивку за Зимнюю кампанию. Радл ринулся в атаку.
– Внимание! – рявкнул он. – Встать! – Присутствующие задвигались, и в этот момент дверь распахнулась – и ворвался Брандт. – И вы тоже, оберфельдфебель! – рыкнул Радл.
Наступила такая тишина, что слышно было бы, как упадет булавка. Все стояли неподвижно по стойке «смирно». Девлин, наслаждаясь новым поворотом событий, подошел к бару и закурил.
Радл сказал:
– Вы считаете себя немецкими солдатами, и ваша ошибка вполне естественная, учитывая форму, которую вы носите. – Он обошел всех, как будто стараясь запомнить лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Очень хорошо, – сказал Радл. – Я организую это. Вы получите подтверждение о вкладе до отъезда.
– Прекрасно, – сказал Девлин. – Какие планы?
– Сегодня первое октября. Нам остается ровно пять недель.
– А какова моя роль?
– Миссис Грей – первоклассный агент, но ей шестьдесят восемь лет. Ей нужен мужчина.
– Кто бегал бы по поручениям? Занимался грубой работой.
– Точно.
– А как вы меня туда доставите, и, пожалуйста, не говорите, что об этом еще не думали.
Радл улыбнулся:
– Должен признаться, я долго думал. Посмотрим, как вам моя идея понравится. Вы ирландский гражданин, который служил в английской армии. Серьезно раненный и демобилизованный по ранению. Здесь поможет шрам у вас на лбу.
– А как это согласуется с миссис Грей?
– Старый друг семьи находит вам работу в Норфолке. Мы передадим ей это предложение и посмотрим, что предложит она. Тогда составим легенду и снабдим вас всеми нужными документами, начиная с ирландского паспорта и кончая демобилизационными бумагами. Как вам это нравится?
– Звучит достаточно сносно, – сказал Девлин. – Но как я доберусь туда?
– Мы сбросим вас с парашютом над Южной Ирландией. Как я понимаю, перейти границу, минуя таможенный пост, чрезвычайно просто.
– Без проблем, – подтвердил Девлин. – Дальше?
– Ночной паром из Белфаста в Хейшам, поезд в Норфолк, все честно и открыто.
Девлин подвинул к себе топографическую карту и стал ее разглядывать.
– Ладно, покупаю. Когда я еду?
– Через неделю, максимум десять дней. В настоящее время вы должны соблюдать полнейшую секретность. Увольтесь сейчас же из университета и освободите занимаемую квартиру. Полностью пропадите. Хофер организует вам другое жилье.
– Затем?
–Я поеду познакомиться с человеком, который, по-видимому, будет командовать боевой группой. Завтра или послезавтра, в зависимости от того, насколько быстро смогу организовать рейс на Нормандские острова. Можете поехать со мной. У вас будет очень много точек соприкосновения. Согласны?
– А почему бы и нет, полковник? Разве не все дороги ведут в конце концов в ад? – И Девлин вылил остатки коньяка в стакан.
Глава 5
Олдерни – самый северный из Нормандских островов, ближе всех расположенный к Франции. Когда немецкая армия неудержимо текла на запад летом 1940 г., жители острова решили эвакуироваться, и когда первый немецкий самолет сел на крохотный аэродром на вершине утесов 2 июля 1940 г., остров был безлюден, узкие мощенные булыжником улочки Сент-Энна – до жути тихими.
К осени 1942 г. там разместился гарнизон численностью около трех тысяч армейцев, моряков и летчиков, а также несколько «лагерей смерти», где содержались рабы с континента занятые на сооружении массивных бетонных орудийных окопов в системе новых фортификаций. Был там также концентрационный лагерь, который обслуживали эсэсовцы и гестаповцы – единственное учреждение подобного рода, существовавшее на английской земле.
Сразу после полудня в воскресенье Радл и Девлин прилетели с острова Джерси на самолете-корректировщике «аист». Полет занял всего полчаса, самолет был безоружным, пилот вел его на бреющем полете, поднявшись на семьсот футов только в последний момент.
Пока машина летела над огромным волнорезом, весь остров развернулся перед ними, как карта. Залив, гавань, Сент-Энн, сам остров длиной около трех миль и шириной в полторы мили, ярко зеленый, с утесами с одной стороны, спуском и рядом песчаных заливчиков и небольших бухт – с другой.
Самолет развернулся и опустился на одну из посадочных площадок, покрытых травой, на вершине утесов. Аэродром был одним из самых маленьких, какие Радлу приходилось видеть, его и аэродромом-то называть было странно. Малюсенькая диспетчерская-башенка, несколько разбросанных сборных домиков и ни одного ангара.
У башни стоял черный «вулзли», и когда Радл и Девлин подошли к машине, шофер, артиллерийский унтер-офицер, вышел из нее и открыл заднюю дверцу. Он отдал честь:
– Полковник Радл? Комендант свидетельствует вам свое почтение. Мне приказано везти вас прямо в полевую комендатуру.
– Очень хорошо, – сказал Радл.
Они поехали и вскоре свернули на сельскую дорогу. День был прекрасный, теплый и солнечный, более похожий на весну, чем на начало осени.
– Приятное место, – заметил Радл.
– Для некоторых, – Девлин кивнул налево, где сотни рабов из «лагерей смерти» что-то строили – с виду колоссальные бетонные укрепления.
Дома в Сент-Энне представляли собой смесь французского провинциального и английского георгианского стилей, улицы вымощены булыжником, сады окружены высокими заборами из-за постоянных ветров. Следов войны было множество: бетонные стоячие почтовые ящики на углах, колючая проволока, пулеметные гнезда, разрушения от бомбежек вдалеке в гавани. но Радла очаровало то, что все было пропитано английским духом. И как-то неуместно выглядели здесь два эсэсовца в полевой машине, стоящей на площади, и рядовой немецких ВВС, подносящий товарищу огонь, под вывеской «Королевская почта».
Местный штаб полевой комендатуры 515 немецкой гражданской администрации Нормандских островов помещался в старом здании банка Ллойда на Виктория-стрит. Когда машина подъехала к нему, в дверях появился сам Нойхофф.
Он подошел, протягивая руку:
– Полковник Радл? Ганс Нойхофф, временный комендант. Рад вас видеть.
Радл сказал:
– Этот джентльмен – мой коллега.
Он не представил Девлина, и в глазах Нойхоффа сразу же отразилась тревога, потому что Девлин в гражданском платье и черном кожаном военном пальто, которое ему достал Радл, являл собой любопытное зрелище. Логично было предположить, что он гестаповец. На всем протяжении пути из Берлина в Бретань, а затем на остров Гернси ирландец видел на лицах одинаковое настороженное выражение, и это доставляло ему определенное злобное удовольствие.
– Господин полковник, – сказал Девлин, не делая попытки пожать ему руку.
Нойхофф, еще больше растерявшись, поспешно сказал:
– Сюда, пожалуйста, джентльмены.
Внутри здания за прилавком красного дерева работали три клерка. Позади них на стене висел новый плакат министерства пропаганды, на котором был изображен орел, держащий в когтях свастику и гордо возвышающийся над словами: «Победа грядет!»
– Господи, – тихо сказал Девлин, – некоторые верят чему попало.
На страже у дверей помещения, которое прежде, должно быть, было кабинетом управляющего, стоял военный полицейский. Нойхофф вошел первым. В комнате было мало мебели, настоящая рабочая комната. Нойхофф принес два стула. Радл сел, Девлин закурил и отошел к окну.
Нойхофф неуверенно посмотрел на него и попытался улыбнуться.
– Можно предложить вам выпить, джентльмены? Шнапс или коньяк?
– Откровенно говоря, мне бы хотелось скорее приступить к делу, – сказал ему Радл.
– Конечно, господин полковник.
Радл расстегнул мундир, вытащил из внутреннего кармана конверт из манильской бумаги и достал письмо:
– Прочтите это, пожалуйста.
Нойхофф, слегка нахмурившись, пробежал письмо глазами.
– Сам фюрер приказывает. – Он с удивлением посмотрел на Радла. – Но я не понимаю. Что вы хотите от меня?
– Ваше полное сотрудничество, полковник Нойхофф, – сказал Радл. – И никаких вопросов. У вас здесь штрафная часть, по-моему? Операция «Рыба-меч».
В глазах Нойхоффа тревога усилилась, Девлин сразу заметил это, казалось, что полковник оцепенел.
– Да, господин полковник, есть такая часть. Под командованием полковника Штайнера из парашютного полка.
– Знаю, – сказал Радл. – Полковник Штайнер, Риттер Нойманн и двадцать девять парашютистов.
Нойхофф поправил его:
– Полковник Штайнер, Риттер Нойманн и четырнадцать парашютистов.
Радл с удивлением посмотрел на него:
– Что вы говорите? А где другие?
– Погибли, господин полковник, – просто ответил Нойхофф. – Вы знаете, что такое операция «Рыба-меч»? Вы знаете, как ее выполняют люди? Они сидят верхом на торпедах и...
– Это я знаю. – Радл встал, взял директиву фюрера и вложил ее в конверт. – На сегодня запланированы операции?
– Это зависит от того, покажет ли радар цель.
– Все, – сказал Радл. – Все прекращается с этого момента. – Он поднял конверт. – Мой первый приказ в рамках этой директивы.
Нойхофф улыбнулся:
– С удовольствием подчиняюсь такому приказу.
– Понятно, – сказал Радл. – Полковник Штайнер – ваш друг?
– Большая честь, – просто сказал Нойхофф. – Если бы вы знали этого человека, вы бы поняли, что я имею в виду. Есть мнение, что человек таких необыкновенных способностей более полезен рейху живой, чем мертвый.
– Именно поэтому я здесь, – сказал Радл. – Где я могу его найти?
– Возле гавани есть трактир. Штайнер и его люди приспособили его под свой штаб. Я вас туда отвезу.
– Не надо, – сказал Радл. – Мне хотелось бы встретиться с ним наедине. Это далеко?
– Четверть мили.
– Хорошо, мы пройдемся.
Нойхофф встал:
– Сколько вы здесь пробудете?
– Я договорился, что «аист» заберет нас рано утром, – сказал Радл. – Очень важно, чтобы мы были на аэродроме на Джерси не позднее одиннадцати. В одиннадцать отлетает наш самолет в Бретань.
– Я организую ночлег для вас и вашего... вашего друга. – Нойхофф посмотрел на Девлина. – И еще, не отобедаете ли вы со мной сегодня? Моя жена будет в восторге, и, возможно, полковник Штайнер сможет составить нам компанию.
– Отличная идея, – сказал Радл. – С удовольствием предвкушаю это событие.
Когда Радл и Девлин шли по Виктория-стрит мимо закрытых ставен магазинов и пустых домов, Девлин спросил:
– Что в вас вселилось? Очень уж строго вели разговор. Мы что, сегодня чувствуем действие присяги?
Радл рассмеялся, вид у него был несколько пристыженный.
– Как только я вынимаю это проклятое письмо, во мне поднимается какое-то странное чувство. Чувство... власти, что ли, охватывает. Как стражник в Библии, который говорит: «Делайте это», и люди делают, «Идите туда» – и они идут.
Радл с Девлином повернули на Брей Роуд. Здесь их обогнала полевая машина с тем же артиллерийским унтер-офицером, который привез их с аэродрома.
– Полковник Нойхофф послал предупреждение о нашем приходе, – прокомментировал Радл. – Мне было интересно, сделает ли он это.
– По-моему, он считает меня гестаповцем, – сказал Девлин. – Он испугался.
– Возможно, – сказал Радл. – А вы, господин Девлин? Вы когда-нибудь боитесь?
– Что-то не припомню такого случая. – Девлин нерадостно засмеялся. – Скажу вам одну вещь, которую никогда ни одной живой душе не говорил. Даже в момент максимальной опасности, и видит бог, у меня их было достаточно в жизни, даже когда я смотрю смерти в глаза, у меня возникает странное ощущение. Как будто мне хочется взять смерть за руку. Вам приходилось слышать что-нибудь более смешное?
* * *
Риттер Нойманн в мокром черном резиновом костюме сидел верхом на торпеде, привязанной к первой спасательной лодке, и что-то наспех чинил в моторе. К берегу подъехала полевая машина. Когда Нойманн поднял голову и посмотрел, кто это, прикрыв рукой глаза от солнца, появился оберфельдфебель Брандт.
– Что за спешка? – крикнул Нойманн. – Война окончилась, что ли?
– Беда, господин лейтенант, – сказал Брандт. – С Джерси прилетел какой-то штабной офицер. Некий полковник Радл. Он приехал за полковником. Нам только что прислали предупреждение с Виктория-стрит.
– Штабной офицер? – спросил Нойманн. Он перелез через поручни спасательного судна и взял полотенце, поданное рядовым Риделем. – Откуда он?
– Берлин! – мрачно сказал Брандт. – И с ним кто-то в гражданском, но не гражданское лицо.
– Гестапо?
– Похоже. Они идут сюда.
Нойманн натянул сапоги и полез по лесенке на пирс.
– Ребята знают?
Брандт кивнул, лицо его было свирепым:
– Им это не нравится. Если узнают, что он приехал, чтобы нажать на полковника, очень может случиться, что столкнут его вместе с приятелем с пирса, привязав к ногам по шестьдесят фунтов цепей.
– Правильно, – сказал Нойманн. – Мигом обратно в трактир и задержи их. Я возьму машину и привезу полковника. Он пошел погулять по волнорезу с фрау Нойхофф.
Штайнер и Ильзе Нойхофф находились на самом конце волнореза. Она сидела на обломках укреплений, болтая в воздухе своими длинными ногами, ветер с моря перебирал ее светлые волосы и вздымал юбку. Она смеялась, глядя сверху на Штайнера. Он обернулся, услышав, как остановилась полевая машина.
Нойманн выскочил из машины. Штайнеру достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы саркастически улыбнуться:
– Дурные вести, Риттер, и в такой прелестный день.
– Из Берлина приехал какой-то штабной офицер, некий полковник Радл. Он ищет вас, – мрачно сказал Нойманн. – Говорят, с ним гестаповец.
Выражение лица Штайнера ничуть не изменилось.
– Это, несомненно, делает день немного интереснее.
Он поднял руки, чтобы поймать Ильзе, которая спрыгнула вниз, и на мгновение прижал ее к себе. Лицо ее было очень тревожным:
– Ради бога, Курт, неужели вы ничего не принимаете всерьез?
– Он, возможно, приехал, чтобы посчитать головы. Ведь мы должны были уже все погибнуть. На Принц-Альбрехтштрассе, должно быть, сильно расстроены.
* * *
Старый трактир находился на обочине дороги у подхода к гавани. Когда Радл и ирландец приблизились к нему, стояла странная тишина.
– Самая милая пивная, какую мне приходилось видеть, – сказал Девлин. – Как вы думаете, у них найдется, что выпить?
Радл толкнул входную дверь. Она открылась, и оба оказались в темном коридоре. Позади щелкнула дверь.
– Сюда, господин полковник, – сказал тихий интеллигентный голос.
Унтер-офицер Ханс Альтманн прислонился к входной двери, как будто преграждая им проход. Радл увидел нашивку за Зимнюю кампанию, «Железный крест» первого и второго класса, серебряную нашивку, означавшую не менее трех ранений, значок авиадесантных войск и самую желанную награду для парашютиста – надпись на обшлаге: «Kreta», гордый знак для тех, кто был в авангарде нашествия на Крит в мае 1941 г.
– Ваша фамилия? – резко спросил Радл.
Альтманн не ответил. Он толкнул ногой дверь с табличкой «Бар», и Радл, чувствуя что-то неладное, но не понимая, что именно, вздернул подбородок и вошел внутрь.
Комната была средней величины. Слева стойка бара, за ней пустые полки, на стенах несколько фотографий разбившихся кораблей, в углу пианино. В комнате находились до дюжины парашютистов, настроенных очень неприветливо. На Радла, холодно оглядевшего их, они произвели большое впечатление. Никогда раньше ему не приходилось видеть такую большую группу людей со множеством знаков отличия на мундирах. Не было ни одного человека без «Железного креста» первого класса, а таких мелочей, как нашивка по ранению, нашивка за уничтожение танков, было полно.
Радл стоял в центре комнаты, держа под мышкой портфель, руки в карманах, воротник поднят.
– Хотел бы напомнить, – мягко сказал он, – что за такое поведение, бывало, и расстреливали.
Раздался взрыв хохота. Унтер-офицер Штурм, стоявший за стойкой и чистивший пистолет, сказал:
– Очень хорошо сказано, господин полковник. Хотите услышать забавную вещь? Когда мы сюда ехали десять недель назад, нас было тридцать один человек, включая полковника. Сейчас пятнадцать, несмотря на массу удачных выходов. Что можете вы и это гестаповское говно предложить нам хуже этого?
– Меня не впутывайте, – сказал Девлин. – Я нейтральный.
Штурм, который работал на баржах в Гамбурге с двенадцати лет и имел обыкновение называть вещи своими именами, продолжал:
– Послушайте, что я вам скажу, повторять не буду. Полковник никуда не поедет. Ни с вами, ни с кем другим. – Он покачал головой. – Господин полковник, вы уже столько времени протираете штаны в Берлине, что забыли настоящие солдатские чувства. Если вы надеетесь услышать хор из «Хорста Весселя», то не по адресу приехали.
– Отлично, – сказал Радл. – Тем не менее, ваше полное непонимание данной ситуации указывает на отсутствие ума, что лично мне весьма печально видеть в человеке вашего звания.
Он поставил портфель на стойку, здоровой рукой расстегнул пальто и движением плеч сбросил его. У Штурма отпала челюсть, когда он увидел «Рыцарский крест», нашивку за Зимнюю кампанию. Радл ринулся в атаку.
– Внимание! – рявкнул он. – Встать! – Присутствующие задвигались, и в этот момент дверь распахнулась – и ворвался Брандт. – И вы тоже, оберфельдфебель! – рыкнул Радл.
Наступила такая тишина, что слышно было бы, как упадет булавка. Все стояли неподвижно по стойке «смирно». Девлин, наслаждаясь новым поворотом событий, подошел к бару и закурил.
Радл сказал:
– Вы считаете себя немецкими солдатами, и ваша ошибка вполне естественная, учитывая форму, которую вы носите. – Он обошел всех, как будто стараясь запомнить лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39