А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Джеймс ХЕРБЕРТ
ГРОБНИЦА

"И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред
всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве
твоем и будешь есть прах во все дни жизни твоей".
Бытие 3:14

САМАРИТЯНЕ
За три тысячелетия до Рождества Христова первые шаги на пути к
цивилизации были сделаны в Южной Месопотамии, в низовьях рек Тигра и
Евфрата. Эта древняя земля между двух рек - "Шума" - была родиной шумеров.
Их этническое происхождение до сих пор является загадкой.
Этот народ внес три огромных вклада в общий прогресс человечества, не
считая создания первых земледельческих общин, руководимых твердой властью.
Измерение времени в часах, сутках и месяцах, давшее начало
современному календарю, и астрология - наблюдение за звездами, и их
влиянием на земную жизнь, которая приводит нас к науке астрономии, - вот
первые два вклада шумеров в культуру своей эпохи.
Но третий вклад был наиболее важным из всех, ибо высшие жрецы древней
Месопотамии открыли путь к человеческому бессмертию. Этот путь не имел
ничего общего с вечным единением человеческого духа с его земной
оболочкой, но он позволял сохранить знания, накопленные человеком за всю
его жизнь. Высшие жрецы создавали новый мир, изобретая "письменность"; еще
ни одно выдающееся открытие, сделанное с тех пор людьми, не оказывало
столь сильного влияния на их духовное развитие.
И мало что известно нам об этом древнем народе.
Приблизительно за 2400 лет до Рождества Христова шумеры были
поглощены соседними племенами, стоявшими на более низких ступенях
развития; полудикие завоеватели впитали в себя культуру побежденного ими
народа, распространив ее на иные земли. Высочайшие достижения шумеров
дожили до наших дней; однако в сокровищнице всемирной истории не
сохранилось никаких легенд и преданий шумеров, позволяющих ответить на
вопрос, откуда они пришли в эти земли, ибо все записи, если таковые
существовали, были уничтожены или надежно спрятаны королями, князьями и
высшими жрецами.
Возможно, это было сделано неспроста.

1. УТРЕННИЕ РАСЧЕТЫ
Этот человек улыбался. Холлоран улыбался, хотя положение дел совсем
не должно было располагать его к улыбкам.
Он должен был испугаться - душа должна была уйти в пятки от испуга.
Но он не испугался. Он был спокоен - даже слишком спокоен для человека со
здравым рассудком. Казалось, что... что все происходящее его забавляет.
Словно он смотрел интересный спектакль, сидя в театральной ложе. Будто бы
два "Армлайта" и "Уэбли" 38-го калибра, направленные на него, не являлись
достаточной причиной для беспокойства.
Ничего, скоро эта слабая, едва заметная усмешка исчезнет с его
небритого лица. Приближалась минута взаимной расплаты, страшной, ужасной
расплаты.
Дуло револьвера Мак-Гиллига указало на фургон, стоящий в тени
деревьев на обочине дороги:
- Ваш человек там.
По резкому, грубому голосу, которым он произнес эти слова, можно было
догадаться, что манеры Холлорана раздражают его.
- А ваши деньги тут, - ответил Холлоран, слегка подтолкнув ногой
объемистый кожаный чемоданчик, лежащий на земле.
Мак-Гиллиг в упор смотрел на своего противника. Когда он разговаривал
с сыщиком по телефону, ему почудился легкий ирландский акцент в голосе
Холлорана - в том, как он произносил некоторые слова и ставил ударения. Но
сейчас перед ним стоял чистокровный бритт, вне всякого сомнения.
- В таком случае, нам хотелось бы получить их, - сказал Мак-Гиллиг.
Как только он произнес эту фразу, первые лучи солнца пробились сквозь
утренний туман, разгоняя серую мглу на склонах гор. С веток деревьев, с
кустов, растущих вдоль дороги, падали крупные капли, а высокая трава
пригнулась к земле после недавнего дождя. Но воздух был на удивление чист
и прозрачен - вольный воздух, не оскверненный бриттами и их зловонием, как
сказал бы Мак-Гиллиг. В миле отсюда проходила граница, за которой вся
земля была поражена злокачественной опухолью. Ирландец считал свое оружие
чем-то вроде скальпеля хирурга.
Мак-Гиллиг, командир бригады добровольческой Ирландской
Республиканской Армии, и Холлоран застыли в напряженных позах, разглядывая
друг друга. Никто не двигался.
Наконец Холлоран нарушил молчание:
- Сначала покажите нашего клиента.
Немного помедлив, Мак-Гиллиг кивнул одному из своих спутников -
восемнадцатилетнему юнцу, уже успевшему совершить два своих первых
убийства во имя Свободной Ирландии. Тот перевернул свой "Армлайт" дулом
вверх и, прижав приклад к бедру, не спеша двинулся к фургону. Ему пришлось
долго жать на ручку задней дверцы автомашины, и все же она никак не
открывалась.
- Подсоби ему, - приказал Мак-Гиллиг второму военному, стоявшему
слева от него. - Не беспокойся об этих двух: они не шелохнутся. - И он
взвел курок своего "Уэбли"; щелчок, раздавшийся в зловещей тишине,
прозвучал как грозное предупреждение.
Тем не менее его второй компаньон, который был постарше Мак-Гиллига
и, очевидно, уступал своему командиру в храбрости, продолжал держать под
прицелом двоих англичан, медленно отступая к фургону.
- Нам пришлось вкатить дозу вашему парню, - сказал Мак-Гиллиг
Холлорану. - Чтобы успокоить его, вы понимаете. К завтрашнему утру он
будет как огурчик.
Холлоран никак не отреагировал на это.
Задняя дверца фургона наконец распахнулась, и стало видно
скорчившуюся фигуру внутри. Старший военный неохотно повесил винтовку на
плечо и вместе с юнцом забрался в кузов. Они выволокли неподвижное тело из
машины, поддерживая его и одновременно прикрываясь им от англичан.
- Давайте его сюда, ребята, и положите на землю позади меня, -
крикнул им командир. И прибавил, обращаясь к Холлорану: - Теперь мне
хотелось бы взглянуть на эти деньги.
Холлоран кивнул:
- Сначала я должен осмотреть своего клиента.
Тон Мак-Гиллига стал любезным:
- Вполне разумно. Ступайте вперед.
Небрежно взмахнув рукой, Холлоран подозвал к себе грузного,
мускулистого мужчину - тот стоял в десяти шагах от него, прислонясь к
взятому ими напрокат автомобилю. Разомкнув сложенные на груди руки,
напарник Холлорана подошел ближе. Сам Холлоран ни на секунду не спускал
глаз с командира ИРА.
Холлоран шагал впереди всех, за ним - его помощник, а следом с
"Уэбли" в руках шел Мак-Гиллиг. Подойдя к распростертому на земле телу,
грузный мужчина опустился на колени. Юноша-ирландец тоже наклонился над
лежащим человеком.
Англичане не обменялись ни одним знаком, ни единым жестом.
- Деньги, - напомнил Мак-Гиллиг.
Холлоран медленно наклонился, протянув руки к кожаному чемоданчику,
стоящему у его ног. С легким щелчком расстегнулись две застежки.
Его помощник оглянулся, не поднимаясь с колен. Ни одного условного
знака, никаких лишних движений...
Холлоран улыбнулся, и вдруг Мак-Гиллиг понял, что находится на
волосок от гибели. Когда Холлоран еле слышно произнес - нет, тихо
прошептал: "Иисус, Мария..." - Мак-Гиллиг вспомнил, где он слышал этот
голос, этот еле заметный акцент.
Руки Холлорана были уже внутри чемоданчика.
А мгновение спустя они вновь появились над его крышкой, сжимая
короткоствольный пистолет-пулемет.
Мак-Гиллиг не успел нажать на спуск своего "38-го", когда первая
пуля, выпущенная из "Хекклер и Кох", раздробила ему переносицу, застряв в
задней части черепа. Другой военный захлебнулся собственной кровью,
раненный второй пулей, так и не сделав ни одного выстрела из своей
винтовки. Ничего не подозревавший ирландский юнец все еще стоял,
наклонившись к неподвижному телу на земле, когда третья пуля, вошедшая у
правого виска, превратила все его лицо в кровавое месиво.
На всякий случай Холлоран переключил свой пулемет на автоматическую
стрельбу, выпрямляясь в полный рост. Он был уверен в том, что за деревьями
нет никакой засады, но осторожность еще никогда никому не мешала.
Он подождал пять секунд, прежде чем перевести дух. Его спутник,
бросившийся ничком на землю в тот же миг, как только заметил улыбку на
лице Холлорана, не поднимался еще несколько мгновений.

2. АХИЛЛЕСОВ ЩИТ
Вывеска "Ахиллесова Щита" была скромной и лаконичной, весьма под
стать тому делу, которым здесь занимались, - латунная дощечка, укрепленная
на грубом кирпиче над входной дверью. В одном из углов блестящей
металлической полоски размером не более 8х4 дюйма был выгравирован
маленький прямоугольный треугольник - логограмма компании, обозначавшая
щит греческого героя Ахиллеса: если бы древний воин был мудрее, то,
отправляясь в битву, он прикрывал бы своим щитом только ту пятку, которая,
согласно преданию, была единственным уязвимым местом на его теле. Кроме
этого простого символа и необычного названия, в самой фирме не было ничего
фантастического. Расположенная к западу от пристани св. Катарины, рядом с
великолепной гостиницей и мелкой бухтой, где стояли парусники спортивного
яхт-клуба, контора "Щита" занимала один из многочисленных заброшенных
пакгаузов, впоследствии переоборудованных под офисы мелких частных
организаций, небольшие магазины и кабачки "старого стиля". Эти частично
перестроенные маленькие домишки приютились в готической тени моста старой
крепости. Более неудачного соседства для процветающей фирмы нельзя было
придумать. Трудно было отыскать взглядом неприметную вывеску на кирпичной
стене; пожалуй, только частые посетители конторы могли знать, где она
находится.
В просторном кабинете офиса на четвертом этаже сидели двое
посетителей "Ахиллесова Щита". Одному из них частенько приходилось бывать
здесь за последние шесть лет. Это был Александр Бьюкенан, учредитель
солидной страховой компании "Эйкорн Бьюкенан Лимитед", имевшей свое
представительство у Ллойда в Лондоне и несколько частных контор на улице
Церкви-на-Болоте. Фирма "Эйкорн Бьюкенан" занималась страхованием частных
лиц от похищения преступными группировками. И вела переговоры о выкупе
заложников.
Мужчина средних лет, пришедший вместе с Александром Бьюкенаном в
контору под знаком щита Ахиллеса, Генри Квинн-Риц, исполнительный директор
и вице-президент компании "Магма Корпорэйшн", был клиентом фирмы "Эйкорн
Бьюкенан". Похоже, что сейчас ему было немного не по себе, хотя он сидел
на роскошном мягком кожаном диване, - может быть, оттого, что ему не
нравились испытующие взгляды, направленные на него.
Трое мужчин, пристально смотревших на "второго человека" "Магмы",
были директорами "Ахиллесова Щита". Ни один из них ни единым словом или
жестом не старался успокоить своего будущего клиента-бизнесмена. Проводя
жесткий, резкий "перекрестный допрос", они нарочно заставляли слегка
волноваться своих собеседников, чтобы те все время держали себя под
контролем и предельно четко отвечали на заданные вопросы.
Первый из них, сидевший за широким письменным столом, с самого начала
взял в свои руки инициативу беседы. Это был Джеральд Снайф,
директор-распорядитель "Щита", занимающий официальный пост Управляющего
фирмой, сорокадевятилетний майор авиационной службы специального
назначения в отставке. На армейской службе ему довелось побывать во многих
странах, обучая британских и иноземных солдат военному ремеслу. Он
участвовал в боевых действиях в Омане, где прошли самые трудные годы его
жизни; однако большинство его подвигов по ряду причин осталось неизвестно
широкой публике: участие британских Вооруженных Сил в этом частном
конфликте не было признано официально. Невысокий, крепкий, подтянутый, с
чуть тронутыми сединой рыжеватыми волосами, он казался военным до мозга
костей - и, вне всякого сомнения, он был им.
На обыкновенном жестком стуле возле стола управляющего сидел Чарльз
Матер, кавалер ордена Британской Империи, шестидесятидвухлетний мужчина с
необычайно живыми, ясными глазами. Его проницательный взгляд часто таил в
себе искру иронии, как будто Матер хотел сказать, что не стоит относиться
к жизни слишком серьезно - и это несмотря на его серьезную, не
располагающую к веселым шуткам профессию. Представляя его клиентам как
Плановика, а чаще - как теоретика, разрабатывающего стратегию операции,
сотрудники "Щита" между собой прозвали его Заговорщиком. Он был высок и
худ, держался очень прямо, но при ходьбе опирался на трость из-за тяжелого
ранения в ногу, полученного в Адене уже в самом конце этой "неяркой"
кампании: его "Джип" подорвался на мине. Только небывалая стойкость и сила
духа и образцовая военная карьера помогли ему вновь вернуться в армию, без
которой он просто не мыслил своего существования. Скрывая шрамы и
подшучивая над своей "геройской" хромотой, он прослужил еще много лет,
пока снайперская пуля не ранила его вторично в ту же ногу, разорвав
сухожилия. Это случилось, когда он уже занимал должность командира
соединения и руководил боевыми операциями в Ольстере, после чего он был
вынужден принять преждевременную отставку и вышел на пенсию.
В этой чисто английской компании был только один человек, чье имя
выдавало его немецкое происхождение, Дитер Штур, в прошлом - член
Федерального уголовного суда, особого отдела немецкой полиции, созданного
Федеральным правительством для контроля над террористическими и
анархистскими группировками. Штур сидел рядом со Снайфом за широким
столом. Он был моложе двух своих коллег; разойдясь с женой четыре года
тому назад, он сохранил здоровый и бодрый вид преуспевающего человека. Его
фигура не отличалась аскетической худобой, как у Чарльза Матера, -
солидное плотное брюшко с трудом помещалось в сравнительно узких брюках.
Волосы, изрядно поредевшие на макушке, еще были достаточно густыми, чтобы
скрыть едва намечающуюся лысину. Этот серьезный, но несколько суетливый
человек был практически незаменим в организационных делах и финансовых
вопросах, в тщательной и детальной разработке плана операции и снабжении
агентов оружием. Он работал прекрасно, невзирая на возникавшие все время
трудности, с чем бы они ни были связаны: с властями других стран (лица,
занимавшие ответственные должности, высокопоставленные чиновники и
начальники полиции нередко пятнали себя участием в тайных соглашениях с
террористами), или с условиями договора, заключенного с "объектом",
обеспечивающими клиенту минимальную степень риска. Коллеги называли его
Организатором.
Его лицо пересекал длинный изогнутый шрам, похожий на след от
сабельного удара; возможно, то был знак махизма, который он с гордостью
носил в кругу гейдельбергских студентов в те времена, когда герр Гитлер
захватил власть, совершив свои первые преступления. Однако Штур был
слишком молод для этого; он принадлежал к иному поколению, и его увечье не
имело ничего общего с проявлением "рыцарской доблести". Этот рубец остался
после глубокой раны, полученной им при падении с велосипеда во время
загородной прогулки: он съезжал с высокого холма, отпустив тормоза.
Впереди показался грузовик; водитель с предельной осторожностью проезжал
перекресток у подножья холма, и Штур, одиннадцатилетний школьник из
маленького городка Зиген, пренебрегая всеми правилами, мчался прямо на
грузовик, не сбавляя скорость. Когда он наконец сообразил, что столкнется
с машиной, было уже поздно. Велосипед попал под колеса грузовика, а сам
мальчишка, еле успевший резко повернуть руль в самый последний момент,
вылетел из седла. Все же его зацепило откидным бортом кузова: кожа с лица
была содрана, как если бы по ней провели скребком.
Глубокий шрам начинался у левого виска и спускался ко рту через всю
щеку. Когда Штур улыбался, его лицо, обезображенное рубцом, перекашивалось
на сторону. Штур знал об этом и старался улыбаться пореже.
Джеральд Снайф говорил посетителям:
- Вы понимаете, что нам потребуется полное досье на вашего человека:
биография, сведения о его занятиях в прошлом, его характеристика на
сегодняшний день, - словом, все, что может иметь хоть малейшее отношение к
делу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55