Так кто же убил его?
Аббат взглянул на него, затем, казалось, принял внезапное решение.
- Наши люди, оруженосцы, собранные мной для защиты нашего монастыря и
церкви. Я приказал схватить его живым, но старый английский бык не
сдавался и боролся так яростно, что все кончилось иначе, к моему
сожалению.
Монах положил хлеб - казалось, он больше не мог есть.
- Ужасное злодеяние, - сказал он. - За него вам придется когда-нибудь
ответить перед богом и людьми.
- За него нам всем придется отвечать, - поправил аббат, - вплоть до
самого последнего монаха и солдата, и тебе не меньше, чем всем нам, брат,
потому что разве ты не присутствовал при нашей ссоре?
- Да будет так, аббат. Я невинен и готов отвечать.
Но это не все. Леди Сайсели, услышав об этом убийстве - нет, нечего
вам гневаться, иначе этого не назвать - и узнав, что вы претендуете на
опеку над ней, бежала к своему жениху, сэру Кристоферу Харфлиту и в тот же
день была обвенчана с ним приходским священником этой церкви.
- Это был незаконный брак. Не было сделано должного оглашения. Мало
того, как могла моя подопечная обручиться без моего разрешения?
- Ей не принесли извещения о назначении опеки, если даже она
установлена, по крайней мере так она заявила, - спокойно и упрямо ответил
Мартин. - Я думаю, что во всей Европе не найдется суда, который не признал
бы этого открыто совершенного брака, когда станет известно, что они оба
некоторое время жили как муж и жена и мужем и женой были признаны
окружающими, - даже сам папа этого не сделает.
- Ты заявил, что не законовед, а законы толкуешь, - вставил
саркастически Мэлдон. - Ну, какое это имеет значение, если брак разрушен
смертью? Муж и жена, даже если их брак действителен, оба умерли: все
кончено.
- Нет, ибо теперь их жалоба - в небесном суде, а там придется
отвечать каждому из нас; и небо может побудить к действию свои орудия на
земле. Нет, не нравится, не нравится мне это; и я скорблю о них, таких
любящих, храбрых и молодых. Их кровью и кровью многих других запятнаны
наши руки - из-за чего? Из-за полоски плоскогорья и болота, которые король
или кто-нибудь другой могут завтра же у нас отнять.
Аббат, казалось, съежился под тяжестью этих печальных и серьезных
слов, и некоторое время они молчали. Потом он собрался с мужеством и
сказал:
- Я рад, что ты помнишь, что их кровью запятнаны не только мои, но и
твои руки; может быть, теперь ты будешь их прятать.
Он встал и пошел к двери, потом к окну - убедиться, что снаружи
никого нет, затем, вернувшись, вскричал яростно:
- Дурак! Неужели ты думаешь, что все это совершено было ради нового
поместья? Правда, эти земли принадлежат нам по праву и нам нужен доход,
который можно с них получать, по за этим кроется нечто большее. Всей
церкви в нашем королевстве угрожает проклятый сын велиала [велиал - то же,
что и сатана - олицетворение зла], сидящий на троне. Но что это с тобой,
сын?
- Я англичанин и не люблю слушать, когда английского короля называют
сыном велиала. Я знаю, грехи его велики и черны, как, впрочем, и грехи
других людей, но все же - сын велиала! Одних этих слов достаточно, чтобы
вас повесить, если бы король их услышал!
- Хорошо, пусть он будет ангелом благородства, если тебе это больше
нравится. Во всяком случае, нам грозит беда. Вопреки законам божеским и
человеческим наша благословенная королева, Екатерина Испанская, отвергнута
в угоду какой-то девке, занявшей ее место [после развода Генрих VIII
женился на бывшей фрейлине своей первой жены - Анне Болейн]. Даже и теперь
у меня есть сведения из Кимболтона [Кимболтон - замок в Англии, куда была
сослана после развода (в 1533 г.) Екатерина Арагонская и где она умерла в
1536 году; католики утверждали, что она была отравлена], что она умирает
там от медленно действующего яда; так говорят, и я этому верю. У меня есть
и другие вести. Фишер [Фишер Джон (1459-1535) - английский католический
епископ, выступавший против развода Генриха VIII и против реформации
церкви; король заточил его в тюрьму, а папа демонстративно произвел его в
кардиналы; в ответ Генрих VIII казнил Фишера] и Мор [Мор Томас (1478-1535)
- выдающийся английский ученый и политический деятель, один из
основоположников утопического социализма; в 1529-1532 годах был первым
министром (лордом-канцлером) Генриха VIII; будучи противником реформации,
вышел в отставку; за отказ принести присягу англиканской церкви был
обезглавлен] умерщвлены, а в следующем месяце в парламенте будет поставлен
вопрос об уничтожении малых монастырей и присвоении их богатств [в 1536
году по решению парламента было закрыто 375 малых монастырей, а в 1539
году - все остальные; большую часть захваченных земель и ценностей король
продал придворным и спекулянтам], а затем наступит и наша очередь. Но мы
не будем покорно терпеть все это: прежде чем окончится этот год, вся
Англия будет в огне, и я, Клемент Мэлдон, я - я зажгу его. Теперь ты
знаешь правду, Мартин. Предашь ли ты меня, как сделал бы этот мертвый
рыцарь?
- Нет, милорд аббат, ваши тайны в безопасности. Я ведь ваш капеллан,
а своенравный и мстительный король и вправду причинил много вреда богу и
его слугам. И все же я говорю, что мне это не нравится, и я не знаю, чем
все это окончится. Мы, англичане, - люди упорные, и вам - испанцам - нас
не понять и не сломить, а Генрих силен и хитер, да и народ стоит за него.
- Я знал, что могу тебе доверять, Мартин, и недаром так открыто
говорил с тобой, - продолжал Мэлдон более мягким тоном. - Хорошо, ты
узнаешь все. Великий император Германии и Испании на нашей стороне, как и
должно быть, если принять во внимание его кровь и веру. Он отомстит за
несправедливости, причиненные церкви и его тетке - королеве. Я знаю его,
являюсь здесь его посланцем, и то, что я делаю, сделано по его приказанию.
Но мне нужно больше денег, чем он может дать мне, вот почему я поднял дело
о Шефтонских землях. У леди Сайсели есть огромной ценности украшения, хотя
боюсь, они погибли в огне сегодня вечером.
- Грязные деньги - корень всех зол, - пробормотал брат Мартин.
- Да, но также источник всякого блага. Деньги, деньги. Мне нужно
много денег, чтобы покупать людей и оружие, чтобы защищать небесную
твердыню - церковь. Никаких жизней не жаль во славу и утверждение
бессмертной церкви. Пусть погибают! Мой друг, ты боишься; гибель этих
людей тяготит твою совесть, - увы, мне тоже тяжко. Я любил эту девушку,
которую ребенком держал на руках, и я любил даже ее грубого отца, я любил
его за честное сердце, хотя он всегда не доверял мне - испанцу - и имел на
то основания. Любил я и Харфлита, лежащего там; он был храбрец, но не из
тех, кто бы стал служить нашему делу. Они погибли, и за их пролитую кровь
мы должны просить отпущения.
- Если сможем его получить.
- О, сможем, сможем. Оно уже лежит у меня в сумке под знакомой тебе
печатью. Не бойся и за нашу бренную оболочку. В Англии подымается такой
ветер, что все случившееся сегодня - перед ним только легкое дуновение.
Какое значение имеют несколько выпущенных стрел, пожар, погибшие жизни,
когда дело идет о столкновении между светской и духовной властью, когда
решается вопрос, кто из них будет обладать скипетром в великой Британии?
Мартин, у меня есть для тебя поручение, и оно может привести тебя к
епископству, прежде чем все будет окончено, и если таковы твои мысли и
цели, и ты преодолеешь свои сомнения и колебания, у тебя хватит ума, чтобы
управлять. Корабль "Большой Ярмут", отплывший несколько дней назад в
Испанию, прибит обратно к берегу и завтра утром должен снова поднять
якорь. У меня есть письма для испанского двора; ты повезешь их, а также
передашь кому следует мои устные объяснения, которые не могут быть
доверены бумаге: за них нам грозила бы виселица. Корабль направляется в
Севилью, но ты последуешь за императором, где бы он ни был. Ты поедешь, не
правда ли? - И он взглянул на него искоса.
- Я повинуюсь приказанию, - ответил Мартин, - хотя я мало знаю
испанцев и испанский язык.
- В каждом городе есть бенедиктинский монастырь, а в каждом монастыре
- переводчик, и ты будешь официально направлен к ним, образующим великое
братство. Значит, решено. Иди и подготовься как можно лучше. Мне надо
писать письма. Стой! Чем скорее похоронят этого Харфлита, тем лучше.
Прикажи этому здоровому парню, Боллу, найти церковного сторожа и помочь
вырыть могилу, потому что на рассвете мы его похороним. Теперь иди, иди; я
сказал тебе, что должен писать. Возвращайся через час, и я вручу тебе
деньги на поездку, а также сообщу все, что ты должен будешь передать
устно.
Брат Мартин поклонился и вышел.
- Опасный человек, - пробормотал аббат, когда за ним закрылась дверь,
- слишком честный для нашей игры и слишком уж англичанин. Патриотизм так и
пробивается сквозь его рясу. У монаха не должно быть ни родины, ни родни.
Но в Испании его кое-чему научат, и я уж постараюсь, чтобы его задержали
там на достаточно долгий срок. Теперь пора приняться за письма. - И он сел
за грубо сколоченный стол и начал писать.
Полчаса спустя дверь отворилась, и вошел Мартин.
- Что еще? - спросил раздраженно аббат. - Я сказал: "Возвращайся
через час".
- Да, вы это сказали, но у меня хорошие новости, и я думал, что вам
было бы интересно их услышать.
- Тогда выкладывай. В наши дни это редкость. Нашли драгоценности?
Нет, это невозможно. Дом все еще горит. - И он взглянул через окно. -
Какие новости?
- Лучше, чем драгоценности, - Кристофер Харфлит жив. Когда я молился
над ним, он повернул голову и пробормотал что-то. Думаю, что его только
оглушили. Вы искусны в медицине, пойдите и посмотрите на него.
Через минуту аббат склонился над бесчувственным телом Кристофера,
лежавшим на грязном полу коровника. При свете фонарей он пощупал искусными
пальцами его раненую голову, с которой сняли разбитый шлем, в после этого
дослушал его сердце и пульс.
- Череп рассечен, но не разбит, - сказал он. - Я думаю, что он может
пролежать без сознания много дней, но если за ним ухаживать и кормить его,
то этот молодой и сильный человек будет жить. Если же его оставить одного
в этом холоде, он умрет к утру; и может быть, лучше, если он умрет. - И он
взглянул на Мартина.
- Это было бы настоящим убийством, - ответил секретарь. - Пойдемте
отнесем его к огню и вольем молока ему в горло. Мы еще можем его спасти.
Поднимайте его за ноги, а я возьму за голову.
Аббат сделал это не особенно охотно, как показалось Мартину, скорее,
как человек, у которого нет выбора.
Полчаса спустя, когда раны Кристофера были смазаны мазью и ему в
горло было влито молоко, которое он проглотил, хотя и был без чувств,
аббат, глядя на него, сказал Мартину:
- Ты отдал приказания насчет похорон Харфлита, не так ли?
Монах кивнул.
- А ты сказал кому-нибудь, что в настоящее время ему могила не нужна?
- Никому, кроме вас.
Аббат некоторое время раздумывал, потирая бритый подбородок.
- Я думаю, что похороны должны состояться, - сказал он вскоре. - Не
пугайся: я не собираюсь хоронить его живым. Но в коровнике лежит еще один
мертвец - Эндрью Вудс, мой слуга, шотландский солдат, убитый Харфлитом. У
него здесь нет друзей, и никто не потребует его тела, а они примерно
одного роста и объема. Завернутый в одеяло труп никто не распознает, а
люди будут думать, что Эндрью похоронили вместе с остальными. Пусть он
хотя бы после смерти поднимется выше своего звания и займет могилу рыцаря.
- С какой целью вы хотите сыграть такую безбожную шутку, тем более,
что через день все разъяснится? - спросил Мартин, пристально глядя на
него. - Ведь все увидят, что сэр Кристофер жив.
- С весьма благой целью, мой друг. Пусть лучше все считают сэра
Кристофера Харфлита мертвым; ибо, если узнают, что он жив, его
могущественный родственник, живущий на юге, может навлечь на нас много
неприятностей.
- Вы думаете?.. Если так, то, клянусь богом, я не стану в этом
участвовать!
- Я сказал - считать мертвым. Куда девалась сегодня твоя
сообразительность? - раздраженно ответил аббат. - Сэр Кристофер поедет с
тобой в Испанию под именем больного брата Луиса; он, как и я, родом оттуда
и хотел, как мы все знаем, вернуться домой, но слишком тяжело болен, чтобы
осуществить это. Ты будешь ухаживать за Харфлитом, и на корабле он или
умрет или выздоровеет, в зависимости от божьей воли. Если он выздоровеет,
то наше братство окажет ему в Севилье гостеприимство, несмотря на его
преступления, а к тому времени, когда он опять вернется в Англию, что
будет не скоро, люди забудут эту нашу схватку, переживая надвигающиеся
более грандиозные события. Никто ему не повредит, поскольку леди, на
которой он якобы женился, без сомнения умерла. Кстати, пусть он узнает об
этом от тебя, если вновь обретет сознание.
- Странная игра, - пробормотал Мартин.
- Странная или нет, это моя игра, и я ее должен сыграть. Поэтому не
задавай вопросов, а подчиняйся и дай клятву молчать, - холодно и жестко
ответил аббат. - Крытые носилки, принесенные сюда для раненых, находятся в
соседней комнате. Закутаем этого человека в одеяло и в монашескую рясу и
положим его на них. Потом пусть братья, умеющие не задавать вопросов,
отнесут его в Блосхолм, как одного из мертвецов, а перед рассветом, если
он еще будет жив, на корабль "Большой Ярмут". Корабль будет стоять у
причала в полумили от ворот аббатства. Торопись и помоги мне. Я догоню
тебя с письмами и прослежу, чтобы тебе выдали все нужные вещи из нашей
кладовой. Я еще должен поговорить с капитаном, прежде чем он поднимет
якорь. Не трать больше времени на разговоры, а подчиняйся и храни все в
тайне.
- Я подчинюсь и сохраню все в тайне, как велит мне долг, - ответил
брат Мартин, смиренно поклонившись. - Но чем кончится все это дело, знают
только бог и его ангелы. Повторяю - мне оно не нравится.
- Очень опасный человек, - пробормотал аббат, глядя вслед Мартину. -
Ему тоже следует побыть в Испании. И подольше. Я позабочусь об этом!

6. ПРОКЛЯТЬЕ ЭМЛИН
На следующее утро после сожжения Тауэрса, как раз перед самым
рассветом, труп, небрежно завернутый в саван, был перенесен из деревни на
Крануэлское кладбище, где была вырыта неглубокая могила - его последний
приют.
- Кого мы так спешно хороним? - спросил высоченный Томас Болл, один в
темноте вырывший могилу, так как велено было сделать это срочно, а
перепуганный суматохой могильщик убежал.
- Злодея этого, сэра Кристофера Харфлита, нанесшего нам такие потери,
- сказал старый монах; ему приказали совершить обряд погребения, так как
священник, отец Нектон, тоже уехал, боясь мести аббата за свое участие в
бракосочетании Сайсели. - Печальная история, очень печальная история.
Ночью они венчались и ночью же погребены: она - в пламени, он - в земле.
Поистине, о господи, неисповедимы пути твои, и горе тому, кто подымает
руку против твоих помазанников!
- Верно, что неисповедимы, - ответил Болл. Стоя в могиле, он взял
труп за голову и положил его между своими широко расставленными ногами. -
Настолько неисповедимы, что простой человек задумывается, каков будет
неисповедимый конец всего этого и почему этот благородный молодой рыцарь
стал неисповедимым образом намного легче, чем был. Наверное, из-за всех
постигших его бед и голодухи в сожженном Тауэрсе. Почему не положить его в
склеп вместе с предками? Это бы избавило меня от работы в обществе
привидений, часто посещающих это место. Что вы говорите, отец? Потому что
плита замурована, а вход заложен кирпичами и не найти каменщика? Тогда
почему бы не подождать, пока он не найдется? Да, неисповедимо, поистине
неисповедимо! Но как я осмеливаюсь задавать вопросы? Если милорд аббат
приказывает, монах повинуется, ибо у настоятеля нашего пути тоже
неисповедимы.
- Теперь все в порядке - лежит прямо на спине, ногами на восток, по
крайней мере, я так думаю, потому что в темноте я не мог как следует
разобраться, и вся неисповедимая история неисповедимо заканчивается.
Дайте-ка мне вашу руку, чтобы выбраться из ямы, отец, и читайте скорее
молитвы над грешным телом этого безбожного парня, осмелившегося жениться
на любимой девушке и освободить от уз плоти души нескольких святых монахов
или, вернее, нанятых ими головорезов (монахи-то ведь не дерутся), за то,
что они хотели разлучить тех, кого сочетал бог - то есть, я хочу сказать
дьявол, и присоединить их доходы к поместьям матери церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34