адо спросить,
жива ли она сейчас. А вот единственная картина о темном времени и
единственный портрет человека: испуганно-печальный человеческий ребенок с
потрепанной книжкой, в огромных глазах - отражение огонька свечки и
присутствие самого автора-эльфа посредством огромного яблока, на которое во
все глаза смотрит мальчик, не решаясь дотронуться.
Я села на пол и задумалась. Что же было с эльфами тогда, когда этот мир
оказался во власти двух темных властелинов, и вымерли почти все люди этого
города, а где же были эльфы?
Тут, наконец, открылось окно и в комнате возник Фелес, и, видя с одной
стороны, Книгу у него под мышкой, а, с другой стороны, его выражение лица,
я забыла о той войне: он был не то смущен, не то раздосадован; он бросил
свой плащ через всю комнату на вешалку и сел на пол рядом со мной.
- Я знал, - сказал он, - знал, что мне не следует лезть в людские
дела...
- Как? Мы натворили что-то не то? Ей стало хуже?
- А, если бы. Они все ждали, что она умрет, и тут вдруг мы... Я,
кажется, переборщил - я же никогда ничем таким не занимался... В общем, я
ее вылечил. Ты вылечила ее душу, а я - сердце, и на днях ее выпишут.
- Это же хорошо.
- Конечно, только ее дочь как-то не очень-то рада. То есть, конечно,
рада, но и удивлена, и раздосадована. Она три часа меня допрашивала. о
книгу дала, держи.
Я протянула ладони и на них лег увесистый полированный ящик, который
легко открылся у меня в руках, и вот передо мной Книга Сэмрен в натуральную
величину собственной персоной.
- У-у, - разочарованно вздохнул Фелес, - этого языка я не знаю.
- Hичего, я знаю, буду переводить.
- А переводить будешь дома?
Да, действительно, я уже собралась прямо сейчас засесть за перевод,
позабыв об обеде и о временной разнице, так бы я потеряла кучу времени, я с
сожалением закрыла книгу и положила ее в свой рюкзак.
ГЛАВА 14
Так и выходило, что мне пора отправляться, а мне казалось, что я
чего-то не сделала, о чем-то забыла, а теперь уже поздно. Фелес опять ушел,
а я осталась наедине с книгами и картинами и снова достала Книгу из
рюкзака, завернулась в одеяло и попыталась читать, но увязла на первой же
фразе о том, что "Вначале ничего не было - ни тьмы, ни света, ни жизни, ни
смерти, ни тверди, ни воздуха..." и так далее до появления Автора, который
сотворил себя сам; ничего не выходило - с картины смотрел изможденный
ребенок, и я все время ловила его взгляд. Интересно, устраивают ли эльфы
выставки в Городе? Такую картину нельзя держать дома, она не дает
сосредоточиться ни на чем, кроме нее самой - единственное мрачное полотно
жизнерадостного Фелеса, повесь ее в кабинете или гостиной, и не будет тебе
покоя ни в работе, ни в трапезе; да и этот ребенок казался мне странно
знакомым. Так я и сидела, не занимаясь ничем, пока не вернулся Фелес,
второй раз за этот день со смущенным лицом.
- Что такое?
- Ой, я такой глупый! Я выяснил сразу две вещи, которые мне следовало
узнать в первую очередь. Во-первых, это мое произведение, - он махнул рукой
в сторону ребенка с яблоком, - это наш Исаак. Его потом вывезли из Города,
а когда ему удалось вернуться, я его уже не узнал, да и он плохо помнил ту
их войну. А во-вторых, оказывается, он с детства любит Анну, и, кажется,
она его тоже... Что с ним было, когда я ему про нее рассказал! Тут-то его и
потянуло на откровенности о их прошлом. Так что он пойдет с нами встречать
ее из больницы.
- Как - с нами?
- Hу что же мы теперь, бросим ее?
- Подожди, а почему они не объяснились еще тогда? Как же так?
- А, какие-то глупые людские дела... Она думала, что он умер, родила
детей от другого, потом было уже поздно, а теперь они уже стары и
неспособны к обладанию друг другом. Э-а, ну почему, раз уж они живут так
мало, им не прожить эту малость молодыми и здоровыми?
Я не знала, что ему ответить.
Остаток дня нам нечем было заполнить, и мы уселись к свету рисовить
друг друга - Фелес и мне выдал бумагу и мягкий карандашик, но я могла
думать только о своей книге, Фелес у меня получился плохо; я скомкала лист
и задумалась, но на этот раз не о книге.
- Ты подаришь картину старику? - наконец спросила я напрямик.
- Hу, тогда мне придется все выложить о себе, - ответил Фелес, - я еще
строю из себя человека.
Hу да, приблизительно так я и думала.
- А если рассказать? О тебе и о других? Может быть, он что-то помнит?
- Он помнит, что остался без родителей один в доме и думал, что вскоре
тоже умрет, очень хотелось есть, и, чтобы отвлечься, он читал какую-то
сказку, и тогда появился волшебник (он решил, что тот вышел из книжки) и
дал ему яблоко и кусок хлеба.
- А на самом деле как было?
- Так и было. аши тогда ушли обратно в Клуиндон, и я ушел вместе с
ними, а потом вернулся посмотреть, как тут дела. И нашел этого мальчика с
книгой. Меня в тот момент не очень интересовали людские дела, но тут же
совсем ребенок, и я отдал ему все, что было у меня в кармане и нарисовал
его, а картину писал уже в Клуиндоне. А потом я и дома этого не нашел, и
мальчика, я и имени его полного не узнал, Изя и все, да и забыл я как-то,
что они так мало живут - кажется, это было только что, а он уже старик.
Я улыбнулась, ощутив вдруг, насколько я младше Фелеса - мои понятия
давно-только что не очень отличались от человеческих. и шестьдесят лет
назад для меня было все-таки "давно".
- А как ты его сейчас раскачал на откровенность?
- Да я его не качал - он мне рассказал эту историю как сказку, а я
чуть было не заорал "Я, это я!". Может быть, стоит ему все рассказать?
Я была убеждена, что стоит. Люди моего мира - Лайда или Далара не
видели ничего странного в существовании рядом с ними дреллайнов, и даже
назвали их своим словом - эльфы - словом, которое как-то вытеснило
самоназвание моего народа, а старик Герштямбер был рода своего не худшим
представителем, уж во всяком случае, не глупейшим, о чем я Фелесу и
сообщила - он развел руками и сказал:
- Боюсь только, что нашей дружбе с ним тогда придет конец...
И тут оказалось, что почти ночь, мы поужинали и улеглись спать, чего,
конечно, осуществить не смогли - ведь это была наша последняя ночь вместе,
мы выжали из нее все, что могли, и заснули только под утро, переплетя руки,
ноги, и все, способное сплетаться - так мы хотели быть ближе друг к другу
на прощание. Я проснулась в одиннадцать утра от стука Герштямбера и,
выпутавшись из фелесовых объятий, открыла ему дверь, едва не забыв накинуть
на себя халат.
- Вы еще спите? - укорил меня старик, - а нам уже пора ехать.
А я уже была не здесь, уже в пути домой, в мой мир, на языке
эльфов-лайнов - Лайд, для всех прочих Далар, и я уже размышляла, где в этот
раз будет выход, я уже представляла мое прощание с Фелесом и стариком; наша
дорога в больницу из-за этого как-то не отпечаталась у меня в памяти, мы
ехали в метро - это я запомнила - я утыкалась носом в плечо Фелеса скорее
для его спокойствия, нежели для своего - метро он не любил, старика же мы
усадили неподалеку, но сидеть он не мог, все время порывался вскочить и
поговорить с нами, но передумывал, когда же мы выбрались на поверхность, я
окончательно ушла в себя, предвкушая свое возвращение домой; однако, так
или иначе, в больнице мы вскоре оказались, и Анну нам вскоре выдали,
ожившую, посвежевшую, с сияющими глазами, а потом все было так, как мы
ждали: наши старики протянули друг другу руки и не то чтобы вмиг
помолодели, но оба как-то ожили и похорошели; и, разумеется, мы не
удивились, когда Исаак повез свою подругу не к ней домой, а к себе. "Эх,
будь они лет на двадцать помоложе!" - шепнул мне Фелес.
Все вернулись домой, мы поднялись на чердак, я снова достала из рюкзака
свое сокровище и приласкала его. За окном шел снег, как шел он дома, когда
я уходила сюда...
- Фелес, - позвала я, - что ты знаешь о времени?
- Hичего, - быстро ответил он, - оно как-то движется...
- Интересно, куда? Когда я уходила из Лайда, там была зима, и тут зима,
когда в детстве я переходила туда-сюда, если здесь было лето, то и там
лето, здесь весна - и там весна; но время Лайда быстрее здешнего, как же
так?
- Солнце мое, - отвечал Фелес, - когда я понял, что ничего не понимаю,
я прекратил об этом думать. Хотя предполагаю, что в Аригринсиноре теперь
весна.
- Это хорошо...
Мы принялись за прощальный обед - как всегда, замечательный, и было еще
не темно, когда мы отправились искать Выход: он нашелся между двух рек,
сухом, но грязном подвале, здесь мы и расстались с Фелесом, поцеловавшись
последний раз, и я пошла в темноту, в сторону моего мира, а он - наверх,
домой. Постепенно пол становился чище, стены сужались, кирпичная кладка
переходила ввв каменную, плоский потолок - в крутой свод, и там, под самой
высокой точкой потолка, я нашла одиноко и трогательно стоящий на боку ящик
из-под яблок, с прилипшей стружкой на дне и села на него. Я опять была
одна.
ГЛАВА 15
Оставаясь одна, я часто размышляю о бессмертии и смерти и разнице между
ними и могу размышлять об этом часами. Так и теперь я сидела на ящике и не
дввигалась с места, как муха в янтаре, хотя, наверное, мне было пора, но
что такое "пора" в этом подвале вне времени, да и что я вообще знаю о
подвалах? Я только ими пользуюсь, как пользуюсь пространством со всеми его
привычками и непривычками, чего нельзя сказать о времени: это оно
пользуется мной. Вот уже сколько времени я просидела в Городе, прежде чем
сообразила, что что-то не так. Или все-таки время подчиняется мне, как и
пространство? Я ждала зиму - и нашла ее, теперь я ждала, что вернусь
весной, и ведь так оно и будет... Я не решалась встать и убедиться в этом.
В конце концов, меня никто не торопит: здесь, в подвале, времени быть не
должно.
И все-таки, чего-то я не сделала в Городе - может быть, надо было еще
раз зайти е Элесу и Тайсили, или наоборот - разыскать старых знакомых; или
побыть наедине с Городом,а теперь, наверное, уже поздно - я уже вышла из
этого места, я уже отрезанный ломоть; однако Лайд еще не принял меня, и
меня охватило сладкое чувство абсолютной свободы. Теперь я могу
поразмышлять, чего же я хочу от жизни - чем не тема для размышлений? Я с
готовностью бросилась в нее, как вв воду, и остановилась - да я ничего не
хочу от жизни, кроме самого процесса оной. Действительно, какой может быть
цель жизни, которая при хорошем раскладе никогда не кончится, да и при
плохом тоже, разве что продолжится она не в этом сущем мире, а в том
непространстве, которое мертвым кажется светом, а живым - тьмой. Люди,
кажется, тоже попадают туда при расставании с телом, а значит, между их
смертностью и нашим бессмертием нет ощутимой разницы. Поди объясни это
людям.
Вот кто действительно бессмертен - так это дрейлины, лешие:
превращаясь в старости в деревья, они не теряют ни разума, ни чувств, ни
власти над пространством; даже если его срубить, превратить в доски, мебель
или просто опилки, и тогда каждая щепка будет помнить те времена, когда у
него было две ноги и две руки, от такой мебели всегда можно ждать
сюрпризов. Впрочем, эльф никогда не сделает мебели из дрейлина, чего не
скажешь о людях: вполне возможно, что ваш личный полтергейст - это ваш
обеденный стол или любимая кровать, и когда-то у них была зеленая шерстка.
Когда-то и у меня был друг-дрейлин, мой ровесник, но потом я потеряла его
из виду. Кажется, он уже одеревенел, и, наверное, стоит теперь где-нибудь в
Черном Лесу, в Эльтаноре. адо же! Мы вмесмте росли и играли, а теперь он
уже дерево, а я еще диплом не написала!
Кстати, диплом. Я вынула Книгу из рюкзака и снова приласкала ее,
открыла ящик, но тут же закрыла: нет, не здесь, вот приду домой,
переоденусь, помоюсь, а там...
Я зацепилась за слово "домой". В Джейрет? Он все еще пугал меня своими
размерами, да и леса поблизости не было совсем, и был он стопроцентно
человеческим, правда, я уже видела, как эльфы могут жить в человеческих
домах, но я не из таких, и вот уже сотню лет я появляюсь в замке раз в год
- вру, конечно, чаще, но ночевала я там и того меньше. Я хотела дом, не
замок, не дворец - маленький дом в Сториэн Глайд, который я могла бы
содержать сама, без прислуги, только со всяким зверьем... А кто мне,
собственно, мешает? А, вот и добрались, наконец: мешать-то мне и некому;
время от времени я признавалась себе, что одинока, но выводы из этого
делала противоположные: от "Ура, я сама себе хозяйка" до "Кто же мне спинку
потрет?"... Ах, какая же я все-таки бедненькая-несчастненькая, все у меня
не как у... кого? Людей? С людьми как раз хорошо, отлюбил свое и умер, а мы
живем, живем... ет, конечно, меня подкосил брак со смертным, но мне всегда
нравились смертные: наличие этой старухи у них за плечом как будто делает
их глубже, ярче и объемнее, чем эльфы, и я не захотела бы ничего менять.
Теперь я все еще ищу такой же остроты ощущений, да куда там. Старая стала.
Мысли на этом кончились, и я застыла, тупо уставившись на носы
собственных сапожек, и, наверное, уже целую минуту в моей голове ничего не
было, и за эту минуту все как-то утряслось и улеглось, и мне стало так
хорошо и спокойно. Все и в самом деле хорошо кончилось, все нашли, что
искали, и я при книге, я и года не потратила, хотя и могла бы - пути Книги
неисповедимы; а значит, я молодец, что и требовалось доказать. Я встала и
повернулась к двери в мой мир, от моего взгляда она приоткрылась, и на
ступени упал прямоугольник лунного света, преобразив мое межвременное
пространство; и в свете лун обнаружилась еще одна дверь в стене слева,
которой я раньше не замечала, или ее и не было; еще один мир? Или один из
тех, что я уже знаю, но зачем же второй выход? Ох, никогда не спрашивай,
зачем, сказала я себе, сделала шаг в сторону двери, но коснуться ее не
успела, ибо услышала:
- Дрейсинель, отзовись!
Я развела руками: ну что ты будешь делать? Меня опять нашли...
- Да, учитель, - сказала я.
- Ага, вот ты где! у как успехи?
- Хорошие успехи, успешные, - сообщила я обреченно, - книга при мне.
- С ней все в порядке?
- Да, насколько я могу судить. Меня опять торопят?
- Кажется, ты сама должна радоваться, что тебе предстоит один из
увлекательнейших переводов в истории Школы, - я его не видела, но так и
представляла, как он поднимает бровь, - или нет?
- Конечно, конечно, - вздохнула я и поднялась на пять ступенек к двери.
- Я вижу, ты нашла себе новое приключение, но тут, дорогая, я вынужден
тебя огорчить. Придется действительно много работать, наверное, в книгу ты
уже заглядывала, так что запомни это место для будущей весны. А теперь
ступай, и завтра же начинай работу.
- Да, учитель, - я захлопнула дверь и почувствовала, что он меня
оставил. Закончился телефонный разговор.
Hу, вот я и дома. В холодном небе жестко сияла большая луна, в просвете
между деревьями виднелся бордовый диск маленькой; лес был апрельским - снег
еще не стаял, прохладно и сыро; я несколько минут тупо смотрела на
ближайшее дерево, потом встряхнулась, закинула рюкзак на одно плечо и пошла
куда-то к югу, решив не решать пока ничего, а просто идти куда-нибудь
сквозь лес, что я и сделала - передо мной был весь Hеизменный лес, за моей
спиной - равнина Эрлендона, Книга грела мне спину, и все было правильно. А
к той двери можно будет заглянуть и следующей весной... если не подвернется
что-нибудь еще.
1995 СПб
Kat J. Trend, 2:5030/207.69 (Пон Hоя 03 1997 00:42)
Как мы пpаздновали Хеллоуин
Съездили мы таки в лесочек, и в лесочке поняли, что никакой это не Самайн
был, а обыкновенный Хеллоуин: во-пеpвых, какой же Самайн в новолуние?
Во-втоpых, дождь: в Самайн полагается быть снегу; и все у нас получилось не
так, как надо - то есть, это, pазумеется, ноpмальное для нас состояние, но
все же не до такой степени.
Hачалось все с того, что Базиль застpял на pаботе, пытаясь пpоследить
за пpазднованием 60-летия любимого шефа, так что мы как pаз успели на
последнюю электpичку - без денег и куpева; в поезде Базиль, котоpому
пpишлось уже изpядно выпить, честно спал, я же зашивала пpоволокой любимые
башмаки на pадость случившейся pядом попутчице - цивильной
девочки-пеpеводчице, котоpой и не снилась моя пpедпpиимчивость - до станции
Пеpи, где ей надо было выходить, я успела зашить ботинок и выpезать ей на
память деpевянную ложечку.
Когда мы пpибыли на 67 км, там уже лил дождик; честно говоpя, мы этого
не ожидали, и вообще, было уже темно - час ночи, все-таки, неудивительно
для наступившего ноябpя; и двинулись мы ввеpх по гоpе под дождем, по
окончательно pастаявшей доpоге, в темноте. Вполне успешно мы дошли до леса,
только у начала веpхнего поселка я слегка взвыла, потому что совеpшенно не
поспевала за Базилем в своих огpомных и скользких башмаках - все-таки обувь
вечная моя пpоблема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
жива ли она сейчас. А вот единственная картина о темном времени и
единственный портрет человека: испуганно-печальный человеческий ребенок с
потрепанной книжкой, в огромных глазах - отражение огонька свечки и
присутствие самого автора-эльфа посредством огромного яблока, на которое во
все глаза смотрит мальчик, не решаясь дотронуться.
Я села на пол и задумалась. Что же было с эльфами тогда, когда этот мир
оказался во власти двух темных властелинов, и вымерли почти все люди этого
города, а где же были эльфы?
Тут, наконец, открылось окно и в комнате возник Фелес, и, видя с одной
стороны, Книгу у него под мышкой, а, с другой стороны, его выражение лица,
я забыла о той войне: он был не то смущен, не то раздосадован; он бросил
свой плащ через всю комнату на вешалку и сел на пол рядом со мной.
- Я знал, - сказал он, - знал, что мне не следует лезть в людские
дела...
- Как? Мы натворили что-то не то? Ей стало хуже?
- А, если бы. Они все ждали, что она умрет, и тут вдруг мы... Я,
кажется, переборщил - я же никогда ничем таким не занимался... В общем, я
ее вылечил. Ты вылечила ее душу, а я - сердце, и на днях ее выпишут.
- Это же хорошо.
- Конечно, только ее дочь как-то не очень-то рада. То есть, конечно,
рада, но и удивлена, и раздосадована. Она три часа меня допрашивала. о
книгу дала, держи.
Я протянула ладони и на них лег увесистый полированный ящик, который
легко открылся у меня в руках, и вот передо мной Книга Сэмрен в натуральную
величину собственной персоной.
- У-у, - разочарованно вздохнул Фелес, - этого языка я не знаю.
- Hичего, я знаю, буду переводить.
- А переводить будешь дома?
Да, действительно, я уже собралась прямо сейчас засесть за перевод,
позабыв об обеде и о временной разнице, так бы я потеряла кучу времени, я с
сожалением закрыла книгу и положила ее в свой рюкзак.
ГЛАВА 14
Так и выходило, что мне пора отправляться, а мне казалось, что я
чего-то не сделала, о чем-то забыла, а теперь уже поздно. Фелес опять ушел,
а я осталась наедине с книгами и картинами и снова достала Книгу из
рюкзака, завернулась в одеяло и попыталась читать, но увязла на первой же
фразе о том, что "Вначале ничего не было - ни тьмы, ни света, ни жизни, ни
смерти, ни тверди, ни воздуха..." и так далее до появления Автора, который
сотворил себя сам; ничего не выходило - с картины смотрел изможденный
ребенок, и я все время ловила его взгляд. Интересно, устраивают ли эльфы
выставки в Городе? Такую картину нельзя держать дома, она не дает
сосредоточиться ни на чем, кроме нее самой - единственное мрачное полотно
жизнерадостного Фелеса, повесь ее в кабинете или гостиной, и не будет тебе
покоя ни в работе, ни в трапезе; да и этот ребенок казался мне странно
знакомым. Так я и сидела, не занимаясь ничем, пока не вернулся Фелес,
второй раз за этот день со смущенным лицом.
- Что такое?
- Ой, я такой глупый! Я выяснил сразу две вещи, которые мне следовало
узнать в первую очередь. Во-первых, это мое произведение, - он махнул рукой
в сторону ребенка с яблоком, - это наш Исаак. Его потом вывезли из Города,
а когда ему удалось вернуться, я его уже не узнал, да и он плохо помнил ту
их войну. А во-вторых, оказывается, он с детства любит Анну, и, кажется,
она его тоже... Что с ним было, когда я ему про нее рассказал! Тут-то его и
потянуло на откровенности о их прошлом. Так что он пойдет с нами встречать
ее из больницы.
- Как - с нами?
- Hу что же мы теперь, бросим ее?
- Подожди, а почему они не объяснились еще тогда? Как же так?
- А, какие-то глупые людские дела... Она думала, что он умер, родила
детей от другого, потом было уже поздно, а теперь они уже стары и
неспособны к обладанию друг другом. Э-а, ну почему, раз уж они живут так
мало, им не прожить эту малость молодыми и здоровыми?
Я не знала, что ему ответить.
Остаток дня нам нечем было заполнить, и мы уселись к свету рисовить
друг друга - Фелес и мне выдал бумагу и мягкий карандашик, но я могла
думать только о своей книге, Фелес у меня получился плохо; я скомкала лист
и задумалась, но на этот раз не о книге.
- Ты подаришь картину старику? - наконец спросила я напрямик.
- Hу, тогда мне придется все выложить о себе, - ответил Фелес, - я еще
строю из себя человека.
Hу да, приблизительно так я и думала.
- А если рассказать? О тебе и о других? Может быть, он что-то помнит?
- Он помнит, что остался без родителей один в доме и думал, что вскоре
тоже умрет, очень хотелось есть, и, чтобы отвлечься, он читал какую-то
сказку, и тогда появился волшебник (он решил, что тот вышел из книжки) и
дал ему яблоко и кусок хлеба.
- А на самом деле как было?
- Так и было. аши тогда ушли обратно в Клуиндон, и я ушел вместе с
ними, а потом вернулся посмотреть, как тут дела. И нашел этого мальчика с
книгой. Меня в тот момент не очень интересовали людские дела, но тут же
совсем ребенок, и я отдал ему все, что было у меня в кармане и нарисовал
его, а картину писал уже в Клуиндоне. А потом я и дома этого не нашел, и
мальчика, я и имени его полного не узнал, Изя и все, да и забыл я как-то,
что они так мало живут - кажется, это было только что, а он уже старик.
Я улыбнулась, ощутив вдруг, насколько я младше Фелеса - мои понятия
давно-только что не очень отличались от человеческих. и шестьдесят лет
назад для меня было все-таки "давно".
- А как ты его сейчас раскачал на откровенность?
- Да я его не качал - он мне рассказал эту историю как сказку, а я
чуть было не заорал "Я, это я!". Может быть, стоит ему все рассказать?
Я была убеждена, что стоит. Люди моего мира - Лайда или Далара не
видели ничего странного в существовании рядом с ними дреллайнов, и даже
назвали их своим словом - эльфы - словом, которое как-то вытеснило
самоназвание моего народа, а старик Герштямбер был рода своего не худшим
представителем, уж во всяком случае, не глупейшим, о чем я Фелесу и
сообщила - он развел руками и сказал:
- Боюсь только, что нашей дружбе с ним тогда придет конец...
И тут оказалось, что почти ночь, мы поужинали и улеглись спать, чего,
конечно, осуществить не смогли - ведь это была наша последняя ночь вместе,
мы выжали из нее все, что могли, и заснули только под утро, переплетя руки,
ноги, и все, способное сплетаться - так мы хотели быть ближе друг к другу
на прощание. Я проснулась в одиннадцать утра от стука Герштямбера и,
выпутавшись из фелесовых объятий, открыла ему дверь, едва не забыв накинуть
на себя халат.
- Вы еще спите? - укорил меня старик, - а нам уже пора ехать.
А я уже была не здесь, уже в пути домой, в мой мир, на языке
эльфов-лайнов - Лайд, для всех прочих Далар, и я уже размышляла, где в этот
раз будет выход, я уже представляла мое прощание с Фелесом и стариком; наша
дорога в больницу из-за этого как-то не отпечаталась у меня в памяти, мы
ехали в метро - это я запомнила - я утыкалась носом в плечо Фелеса скорее
для его спокойствия, нежели для своего - метро он не любил, старика же мы
усадили неподалеку, но сидеть он не мог, все время порывался вскочить и
поговорить с нами, но передумывал, когда же мы выбрались на поверхность, я
окончательно ушла в себя, предвкушая свое возвращение домой; однако, так
или иначе, в больнице мы вскоре оказались, и Анну нам вскоре выдали,
ожившую, посвежевшую, с сияющими глазами, а потом все было так, как мы
ждали: наши старики протянули друг другу руки и не то чтобы вмиг
помолодели, но оба как-то ожили и похорошели; и, разумеется, мы не
удивились, когда Исаак повез свою подругу не к ней домой, а к себе. "Эх,
будь они лет на двадцать помоложе!" - шепнул мне Фелес.
Все вернулись домой, мы поднялись на чердак, я снова достала из рюкзака
свое сокровище и приласкала его. За окном шел снег, как шел он дома, когда
я уходила сюда...
- Фелес, - позвала я, - что ты знаешь о времени?
- Hичего, - быстро ответил он, - оно как-то движется...
- Интересно, куда? Когда я уходила из Лайда, там была зима, и тут зима,
когда в детстве я переходила туда-сюда, если здесь было лето, то и там
лето, здесь весна - и там весна; но время Лайда быстрее здешнего, как же
так?
- Солнце мое, - отвечал Фелес, - когда я понял, что ничего не понимаю,
я прекратил об этом думать. Хотя предполагаю, что в Аригринсиноре теперь
весна.
- Это хорошо...
Мы принялись за прощальный обед - как всегда, замечательный, и было еще
не темно, когда мы отправились искать Выход: он нашелся между двух рек,
сухом, но грязном подвале, здесь мы и расстались с Фелесом, поцеловавшись
последний раз, и я пошла в темноту, в сторону моего мира, а он - наверх,
домой. Постепенно пол становился чище, стены сужались, кирпичная кладка
переходила ввв каменную, плоский потолок - в крутой свод, и там, под самой
высокой точкой потолка, я нашла одиноко и трогательно стоящий на боку ящик
из-под яблок, с прилипшей стружкой на дне и села на него. Я опять была
одна.
ГЛАВА 15
Оставаясь одна, я часто размышляю о бессмертии и смерти и разнице между
ними и могу размышлять об этом часами. Так и теперь я сидела на ящике и не
дввигалась с места, как муха в янтаре, хотя, наверное, мне было пора, но
что такое "пора" в этом подвале вне времени, да и что я вообще знаю о
подвалах? Я только ими пользуюсь, как пользуюсь пространством со всеми его
привычками и непривычками, чего нельзя сказать о времени: это оно
пользуется мной. Вот уже сколько времени я просидела в Городе, прежде чем
сообразила, что что-то не так. Или все-таки время подчиняется мне, как и
пространство? Я ждала зиму - и нашла ее, теперь я ждала, что вернусь
весной, и ведь так оно и будет... Я не решалась встать и убедиться в этом.
В конце концов, меня никто не торопит: здесь, в подвале, времени быть не
должно.
И все-таки, чего-то я не сделала в Городе - может быть, надо было еще
раз зайти е Элесу и Тайсили, или наоборот - разыскать старых знакомых; или
побыть наедине с Городом,а теперь, наверное, уже поздно - я уже вышла из
этого места, я уже отрезанный ломоть; однако Лайд еще не принял меня, и
меня охватило сладкое чувство абсолютной свободы. Теперь я могу
поразмышлять, чего же я хочу от жизни - чем не тема для размышлений? Я с
готовностью бросилась в нее, как вв воду, и остановилась - да я ничего не
хочу от жизни, кроме самого процесса оной. Действительно, какой может быть
цель жизни, которая при хорошем раскладе никогда не кончится, да и при
плохом тоже, разве что продолжится она не в этом сущем мире, а в том
непространстве, которое мертвым кажется светом, а живым - тьмой. Люди,
кажется, тоже попадают туда при расставании с телом, а значит, между их
смертностью и нашим бессмертием нет ощутимой разницы. Поди объясни это
людям.
Вот кто действительно бессмертен - так это дрейлины, лешие:
превращаясь в старости в деревья, они не теряют ни разума, ни чувств, ни
власти над пространством; даже если его срубить, превратить в доски, мебель
или просто опилки, и тогда каждая щепка будет помнить те времена, когда у
него было две ноги и две руки, от такой мебели всегда можно ждать
сюрпризов. Впрочем, эльф никогда не сделает мебели из дрейлина, чего не
скажешь о людях: вполне возможно, что ваш личный полтергейст - это ваш
обеденный стол или любимая кровать, и когда-то у них была зеленая шерстка.
Когда-то и у меня был друг-дрейлин, мой ровесник, но потом я потеряла его
из виду. Кажется, он уже одеревенел, и, наверное, стоит теперь где-нибудь в
Черном Лесу, в Эльтаноре. адо же! Мы вмесмте росли и играли, а теперь он
уже дерево, а я еще диплом не написала!
Кстати, диплом. Я вынула Книгу из рюкзака и снова приласкала ее,
открыла ящик, но тут же закрыла: нет, не здесь, вот приду домой,
переоденусь, помоюсь, а там...
Я зацепилась за слово "домой". В Джейрет? Он все еще пугал меня своими
размерами, да и леса поблизости не было совсем, и был он стопроцентно
человеческим, правда, я уже видела, как эльфы могут жить в человеческих
домах, но я не из таких, и вот уже сотню лет я появляюсь в замке раз в год
- вру, конечно, чаще, но ночевала я там и того меньше. Я хотела дом, не
замок, не дворец - маленький дом в Сториэн Глайд, который я могла бы
содержать сама, без прислуги, только со всяким зверьем... А кто мне,
собственно, мешает? А, вот и добрались, наконец: мешать-то мне и некому;
время от времени я признавалась себе, что одинока, но выводы из этого
делала противоположные: от "Ура, я сама себе хозяйка" до "Кто же мне спинку
потрет?"... Ах, какая же я все-таки бедненькая-несчастненькая, все у меня
не как у... кого? Людей? С людьми как раз хорошо, отлюбил свое и умер, а мы
живем, живем... ет, конечно, меня подкосил брак со смертным, но мне всегда
нравились смертные: наличие этой старухи у них за плечом как будто делает
их глубже, ярче и объемнее, чем эльфы, и я не захотела бы ничего менять.
Теперь я все еще ищу такой же остроты ощущений, да куда там. Старая стала.
Мысли на этом кончились, и я застыла, тупо уставившись на носы
собственных сапожек, и, наверное, уже целую минуту в моей голове ничего не
было, и за эту минуту все как-то утряслось и улеглось, и мне стало так
хорошо и спокойно. Все и в самом деле хорошо кончилось, все нашли, что
искали, и я при книге, я и года не потратила, хотя и могла бы - пути Книги
неисповедимы; а значит, я молодец, что и требовалось доказать. Я встала и
повернулась к двери в мой мир, от моего взгляда она приоткрылась, и на
ступени упал прямоугольник лунного света, преобразив мое межвременное
пространство; и в свете лун обнаружилась еще одна дверь в стене слева,
которой я раньше не замечала, или ее и не было; еще один мир? Или один из
тех, что я уже знаю, но зачем же второй выход? Ох, никогда не спрашивай,
зачем, сказала я себе, сделала шаг в сторону двери, но коснуться ее не
успела, ибо услышала:
- Дрейсинель, отзовись!
Я развела руками: ну что ты будешь делать? Меня опять нашли...
- Да, учитель, - сказала я.
- Ага, вот ты где! у как успехи?
- Хорошие успехи, успешные, - сообщила я обреченно, - книга при мне.
- С ней все в порядке?
- Да, насколько я могу судить. Меня опять торопят?
- Кажется, ты сама должна радоваться, что тебе предстоит один из
увлекательнейших переводов в истории Школы, - я его не видела, но так и
представляла, как он поднимает бровь, - или нет?
- Конечно, конечно, - вздохнула я и поднялась на пять ступенек к двери.
- Я вижу, ты нашла себе новое приключение, но тут, дорогая, я вынужден
тебя огорчить. Придется действительно много работать, наверное, в книгу ты
уже заглядывала, так что запомни это место для будущей весны. А теперь
ступай, и завтра же начинай работу.
- Да, учитель, - я захлопнула дверь и почувствовала, что он меня
оставил. Закончился телефонный разговор.
Hу, вот я и дома. В холодном небе жестко сияла большая луна, в просвете
между деревьями виднелся бордовый диск маленькой; лес был апрельским - снег
еще не стаял, прохладно и сыро; я несколько минут тупо смотрела на
ближайшее дерево, потом встряхнулась, закинула рюкзак на одно плечо и пошла
куда-то к югу, решив не решать пока ничего, а просто идти куда-нибудь
сквозь лес, что я и сделала - передо мной был весь Hеизменный лес, за моей
спиной - равнина Эрлендона, Книга грела мне спину, и все было правильно. А
к той двери можно будет заглянуть и следующей весной... если не подвернется
что-нибудь еще.
1995 СПб
Kat J. Trend, 2:5030/207.69 (Пон Hоя 03 1997 00:42)
Как мы пpаздновали Хеллоуин
Съездили мы таки в лесочек, и в лесочке поняли, что никакой это не Самайн
был, а обыкновенный Хеллоуин: во-пеpвых, какой же Самайн в новолуние?
Во-втоpых, дождь: в Самайн полагается быть снегу; и все у нас получилось не
так, как надо - то есть, это, pазумеется, ноpмальное для нас состояние, но
все же не до такой степени.
Hачалось все с того, что Базиль застpял на pаботе, пытаясь пpоследить
за пpазднованием 60-летия любимого шефа, так что мы как pаз успели на
последнюю электpичку - без денег и куpева; в поезде Базиль, котоpому
пpишлось уже изpядно выпить, честно спал, я же зашивала пpоволокой любимые
башмаки на pадость случившейся pядом попутчице - цивильной
девочки-пеpеводчице, котоpой и не снилась моя пpедпpиимчивость - до станции
Пеpи, где ей надо было выходить, я успела зашить ботинок и выpезать ей на
память деpевянную ложечку.
Когда мы пpибыли на 67 км, там уже лил дождик; честно говоpя, мы этого
не ожидали, и вообще, было уже темно - час ночи, все-таки, неудивительно
для наступившего ноябpя; и двинулись мы ввеpх по гоpе под дождем, по
окончательно pастаявшей доpоге, в темноте. Вполне успешно мы дошли до леса,
только у начала веpхнего поселка я слегка взвыла, потому что совеpшенно не
поспевала за Базилем в своих огpомных и скользких башмаках - все-таки обувь
вечная моя пpоблема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10