- Hу вот и славно. Я поищу по своим знакомым.
Когда мы вышли из дома, Фелес некоторое время молчал, а потом заявил:
- Hикогда не видел такой реакции среди людей. Мы сказка для них, нас
для них нет, они никогда не верят - я еще такого, как Герштямбер, не
встречал. Как ты догадалась, что он поверит?
- Я сразу подумала, что ему легче поверить в нас, чем в то, что он
чего-то не знает. У каждого свои пунктики. И что мы будем делать теперь?
- Погуляем немножко, я думаю. Как-то не хочется работать в такой
славный день...
День был замечательный - солнечный, с жемчужными облаками и искрящимся
снегом, мы бежали по снегу, я смотрела на сияющее небо, и на нем были
неразличимы человеческие железки; Фелес свистнул Эльтра, конь не замедлил
явиться, и полдня мы катались по городу и весело проводили время - в
пересчете на время Далара прошла неделя... Да ну ее, Фелес не на шутку мне
понравился, пусть не вовремя, но я не собиралась отказываться от хоть
временного счастья даже ради какой угодно книги.
ГЛАВА 12
Дело было не совсем в любви. Я поняла это, когда сидела ночью в одеяле
на окне фелесовой мансарды, глядя на холодную луну над домом напротив между
ветвей тополя - в моем мире не было такой луны; спутников у Далара два, оба
они меньше Луны, а меньший из них чуть больше крупной звезды; а здесь она
смотрела на меня пятнами впадин, пробуждая самые ранние воспоминания о
достаточно тяжелом периоде моей жизни. Рассмотрев себя получше, я с ужасом
увидела, как внутри меня, отделенная тонким стеклом прошедшего столетия, не
имевшего здесь значения, кипела бессмысленная, но ничуть не уменьшившаяся
страсть к моему умершему возлюбленному. Он был из этого мира, здесь была
жива его мать, его друзья, не уведи я его, он был бы сейчас таким, каким я
его помню - сильным, красивым человеком на вершине своих лет - может быть,
это было запоздалое чувство вины, но под действием Города оно разрасталось
во мне, и мне хотелось подавить его чем-то весомым и приятным.
- Hу вот, можешь поворачиваться, - весело сообщил Фелес из-за спины, я
повернулась и ахнула - мансарда стала вчетверо больше, покрылась
разноцветным паркетом, по стенам загорелись свечи, да и окно, на котором я
сидела, изменилось - вытянулось и поросло мелким переплетом; все колокольцы
превратились в забавный оркестр, сам собой исполнявший что-то веселое,
только я осталась прежней - завернутой в одеяло поверх моих обычных
замшевых штанов.
- Эх, - вспомнила я, - мое платье...
- Платье?
- Оно сейчас на Тайрелле, в Дилл-Тэр. Я его сшила для зимнего
праздника. Зеленое, как мох в трещинах камней, жаль, что не потащишь его с
собой.
Фелес сделал задумчивое лицо, взлохматил волосы над затылком и, сказав
"Стой тут", исчез за окном. Я тупо постояла тут, потом сотворила себе
изящное кресло, потом еще одно и, наконец, инкрустированный столик -
иллюзорные, конечно, но работающие - и свернулась в одном из кресел.
Оркестр в отсутствие своего создателя изобразил что-то похожее на скрипучую
людскую импровизацию, но под моим взглядом пристыженно затих; я придвинула
свой гарнитур к камину, а тут и Фелес вернулся в синем бархатном камзоле с
лиловым атласным платьем для меня, помог мне его надеть, и оркестр наконец
заиграл что-то пристойное на три четверти.
- Ты замечательно выглядишь, я знал, что лиловое тебе тоже пойдет.
- Откуда это?
- От моей матери. Правда, хорошее платье?
- Мне нравится. А я есть хочу.
Фелес взвыл и запрыгал на месте:
- Hет, ты, наверное, все-таки смертная. Я уже собирался с тобой
потанцевать, неужели тебе не хватает этой музыки?
- Hет, как ты не понимаешь? Вино, лучше красненькое, фрукты, хрустящее
печенье - какая же вечеринка без радостей плоти?
- Да, да, - он захлопал руками по воздуху, - извини, я не подумал. Твой
столик мелковат, - мы подошли к столику и потянули за края, он вырос,
фигурки моей инкрустации неузнаваемо исказились. Откуда-то взялось все, что
я заказывала и еще разнообразные сладкие вещи, и, только выпив вина и поев,
я наконец-то отправилась танцевать с Фелесом, а танцевать он умел.
Было около полуночи, когда наше веселье прервал осторожный стук в
дверь; оркестр прекратил играть, раструбы кларнетов и флейт повернулись к
двери, а Фелес выпустил меня и склонил голову:
- Там старик Герштямбер с новостями, - сказал он обреченно, - я узнаю
его стук. Теперь пиши пропало.
- Так ты и вправду тут живешь?
- Разумеется, я тоже со всех сторон настоящий.
Зал со свечами съежился до размеров маленькой мансардной комнаты, но не
такой, какой я впервые ее увидела, а новой, третьей - узкая тахта, доски на
веревочках вместо книжных полок, потрепанный коврик на дощатом полу,
этюдник, краски, тряпки - этакое жилище юного человека-живописца. Фелес
скинул камзол и с человеческой стороны выглядел как перемазанный краской
художник, я же осталась в платье.
- Извините, что я ночью, - сказал Герштямбер, когда его впустили, - но
у меня новости. Я несколько дней всех обзванивал, и вот: ваша Книга
нашлась, но нам ее не забрать. Моя знакомая, тоже старая книжница...
позвольте, я присяду? Так вот... о чем я? Моя знакомая: ее внук нашел книгу
в троллейбусе и отдал ей, а она попала в больницу с сердцем... Ее дочь не
пустила меня в ее комнату категорически - у дочки довольно тяжелый
характер, а тут еще и мать при смерти, и старики всякие вокруг ошиваются...
Я мог бы дать вам ее адрес, вы бы попробовали обаять ее дочь, хотя вряд ли,
- он развел руками, а мы задумались. Женщина умрет - уйдет туда, куда мы не
ходим, и больше ее не будет нигде...
- А где она лежит? - спросил Фелес.
- В больнице скорой помощи, там, на юге, зовут ее Анна Иосифовна
Гуревич, она школьная учительница, и вы можете предстаиться ее учениками -
чтобы вас пропустили, но, боюсь, толку будет немного - ей не до того.
- Спасибо вам, Исаак Маркович, - серьезно сказал Фелес, - вы нам очень
помогли. Хотите чаю?
- Да что вы - ночь... Я уж пойду. Ах да, адрес, - старик метнулся к
столу, нацарапал на бумажке адрес и протянул мне.
- Да, а что вы при свечах? - спросил он, подняв брови, - и это
платье...
- А, пишем, - Фелес махнул рукой в сторону этюдника.
- Hу, спокойной вам ночи.
Я осталась сидеть на тахте, а Фелес, задумчиво пересекая комнату из
угла угол, думал о чем-то, а потом спросил:
- У тебя что-то связано со смертью?
О великий Аллеон! Да у меня все связано со смертью!
- Ты так нырнула вглубь себя, когда он сказал, что старуха умирает -
тебя что-то гнетет?
Время празднества прошло, настало время откровенности, и я рассказала
ему все - о родителях, о муже и об этом мире.
- Вот что, - сказал он, - мы сходим завтра к этой женщине и попробуем
отговорить ее умирать. е думай больше ни о чем, я же с тобой.
Действительно, о чем я еще могу беспокоиться?
Мы так близко подошли к цели, что стали как-то отдаляться друг от
друга, наши отношения мы не считали истинными; и вот я найду книгу и
вернусь домой, и у меня не будет повода зайти в Город к Фелесу; и мы оба
замолчали, глядя в окно. Мне не хотелось об этом думать, и я спросила:
- Фелес, а какая из комнат настоящая?
- Две: первая, которую ты видела, и эта; зал не в счет.
- Как тебе это удается?
- Я ведь живу сразу в двух направлениях, мне нравятся люди, они и видят
из всех нас только меня, так что я в этом смысле отщепенец... То есть, я
для наших, конечно, не чужой, скорее, глупое дитя. А мне нравится, я живу
как быдто вдвойне. В тебе тоже есть что-то такое, ты меня поймешь. Люди
такие интересные, контрастные, и у них у всех есть этот дар смерти, на всех
ее присутствие действует по-разному - одни признают ее даром Автора и живут
смело и быстро, зная, что это ненадолго, а другие считают смерть проклятием
и это отнимает у них все силы. А третьи сами ищут смерти, хотя, как мне
кажется, они возрождаются в новом теле и недолго отдыхают.
- Так смерть - это то, чем ты в основном интересуешься?
- Еще живопись. Я интересуюсь не то чтобы смертью, а тем, что при этом
происходит с людьми. Я, например, не знаю, где пребывают люди между телами,
куда уходят улэры и погибшие эльфы.
- у вот, когда мы найдем Книгу, мы все это в ней прочитаем.
- Правда? Тогда давай поспим немножко, чтобы завтра действовать
энергично.
Уже светало, и мы сразу заснули, и мне снился дом в Сториэн Глайд.

- Знаешь, что я подумал? - сказал Фелес утром, - вот придем мы в эту
больницу, скажем, что мы ее ученики, но мы же не знаем ее в лицо. Странно
не знать своего учителя.
- Мне кажется, мы должны что-то почувствовать, мы уже знаем ее имя,
знаем, что она старая и умная, этого должно хватить.
- Может быть, у Герштямбера есть ее портрет?
У старика портрета не оказалось, кроме старой желтой фотографии, на
которой была изображена юная девушка, почти девочка. Он почесал макушку
одним длинным пальцем через ермолку:
- Она такая сухонькая старушка, моя ровесница, да и ростом как я, вот
тут родимое пятно, короткая стрижка... о вы уверены в этом предприятии?
- Мы надеемся, - ответил Фелес.
Мы нашли на карте города эту больницу - она располагалась на окраине, в
новостройках; карта была довольно схематическая, и я поразилась, насколько
лучше выглядела карта Арксатара, которая все еще лежала у меня в рюкзаке. о
даже на такой приблизительной карте район мне не понравился.
- Я надеюсь, мы не полезем под землю? - спросила я, кажется, чересчур
жалобно, потому что Фелес расхохотался и погладил меня по голове.
- Эльтр нас отвезет.
- А где он живет обычно?
- Повсюду. о подозреваю, что обедает он в Лайде.
- Э-а, подожди, тут такое дело - дорога домой через подвал, неужели
лошадь там пройдет? Или он знает другую дорогу?
- Это же тайрелльский конь, да еще и такой лунной масти, мне и забрать
его разрешили только потому, что он не в масть - не белый и не черный -
зато мы так подружились. Вот, смотри, - Фелес позвал коня, и немедленно
прозвенели копыта по асфальту и конь влетел во дворик, - я не знаю, как он
туда ходит, но я уверен, что он был там. А нам пора.
Мы оседлали Эльтра и отправились в путь, погода стояла замечательная -
сверкающая золотая дымка в чистейшем небе начинающейся весны, холодное
солнце, озарявшее все вокруг мягким золотым светом - приятно прокатиться на
лошади в такой день; было еще холодно, но сухо и безветрено и мы радовались
жизни, пока не въехали в овый Город.
ГЛАВА 13
Как бы я ни любила рассказывать истории из своей жизни, есть вещи,
даже воспоминания о которых мне неприятны; этот же район города я не любила
еще тогда, сто лет назад, когда прожила в городе больше полугода, теперь же
я и вовсе чувствовала себя не в своей тарелке. Искомая больница
располагалась на открытом месте и издали походила на вертикально
поставленный кирпич; мы прижались друг к другу, как к единственной опоре в
этом холодном месте. Эльтр ржанул и остановился перед железнодорожным
мостом.
- Он не пойдет, - сообщил Фелес печально, - ему здесь плохо.
- Тогда пойдем пешком.
И мы пошли пешком по мертвому полю, вцепившись друг в друга, теперь я
вела Фелеса, ему идти явно не хотелось; но до больницы мы, конечно, дошли,
котя настроение у нас упало ниже некуда. Вблизи больница походила на мой
замок, я хочу сказать, только в плане, чтобы не оскорбить мой дом, но там
только с запада и востока замок вырывался вверх, а здесь серые скучные
стены тянулись выше и выше на полтора десятка этажей. аверное, мы слишком
ярко выглядели там, внутри, однакон нас пропустили наверх, на четвертый
этаж, где, собственно, мы и должны были найти женщину; повернув направо,
как нам объяснили, мы остановились: я - потому, что остановился Фелес, а
Фелес увидел дерево - фикус в кадке и искренне обрадовался, я
почувствовала, что ему стало гораздо лучше.
- Милый, пойдем, наша старушка тоже живая...
- Конечно-конечно, - не сразу отозвался Фелес, и мы вошли в палату,
где, к счастью, не было никого из этих ужасных женщин в белом, а были там
две женщины средних лет, вяло передвигавшихся по палате и старушка, которую
мы сразу узнали, она неподвижно лежала на кровати в углу и мыслями бродила
далеко.
- Вы к Анне Осиповне? - осведомилась одна из женщин, - раньше надо было
ходить, теперь-то что... Да уж входите, раз пришли.
Мы подошли к кровати старушки и сели на пол, глядя ей в лицо и
поражаясь, сколько следов оставляет на человеческом лице такое невеликое
время их жизни. К дряблой обнаженной руке тянулся прозрачный тонкий шланг,
щеки впали и глаза были закрыты. Обе женщины вышли, и это было нам на руку,
мы так и сидели на полу, не знаю, что там делал Фелес, а я заглянула внутрь
этой женщины, как нас учили на десятом курсе, и там была и суровая дочь, и
множество человеческих детей, и радость книг, но все это как сквозь туман;
кажется, она готовилась умереть, и я уважала ее желание, но Книга моя была
у нее дома, вряд ли я получу ее, если желание женщины исполнится. Теперь я
видела ее такой, какой знала она себя сама, а это было так, словно я видела
девочку, женщину и старуху одновременно, и я позвала ее: "Анна", и это
внутреннее существо удивилось и пошло ко мне. Теперь она видела нас, и мы
ей понравились, и она пошла за нами, как ребенок за дудочкой, и, когда мы
видели друг друга достаточно ясно, она спросила - кто мы - не пришли ли мы
за ней. Мы отвечали, что мы, Феликс и Катерина, пришли не за ней, а к ней,
по поводу книги. Теперь она была совсем близко, и вдруг все посветлело, и
вот мы уже сидим на полу, а женщина смотрит на нас и улыбается.
- Значит, книги? - сказала она, голос у нее был старческий и слабый,
чуть дрожащий, но, в общем, приятный, - мне казалось, что нынешние дети уже
не читают настоящих книг.
- Мы книги читаем, - сказала я, - но нам нужна только одна. Та, которую
нашли в троллейбусе.
- Так это вы ее потеряли? о как вы меня нашли?
Мы рассказали, как.
- А вы производите впечатление не совсем обычных людей, - заявила Анна,
- вы хотите ее забрать?
- Hу да. Видите ли, эта книга - моя дипломная работа, мой папа забыл ее
в троллейбусе, а она и существует-то в единственном экземпляре во всех
мирах...
- Вот что, - решительно заявила она, что не очень-то гармонировало с ее
умирающим видом и капельным устройством, воткнутым в руку, - я, так уж и
быть, отдам вам книгу, но вы мне все о себе расскажете, - глаза ее
загорелись, и мы с Фелесом переглянулись и согласились. Тем более, что
интересные рассказы, как правило, хорошо влияют на здоровье.
Я не успела закончить, как вошла медсестра и с ней одна из женщин в
пижаме; медсестра решительно двинулась к нам, а мы уже сидели на постели
Анны, но на полдороге остановилась, попятилась и поспешно вышла.
- Кажется, у нас неприятности, - сообщила я, - пора бежать.
- Hу что вы, Катюша, я как заново родилась! Давайте уж я набросаю
письмо дочке, она у меня строгая, - мы помогли ей приподняться, Фелес
предприимчиво извлек откуда-то лист бумаги и ручку. Получив письмо, мы
кратчайшие сроки расшаркались и убежали, не дожидаясь, пока медсестра
приведет кого-нибудь еще. Мы даже и не заметили, как обменяли пластиковые
кругляшки на нашу одежду, вылетели из больницы и пересекли пустырь до
железнодорожного моста.
Тут только я ощутила такую усталость, как давно не. Признаться, я не
знала, где я здесь беру энергию, но, по тяжести во всем теле судя, из себя
же я и тянула, и теперь мне хотелось есть и немедленно спать. Фелес вызвал
Эльтра, и всю оставшуюся дорогу я клевала носом; если бы не надо было лезть
по приставной лестнице на чердак, Фелес отнес бы меня на руках. Впрочем, он
и сам порядочно устал, мы пообедали и улеглись спать до завтрашнего утра.
Я, в отличие от Фелеса, проснулась совершенно разбитой, у меня болели
ноги от езды без седла, все мышцы ныли, в груди засел холодный гвоздь, и
довершение всего я забыла снять на ночь соболька Тайсили и он отпечатался у
меня на шее за шестнадцать часов. "Эх, ты, а еще говоришь - бессмертная..."
- заявил мне Фелес и отправился за Книгой без меня, а я осталась в
человеческой половине его комнаты. Еще час я валялась, разглядывая серое
небо и ветви ясеня на нем, потом заскучала и поднялась, скрипя всем телом.
По всем углам лицом к стене стояли холсты разных форм и размеров, и я
отправилась по периметру комнаты переворачивать их.
Фелес писал очень хорошо, если вообще можно так говорить - есть вещи
выше качественных оценок, это был как раз такой случай. Я расставила
картины по порядку, и, как оказалось впоследствии, несколько часов ходила
вдоль стен, разглядывая живую яркую историю эльфийской стороны
человеческого города... А вот и мои знакомые, Элес и Тайсиль, позируют на
фоне тонких ветвей, а вот строительство моей любимой части города, работают
люди и эльфы вместе, не обращая друг на друга внимания, а вот корабли -
рядом тяжеловесный двадцативосьмипушечный фрегат, построенный людьми, и
маленькая легкая эльфийская шхуна с синими косыми парусами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10