Она проскользнула во двор дома Фроссинетов, самого бо
льшого и красивого во всей округе, с огородом позади дома, хлевом и служба
ми. День еще только начинался, утки барахтались в луже, а на самой нижней в
етке старой яблони соловей распевал свою утреннюю песню. Воздух был прох
ладным. Ирен зашла в домик облегчиться, потом подошла к старому колодцу, у
которого каждое утро, независимо от погоды, она совершала свой туалет, по
ливая ледяной водой нежное тело.
Растирая жесткой рукавицей грудь, она принялась напевать от счастья. Нак
ануне, получив открытку от Ромуальда, она чуть не закричала во весь голос,
торжествуя победу. Крепко он к ней прикипел, и поставила она на него верно
. Это тебе не деревенские, которых она пыталась завлечь в свои сети и котор
ые оставались нищими как церковные крысы. Этот простофиля из Парижа суме
л-таки составить себе состояние. В трех пришедших друг за другом открытк
ах последний из Мюэарденов трижды сообщал ей, что он стал богат, очень бог
ат. Так значит, близок день, когда она уйдет от Фроссинета, перестанет жить
в унизительной роли пастушки. Она спрашивала себя, что Ромуальд имел в ви
ду под словом «богат»? Сколько у него денег в кубышке? Целое состояние? Не
слишком ли он расхвастался? С виду-то он простоват… Уж не идет ли речь о де
ньгах, добытых преступным путем?
В доме зажегся свет. Габриэль Фроссинет встал. Она вспомнила, что мэр и деп
утат сегодня утром должен ехать в Париж на вечернее заседание в Национал
ьном собрании. Он приезжал на неделю пожать руки фермерам и раздать обещ
ания. Сегодня он вместе с сыном отправляется обратно. Студент приезжал н
а пару дней отдохнуть в деревню.
Габриэль Фроссинет был уже готов к отъезду. Солидный Мерседес ожидал в г
араже, вымытый и с полным баком. Студент Административной школы, молодой
человек высокого роста и с очень высоким коэффициентом интеллекта эака
нчивал свой туалет в специально отведенной для этого комнате. Отец, вот у
же полчаса как готовый к отъезду, торопил его. Надев начищенные ботинки, п
овязав галстук и положив в карман чистый носовой платок, он складывал па
пки с бумагами в толстый портфель, все это были документы, которые он соби
рался представить комиссии по сельскому хозяйству. Последннее, что он за
сунул в портфель, была рубашка, взятая из-под пресс-папье: череп одного из
Мюзарденов, украденный его сыном в склепе Фальгонкуля.
Ц Поторопись, сынок, мы опаздываем. Если получится, я хотел бы заехать в М
атиньон прежде чем попаду в Палату.
Габриэль Фроссинет представлял собой тип довоенного радикал-социалис
та. Плотный и коротконогий, на толстом животе свисала цепочка от золотых
часов, не слишком-то опрятный человек, заросший бородой. Рубашка на груди
, широкий галстук и лацканы двубортного серого в черную полоску пиджака
были обильно заляпаны жиром и соусом от блюд, подаваемых на банкетах. Уро
женец Верхней Соны, Фроссинет учился в Париже и много лет ошиваля в столи
це и потому говорил с грассирующим парижским акцентом:
Ц Давай в темпе, мой мальчик, мы опаздываем… Небо хмурится, я боюсь, что до
рога будет скользкой…
Ц Еще минуту, папа, прокричал студент звонким голосом. Чищу зубы и иду.
Ц Чищу зубы! Сколько кокетства в этих нынешних студентах. В наше время, п
ри Даладье, так не манерничали…
Ц Это потому, что я должен встретиться с директором Гравишолем. Только п
оэтому…
Толстячок-радикал его больше не слушал. Словно крыса он юркнул в соседню
ю комнату, легко взбежал по лестнице, так же легко как взбегал на трибуну Н
ацианального собрания, осыпаемый градом насмешек, оскорблений и грубых
шуточек со стороны как левых, так и крайне правых, чтобы поведать депутат
ам о судьбе лотарингского крестьянина, Ц касаясь плечами стен узкого к
оридора и задевая толстым задом мебель, он прошел в комнатку своей служа
нки и пастужки-сироты, воспитание которой пятнадиать лет тому назад дов
ерил ему опекунский совет. Здесь девица спала, когда было совсем холодно,
зимой, в январскую стужу. В комнате хранились кое-какие ее личные вещи: пл
атьица, безделушки, купленные на ярмарке в Грей или Везуль. Там же стояли д
ва чемодана и комод, ящики которого доверху были набиты фотографиями пев
иц и киноактеров Ц кумиров пастушки, Ц а также иллюстрированными журн
алами, в которых рассказывалось о девушках низкого происхождения, вышед
ших замуж за прекрасных принцев и ставших важными дамами, так что богате
и, детям которых они в свое время подтирали попки, были вынуждены им кланя
ться.
Пока студент неводил красоту, радикал рылся в тряпках своей пастушки, ко
торую ненавидел, как можно ненавидеть существо желанное, но недоступное
, потому что с тех пор, как овдовел, он не однократно пытался переспать с не
й, но всегда получал оскорбительный отказ, звонкие пощечины или удары но
гой в живот. Он хотел знать, что это за почтовые открытки, которые бесстыжа
я получала вот уже целый месяц. Ему настучал почтальон, старый радикал, со
ратник по партии. У Фроссинета было множество осведомителей по всей окру
ге. Политикан рассматривал открытки с яркими видами Аравии, Марселя. Тул
она. Одна открытка была из Лиона. На ней был запечатлен парк Тет-Дор. Больш
е всего заинтриговала его открытка из Адена с видом отеля «Дворец Муфтия
» Он попытался даже отклеить красивую марку. Не получилось. Прочитав то, ч
то было написано на обороте, он остолбенел и с глазами, налившимися от яро
сти кровью, рухнул на стул:
Ц Так вот оно что! Ей пишет этот Ромуальд Мюзарден!
Этот нищий и грязный аристократишка!..
Его передернуло, как Розенберга на электрическом стуле. Тело дернулось т
ак сильно, что его галстук, весь в пятнах от подливки к телятине по-лионск
и, встопорщился дыбом, словно по нему кто-то щелкнул В одной из открыток Р
омуальд Мюзарден спокойно заявлял, что у него «появились средства», скор
о в карманах будет полно денег и он вернется в Кьефран под звон фанфар.
Взбешенный, еще более неряшливый, чем обычно, в брюках штопором, сползающ
их на грубые башмаки, держа в руке открытки и брызжа слюной, радикал-социа
лист выскочил во двор, где Ирен заканчивала свой утренний туалет.
Ц Ничего себе! Что означает эта переписка, Ирен? Ты что, с ума сошла? Он же р
оялист! Я, Габриэль Фроссинет, этого не потерплю.
Он схватил ее за руку и затряс так, словно это был колокольчик, за который
он бы схватился во время перепалки в парламенте, если бы Ц увы! Карьера ег
о не провалилась и он стал бы его председателем!
Ц Что это значит, черт побери? Это что серьезно, эта идиллия? Он что, спал с
тобой, потаскуха ты этакая! Ну, говори же!
Ирен отбивалась:
Ц Я вольна делать, что хочу, толстый вы дурак! Мне скоро двадцать один год!
Я знаю, вы против того, чтобы совершеннолетними считались с восемнадцати
лет!
Она вырвалась из рук Фроссинета, который, продолжая ругаться, старался п
олапать ее, подхватила свои вещички и побежала за баранами.
Ц Если ты уйдешь к Ромуальду, то вылетишь отсюда! Ц закричал Фроссинет,
разрывая на мелкие клочки злополучные открытки.
Фроссинет-младший, наглаженный, напомаженный, в начищенных ботинках, по
явился на пороге. Подмышкой он держал портфель с завтраком, а в руках Ц па
пки с бумагами:
Ц По этому поводу…,Ц начал он, наморщив лоб.
Ц Иду, сынок! Ц закричал Фроссинет-старший.
Он двинулся навстречу сыну, головой вперед на манер «Быков Верхней Соны»
, как говаривали некоторые льстецы из разряда его сторонников. Ромуальд
Мюзарден богат и обоснуется в Кьефране! Это конец всему! Он был в курсе амб
иций молодого бездельника: Ц его люди донесли ему, о чем в свой последний
приезд болтал в местных бистро этот разорившийся владелец замка. При ден
ьгах-то он и замок перестроит, будет в нем жить и очень скоро станет насто
ящим господином, займет важное положение. А через некоторое время, на выб
орах местные жители Ц настоящие флюгеры Ц проголосуют за этого выскоч
ку, а он, Фроссинет, останется не у дел и лишится такой синекуры.
В то время, как наш радикал-социалист и его отпрыск усаживались в свою огр
омную машину, Ирен, сжимая в руке натертую чесноком горбушку хлеба и ябло
ко Ц обычный свой завтрак Ц гнала овец и коз по лесной дороге, ведущей в
Грет. Она взглянула вдаль, туда, где в легкой весенней дымке, возвышались н
ад кронами деревьев башни замка, который, если и дальше так хорошо пойдет,
скоро будет принадлежать ей.
В Кьефране для Ромуальда и Ирен настала почти идиллическая жизнь, прямо
как у Руссо. Деревенские жители, проходя мимо, не жалели своих башмаков и и
з любопытства делали крюк, чтобы заглянуть на парадный двор Фальгонкуля
, где в течение примерно двух недель разворачивалась картина в духе Ватт
о. Вернувшись в родные места, Ромуальд поселился в развалившейся хибаре,
бывшем домике охраны замка, и стал вести жизнь настоящего клошара. Крыша
хибары текла, в рамах вместо стекол красовались куски картона, а из слухо
вого окошка торчала печная труба. Внутри было тоже не лучше: кровать, стол
да пара прогнивших стульев. Голодранец устроил себе нечто вроде лачуги и
з бидонвиля. Должно быть это напоминало ему те годы, когда он жил здесь с б
абушкой, баронессой Октавией-Генриеттой, матерью «Американца»! Но в те в
ремена все имело менее жалкий вид. Одетый в толстый вельветовый костюм, в
хороших высоких ботинках и в картузе, какой носят сельские жители, Ромуа
льд сидел на стуле и играл на флейте, вернее свирели, кое-как вырезанной и
м из ствола дикой вишни. А у его ног, усевшись на траву, в окружении своих ов
ец и коз эта оборванка Ирен вязала ему жилет.
Ромуальд больше никуда не спешил. Теперь вся округа, благодаря сельскому
стражу порядка, с которым он пропустил стаканчик Ц другой, знала, что пос
ледний из Мюэарденов, этот благородный, но опустившийся человек, не поки
нет больше родные места. Были ли у него хоть деньги? На этот вопрос Арсен М
альвейер не мог ничего сказать. Но если Ромуальд продолжал жить в разруш
енной лачуге, не значило ли это, что он по-прежному был нищим? Поэтому, прох
одя перед подъемным мостом, местные жители только слегка приподнимали ш
ляпу или картуз, как бы в сомнении, стоит ли вообще это делать.
Ромуальд с нежностью смотрел на женщину своей судьбы, сидящую на траве и
готовую, только скажи, положить свою покорную белокурую головку на остры
е колени суженого. Она жила с ним, делила его трапезу Ц незатейливые блюд
а, которые долго томились на жаровне, дымящей, как паровоз в их шаткой, сыр
ой лачуге, где они обоснивались после того, как Мюзарден отковырял птичь
и гнезда и заделал крысиные норы. Он жил, питаясь воспоминамиями своего д
етства, еще такими живыми, когда он рос здесь около своей бабушки, презира
емый и оскорбляемый скотами в грязных сабо.
В то утро Ирен была менее весела, чем обычно. Габриэль Фроссинет должен бы
л вот-вот вернуться: парламентские каникулы на Троицу. Три недели придет
ся его терпеть! И надо будет принимать решение: или сохранить у него свое м
есто пастушки с перспективой получить когда-нибудь маленькое наследст
во Ц о, так, ничего особенного, Ц если Фроссинет вдруг умрет, или остатьс
я с Ромуальдом, но распрощаться с овцами и козами и подвергнуться тысяче
разных неприятностей со стороны бывшего хозяина, который пользовался з
десь влияниям. Этим и объяснялся ее озабоченный вид.
Но она уже сделала свой выбор…
Прежде, чем вернуться в Кьефран, Ромуальд смог продать десяток жемчужин
одному антиквару в Дижоне. Адрес ему дал один из членов его партии. Три мил
лиона старых франков, которые он выручил за них, позволили ему продержат
ься и не устраиваться рабочим на «Юзинел» р. Те жемчужины, которые у него о
стались, самые красивые, с великолепным блеском, ему просверлил там же в Д
ижоне и нанизал их на шелковую нить один мастер. Получилось роскошное ож
ерелье огромной ценности, которое он сначала задумал преподнести, как га
лантный кавалер, Ирен в качестве свадебного подарка. Розовые жемчужины В
остока, где же они будут смотреться лучше, как не на груди юной красотки с
голубыми глазами и белокурыми волосами? Разве древние греки не посвятил
и жемчуг богине любви? Ромуальд хорошо подумал надо всем этим, в конце кон
цов его тяжелый ум материалиста взял верх и он сказал себе, что с тремя «ли
монами» далеко не уедешь, поэтому трезво рассудив Ц шейка Ирен обойдетс
я Ц лучше продать эти жемчужины. Не продав их, ему не выбраться из нищеты
и не протянуть более года в Кьефране. А если ему снова придется уехать из д
еревни, это будет еще более унизительно чем в 1940 году. Итак, колье осталось
в тайнике.
Ирен немного нервничала. Ей бы хотелось, чтоб Ромуальд поскорее оставил
в покое свою дудку и пошел посмотреть, что происходит на другом конце дер
евни. Шкатулка, которую он ревностно охранял, заперев на ключ, ужасно интр
иговала ее. Своими тремя миллионами Ц трактор и то больше стоит! Ц Ромуа
льд разочаровал ее. И это все его «средства»! Наверняка в этой шкатулке, сп
рятанной в старом комоде, что-то ценное. Маленькая хитрунья не могла боль
ше оставаться в неведении и решила начать действовать. Она встала и погн
ала овец к лесу. Ромуальд продолжал мусолить свою свирель. Ирен прогулив
алась по лесу Грет со своим стадом, прошлась мимо фермы Машюртенов, пойма
в на себе полный ненависти, буквально испепеляющий взгляд ужасной пары.
Потом вернулась во двор и с обезумевшим видом, как будто только что повст
речалась с дьяволом, объявила Ромуальду, что один из баранов потерялся в
лесу.
Ц Ты должен пойти его поискать. Не могу же я идти в Грет, эти подонки прост
о раздевают меня взглядом!
Ц Иду, моя голубка!
Ромуальд встал, положил флейту на стул и, взяв палку, направился к лесу на
поиски якобы «потерявшегося» барана. Он пробродил около четверти часа в
округ болота, издавая звуки, на которые эти животные откликаются, слушая
сь своего хозяина. А Ирен тем временем открыла ногтем крышку шкатулки и о
тпрянула от восхищения перед ожерельем, которое она тотчас же нацепила с
ебе на шею, как настоящая дама, и, любовалась собой, глядя в треснутое зерк
ало, висевшее над железной кроватью Ромуальда. У нее хватило времени пол
ожить его обратно и закрыть шкатулку до возвращения, Ц разумеется, ни с ч
ем Ц Ромуальда. В одну секунду она приняла решение: это колье, которое сто
ило, конечно, не один миллион, будет принадлежать ей. И наденет она его в Па
риже, прежде, чем продать. Именно в столице она станет богатой дамой. И тол
ько тогда, когда разбогатеет, не раньше, даже если на это потребуется года
три, пусть пять лет, она вернется в Кьефран, купит земли и дома… Стать жено
й Ромуальда, который прямо сказать, не из красавцев и пороха не выдумает, н
е было пределом ее желаний. Ей хотелось «артиста», «артиста» из Парижа, ка
к Тьери Ля Фронд, который выступал по телевизору или парня как в «Барышне
из Авиньона», или красавчика-певца с усами, а, может быть, офицера республ
иканской гвардии Ц короче, кого-нибудь в этом роде, там будет видно. Рому
альд же, вечно мрачный, из-за своего меланхоличного вида похожий на Китон
а, которого она видела пару раз в немом кино, был совсем не в ее вкусе. Прежд
е всего надо было выяснить, что он собирается делать с этим украшением, уз
нать его примерную цену, мажет быть, у ювелира в Везуле, и, главное, знать на
верняка, не ворованное ли оно: при всей своей хитрости и алчности Ирен боя
лась полиции.
Ц Я не нашел твоего барана, моя птичка, Ц развел руками расстроенный Ро
муальд.
Ц Он сам вернулся, не переживай, Ц улыбнулась красотка и снова уселась
на траву со своими спицами.

***

Ц Они гроша ломанного не стоят, ваши цацки, Ц объявил Фредди Ролмол, сам
ый крупный скупщик краденного в квартале Ля Шапель, вынимая из глаза луп
у и отодвигая с отвращением жемчужины Востока, разложенные перед ним на
рабочем столе.
Ц Все поддельные, не стоят сапожного гвоздя, невеста последнего оборва
нца и та не захочет, чтоб ей подарили такие на свадьбу. В лотерею на ярмарк
е в Троне можно выиграть лучше.
Он посмотрел на троицу, нервно ерзавшую перед ним на стульях. Взгляд его, к
роме отвращения, выражал одновременно огорчение и презрение. Клиенты же
его были людьми вполне серьезными. Перед ним сидели небезызвестный Нини
Комбинас, его подружка красавица Гертруда и этот проходимец Пьянити, без
которого не обходилось ни одно громкое дело. Что значил этот цирк? Они при
шли к нему, чтобы оценить редкий жемчуг, тянувший, по их словам, на сотни ми
ллионов, а он в свои сильные лупы видит обыкновенные стекляшки, которые н
е жалко выбросить в Сену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14