Коснувшись земли, шасси задымилось, огромный лайнер вздрогнул, подбитой птицей пробежал по бетонке и под реверсивный рев моторов наконец остановился. Прибыли.
«Интересно, чем тут у них кормят?» Прохоров сразу повеселел, глянул на свои «сейко», летели чуть больше часа, время самое что ни на есть обеденное. Потом был паспортный контроль, общее построение и встреча с рослым, все время улыбающимся мужиком с большим транспарантом в руках: «Alfa Lines».
— Здравствовайте, любимые друзья. — Он пожал ручку сотруднице «Альтаира», расшаркался перед залетными россиянами. — Добром пожаловайт. Я вас буду обслуживайт, меня называть Эрик Кнутсен.
С русским у него было не очень, зато всем своим видом он излучал респектабельность, желание понравиться и готовность воплотить в жизнь любую фантазию клиента.
— Господа, теперь вами будут заниматься наши норвежские коллеги. — Девица из «Альтаира» передала Кнутсену папку с документами, улыбнулась с чувством выполненного долга. — По вопросам проживания, питания, культурного досуга пожалуйста к ним, не стесняйтесь.
Чувствовалось, что ей хочется побыстрей покончить с формальностями.
— А вы что же, барышня, разве не с нами? — Лысый закурил с равнодушным видом, выплюнул прилипшую к языку табачную крошку. — Что, не нравимся?
Девица дернула плечом, с брезгливой гримасой переступила ногами, будто хотела по малой нужде:
— В мой контракт не входит сопровождение туристов, только доставка. Ну, господа, счастливо вам отдохнуть.
Она попрощалась с норвежцем, одарила всех торопливой дежурной улыбкой и с видом голодной пантеры направилась в ближайший шоп.
— Мы вас обслужайт, как душа пожелайт. — Свернув транспарант в трубочку, Кнутсен красноречивыми жестами поманил всех за собой. — Поехай в отель отдыхай!
На парковочной площадке уже мягко урчал мотором междугородный автобус «вольво». Глянцевые бока его играли бликами, вспыхивали огнем хромированные части, огни чужой страны отражались в огромных тонированных стеклах. Тефлоновое покрытие, вместительный гардероб, удобный туалет, мощный кондиционер… Погрузились, расселись, тронулись. Эрик Кнутсен, утонув в удобном анатомическом кресле рядом с водителем, взял в руки микрофон и принялся изводить «руссо туристо» вводными замечаниями. О том, что Норвегия — это конституционная монархия, глава страны — король, высший законодательный орган — парламент, стортинг, государственный язык — норвежский, а официальная религия — лютеранство. При этом он по-прежнему источал счастливые улыбки, являя собой воплощение гостеприимства и радушия, однако Толя Громов, сидевший неподалеку, неожиданно насторожился: улыбался норвежец одними только губами, глаза же его, холодные и оценивающие, смотрели с циничным прагматизмом наемного убийцы.
— Остановите, пожалуйста, мне плохо. — Мгновенно сконцентрировавшись, Толя начал подниматься, но не успел.
Лицо Кнутсена исказилось ненавистью, вскрикнув, он натянул противогаз, и салон автобуса тут же превратился в долину гейзеров. Из-под сидений с шипением забили струи, воздух сделался тяжелым и непрозрачным, и последнее, что Громов запомнил, были ярко-красные бенгальские огни, с бешеной скоростью кружившиеся в голове, — сладкий, маслянистый дурман надолго усыпил его.
За окнами падал снег, мокрый, тяжелый, быстро превращающийся в грязные лужи на асфальте.
«Ну вот, скоро зима». Оторвав от компьютер покрасневшие глаза, Марина Викторовна Пиновская включила кофеварку и нажала кнопку селектора:
— Осаф Александрович, как насчет легкого перекуса?
Она терпеть не могла есть в одиночестве.
— Очень даже положительно, сейчас буду. — Дубинин согласился не раздумывая, время было ужинать, а он еще и не обедал, делал срочный анализ на мембранном хроматографе.
Пиновская управилась быстро, — когда Осаф Александрович вошел в кабинет, на блюде уже остывали горячие бутерброды с колбасой и сыром, в микроволновке разогревалась пицца с луком и грибами, а в воздухе благоухало свежезаваренным цейлонским чаем.
— Вот, душу посолить. — Дубинин выложил на стол здоровенного копченого палтуса и, часто сглатывая, принялся со знанием дела резать истекающую жиром рыбину. — К нему лучка покрошить — объедение.
Он всегда отличался экстравагантностью вкусов.
Предвкушая приятную беседу, сослуживцы уселись за стол, и, хоть и говорят, что за едой нужно думать только о еде, Пиновская включила телевизор. А когда же еще-то его смотреть, проклятый?
Пицца просто таяла во рту, бутерброды были выше всяких похвал, палтус вызывал эйфорию, цейлонский чай — неподдельный восторг, и, быстро утолив первый голод, Дубинин глянул на экран.
— Знаете, Марина Викторовна, — он сморщился, — существует мнение, что миром правят ложь и деньги. Я бы уточнил: и глупость.
По государственному каналу показывали фрагменты думского заседания, народные избранники обсуждали закон о запрещении нацистской атрибутики, главным образом свастики.
— Не понимаю. — Пиновская четвертовала бутерброд, положила в чай кусочек сахара, подумала, добавила еще. — Депутаты борются с коричневой чумой, чего ж тут глупого? Фашизм не пройдет!
— А почему бы им не запретить красный флаг, являющийся родовым стягом Киевичей на Руси? А заодно и серп с молотом, которые издревле считались атрибутами Сварога и Велеса, а также пятиконечную звезду — знак микрокосма? Свастика — символ общечеловеческой мудрости, на Руси он назывался коловратом и означал солнце в движении. — Дубинин с хрустом разгрыз рыбий хрящик, вытер жирные губы салфеткой. — А чего ж никто не вспоминает, что сразу после революции, еще задолго до того, как фашисты пришли к власти, выходили советские деньги со знаком свастики? С содержанием надо бороться, господа депутаты, с содержанием, а не с формой. И читать побольше, по истории! Прошу вас, Марина Викторовна, переключите куда-нибудь.
На ТСВ повторяли телешоу «Кто? С кем? Когда?». Яша Лохматович, вальяжный, в шикарном черном смокинге, держал аудиторию в напряжении:
— Итак, господа, чей бюст на картине? Три варианта ответов: Инессы Арманд, Фанни Каплан, Надежды Константиновны. Время пошло. О, какое стечение обстоятельств! Музыкальная пауза!
Мгновенно возникшие на экране Пиль с сыновьями принялись ловко открывать рты под фанеру:
Мой миленок прикупил мне декольте,
Поддувает мне таперича везде,
Выносить я это больше не могу,
Эх, прикуплю себе бюстгальтер на меху…
— Тьфу ты, какая гадость. — Дубинин сразу вспомнил вкус китайского картофельного пирожного, жаренного на шпике, удрученно покачал головой. — Знаете, Марина Викторовна, я тут перечитывал на днях «Слово о полку Игореве», там есть интереснейшее место, где говорится о наничье. Это чисто русское, старинное понятие. — Он выдержал паузу, задумчиво отхлебнул чаю. — Время понимается в народной культуре как своего рода течение, ток жизни. Когда же нарушается нормальный ход времен, когда они обращаются наничь, целый народ оказывается в зазеркальном мире, где все не так, все наоборот, все против правил. Вывернута наизнанку вся культура, традиции, система ценностей. Боюсь, что это сказано про нас. Это что, искусство? — Дубинин с брезгливостью кивнул на экран, где Пиль с сыновьями, хлопая себя по ляжкам, водили хоровод. — И ведь, смотрите, народу нравится.
— Ну, Осаф Александрович, вопросы моды, популярности, признания, наконец, — это тайна за семью печатями. Девяносто девять, знаете ли, процентов по-настоящему одаренных людей умирают в нищете и безвестности. В основном все зависит от обстоятельств. Представьте, если бы Элвис Пресли не решил сделать матери сюрприз и не принес фонограмму со своими песнями на радиостанцию, может быть, он так и остался бы обыкновенным водителем автобуса. Случай, его величество случай. Хотя кое-кому удавалось крепко взять фортуну за задницу. Вы слышали фамилию Грозен, Георгий Генрихович?
Пиновская иногда могла быть довольно вульгарной.
— Грозен, Грозен, нет не припомню. — Дубинин облизнулся и начал пробовать колечки лука, щедро политые соевым соусом, — уже пропитавшиеся, сделавшиеся коричневыми.
— Интереснейшая личность, скажу я вам. — Пиновская посмотрела на сотрапезника с жалостью: прямо как Буратино, жрет лук и радуется. — Выдающийся был мистик. Карьеру начинал еще при Сталине, принадлежал к когорте придворных экстрасенсов. А в наши дни открыл свой бизнес, помимо всего прочего обеспечивал магическую защиту киллерам. — Марина Викторовна подышала на очки, протерла их носовым платком. — Есть предположение, что и Скунс без него не обошелся, — ловят все кому не лень и никто поймать не может. Так вот, этот Грозен мог превратить безголосую певичку с заурядной внешностью в звезду эстрады, провинциального бухгалтера в процветающего банкира, а бывшего комсорга в крупного политического деятеля. Называется это саксессной магией, то есть магией успеха. Да, знаменитый был мистик, бандиты и новые русские просто молились на него. Недавно преставился, уже, верно, жарится в аду, а дело его живет, вон сколько всякой бездарности на экране! Как вы сказали, время-то наше называется, наничье?
Словно в подтверждение ее слов, запела новая восходящая звезда, зеленогубо-босоногая пай-девочка Ассоль. Бестолково шастая по сцене, она вихляла тощенькими, неаппетитными ягодицами в кружевах, негромко повторяла сиплым, дрожащим голоском:
Утро этого дня-а-а-а
Сложилось плохо у меня-а-а-а,
Случшась жуткая фигня-а-а-а,
Теперь беременная я-а-а-а…
Чем все кончилось у пай-девочки Ассоль, узнать не пришлось, прозвучал зуммер селектора, и предельно вежливый голос Наташи произнес:
— Марина Викторовна, приехал Сергей Петрович, просит вас срочно зайти. И Осафа Александровича, если он у вас.
— Ага, видать, начальство прибыло голодное и злое. — Пиновская достала из холодильника початый торт «Поморский», заговорщицки подмигнула Дубинину. — Теперь можно и вперед на мины.
Все знали, что Плещеев обожает сладкое. Однако Сергей Петрович на торт даже не глянул, он был взволнован и мрачен, словно раненый тигр, метался по кабинету из угла в угол. При виде Пиновской и Дубинина он все же взял себя в руки и уселся в кресло, но еще долго не мог попасть зажигалкой в сигарету.
— Толя Громов не вышел на связь!
Сегодня Плещеев весь день был в разъездах — проверял периферийные объекты, занимался казуистикой снабжения. Уже под вечер его вызвали к начальству, а там творилось несусветное: одно из режимных производств, не выдержав мук конверсии, сменяло на харчи готовую продукцию — портативные психотронные изделия. Плещееву приказали бросить все дела и умереть, но не дать врагам воспользоваться чудо-оружием. О Толе Громове ему сообщили так, между прочим, не до того сейчас, да и незаменимых людей у нас, как известно, нет. Будет время — наведем справки, будет возможность — поищем.
«Все правильно, я другой такой страны не знаю, где спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Не докурив, Плещеев сунул сигарету в пепельницу, указал подчиненным на диван:
— Присядьте. Так вот. Толю никто искать не собирается, пока нет возможности. Какие соображения?
Пиновская и Дубинин медленно опустились на потертую, прошитую ромбами кожу, молча уставились Плещееву в глаза, — профессионалы как-никак, хорошо понимали, что без резидентуры, без развитой агентурной сети Громову не поможешь. Это вам не из гранатомета стрелять по негодяйским «мерседесам».
— Надо вот что. — Марина Викторовна наконец вспомнила про торт, поднявшись, положила «Поморский» в холодильник. — Скунсу надо дать знать. Он ведь за границей как рыба в воде, чем черт не шутит, вдруг поможет. Ну и самим поработать, ох, чуяло мое сердце, с этим конкурсом красоты не все чисто…
— Скунса задействовать? Смеетесь! Чтобы он с его разборчивостью да в дерьме ковырялся? — Плещеев с сомнением покачал головой, потер лоб, тяжело вздохнул. — Ладно, Марина Викторовна, попробуйте. В самом деле, кто его знает, что у Скунса в голове, может, и клюнет.
Как известно, утопающий хватается даже за соломинку.
Всю ночь шел мокрый, противный снег, и к утру асфальт покрылся грязным, слякотным месивом, хлюпающим под колесами и густо налипающим на лобовые стекла. «Надо бы тебя, моя девочка, тефлоном натереть». Мигнув поворотником, Снегирев ушел с Пискаревского на проспект Непокоренных, перестроился вправо и, не торопясь, загнал «Ниву» на парковку у Мемориала, — хорошее место, никакой суеты, можно без помех подумать о смысле жизни.
А на кладбище все спокойненько
Среди верб, тополей и берез,
Все культурненько, все пристойненько,
И решен там квартирный вопрос.
Напевая вполголоса, Алексей достал портативный компьютер, пробежался пальцами по клавишам: «Мое почтение, уважаемый Аналитик, жду с нетерпением…»
Позавчера ему пришло экстренное послание от эгидовцев, электронный «СОС» с просьбой принять участие в судьбе Толи Громова, хорошего парня, с концами потерявшегося в Норвегии. Понятная ситуация: постперестроечной отчизне не до своих пропавших сыновей, сотня туда, сотня сюда, не страшно, бабы новых нарожают. По большому счету, хороший парень Толя Громов был и Снегиреву до лампочки, однако с ним вместе пропал и Серега Прохоров, а это в корне меняло дело.
«Здравствуйте, Дорогой друг». Компьютер коротко пискнул, по дисплею стремительно побежали буквы, Аналитик работал мастерски. Странно устроен мир. Собеседники находились друг от друга в полутора часах езды на машине, а компьютерный диалог между ними происходил запутанным, окольным путем, чуть ли не через Новую Зеландию. Се ля ви.
Аналитик был профессионалом высочайшего класса. За два дня он успел собрать информацию, из которой следовало, что контора покойного Морозова «Эверест» была только ширмой, а непосредственное финансирование конкурса красоты и бойцовского турнира производилось имиджмейкерской фирмой «Магия успеха», причем за счет средств, полученных откуда-то из-за кордона. Путевки, призы, ангажемент устроителей, все оплачивалось через цепочку посредников, и, если бы не опыт Аналитика, докопаться до истины было бы крайне затруднительно. Все шито-крыто, работали профессионалы. Странно было еще вот что. Фирма «Магия успеха» была основана некой Лаурой Гревской, известным экстрасенсом, пользовавшейся большой популярностью в конце восьмидесятых — начале девяностых годов. Затем внезапно, словно по мановению волшебной палочки, она ушла в тень, прекратила практику, и ее имя навсегда исчезло с рекламных проспектов. Более того, не сохранилось ни одной афиши с ее изображением, ни одной записи ее выступлений, — чувствуется, что поработали опытные и очень длинные руки, не иначе протянувшиеся из Большого дома.
«А нельзя ли установить поконкретней, откуда пришли денежки в „Магию успеха“?» Снегирев распечатал пакетик арахиса и высыпал в рот полгорсти, — зубы у него были крепкими, из белоснежного порцелана.
«С наскоку, Дорогой друг, не взять, скоро только кошки родятся».
Надпись на экране ничуть не удивила его, он усмехнулся и тронул пальцами клавиши.
«Спасибо, Аналитик, конец связи». Пора было ехать бороться с гиподинамией, — лучше быть богатым и здоровым, чем нищим и больным. По пути в спортзал Снегирев купил «Вестник оккультизма», быстро пролистал. С глянцевого разворота его пронзили оранжевые, горящие таинственным огнем глаза, на месте носа было написано:
"Имиджмсйкерская фирма «Магия успеха».
Мы сделаем вашу жизнь прекрасной сказкой! Любовь до гроба. Неразменный рубль. Скатерть-самобранка. Из грязи в князи. Свидетельство 666".
«Ну-ну, — Снегирев запомнил адрес, хмыкнул, — чего-чего, а грязи у нас хватает». Включил поворотник и, резво дав по газам, влился в транспортный поток. Брызги из-под колес мышастой летели во все стороны.
ГЛАВА 16
Фирма «Магия успеха» располагалась в мрачном старинном доме неподалеку от станции метро «Площадь Восстания». Снегирев открыл массивную дверь и через античную арку, опирающуюся на две дорийские малахитовые колонны, попал в просторный холл, в центре которого бил фонтан в большом мраморном бассейне. Как видно, дела на магическом поприще шли успешно.
— Добрый вечер! Чем могу? — К визитеру тут же подошел молодой человек во всем белом, на Пэуди у него висела табличка «Оккультист-диспетчер магистр белой магии Х.Х. Сиротский».
— Вай, дорогой, я тоже могу, но пока, мамой клянусь, не хочу. — Снегирев хлопнул его по плечу и весело подмигнул здоровенному охраннику у дверей. — Я по интимной части, насчет жены.
Сам черт не узнал бы Алексея. Его седые волосы были выкрашены в радикально черный цвет красителем-хамелеоном, на мастерски загримированном лице топорщились огромные, закрученные кверху усы, просторное кожаное пальто касалось каблуков высоких, из натуральной крокодиловой кожи «казаков».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Интересно, чем тут у них кормят?» Прохоров сразу повеселел, глянул на свои «сейко», летели чуть больше часа, время самое что ни на есть обеденное. Потом был паспортный контроль, общее построение и встреча с рослым, все время улыбающимся мужиком с большим транспарантом в руках: «Alfa Lines».
— Здравствовайте, любимые друзья. — Он пожал ручку сотруднице «Альтаира», расшаркался перед залетными россиянами. — Добром пожаловайт. Я вас буду обслуживайт, меня называть Эрик Кнутсен.
С русским у него было не очень, зато всем своим видом он излучал респектабельность, желание понравиться и готовность воплотить в жизнь любую фантазию клиента.
— Господа, теперь вами будут заниматься наши норвежские коллеги. — Девица из «Альтаира» передала Кнутсену папку с документами, улыбнулась с чувством выполненного долга. — По вопросам проживания, питания, культурного досуга пожалуйста к ним, не стесняйтесь.
Чувствовалось, что ей хочется побыстрей покончить с формальностями.
— А вы что же, барышня, разве не с нами? — Лысый закурил с равнодушным видом, выплюнул прилипшую к языку табачную крошку. — Что, не нравимся?
Девица дернула плечом, с брезгливой гримасой переступила ногами, будто хотела по малой нужде:
— В мой контракт не входит сопровождение туристов, только доставка. Ну, господа, счастливо вам отдохнуть.
Она попрощалась с норвежцем, одарила всех торопливой дежурной улыбкой и с видом голодной пантеры направилась в ближайший шоп.
— Мы вас обслужайт, как душа пожелайт. — Свернув транспарант в трубочку, Кнутсен красноречивыми жестами поманил всех за собой. — Поехай в отель отдыхай!
На парковочной площадке уже мягко урчал мотором междугородный автобус «вольво». Глянцевые бока его играли бликами, вспыхивали огнем хромированные части, огни чужой страны отражались в огромных тонированных стеклах. Тефлоновое покрытие, вместительный гардероб, удобный туалет, мощный кондиционер… Погрузились, расселись, тронулись. Эрик Кнутсен, утонув в удобном анатомическом кресле рядом с водителем, взял в руки микрофон и принялся изводить «руссо туристо» вводными замечаниями. О том, что Норвегия — это конституционная монархия, глава страны — король, высший законодательный орган — парламент, стортинг, государственный язык — норвежский, а официальная религия — лютеранство. При этом он по-прежнему источал счастливые улыбки, являя собой воплощение гостеприимства и радушия, однако Толя Громов, сидевший неподалеку, неожиданно насторожился: улыбался норвежец одними только губами, глаза же его, холодные и оценивающие, смотрели с циничным прагматизмом наемного убийцы.
— Остановите, пожалуйста, мне плохо. — Мгновенно сконцентрировавшись, Толя начал подниматься, но не успел.
Лицо Кнутсена исказилось ненавистью, вскрикнув, он натянул противогаз, и салон автобуса тут же превратился в долину гейзеров. Из-под сидений с шипением забили струи, воздух сделался тяжелым и непрозрачным, и последнее, что Громов запомнил, были ярко-красные бенгальские огни, с бешеной скоростью кружившиеся в голове, — сладкий, маслянистый дурман надолго усыпил его.
За окнами падал снег, мокрый, тяжелый, быстро превращающийся в грязные лужи на асфальте.
«Ну вот, скоро зима». Оторвав от компьютер покрасневшие глаза, Марина Викторовна Пиновская включила кофеварку и нажала кнопку селектора:
— Осаф Александрович, как насчет легкого перекуса?
Она терпеть не могла есть в одиночестве.
— Очень даже положительно, сейчас буду. — Дубинин согласился не раздумывая, время было ужинать, а он еще и не обедал, делал срочный анализ на мембранном хроматографе.
Пиновская управилась быстро, — когда Осаф Александрович вошел в кабинет, на блюде уже остывали горячие бутерброды с колбасой и сыром, в микроволновке разогревалась пицца с луком и грибами, а в воздухе благоухало свежезаваренным цейлонским чаем.
— Вот, душу посолить. — Дубинин выложил на стол здоровенного копченого палтуса и, часто сглатывая, принялся со знанием дела резать истекающую жиром рыбину. — К нему лучка покрошить — объедение.
Он всегда отличался экстравагантностью вкусов.
Предвкушая приятную беседу, сослуживцы уселись за стол, и, хоть и говорят, что за едой нужно думать только о еде, Пиновская включила телевизор. А когда же еще-то его смотреть, проклятый?
Пицца просто таяла во рту, бутерброды были выше всяких похвал, палтус вызывал эйфорию, цейлонский чай — неподдельный восторг, и, быстро утолив первый голод, Дубинин глянул на экран.
— Знаете, Марина Викторовна, — он сморщился, — существует мнение, что миром правят ложь и деньги. Я бы уточнил: и глупость.
По государственному каналу показывали фрагменты думского заседания, народные избранники обсуждали закон о запрещении нацистской атрибутики, главным образом свастики.
— Не понимаю. — Пиновская четвертовала бутерброд, положила в чай кусочек сахара, подумала, добавила еще. — Депутаты борются с коричневой чумой, чего ж тут глупого? Фашизм не пройдет!
— А почему бы им не запретить красный флаг, являющийся родовым стягом Киевичей на Руси? А заодно и серп с молотом, которые издревле считались атрибутами Сварога и Велеса, а также пятиконечную звезду — знак микрокосма? Свастика — символ общечеловеческой мудрости, на Руси он назывался коловратом и означал солнце в движении. — Дубинин с хрустом разгрыз рыбий хрящик, вытер жирные губы салфеткой. — А чего ж никто не вспоминает, что сразу после революции, еще задолго до того, как фашисты пришли к власти, выходили советские деньги со знаком свастики? С содержанием надо бороться, господа депутаты, с содержанием, а не с формой. И читать побольше, по истории! Прошу вас, Марина Викторовна, переключите куда-нибудь.
На ТСВ повторяли телешоу «Кто? С кем? Когда?». Яша Лохматович, вальяжный, в шикарном черном смокинге, держал аудиторию в напряжении:
— Итак, господа, чей бюст на картине? Три варианта ответов: Инессы Арманд, Фанни Каплан, Надежды Константиновны. Время пошло. О, какое стечение обстоятельств! Музыкальная пауза!
Мгновенно возникшие на экране Пиль с сыновьями принялись ловко открывать рты под фанеру:
Мой миленок прикупил мне декольте,
Поддувает мне таперича везде,
Выносить я это больше не могу,
Эх, прикуплю себе бюстгальтер на меху…
— Тьфу ты, какая гадость. — Дубинин сразу вспомнил вкус китайского картофельного пирожного, жаренного на шпике, удрученно покачал головой. — Знаете, Марина Викторовна, я тут перечитывал на днях «Слово о полку Игореве», там есть интереснейшее место, где говорится о наничье. Это чисто русское, старинное понятие. — Он выдержал паузу, задумчиво отхлебнул чаю. — Время понимается в народной культуре как своего рода течение, ток жизни. Когда же нарушается нормальный ход времен, когда они обращаются наничь, целый народ оказывается в зазеркальном мире, где все не так, все наоборот, все против правил. Вывернута наизнанку вся культура, традиции, система ценностей. Боюсь, что это сказано про нас. Это что, искусство? — Дубинин с брезгливостью кивнул на экран, где Пиль с сыновьями, хлопая себя по ляжкам, водили хоровод. — И ведь, смотрите, народу нравится.
— Ну, Осаф Александрович, вопросы моды, популярности, признания, наконец, — это тайна за семью печатями. Девяносто девять, знаете ли, процентов по-настоящему одаренных людей умирают в нищете и безвестности. В основном все зависит от обстоятельств. Представьте, если бы Элвис Пресли не решил сделать матери сюрприз и не принес фонограмму со своими песнями на радиостанцию, может быть, он так и остался бы обыкновенным водителем автобуса. Случай, его величество случай. Хотя кое-кому удавалось крепко взять фортуну за задницу. Вы слышали фамилию Грозен, Георгий Генрихович?
Пиновская иногда могла быть довольно вульгарной.
— Грозен, Грозен, нет не припомню. — Дубинин облизнулся и начал пробовать колечки лука, щедро политые соевым соусом, — уже пропитавшиеся, сделавшиеся коричневыми.
— Интереснейшая личность, скажу я вам. — Пиновская посмотрела на сотрапезника с жалостью: прямо как Буратино, жрет лук и радуется. — Выдающийся был мистик. Карьеру начинал еще при Сталине, принадлежал к когорте придворных экстрасенсов. А в наши дни открыл свой бизнес, помимо всего прочего обеспечивал магическую защиту киллерам. — Марина Викторовна подышала на очки, протерла их носовым платком. — Есть предположение, что и Скунс без него не обошелся, — ловят все кому не лень и никто поймать не может. Так вот, этот Грозен мог превратить безголосую певичку с заурядной внешностью в звезду эстрады, провинциального бухгалтера в процветающего банкира, а бывшего комсорга в крупного политического деятеля. Называется это саксессной магией, то есть магией успеха. Да, знаменитый был мистик, бандиты и новые русские просто молились на него. Недавно преставился, уже, верно, жарится в аду, а дело его живет, вон сколько всякой бездарности на экране! Как вы сказали, время-то наше называется, наничье?
Словно в подтверждение ее слов, запела новая восходящая звезда, зеленогубо-босоногая пай-девочка Ассоль. Бестолково шастая по сцене, она вихляла тощенькими, неаппетитными ягодицами в кружевах, негромко повторяла сиплым, дрожащим голоском:
Утро этого дня-а-а-а
Сложилось плохо у меня-а-а-а,
Случшась жуткая фигня-а-а-а,
Теперь беременная я-а-а-а…
Чем все кончилось у пай-девочки Ассоль, узнать не пришлось, прозвучал зуммер селектора, и предельно вежливый голос Наташи произнес:
— Марина Викторовна, приехал Сергей Петрович, просит вас срочно зайти. И Осафа Александровича, если он у вас.
— Ага, видать, начальство прибыло голодное и злое. — Пиновская достала из холодильника початый торт «Поморский», заговорщицки подмигнула Дубинину. — Теперь можно и вперед на мины.
Все знали, что Плещеев обожает сладкое. Однако Сергей Петрович на торт даже не глянул, он был взволнован и мрачен, словно раненый тигр, метался по кабинету из угла в угол. При виде Пиновской и Дубинина он все же взял себя в руки и уселся в кресло, но еще долго не мог попасть зажигалкой в сигарету.
— Толя Громов не вышел на связь!
Сегодня Плещеев весь день был в разъездах — проверял периферийные объекты, занимался казуистикой снабжения. Уже под вечер его вызвали к начальству, а там творилось несусветное: одно из режимных производств, не выдержав мук конверсии, сменяло на харчи готовую продукцию — портативные психотронные изделия. Плещееву приказали бросить все дела и умереть, но не дать врагам воспользоваться чудо-оружием. О Толе Громове ему сообщили так, между прочим, не до того сейчас, да и незаменимых людей у нас, как известно, нет. Будет время — наведем справки, будет возможность — поищем.
«Все правильно, я другой такой страны не знаю, где спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Не докурив, Плещеев сунул сигарету в пепельницу, указал подчиненным на диван:
— Присядьте. Так вот. Толю никто искать не собирается, пока нет возможности. Какие соображения?
Пиновская и Дубинин медленно опустились на потертую, прошитую ромбами кожу, молча уставились Плещееву в глаза, — профессионалы как-никак, хорошо понимали, что без резидентуры, без развитой агентурной сети Громову не поможешь. Это вам не из гранатомета стрелять по негодяйским «мерседесам».
— Надо вот что. — Марина Викторовна наконец вспомнила про торт, поднявшись, положила «Поморский» в холодильник. — Скунсу надо дать знать. Он ведь за границей как рыба в воде, чем черт не шутит, вдруг поможет. Ну и самим поработать, ох, чуяло мое сердце, с этим конкурсом красоты не все чисто…
— Скунса задействовать? Смеетесь! Чтобы он с его разборчивостью да в дерьме ковырялся? — Плещеев с сомнением покачал головой, потер лоб, тяжело вздохнул. — Ладно, Марина Викторовна, попробуйте. В самом деле, кто его знает, что у Скунса в голове, может, и клюнет.
Как известно, утопающий хватается даже за соломинку.
Всю ночь шел мокрый, противный снег, и к утру асфальт покрылся грязным, слякотным месивом, хлюпающим под колесами и густо налипающим на лобовые стекла. «Надо бы тебя, моя девочка, тефлоном натереть». Мигнув поворотником, Снегирев ушел с Пискаревского на проспект Непокоренных, перестроился вправо и, не торопясь, загнал «Ниву» на парковку у Мемориала, — хорошее место, никакой суеты, можно без помех подумать о смысле жизни.
А на кладбище все спокойненько
Среди верб, тополей и берез,
Все культурненько, все пристойненько,
И решен там квартирный вопрос.
Напевая вполголоса, Алексей достал портативный компьютер, пробежался пальцами по клавишам: «Мое почтение, уважаемый Аналитик, жду с нетерпением…»
Позавчера ему пришло экстренное послание от эгидовцев, электронный «СОС» с просьбой принять участие в судьбе Толи Громова, хорошего парня, с концами потерявшегося в Норвегии. Понятная ситуация: постперестроечной отчизне не до своих пропавших сыновей, сотня туда, сотня сюда, не страшно, бабы новых нарожают. По большому счету, хороший парень Толя Громов был и Снегиреву до лампочки, однако с ним вместе пропал и Серега Прохоров, а это в корне меняло дело.
«Здравствуйте, Дорогой друг». Компьютер коротко пискнул, по дисплею стремительно побежали буквы, Аналитик работал мастерски. Странно устроен мир. Собеседники находились друг от друга в полутора часах езды на машине, а компьютерный диалог между ними происходил запутанным, окольным путем, чуть ли не через Новую Зеландию. Се ля ви.
Аналитик был профессионалом высочайшего класса. За два дня он успел собрать информацию, из которой следовало, что контора покойного Морозова «Эверест» была только ширмой, а непосредственное финансирование конкурса красоты и бойцовского турнира производилось имиджмейкерской фирмой «Магия успеха», причем за счет средств, полученных откуда-то из-за кордона. Путевки, призы, ангажемент устроителей, все оплачивалось через цепочку посредников, и, если бы не опыт Аналитика, докопаться до истины было бы крайне затруднительно. Все шито-крыто, работали профессионалы. Странно было еще вот что. Фирма «Магия успеха» была основана некой Лаурой Гревской, известным экстрасенсом, пользовавшейся большой популярностью в конце восьмидесятых — начале девяностых годов. Затем внезапно, словно по мановению волшебной палочки, она ушла в тень, прекратила практику, и ее имя навсегда исчезло с рекламных проспектов. Более того, не сохранилось ни одной афиши с ее изображением, ни одной записи ее выступлений, — чувствуется, что поработали опытные и очень длинные руки, не иначе протянувшиеся из Большого дома.
«А нельзя ли установить поконкретней, откуда пришли денежки в „Магию успеха“?» Снегирев распечатал пакетик арахиса и высыпал в рот полгорсти, — зубы у него были крепкими, из белоснежного порцелана.
«С наскоку, Дорогой друг, не взять, скоро только кошки родятся».
Надпись на экране ничуть не удивила его, он усмехнулся и тронул пальцами клавиши.
«Спасибо, Аналитик, конец связи». Пора было ехать бороться с гиподинамией, — лучше быть богатым и здоровым, чем нищим и больным. По пути в спортзал Снегирев купил «Вестник оккультизма», быстро пролистал. С глянцевого разворота его пронзили оранжевые, горящие таинственным огнем глаза, на месте носа было написано:
"Имиджмсйкерская фирма «Магия успеха».
Мы сделаем вашу жизнь прекрасной сказкой! Любовь до гроба. Неразменный рубль. Скатерть-самобранка. Из грязи в князи. Свидетельство 666".
«Ну-ну, — Снегирев запомнил адрес, хмыкнул, — чего-чего, а грязи у нас хватает». Включил поворотник и, резво дав по газам, влился в транспортный поток. Брызги из-под колес мышастой летели во все стороны.
ГЛАВА 16
Фирма «Магия успеха» располагалась в мрачном старинном доме неподалеку от станции метро «Площадь Восстания». Снегирев открыл массивную дверь и через античную арку, опирающуюся на две дорийские малахитовые колонны, попал в просторный холл, в центре которого бил фонтан в большом мраморном бассейне. Как видно, дела на магическом поприще шли успешно.
— Добрый вечер! Чем могу? — К визитеру тут же подошел молодой человек во всем белом, на Пэуди у него висела табличка «Оккультист-диспетчер магистр белой магии Х.Х. Сиротский».
— Вай, дорогой, я тоже могу, но пока, мамой клянусь, не хочу. — Снегирев хлопнул его по плечу и весело подмигнул здоровенному охраннику у дверей. — Я по интимной части, насчет жены.
Сам черт не узнал бы Алексея. Его седые волосы были выкрашены в радикально черный цвет красителем-хамелеоном, на мастерски загримированном лице топорщились огромные, закрученные кверху усы, просторное кожаное пальто касалось каблуков высоких, из натуральной крокодиловой кожи «казаков».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41