А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Присев на верстак, Эдуар принялся поглаживать губки тисков.
– Не соблаговолите ли вы показать мне низ вашей спины? – спросил Гролофф.
Эдуар ничем не выдал своего удивления. Соскочив с верстака, он расстегнул комбинезон, под которым были только трусы, и повернулся к герцогу спиной.
Тот наклонился и перекрестился.
– Боже всемогущий! – прошептал старик.
– Вас так взволновало мое родимое пятно? – спросил Эдуар.
– Такое же родимое пятно у всех мужчин из рода Скобосов. По форме оно напоминает очертания Черногории.
– Ну и дела! – хихикнул Бланвен, чтобы скрыть смущение.
– Нет никакого сомнения, что вы сын Сигизмонда Второго, – заявил герцог.
– А в династии не было Эдуара?
– Нет.
– Значит, я Эдуар Первый? – пошутил Бланвен.
– Выходит, да.
– Сын князя – ладно, но сын служанки – вот в чем загвоздка, не так ли?
– Необязательно, поскольку князь признал свое отцовство.
– Да и потом, в любом случае ведь Черногория республика?
– Пока.
– Хм, знаете ли, возвращение Зорро… На вашем месте я бы особо не рассчитывал на это.
– История непредсказуема, монсеньор.
Эдуар подскочил.
– Повторите-ка, пожалуйста, что вы сказали!
– Я сказал, монсеньор, что история непредсказуема.
– Вы называете меня «монсеньор»!
Старый толстяк улыбнулся.
– Отныне мне будет затруднительно называть вас как-нибудь иначе.
Герцог огляделся.
– Вы здесь живете?
– Не княжеское жилье, не так ли?
– Все Скобосы увлечены техникой. Ваш отец был…
– Я знаю: его страстью были мотоциклы.
– А у вашего деда – самолеты. Короче говоря, монсеньор, княгиня Гертруда хочет как можно скорее увидеть вас.
– У меня страшно много работы, – возразил Эдуар с нарочито наивным видом.
Герцог был шокирован.
– Ну же, монсеньор, вас ожидает княгиня-мать! Думаю, что вам следует собрать вещи и отправиться вместе с нами в Швейцарию.
– Княгиня Гертруда ждала меня тридцать два года, – ответил Эдуар, – пусть наберется терпения еще на восемь дней. К пятнице я должен закончить заказ на два автомобиля. Ведь слово князя, господин герцог, чего-нибудь да стоит!
Тут вернулся ездивший за запчастями на вокзал Банан. Толстый старик и «роллс-ройс», в котором тот приехал, произвели глубокое впечатление на паренька.
– Позвольте представить вам моего подмастерья, месье Селима Лараби, – сказал Эдуар.
Банан с готовностью протянул руку герцогу, тот, явно испытывая мучение от возможного рукопожатия, никак не отреагировал.
– Банан! – воскликнул Бланвен. – Разве ты не знаешь, что негоже засранцам вроде тебя протягивать свои грабли герцогу; тебя не научили этому на твоих арабских базарах?
При виде обеих физиономий – Гролоффа и Селима – Эдуара разобрал смех. Герцог встал опять со стоном.
– Позвольте мне удалиться, монсеньор. Что я должен сказать княгине Гертруде?
– Что я приеду в воскресенье.
– Можно ли надеяться, что вы прибудете к обеду, монсеньор?
– Можно!
Старик достал из кармана пенсне и приложил его к глазам как лорнет.
– С ума сойти, как вы похожи на НЕГО, – уверенно сказал он, – это поразило меня во время вашего первого визита.
– Что не помешало вам выгнать меня точно проходимца, – заметил Эдуар.
– Тот короткий остаток дней, который мне суждено прожить, я неустанно буду просить у вас прощения, монсеньор. Находясь подле вашей бабушки, я вижу свою миссию в том, чтобы защищать княгиню: как только небо над ее головой хмурится, я открываю зонтик.
На помощь своему пассажиру поспешил Вальтер. Он сменил бархатную куртку на другую, из голубого сукна, а кожаный шнурок – на настоящий галстук, блестящий от частой носки.
– Вы проверили предохранители у вашей кареты? – спросил Эдуар.
– Нет еще, месье.
– Это неблагоразумно, – пожурил шофера Бланвен. – Хотите, я проверю?
– Не думаю, что вам стоит заниматься подобным делом, – пролепетал старик.
Герцог склонился перед автомехаником.
– Желаю вам всего наилучшего, монсеньор, и – до воскресенья.
– До воскресенья, мой милый герцог. Скажите княгине, что я захвачу с собой вина.
19
Эдуар предупредил Розину, что отправляется в путешествие, не открывая ей всей правды. Он только намекнул, что речь идет о любовном приключении, и это обрадовало мать.
В пятницу, отдав клиентам починенные автомобили, Эдуар отправился вместе с Бананом в Париж, чтобы купить себе респектабельный, по его мнению, костюм, нижнее белье и английские туфли от фирмы «Ж.М.Вестон». Бланвен предпочитал легкую обувь итальянского производства, но посчитал, что князю больше приличествуют туфли с круглыми носами и широкой подошвой. Эдуар посвятил араба в суть происшедшего, и Банан, ослепленный блестящей судьбой своего патрона, вышагивал рядом с ним, как носильщик царского паланкина. Они пообедали в ресторане «Фуке», и Селим был поражен толпящимися там звездами кино и телевидения.
По дороге обратно Эдуар сообщил своему подмастерью, что на время своего отсутствия он поручает ему заниматься гаражом, и дал необходимые советы.
– В первый раз ты обманул мое доверие, снюхавшись с Мари-Шарлотт, – сказал Бланвен. – Обманешь во второй раз – между нами все будет кончено.
Приложив правую руку к груди, Банан поклялся, что старое не повторится.
На следующий день Эдуар пустился в дорогу за рулем «Ситроена-15» серого цвета с черными крыльями. Он полностью заменил мотор автомобиля и перекрасил его. На такой машине не стыдно было показаться в замке.
К вечеру Бланвен добрался до Женевы и остановился в отеле «Интерконтиненталь». У бабки он хотел появиться свежим и отдохнувшим. Он пообедал прямо в гостинице, немного выпил и отправился к себе в номер. Переодевшись в пижаму, Эдуар включил телевизор: была ночная трансляция футбольного матча; но задолго до полуночи, сморенный сном, погасил свет и скользнул на свежие простыни.
А когда Бланвен проснулся, его охватил страх – панический страх, с которым он никак не мог совладать. Ему хотелось отправить записку княгине Гертруде Черногорской, отказаться от встречи и сломя голову ринуться домой. Эдуар топтался перед препятствием, как упрямая лошадь, отказывающаяся прыгнуть. От перспективы встречи в замке со старой дамой, свалившейся с другой планеты, у него перехватывало дыхание. Он ощущал себя на веки вечные сыном Розины, он навсегда принадлежал к простонародию; он жил одной жизнью с людьми среднего достатка и знал эту жизнь, с ее нищетой и бедами. Он жил бок о бок с магрибинцем, у них обоих руки были испачканы машинным маслом; он потрахивал время от времени стареющую учительницу из светской школы; его всегда ждал накрытый стол у Шарика – хозяина забегаловки. Как же он выдержит встречу с пожилой женщиной, представительницей высшей аристократии? Что они скажут друг другу? Она, старушка, сброшенная с трона, и он, еще совсем молодой человек, которому разводной ключ заменял скипетр? Во всей этой истории было нечто похожее на американскую комедию.
Эдуар заказал себе побольше черного кофе и все выпил до последней капли. Затем он принялся перелистывать телефонный справочник кантона Женевы и на последних его страницах нашел Версуа. Но никакого упоминания о князьях Черногорских там не было. Без сомнения, у замка было какое-то название, хотя Бланвен не припоминал, видел ли он табличку с указателем на решетке. Он задумчиво глядел на серые страницы, размышляя, под каким же именем могла записаться княгиня в изгнании. И вдруг ему на ум пришла мысль: Скобос. Свергнутые короли и князья, став простыми гражданами, вновь обретают свою фамилию, данную от века.
И действительно, фамилия Скобос оказалась зажатой между Электрическим предприятием Сбиндера и доктором Сламуром.
Эдуар набрал указанный номер, и после первого же звонка трубку снял герцог Гролофф.
– Здравствуйте, господин герцог. Говорит Эдуар Первый! – сказал охрипшим голосом Бланвен.
– Приветствую вас, князь. Где же вы?
– В отеле «Интерконтиненталь».
– Что за мысль пришла вам в голову, монсеньор? Остановиться в отеле, когда в вашем распоряжении целый замок! Должен ли я прислать за вами шофера?
– Не стоит, я на машине.
– В таком случае позволю себе посоветовать вам приехать сюда как можно быстрее. Княгиня Гертруда сгорает от нетерпения увидеть вас.
– О'кей! – машинально ответил Эдуар.
Настежь открытые ворота приглашали войти внутрь. Эдуар заметил, что на лужайке начали косить высокую траву и пропалывать сорняки, проросшие сквозь гравий на большой аллее.
Когда Бланвен приблизился к замку, из ангара показался старый Вальтер, размахивающий руками, – он приглашал Бланвена поставить автомобиль в ангар. Старый слуга и на этот раз сменил свой наряд: на нем были черные брюки и жилет в желтую полоску. Впрочем, и эта одежда казалась не менее потрепанной, чем та, в которой его видел Бланвен в прошлые разы.
Пока Эдуар разворачивался, Вальтер закрывал широкий портал, скрежет при этом был такой, что барабанные перепонки лопались.
С почтением поприветствовав Бланвена, старик спросил у него разрешения вынуть вещи из багажника.
– Не стоит, – ответил Эдуар, – я не задержусь надолго.
Слуга, казалось, глубоко огорчился этим ответом.
– Но для князя приготовлена комната! – сказал он.
Уже на крыльце Эдуар убедился, что все ставни открыты, и это придавало замку гостеприимный вид. Из дверей появился герцог Гролофф – массивный, живописный и бесконечно старый. На нем были брюки в серую полоску и жакет, что делало старика похожим издали на Уинстона Черчилля. Герцог склонился в низком поклоне, ожидая руки Эдуара. Но тот и не подумал протянуть ее. Гролофф выпрямился и пригласил гостя следовать за ним. Бланвен шел такой упругой походкой, что можно было подумать, будто под его ногами резиновое покрытие в двадцать сантиметров толщиной. От страха Эдуар дрожал, чувствуя, как по его лбу градом катится пот.
Пройдя через огромный холл, заставленный уродливой мебелью, они вошли в салон, который днем освещался естественным светом, проникавшим сквозь четыре высоких окна, а с наступлением темноты – двумя гигантскими люстрами голландской работы. Кресла и канапе стиля Людовика XIV, выглядевшие высокомерно благодаря своей позолоте и муару, сгрудились у камина маленьким красным стадом. Посередине холла высилась мраморная подставка, на которой лежали предметы, настолько же ценные, насколько и разнородные – золотые табакерки и коробочки для пилюль, флаконы для ароматических солей и духов, вырезанные из самоцветов, маленькие серебряные подносы с гербами. Как и в холле, здесь тоже на стенах висели портреты; несмотря на яркие краски и блеск масла, от этих лиц веяло беспросветной скукой и чопорной грустью. На некоторых портретах были изображены люди в военной форме, увешанные медалями, на других – таинственные вельможи, на третьих – священнослужители.
– Присаживайтесь, монсеньор, я пойду предупрежу княгиню.
И Гролофф вышел. Но Эдуар остался стоять, чтобы сохранить свободу в движениях в тот роковой момент, когда появится княгиня Гертруда. Его внимание привлекли роскошные безделушки на мраморной подставке. Подобных он никогда прежде не видел; в каждом предмете жила душа, за каждым стояла история.
«Что за беспечность оставлять их так: любой алчный человек может позариться на них!» – подумалось Эдуару.
Дверь, прежде не замеченная Бланвеном, так как была она завешана коврами, открылась. Эдуар ожидал появления княгини из той же двери, через которую прошел сам, поэтому он оказался спиной к старой женщине. Бланвен быстро повернулся и застыл от почтения и нахлынувших на него чувств.
Она была здесь – тщедушная и восхитительная в своем величии; на ней было длинное черное платье, доходившее до щиколоток; черная кружевная пелеринка, наброшенная на плечи, делала эту женщину еще более хрупкой. Из-за своего маленького роста княгиня держалась очень прямо. Лицо ее было бледным, но, несмотря на возраст, на нем почти не было морщин – старуха совершенно не красилась, даже рисовой пудры не было на этом странном лице, на котором читались неумолимая воля и безысходное горе. Гармония ее черт поражала. В молодости Гертруда, наверное, была очень красива, эта красота угадывалась и сейчас. Густая седая шевелюра, стянутая в пучок на макушке, распускалась на затылке густым шиньоном в форме тщательно уложенного полумесяца. На такую прическу требовалось, должно быть, немало времени.
Вслед за княгиней в зал вошла женщина, еще молодая, но как бы высохшая. Ее светло-каштановые волосы, отдававшие в рыжину, большие светлые глаза могли сойти и за зеленые, и за голубые; губы полные, нос слегка вздернут, а лицо украшено веснушками. Казалось, что основу ее жизни составляют осторожность и сдержанность, но за ее скованностью проступали разочарование, покорность и скрытая нежность. Женщина встала слева от старой княгини, и та сразу ухватилась за ее руку.
Эдуару хотелось, чтобы здесь оказался и герцог – он смягчил бы обстановку, но, очевидно, княгиня Гертруда сочла его присутствие неуместным.
Пожилая женщина и молодой человек обменялись долгими испытующими взглядами. Наконец Бланвен низко поклонился и, стараясь, чтобы его голос прозвучал увереннее, произнес:
– Приветствую вас самым почтительным образом, мадам.
Княгиня слегка склонила голову.
– Итак, это вы, – сказала она.
Увлекая за собой компаньонку, старуха обошла вокруг Эдуара. «Как будто осматривает лошадь на ярмарке», – подумал Бланвен, испытывая неловкость. Затем княгиня уселась в кресло. Красное чудовище полностью поглотило ее. Среди огромных подушек старуха казалась совсем крохотной.
– Оставьте нас на минуточку, Маргарет! – приказала княгиня. – И проследите, чтобы никто не вошел сюда.
Голос ее был совершенно лишен интонаций, она изъяснялась на чистом французском языке, в котором слышался легкий акцент.
– Месье, – продолжила княгиня, когда молодая женщина вышла, – я попрошу вас об одной вещи, которая, возможно, шокирует вас, поэтому я заранее прошу у вас прощения: не могли бы вы раздеться?
Эдуар нахмурился.
– Если речь идет об этом знаменитом родимом пятне, то герцог уже имел возможность убедиться, что оно есть, мадам.
– Речь идет не только об этом, – ответила старуха. – Забудьте о стыдливости в присутствии женщины, которой скоро исполнится восемьдесят лет.
Несмотря на спокойный тон, в ее голосе слышался приказ.
Эдуар начал раздеваться. Этот стриптиз был для него настоящим мучением. А повиновался он потому, что понимал: старой княгиней движет не каприз, а необходимость проверить еще что-то.
В мгновение ока Бланвен стоял перед старухой в одних трусах.
– Еще немного мужества, – прошептала княгиня умирающим голосом, – я хочу увидеть вас совершенно голым.
Эдуар стащил с себя трусы в синюю полоску и неподвижно замер, неловкий, сгорающий от стыда, стараясь не прикрывать руками половой орган.
– Повернитесь! – приказала княгиня.
Эдуар подчинился, растерявшись от собственной покорности, хотя внутри него все больше зрело сопротивление.
– Благодарю вас, – сказала княгиня. – Вы можете одеться.
Собрав свою одежду, Бланвен укрылся за креслом хозяйки замка, чтобы одеться. Приведя себя в порядок и вернувшись на место, он увидел, что старая женщина плачет.
– Мадам! – пробормотал Эдуар. – О! Мадам…
– Я как будто снова увидела своего супруга и своего сына, – заявила княгиня Гертруда. – Боже мой, как же вы похожи, все трое! Цвет кожи, волосы на теле, родинки, плечи в виде трапеции, бедра, мускулатура, выпирающие локти. Все! А лица, которые хоть сейчас можно чеканить на медалях! Эти скептические и дерзкие взгляды, способные бесконечно смягчиться, чтобы привлечь нужного человека! А ямочки на ваших подбородках! Мясистые уши, рты терпеливых прожигателей жизни! О! Дитя мое, какой же сказочный подарок преподнесли мне небеса, прежде чем я отойду в мир иной!
И она раскрыла Эдуару объятия.
Был бы при этом свидетель, жест показался бы ему театральным, но такового не оказалось, поэтому все вышло естественно, просто и прекрасно.
Эдуар подошел, положил руки на подлокотники парадного кресла и подставил свои щеки под поцелуи Гертруды. От нее слегка пахло фиалкой – странный, едва различимый запах, прекрасно подходивший к этой старой женщине, живущей в изгнании.
Княгиня обхватила Эдуара за голову своими холодными руками и прижала к груди; он был вынужден встать на колени. И потом Гертруда еще долго прижимала Бланвена к себе, гладила его жесткие волосы легкой рукой.
– Эдуар, – шептала она, – о, Эдуар, мое прекрасное чудо!
И рядом с этой незнакомкой ему было бесконечно хорошо. Никогда в жизни ба Рашель так не обнимала его.
Когда Эдуар поднялся, княгиня попросила его сесть рядом с ней и взяла его за руку.
– Вы посланы мне Богом, – сказала старая женщина. – Тем более сейчас, когда мои дни сочтены, ваше появление имеет неоценимое значение в моей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39