А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

дверь заперта была на тяжелый засов с
огромные висячим замком. Я попробовал один из больших ключей, он подошел,
дужка замка откинулась. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
Я засветил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил из
машины. С порога повел лучом вправо и влево. Стол, три стула, у одной
стены койка, у другой очаг.
И - чистота. Деревянный пол устлан заботливо пригнанными друг к другу
кусками линолеума. И линолеум протерт до блеска. Стены оштукатурены и
тщательно оклеены клочками обоев, причем на какое-либо соответствие света
и узора мастеру было в высшей степени наплевать.
Медленно поводя по сторонам лучом фонаря, я вошел в комнату. Теперь,
кроме самых больших вещей, которые первыми бросились мне в глаза, - печка,
стол, стулья, кровать, я стал замечать и другие, помельче.
И среди прочего - то, что должен был бы заметить прежде всего, но
почему-то не заметил: на столе стоял телефон.
Я направил на него луч фонаря и долгие секунды смотрел, проверял то,
что было очевидно с самого начала, с самого первого взгляда: у этого
телефона не было ни диска, ни провода. Да и окажись у него провод, его
здесь не к чему было бы присоединить: телефонная линия никогда не доходила
до этой халупы на краю болота.
Стало быть, их три... то есть, это я знаю три. Один стоял у меня в
конторе, другой - в кабинете Джералда Шервуда, а вот и еще один - в лачуге
первейшего милвиллского лодыря и забулдыги.
А впрочем, не такой уж он забулдыга, как воображает весь Милвилл.
Мы-то думали, он зарос грязью в своей развалюхе. А между тем пол вымыт,
стены оклеены обоями, все чисто и опрятно.
Джералд Шервуд, я и Шкалик Грант - что, спрашивается, может нас
объединять? И сколько еще в Милвилле таких телефонов? С кем еще соединяют
нас неведомые, непонятные узы?
Я повел фонариком, луч взобрался на постель, застланную лоскутным
одеялом - не смятым, не скомканным, а расправленным гладко, без единой
морщинки. А потом луч осветил еще столик по ту сторону кровати. Под ним
стояли две картонные коробки. Одна без всякой надписи, на крышке другой
яркие крупные буквы - известная марка превосходного шотландского виски.
Я подошел к столику и вытащил ящик из-под виски. То, что я в нем
увидел, меня огорошило. Я думал, там сложено белье и прочие пожитки или
свален никчемный старый хлам, но никак не ожидал, что это и правда виски.
Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой - непочатые, даже
нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на
корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться... но, если вдуматься,
тут было не до смеха.
Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с
самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под
столом стоял целый ящик первоклассного виски.
Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги -
просто маскарад? Грязные, обломанные ногти; мятая драная одежда; вечно
небритая физиономия и немытая шея, и вечно он клянчит на выпивку, и не
брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного... так что
же, все это - подделка и обман?
Но если это притворство, то - чего ради?
Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку.
Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были
телефоны.
Я оцепенел, вытаращив глаза. Так, значит, вот каким образом тот
аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня,
подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы
- и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати
он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего.
И все время он втихомолку надо мной насмехался.
Нет, неправда. Не станет Грант надо мной насмехаться. Мы с ним
старые, верные друзья, и не станет он надо мной измываться и дурачить
меня. Тут кроется что-то серьезное, что-то очень, очень серьезное, тут
совсем не до смеха.
Если это Шкалик принес телефон ко мне в контору, так, может, он сам
его и забрал? Может, потому он и заявился вечером ко мне домой - хотел
объяснить, отчего телефон исчез?
Нет, едва ли. Не похоже.
Но если телефон забрал не Шкалик, значит, тут замешан кто-то еще.
Вынимать телефоны из коробки не было никакой надобности, я отлично
знал, что это такое. И все-таки вытащил их - и, конечно, не ошибся. Ни
дисков, ни проводов у них не было.
Я поднялся на ноги и постоял в раздумье, глядя на тот телефон, что
стоял на столе; потом решился, подошел к столу и снял трубку.
- Слушаю! - отозвался уже знакомый мне деловитый голос. - Что вы
можете сообщить?
- Это не Шкалик говорит, - сказал я. - Шкалика отвезли в больницу. Он
заболел.
Короткая заминка, потом голос сказал:
- А, это мистер Брэдшоу Картер, не так ли? Очень мило, что вы
позвонили.
- Я нашел телефонные аппараты у Шкалика. Я сейчас у него дома. А тот
телефон, который был у меня в конторе, куда-то пропал. И я виделся с
Джералдом Шервудом. Мне кажется, приятель, вам пора объясниться начистоту.
- Да, конечно, - сказал голос. - Как я понимаю, вы согласны
представлять наши интересы.
- Стоп, одну минуту. Сперва объясните толком, в чем дело. И дайте мне
время подумать.
- Ну, вот что, - сказал голос, - вы все обдумайте и позвоните нам. А
что вы сказали про Шкалика, куда его увезли?
- В больницу. Он заболел.
- Почему же он не сообщил нам! - ахнули в трубке. - Мы бы привели его
в порядок. Ведь он прекрасно знает...
- Может быть, он просто не успел. Когда я его нашел, он был очень
плох.
- Как называется то место, куда его увезли?
- Элмор. Элморская больница.
- Элмор. Да, да, конечно. Мы знаем, где это.
- Может, вы и Гринбрайер знаете?
Сам не понимаю, как это сорвалось у меня с языка. Я и не думал про
Гринбрайер. Он вдруг выскочил из подсознания - быть может, где-то там, в
глубине, наши здешние происшествия связались для меня с тем, что
рассказывал о своей работе Элф.
- Гринбрайер? Да, разумеется. Это в, штате Миссисипи. Маленький
город, совсем как Милвилл. Так вы нас известите? Когда окончательно
примете решение, вы нас известите?
- Извещу.
- Большое спасибо, сэр. Рады будем сотрудничать с вами.
И телефон заглох.
Значит, и в Гринбрайере тоже. Не только в Милвилле. А может, и во
всем свете то же самое. Кой черт, что же это творится?
Надо поговорить с Элфом. Пойду сейчас домой и позвоню ему. Или лучше
поеду к нему, поговорим с глазу на глаз. Наверно, он уже в постели -
придется разбудить. Прихвачу чего-нибудь выпить.
Я взял телефон под мышку и вышел. Притворил дверь, проверил,
защелкнулся ли замок, и пошел к своей машине. Открыл заднюю дверцу,
поставил телефон на пол и накрыл плащом (он лежат сложенный на заднем
сиденье).
Глупо, конечно, а все же как-то спокойнее, когда эта штука спрятана
подальше и не бросается в глаза.
Потом я сел за руль и задумался. Пожалуй, не стоит ничего делать
второпях, очертя голову. Завтра утром мы с Элфом все равно увидимся, и
тогда будет вдоволь времени на разговоры: если надо проговорим хоть целую
неделю. А пока попробую сам обмозговать положение.
Час уже поздний, а надо еще собрать и уложить в машину все, что нужно
для рыбалки и хоть немного поспать.
Не делай глупостей, говорил я себе. Не спеши. Постарайся все
продумать.
Дельный совет. Только для кого-нибудь другого. И даже для меня - но
только в другое время и при других обстоятельствах. А тут надо было
действовать совсем иначе. Надо было гнать во весь дух к "Стоянке Джонни" и
вломиться к Элфу. Быть может, тогда все пошло бы по-другому. А впрочем,
кто его знает. Наверняка никогда ничего не знаешь.
Короче говоря, я все таки вернулся домой, уложил рыболовную снасть и
все прочее в машину, соснул часок-другой (теперь понять не могу, как мне
удалось уснуть), а ни свет ни заря меня поднял будильник.
И, не успев добраться до Элфа, я наткнулся на невидимый барьер.

7
- Эй! - радостно окликнуло меня развеселое пугало.
Он стоял передо мной нагишом и, пуская слюну, пересчитывал
собственные пальцы.
Обознаться было невозможно. За минувшие годы он ничуть не изменился.
Все то же безмятежно тупое выражение лица, лягушачий рот до ушей, в глазах
ни искорки мысли. Как и все в Милвилле, я не видел его целых десять лет,
но, казалось, он не стал старше. Разве что волосы отросли и спадали на
плечи, но он так и остался безусым. Просто всю физиономию покрывал
какой-то цыплячий пух. И он был совершенно голый, только на голове торчал
невообразимый соломенный колпак. Да, это был он, Таппер. Все тот же
прежний Таппер. Его нельзя было не узнать.
Он перестал считать пальцы и сглотнул слюну. Снял свою дурацкую шляпу
и протянул мне, чтобы я получше ее разглядел.
- Сам сделал! - сказал он, раздуваясь от гордости.
- Отличная шляпа, - отозвался я.
А про себя подумал: Таппер - принесла же его нелегкая! Не знаю,
откуда он вдруг взялся, но хуже времени выбрать не мог. У Милвилла сейчас
хватает забот, ему пока не до Тапперов.
- Твои папа, - сказал Таппер Тайлер. - Где твой папа, Брэд? Мне надо
ему кой-чего сказать.
А голос? Как можно было его не узнать? И как я мог забыть, что у
Таппера необычайный дар подражания? Он всегда мастерски передразнивал
любую птицу, лаял, мяукал и, к восторгу окружавшей его плотным кольцом
хохочущей детворы, разыгрывал целые сценки - драку кошки с собакой или
перебранку двух соседей.
- Твой папа? - повторил Таппер.
- Пойдем-ка в дом, - сказал я. - Дам тебе что-нибудь надеть. Нечего
разгуливать, в чем мать родила.
Он рассеянно покивал.
- Цветы, - сказал он. - Много-много, красивые.
И развел руки, показывая, как много цветов.
- Луга, луга. Всюду цветы. Конца-краю нет. И все лиловые. Такие
красивые, и пахнут как хорошо, и какие добрые.
Рукой, похожей на птичью лапу, он утер подбородок, по которому во
время этой длинной речи побежала струйка слюны. Потом вытер ладонь о
бедро.
Я взял его за локоть, повернул и повел к дому.
- А твой папа? Мне надо рассказать твоему папе про цветы.
- После расскажешь.
Я заставил его подняться на веранду, подтолкнул к двери и вошел
следом. Вот так-то лучше. Нечего ему болтаться в таком виде по улицам,
людей пугать. А я и без того сыт по горло. Только вчера вечером у меня в
кухне валялся без памяти Шкалик, и вот заявился нагишом Таппер. Чудаки
народ неплохой, и в захолустных городишках их всегда хватает, но сейчас
это, право, некстати.
Все еще крепко держа Таппера за локоть, я привел его в спальню.
- Стой тут.
Он стал как пень посреди комнаты и только бессмысленно озирался,
разинув рот.
Я отыскал рубашку, штаны. Вытащил пару башмаков, но поглядел на его
ноги и сунул башмаки на прежнее место. Наверняка малы. У Таппера огромные,
расшлепанные ножищи - видно, многие годы топал босиком.
Я протянул ему штаны и рубаху:
- Надевай. И сиди тут. Никуда не выходи.
Он не ответил и одежду не взял. И опять принялся пересчитывать свои
пальцы.
До этой минуты мне недосуг было задумываться, а тут я впервые спросил
себя - да где же он пропадал? Как это могло случиться: исчез человек,
скрылся без следа ни много ни мало на десять лет, и вдруг - здрасте! -
явился неведомо откуда...
Таппер исчез в тот год, когда я только поступил в среднюю школу, -
мне это крепко запомнилось, потому что на целую неделю нас, мальчишек,
отпустили с уроков и мы помогали его разыскивать. Миля за милей мы
прочесывали поля и леса частой цепью, на расстоянии вытянутой руки друг от
друга, и под конец думали уже, что найдем не живого человека, а мертвеца.
Полиция обшарила дно реки, окрестные пруды и озера. Отряд милвиллцев под
командой шерифа облазил болото за хижиной Шкалика, старательно прощупывая
трясину длинными шестами. Отыскали множество бревен, два или три дырявых,
выброшенных за ненадобностью бака для белья, да еще в дальнем конце -
давным-давно издохшего пса. Таппера не нашли.
- Ну что же ты, - сказал я ему. - На, оденься.
Он досчитал пальцы и из вежливости утер подбородок.
- Мне надо назад, - сказал он. - Цветы не могут долго ждать.
Он протянул руку и принял штаны и рубаху.
- Мои старые изорвались, - пояснил он. - Просто взяли и свалились с
меня.
- Полчаса назад я видел твою матушку, - сказал я. - Она тебя искала.
Сказал и насторожился: еще вскинется, никогда не знаешь, какая муха
его укусит. Но я нарочно сказал неосторожные слова - вдруг это немного
встряхнет его, всколыхнет в нем каплю здравого смысла.
- А она всегда меня ищет, - беспечно отвечал Таппер. - Она думает, я
еще маленький, мне нянька нужна.
Как будто он и не пропадал. Как будто не прошло десять лет. Как будто
он вышел из родительского дома всего час назад. Как будто время ничего для
него не значило... да, наверно, так оно и было.
- Оденься, - велел я. - Сейчас вернусь.
Прошел к телефону и набрал номер доктора Фабиана. Зачастили гудки:
занято.
Я повесил трубку. Кому еще позвонить? Можно Хайраму Мартину. Наверно,
ему-то и надо звонить. Но стоит ли? Доктор Фабиан - вот кто здесь нужен,
он умеет обращаться с людьми. А Хайрам только и умеет ими помыкать.
Я еще раз набрал номер доктора. Опять занято.
Брякнув трубку на рычаг, я кинулся в спальню. Таппера нельзя надолго
оставлять одного. Кто его знает, что он может натворить.
И все-таки я мешкал слишком долго. Его совсем не годилось оставлять
одного.
Спальня была пуста. Окно раскрыто настежь, рама с москитной сеткой
выломана, Таппера как не бывало.
В два прыжка я пересек комнату, высунулся из окна - никого!
В глазах у меня потемнело от страха. Почему - непонятно. Ну что за
важность, если Таппер и удрал, сейчас есть заботы поважнее. И однако, бог
весть почему, я знал: надо его догнать, вернуть, ни в коем случае нельзя
снова его упустить.
Безотчетно, не думая, я отошел вглубь комнаты, разбежался и нырнул
головой в окно. Свалился наземь, ударился плечом, перевернулся и вскочил.
Таппера нигде не было видно, но теперь я понял, куда он пошел. На
росистой траве ясно виднелись следы, они вели за угол дома, к старым
теплицам. Он пошел прямиком к чаще лиловых цветов, они разрослись на
заброшенном участке, где когда-то мой отец, а потом и я разводили на
грядках цветы и овощи на продажу. Таппер прошел шагов двадцать вглубь
этого лилового островка, за ним тянулась отчетливая борозда: примятые
стебли еще не успехи расправиться, и листья, с которых он стряхнул росу,
были темнее остальных.
В двадцати шагах борозда обрывалась. Дальше и вокруг лиловые цветы
стояли совершенно прямо, сплошь посеребренные капельками росы.
И больше никаких следов. Таппер не вернулся той же дорогой и не
двинулся потом в другую сторону. Только одна эта протоптанная им узкая
тропинка вела прямиком в заросли лиловых цветов и там обрывалась. Словно
он вдруг распахнул крылья и взлетел или же провалился сквозь землю.
Что ж, где бы он ни был, какие бы фокусы ни выкидывал, из Милвилла
ему не сбежать. Милвилл замкнут со всех сторон загадочной незримой
оградой.
Мир вдруг наполнился истошным воплем - пронзительным, нескончаемым,
леденящим душу. Застигнутый врасплох, я вздрогнул и оцепенел. А
нестерпимый вой длился и длился, вздымался до небес, заполнял Вселенную.
Я почти сразу понял, что это такое, но еще долгие секунды не
проходило мучительное, сводящее каждую мышцу оцепенение, и внутри все
оледенело от невыразимого ужаса. Уж очень много всякого стряслось за
последние часы, и этот железный вопль добил меня, я чувствовал: еще чуть -
и не выдержу!
Понемногу я кое-как совладал с собой и направился к дому.
А она все выла, вопила во всю мочь, неистово, неумолчно - сирена на
здании муниципалитете, вестница тревоги.

8
Когда я дошел до дверей, по улице уже бежали люди - сломя голову,
вытаращив глаза, неслись они туда, откуда изливался надрывный вой, словно
сирена эта - чудовищная дудка в руках Крысолова в последний день бытия, а
они - крысы и нет для них ничего страшней, чем опоздать на зов.
Торопливо прихрамывал дряхлый дядюшка Эндрюс, с необычайной силой
размахивая костылем, громко стуча им по тротуару, и ветер вздувал ему до
самых глаз длинную седую бороду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28