Этим воспользовались высокопоставленные
контрабандисты. Кому-то из них пришла мысль использовать третий цех и его
производственную специфику для фиктивного списывания большой партии
платины, а заодно как перевалочную базу. Режим секретности, наличие
зарубежных партнеров, близость границы делали третий цех идеальным для
осуществления задуманной акции. И начальник цеха Леонид Закалюк, конечно,
не мог не знать об этом. Следовательно, одиннадцать лет назад в
арестантской палате госпиталя МВД он беспардонно врал, уверяя Олега
Савицкого, что оцинкованные ящики были доставлены в цех капитаном Тысячным
и его подчиненными. Теперь уже ясно, что Тысячный не мог этого сделать.
Платина, как и другие драгоценные металлы, доставляются на места из
государственных хранилищ в сопровождении фельдъегерей, которые сдают их с
рук на руки особо доверенным лицам. Фельдъегерь отчитывается перед своим
начальством за каждый миллиграмм доставленного на место металла, но не его
дело как потом будет использован этот металл. А вот у особо доверенного
лица в данном случае было немало хлопот: он должен был принять под свою
ответственность всю партию драгметалла, отделить "правый" от "левого",
списать последний с учета и отправить его дальше уже по нелегальному
каналу. Совершенно очевидно, что таким лицом капитан Тысячный быть не мог.
Скорее всего, он даже не знал, какой груз будет сопровождать. Его задача
была строго ограничена: сопровождать груз и водителя "из Центра" до
границы, а в случае чрезвычайных обстоятельств защищать спецтранспорт и
его водителя, как говорится, не щадя живота своего. О том, что водитель
"из Центра" был важной персоной свидетельствовало то, что прибывший на
место происшествия высокопоставленный представитель КГБ первым делом
побеспокоился не о Тысячном, и даже не о спецгрузе, а об этом водителе.
Случайность же заключалась в том, что Тысячному стало известно о характере
груза, тогда как знать об этом ему не полагалось. Скорее всего, об этом
ему сказал в последний момент Леонид. Надо полагать, что особо доверенным
лицом начальник третьего цеха стал незадолго до этого и в такой акции
участвовал впервые. Несомненно и то, что Леонид волновался, переживал -
человек неглупый и осторожный, он не мог не понимать, какая
ответственность ложится на него и, очевидно, поделился снедавшей его
тревогой с приятелем, полагая, что куратор цеха - капитан госбезопасности
- должен быть в курсе.
Вот теперь даже зримо можно представить состояние Игоря Тысячного,
незадолго до этого сотрудника подразделения по борьбе с контрабандой. Ему
предстояло не только сопровождать водителя "из Центра" до границы, но и
проталкивать его с ошеломляющей по своим масштабам контрабандой через
пункты пограничного и таможенного контроля, смотреть в глаза людям,
которых еще недавно сам контролировал, распекал, привлекал к
ответственности за малейшие послабления к нарушителям таможенных,
пограничных правил.
Учитывал ли это Леонид? Вряд ли. Скорее всего, искал сочувствия.
Разумеется, он не мог предвидеть последствий своего откровения. Когда же
эти последствия обернулись трагедией, Леонид, должно быть, пережил немало.
И не только из жалости к вдове погибшего друга, к девочке-сиротке, но,
главным образом, из сознания своей невольной вины, за ее искупления взял
на себя заботы о Мирославе, к которой впоследствии искренне привязался. Но
почему он скрывает от нее правду? До августовского путча это еще можно
было понять. Но он молчит до сих пор. И не просто молчит - других
одергивает. Иначе не объяснишь нагоняй, заданный М.Хвыле только за один
абзац ее статьи...
Неудержимо хотелось курить. Олег встал, обогнул скамейку, на которой
сидел, оглянулся по сторонам - не наблюдает ли за ним кто, подошел к
кусту, куда Мирослава забросила сигареты. Обрадовался, как ребенок любимой
игрушке, когда, исколов пальцы и исцарапав кисти рук о колючки, отыскал
среди веток красно-белую пачку "Мальборо", в которой оставалось еще
несколько сигарет. Привычно сунув в угол рта сигарету, он уже потянулся за
зажигалкой, но рука замерла у кармана, словно ее перехватили. Ведь он
обещал Мирославе бросить курить. И она обещала бросить. Уговор был
нешуточный, а значит надо его соблюдать.
Еще какое-то мгновение Олег боролся с собой, но затем выдернул изо
рта, смял и отбросил сигарету. Поймал себя на том, что повторил движение
Мирославы, каким она в начале их разговора отобрала у него сигарету. Он не
счел ее поступок бесцеремонным, хотя не представлял, кто из знакомых ему
женщин мог бы позволить себе такое. И вот результат - он бросает курить.
Надолго ли, трудно сказать, но факт налицо. Интересно, бросит ли
Мирослава? Сигарета в зубах не красит ее. Должна бросить, коли дала слово
- характер ей не занимать. Как и прямоты: что думает, то и говорит, не
уходит от неприятных тем, не увиливает от острых вопросов. И напрасно он
окрысился на нее. Мирослава не кривила душой, не старалась казаться лучше,
чем есть. Какого же дьявола он придрался к ней, да еще задним числом?
Защищает Леонида? Но это можно и понять... Держится независимо, не лезет
за словом в карман? Но так и должно быть: журналистика - профессия не для
робких... Лихо водит машину? Но можно сказать по-другому - уверенно,
хорошо водит... Нескромное платье? Но нынче девушки, молодые женщины носят
наряды и пооткровеннее. И не его это дело, не его забота - просто или не
просто переспать с ней. Он не вправе помышлять как бы задрать платье,
опрокинуть в кровать девушку, которая когда-то считала его убийцей своего
отца и хотела отомстить, но потом, казалось бы вопреки всему, сделала то,
что за одиннадцать минувших лет не отважились сделать причастные к этой
истории мужчины - сняла с него тяжелый груз чужой вины. И уже за это он
должен быть обязан ей до конца своих дней...
- Слышь, мужик, дай закурить.
Перед Олегом стоял неопрятный скособочившийся мужичок с испитым
отечным лицом. От него разило сивухой, как из бродильного чана.
- Не курю, бросил.
- Как же бросил, если из рук не выпускаешь? - хмыкнул мужичок.
Олег смутился: он был настолько поглощен своими мыслями, что позабыл
о найденной пачке "Мальборо".
- Видишь, как трудно решиться, - натянуто улыбнулся Олег. - Но
считай, что уже решился.
Он протянул мужичку сигареты.
- А две можно?
- Бери все.
- Ух ты! Значит и вправду завязываешь?
- Вправду.
- Ишь ты, импортные. Сколько платишь за пачку?
- Триста двадцать "деревянных".
- Ешь твою качель! Это же на бутылку с четвертинкой хватит. Богатый
ты видно, мужик, если такое себе позволяешь.
- Каждый позволяет себе, что может позволить.

Отвязавшись от алкаша, он пошел в сторону перекрестка в надежде
поймать какую-нибудь машину.
Мысль, что пришла ему затем, была из ряда тех же неприятных мыслей,
что беспокоили его со вчерашнего дня. А что позволяет себе Леня Закалюк?
"Мерседес" последней модели... Спецрейс из Киева при отсутствии у
объединения средств на зарплату рабочим... Круиз по Средиземноморью...
Возврат многомиллионного долга кредитору, не ожидавшему такой
покладистости...
А не путает ли он грешное с праведным? Одно дело - "мерседес", другое
- расчет за оборудование. Нет, не путает! В обоих случаях траты не по
средствам. Не на директорскую зарплату совершены средиземноморские круизы,
вояж в Австрию, приобретен дорогостоящий автомобиль, как не случайно в
канун решающих переговоров с компанией-кредитором проделан трюк с
транзитным платежом через банковский счет Дулибского филиала. Притом, что
Леонид достаточно осторожен, чтобы не привлекать стороннее внимание
бросающимися в глаза тратами. Тем не менее делает их одну за другой. А
если к этому присовокупить предложенную вице-президенту компании крупную
взятку, то можно прийти к выводу, что решения об этих тратах принимались
не Закалюком, а человеком, которого он не смеет ослушаться. Недаром Василь
Брыкайло не считает Закалюка главной фигурой в криминальных операциях
"Атланта". Не является там первым лицом и Матвеев. Значит, за ними кто-то
стоит. Но запрячь в одну упряжку двух генеральных директоров и править ими
по своему усмотрению не каждый сумеет.
На что обратил бы внимание сторонний человек, знакомясь с биографией
Леонида Максимовича Закалюка? Крутой виток карьеры за последние три года.
Своевременно ушел из обкома партии, вернулся в родное объединение, но не в
качестве блудного сына - сразу был назначен главным инженером, а спустя
два года пересел в кресло генерального директора. И вот уже кто-то
проталкивает его в парламент, а его супругу в общественные деятельницы
регионального масштаба. Кто-то покровительствует сомнительному бизнесу
посреднического предприятия "Атлант", финансовой поддержкой которого
генеральный директор "Транзистра" пользуется. Кто-то сквозь пальцы смотрит
на закулисные махинации с Дулибским филиалом. По пьяной лавочке Матвеев
проговорился о крупных валютных операциях с иностранными фирмами и не
будет слишком смелым предположить, что СП "Атлант" имеет анонимные счета в
иностранных банках. А не в эти ли банки одиннадцать лет назад была
депонирована левая платина "сэкономленная" третьим цехом Сорок седьмого
завода? Вопрос правомерен уже потому, что авантюра с платиной и валютные
махинации СП "Атлант" имеют ярко выраженный криминальный характер. А еще
потому, что к этим разделенным во времени добрым десятком лет нелегальным
операциям так или иначе был причастен Леонид Закалюк.
Вот она связь, которую он - Олег, предугадывал, связь между событиями
одиннадцатилетней давности и неафишируемыми делами сегодняшних дней. Не
Леонид вершит этими делами, он не более как исполнитель. Но уже очевидно,
что сейчас, как и одиннадцать лет назад, им руководит один и тот же
человек, который знает, что на Леонида Максимовича можно положиться в
столь деликатных делах.
Кто этот человек? Мельник? Слишком заметная фигура, не говоря уже о
том, что его прошлое просвечивалось теми, кто рекомендовал его на нынешний
высокий пост. Правда, не очень скрупулезно просвечивали: "тайные вечери" с
последующими отрезвлениями в саунах не были замечены исследователями или,
что скорее всего, признаны несущественными. Нет, это должен быть человек
другого склада. Неприметный скромный бухгалтер типа ильф-петровского
подпольного миллионера Корейко? Тоже не годится. Не те времена, не те
нравы. Тот, кто столь решительно распоряжается миллионами, кто позволяет
своим присным разъезжать на "мерседесах", летать спецрейсами, развлекаться
в круизах, вряд ли отказывает себе в радостях земных. У него должны быть
хороший камуфляж, надежная "крыша", под которой он может и выпить, и
закусить, и поразвлечься с теми же милашками, иначе его тайная власть
теряет всякий смысл.
Но кто он? Кто покровительствовал Лене Закалюку на заре его карьеры?
Фронтовой товарищ его отца, председатель Сосновского горисполкома Петр
Егорович Савицкий. Благодаря ему Ленечка после окончания института остался
в Сосновске, получил назначение на престижный в те годы Сорок седьмой
завод, где уже вскоре стал старшим технологом, членом парткома, был избран
депутатом горсовета. Но на должность начальника третьего цеха и особо
доверенного лица спецслужб Леонида Максимовича рекомендовал уже другой, не
менее могущественный, но находящийся в тени покровитель. Это он, не
лейтенант милиции Савицкий, как тот наивно полагал все эти годы, покрыл
начальника третьего цеха Закалюка в скандальной истории с блекло-серым
металлом. Это он заставил следователя по особо важным делам Петренко пойти
на сделку с подозреваемым, заткнуть рты свидетелям. И, наконец, это он,
обеспечивавший секретную транспортировку блекло-серого металла через
вверенную ему территорию, заставил капитана Тысячного поступиться
совестью, а затем и жизнью.
Рослый, представительный мужчина с депутатским значком в петлице
добротного пиджака, назвавшийся полковником госбезопасности, но упустивший
при этом свою фамилию. Олег видел его лишь однажды - поздним вечером
семнадцатого сентября восемьдесят первого года на Городокском шоссе и до
сих пор не знает, кто он такой. Даже Петр Егорович тогда не смог, хотя
скорее всего не пожелал, удовлетворить вовсе не праздное любопытство
племянника.
Засекреченный полковник... Были ли сексоты в столь высоком звании?
Вероятно. Официально этот человек мог числиться руководителем
какого-нибудь научно-исследовательского института с труднопроизносимым
названием, об истинной деятельности которого не положено было знать даже
мэру города. Он был хорошо засекречен этот полковник, ибо до сих пор не
"засветился", а значит не отошел от тайных дел. О том, что он по-прежнему
держит в узде своих подопечных свидетельствует многолетнее молчание
Леонида Закалюка, его нервозная реакция на статью "Беспредел", а также
более чем странное поведение Романа Корзуна. Трудно поверить, что
профессиональный сыщик, все эти годы остававшийся в Сосновске, не проявил
хотя бы из любопытства такую одиозную фигуру, как этот засекреченный
полковник. Тогда на шоссе Роман изрядно струсил, что еще можно понять -
угроза предать суду старшего опера Корзуна была вполне реальной. Но почему
Роман и по сей день не решается назвать высокопоставленного сексота? А не
тот ли это покровитель, по настоянию которого генеральный директор
"Транзистра" Закалюк, выражаясь словами Мирославы, "поставил на кадры"
бывшего подполковника милиции Корзуна? Спрашивать об этом Романа
бесполезно. Леонид и подавно не скажет. Но есть человек, который не сможет
отрицать свое знакомство с этим таинственным субъектом.
Олег понимал, что может нарваться на крупную неприятность, но и
медлить он не имел права. Судя по всему, та история не осталась в былом, и
появление в городе бывшего следователя Савицкого обеспокоило кое-кого не
меньше, чем миссия вице-президента холдинговой компании Савицкого
обеспокоила руководителей объединения "Транзистр". А еще похоже, что оба
этих беспокойства испытывают одни и те же люди...

22
Когда-то заместитель начальника Сосновского городского управления
внутренних дел Владимир Антонович Сероштан покровительствовал следователю
того же управления Олегу Савицкому, чей дядя, в свою очередь,
покровительствовал Владимиру Антоновичу.
Молодого следователя вначале смущало, а со временем стало раздражать
нескрываемое расположение заместителя начальника управления, в котором он
не очень-то нуждался. При малейшей возможности Олег уклонялся от
приглашений Сероштана съездить с ним на рыбалку, охоту, принять участие в
проверках подведомственных подразделений, уже зная по опыту, что и
рыбалки, и охоты, и проверки неизменно завершались пьянками, которые
готовились и оплачивались подчиненными. Неприятен ему был и сам Сероштан,
уже в те годы немолодой тучный человек с глазами-буравчиками на обрюзгшем
лице, мастак разглагольствовать о чести и достоинстве работников советской
милиции и в то же время без зазрения совести взимающий дань с
проштрафившихся или рассчитывающих на его покровительство подчиненных.
После трагедии на Городокском шоссе, Сероштан повел себя по отношению к
Олегу неоднозначно: вначале, как доходили до Олега слухи, настаивал на
немедленном увольнении проштрафившегося следователя, склонял и спрягал его
имя на всех совещаниях, но после того как Петренко прекратил уголовное
дело, Владимир Антонович изменил свое мнение - стал сочувственно
поговаривать уже на других совещаниях о том, что такое, дескать, может
случиться с каждым - все под Богом ходим, и нельзя отворачиваться от
попавшего в беду товарища. Как-то даже навестил Олега в госпитале, принес
яблоки, груши из своего сада, приободрил, сказал, что наказание - без того
нельзя - будет смягчено: лейтенанта Савицкого понизят в участковые, но
через непродолжительное время, когда улягутся страсти, возвратят в
госуправление, где ему будет предоставлена нехлопотливая, но перспективная
должность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29