Вот и перенимаю опыт старших коллег. А если
серьезно, то не понимаю, хоть убейте, ваш мазохизм. Вы - человек совести,
это ясно, но нельзя же терзать ее бесконечно. Впрочем, это дело вкуса, и
если считаете, что я без спросу лезу к вам в душу и хотите обматерить, не
стесняйтесь, мне не привыкать.
Олег опустился на скамейку.
- Простите, Слава, я не хотел. Не это имел в виду. У меня и в мыслях
не было. Поверьте.
Девушка закрыла лицо руками и так сидела некоторое время.
- Олег Николаевич, с какой планеты вы прилетели? Вы не землянин,
таких землян не бывает. До встречи с вами я не верила многому из того, что
говорили о вас. Даже сегодня, в конференц-зале не верила ни вашим словам,
ни вашим улыбочкам, думала - хороший артист, умеет работать на публику. А
вы не артист - вы с другой планеты. И Полина это давно поняла. Ведь ей от
вас ничего уже не надо, кроме одного - знать, что вы живы и, быть может,
еще встретитесь с ней.
- Не надо об этом, Слава. Прошу вас.
- Нет, надо! - повысила она голос. - Вы не женились на ней только
из-за этой истории. И под пули моджахедов пошли, умирали в госпиталях, а
потом мыкались по всему свету тоже из-за этого. Думаете она не
рассказывала, не плакалась мне в жилетку?
Олег снова потянулся за сигаретами, но Мирослава выхватила у него всю
пачку, швырнула в кусты.
- Я запрещаю вам курить! Вы уже пожелтели от табака, хрипите, как
старый дед.
Она так сердито посмотрела на него, что Олег опешил, но затем
нерешительно улыбнулся.
- Тогда договоримся на основе взаимных обязательств - и вы бросите
курить.
Девушка плотно сжала губы, исподлобья посмотрела на него, но потом
согласно кивнула.
- Заметано!
- Что еще сказал вам Петренко? - выдержав приличествующую паузу,
вернулся Олег к главной теме.
- Что истину по этому делу невозможно было установить: в том не были
заинтересованы ни его начальники, ни подозреваемый, то бишь - вы, ни
свидетели, многие из которых, всплыви эта самая истина, угодили бы на
скамью подсудимых. Но хуже всех вел себя Роман Семенович, который каждый
раз менял свои показания, подстраивая их под очередную версию начальства.
- Что были за версии и почему они менялись?
- Петренко не изложил их мне, но обронил такую фразу: "Для того,
чтобы убедительно соврать, надо обладать хоть каким-то интеллектом, а
таковым сочинители этих версий не обладали". Но все сходились на том, что
надо искать крайних с обеих сторон и лучше всего в невысоких званиях. С
милицейской стороны все решилось само собой: лейтенант Савицкий
подставился на добровольных началах. Но вешать на него всех собак было
рискованно, и без того он взял на себя лишнее. Поэтому требовался еще один
крайний, на которого можно было бы списать все просчеты другой стороны. И
лучшей кандидатуры, чем мертвый капитан Тысячный, не нашли. На это ума
хватило.
- Так сказал Петренко?
- Так я поняла его. А сказал он, что все эти годы его мучила совесть.
На основании его заключения, отца, уже мертвого, обвинили в нарушении
какой-то инструкции, и маме отказали в положенной по такому случаю пенсии.
- Совсем не дали пенсии?
- Платили какие-то гроши. Мама медсестрой в детсадике работала,
зарплата там, сами знаете, на один, да и то небольшой роток рассчитана. А
тут дочь-кобылка подрастает с изрядным аппетитом и претензиями быть одетой
не хуже подруг. Да и мама еще молодой была, когда вещи, что на мужнину
зарплату приобрела, износила до дыр. Ее и отца родители сами едва концы с
концами сводили. Так что хоть на панель иди. И уж лучше она пошла бы, чем
свою жизнь с подонком-алкашом связывать. Этот гад издевался над ней как
хотел; последние ее и мои шмотки уносил, пропивал. Ее спаивал, избивал.
Однажды так измочалил, что у нее горлом кровь пошла. Но отвязаться от него
никак не могла. Только в прошлом году подох, сволочуга, от белой горячки!
А она до сих пор не может в себя прийти. И со стакана не слазит. Да еще
меня винит, что я, видите ли, не так относилась к этой мрази. Не может
забыть, как однажды табурет о его голову разломала. За нее же вступалась,
а она... - Мирослава сокрушенно махнула рукой. - Да что там говорить!
Этого никто не поймет.
Олег ощутил неприятный холодок в спине; стало трудно дышать, словно
ему сжали горло. Пытаясь мысленно оправдаться, вспомнил, что осенью
восемьдесят первого, как только выписался из госпиталя, снял со сберкнижки
все свои сбережения, что-то около тысячи рублей - тогда это были немалые
деньги, и через Леонида передал их жене Тысячного. Но что такое тысяча
рублей для вдовы с мизерной пенсией на дочку и нищенской зарплатой
медсестры? На полгода, быть может, только и хватило. А он тешил себя
мыслью, что сделал все, что повелевали ему долг и совесть человека,
попавшего в такой переплет...
Хотел закурить, стал шарить по карманам в поиске сигарет, но,
вспомнив, что Мирослава отобрала всю пачку, невольно оглянулся на кусты,
куда она забросила ее. Это не укрылось от девушки. Она взяла его руку,
спрятала кисть в своих ладонях, что сразу смягчились, стали теплеть.
- Не принимайте близко к сердцу. Мне было необходимо поплакаться в
чью-то жилетку. Со мной такое редко случается, а тут что-то нашло. Но это
не смертельно. И спасибо за сочувствие. Только не люблю, когда меня долго
жалеют. А потом все уже перекипело, это был лишь остаток пара. И хватит об
этом! Вы прочитали, что написано на памятнике? Так хотела мама. Я долго
возражала, но теперь согласна - все мы перед ним виноваты.
- Ваша-то вина в чем?
- Что искала виноватых.
- И уже раскаиваетесь в этом?
Мирослава не ответила, но отпустила его руку, а затем отодвинулась. И
Олег сказал то, что сам понял только сейчас, что еще не осмыслил до конца
и поэтому решил пока держать при себе. Решил, да не сдержался.
- Слава, хочу чтобы вы знали. Вам это надо знать. Спецтранспорт,
который сопровождал ваш отец, был загружен в третьем цехе Сорок седьмого
завода, ныне это Октябрьский комплекс. По некоторым соображениям, я еще не
могу назвать, какой именно груз был погружен, скажу только, что следовал
он за границу и это была контрабанда. А контрабандистами являлись высокие
чины из Москвы и Киева. Когда капитан Тысячный узнал о характере груза и
пункте его назначения, он стал отказываться от сопровождения, поскольку не
желал участвовать в авантюре, что была противна его убеждениям, его
офицерской чести. Но его принудили, сломали - в той конторе, где он
работал, это делали профессионально. И капитан Тысячный был доведен до
стресса, что сказалось потом в критической ситуации.
- Откуда вам это известно? - недоверчиво посмотрела на него
Мирослава.
Какой-то миг Олег колебался, но молчание было не в его пользу.
- Я видел, в каком состоянии находился ваш отец в последнюю минуту
своей жизни. Удалось мне осмотреть и часть груза, что он сопровождал.
Именно об этом - о необычном состоянии капитана Тысячного в тот момент и о
характере груза - вынудил молчать меня и других свидетелей Петренко.
Мирослава насупилась и какое-то время смотрела прямо перед собой, а
затем спросила, не поднимая глаз:
- Начальником третьего цеха был Леонид Максимович?
- Да.
- Это его вы подразумеваете под другими свидетелями?
- Леонид Максимович не проходил свидетелем по этому делу, хотя
упомянутый груз был погружен в фургон с его ведома, о чем следователь знал
не хуже меня.
- Вы не смеете так говорить о Леониде Максимовиче! - вспыхнула
девушка. - Это ваше предположение, не больше. А потому не вправе обвинять
его.
- Я не обвиняю.
- Обвиняете! Не прямо, но даете понять.
- Ничего подобного!
- А у меня ближе его и Полины никого нет, - не унималась Мирослава. -
Вы не представляете сколько хорошего, доброго сделал для меня Леонид
Максимович. А вы... Вы не можете простить ему Полину.
- Чепуха! - разволновался Олег. - Полина тут ни при чем. Я никогда ни
с кем не сводил счеты из-за женщин. Это, по меньшей мере, глупо.
- Не выкручивайтесь! Для того, чтобы бросить человеку такое
обвинение, надо располагать бесспорными фактами. А таких фактов у вас нет,
только домыслы.
Олег понял, что она не верит ему, поскольку успела поведать об
исповеди Петренко своему кумиру, который дал этой исповеди выгодное ему
толкование. Но вместе с тем, девушка, должно быть, уловила какую-то
неискренность в его объяснении и статью "Беспредел" написала и сдала в
редакцию, не посоветовавшись с ним, за что получила нагоняй. Вряд ли
Леонид ругал ее за критику начальника кадров, которого сам же подставил
под удар, скорее всего, его недовольство было вызвано предпоследним
абзацем статьи, где по-иному излагались обстоятельства гибели Игоря
Тысячного.
- Есть один бесспорный факт, а вернее своеобразная оценка этого
факта. За статью "Беспредел", вы, как сами признались, получили по мягкому
месту. Но согласитесь, что это не довод в споре.
В синих глазах вспыхнули искорки гнева.
- Вы... вы... - Мирослава не находила нужных слов.
И только, когда встала и посмотрела на него, еще сидящего на скамье,
в упор, выпалила на одном дыхании:
- Вы хуже, чем питекантроп, вы - ископаемый крокодил!
Она круто повернулась и быстро пошла прочь.

21
Другой реакции нельзя было ожидать. Но не сказать этого Олег не мог.
За его спиной пересматривалась давняя, но вовсе не безразличная ему и
сейчас история. И если Мирослава, при всей скоропалительности и, надо
прямо сказать, непродуманности предпринятых ею разоблачений, старалась
быть объективной, то этого нельзя сказать о реакции ее кумира на статью
"Беспредел". Чем руководствовался при этом Леонид остается только гадать,
но Олег должен был обратить на это внимание молодой журналистки. Он
надеялся на ее рассудительность, на то, что, поостыв, Мирослава правильно
поймет его и не отнесет к числу своих недругов. Однако полной уверенности
в этом не было.
У него защемило сердце, когда смотрел ей вслед. Только сейчас он
понял, как хороша эта женщина. Да, она была уже женщиной на все сто, а
быть может и на сто пятьдесят процентов - волнующей, манящей и сейчас не
скрывала этого: шла, держалась, зная свою привлекательность. Ее платье,
что еще минуту назад казалось мешковатым, словно ожив, потакало ей в этом,
обрисовывая все линии, округлости ее стройного, крепкого и вместе с тем
трепещущего едва ли не каждой своей клеточкой тела. Сейчас, когда она
горела негодованием, это было особенно заметно, бросалось в глаза. Сидящий
на противоположной скамейке замшелый старичок в дамской вязаной кофте и
надвинутым на лоб вылинявшем берете провожал ее долгим взглядом, рискуя
свернуть себе шею. Двое мужчин, оживленно беседующих у входа в сквер,
разом умолкли и, как завороженные, уставились на нее. Попавшийся ей
навстречу патлатый парень непритворно-удивленно ахнул, пытался заговорить
с ней, но тут же отпрянул словно ошпаренный, хотя Мирослава не сбавила
шага и даже не повернула голову в его сторону.
Олег невольно улыбнулся, но уже в следующее мгновение ему стало не по
себе. Открытие, что ему предложили сделать, было неожиданным и неприятным.
В Цюрихе, Берне, Гамбурге он, верно, не придал бы этому значения и во
всяком случае не прореагировал так остро. Но открытие было сделано в
постсовковом Сосновске, где человек приобретший даже подержанный
"Запорожец" вызывал зависть соседей. А тут роскошный даже по западным
меркам "мерседес" последней модели, как две капли воды похожий на "тачку"
гангстера Леши. Этот "мерседес", припаркованный у ограды инфекционной
клиники, Олег заметил еще час назад, когда с Мирославой направлялся в
сквер. Тогда он оставил без внимания, что девушка проходя мимо машины, как
бы ненароком смахнула несколько листьев, упавших с ближайшего дерева на ее
капот. И сейчас он не просто с удивлением - с неприятным чувством, в
природе которого еще предстояло разобраться, наблюдал как Мирослава
подошла к "мерседесу", по-хозяйски привычно открыла дверцу водителя, села
за руль, завела мотор, лихо - почти на месте развернула машину и так же
лихо, испугав пронзительно-поющим сигналом встречный "Москвич", в
нарушение правил, пересекла ему путь, заняла нужную ей полосу дороги и
умчалась, словно не бывала.
Со слов Пети, он знал, что Леонид доверяет своей воспитаннице
"мерседес", но только сейчас воочию убедившись в этом, равно как в
демонстративной лихости, с которой Мирослава обращалась с этой престижной
среди дельцов и мафиозных боссов машиной, он испытал горькое чувство
разочарования. Словно вместо восхитившей его картины знаменитого мастера,
вдруг обнаружил, что ему подсунули изощренную подделку. Он как бы увидел
Мирославу в другом ракурсе, открывшем ее истинную сущность. И уже по-иному
надо было оценивать ее кажущуюся независимость, раскованность,
пренебрежение нравственными нормами.
Подумал, что Леонид, которому следовало отдать должное за заботу о
дочери покойного друга, явно переусердствовал и избаловал свою
воспитанницу донельзя. Машина, стоимостью в десятки тысяч долларов, это
уже не забота о девочке-сиротке, а потакание непомерным амбициям
сумасбродной девицы. Недаром их считают любовниками. Не лучшим образом
должно быть влияет на нее и Полина, сама не знавшая никогда ни в чем
отказа. Скажи, кто воспитал тебя и я скажу - кто ты...
А он - чудак, в какой-то миг подумал, что вот и сбылось предсказание
маленькой кудесницы - он встретил ту, которая предназначена ему судьбой.
Увы, вертящая задом самовлюбленная красотка - не его идеал. Переспать с
ней - другое дело и очевидно это будет несложно даже без пари, которое она
предложила. Только не этого он ждал от дочери капитана Тысячного...
От невеселых мыслей его отвлек старичок в дамской кофте. Олег обратил
на него внимание, когда тот уже подошел, остановился в двух шагах,
опираясь на старомодную трость.
- Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, - проскрипел старик.
- Я был невольным свидетелем вашей ссоры с женой. Не подумайте, что
прислушивался к вашему разговору, но он был настолько выразителен, что о
его характере нетрудно догадаться.
- Что вам угодно? - Олег неприязненно посмотрел на него.
- Не сердитесь, молодой человек. Вначале я любовался вами - такая
красивая пара. И вдруг, выяснение отношений. А это было уже некрасиво. И
бессмысленно. Поверьте: выяснять отношения с женщиной - напрасная трата
времени и слов. Что бы вы не говорили ей, она останется при своем мнении,
а вы можете остаться без нее.
- Но как быть, если отношения надо выяснить? - уже с интересом
посмотрел на него Олег.
- Вы должны чувствовать, а не выяснять, как женщина относится к вам.
А в серьезные дела не посвящайте ее: перекладывать на женские плечи свои
заботы, не приличествует мужчине. К ее же заботам будьте сочувственны, но
не больше. Все равно она поступит по-своему.
Олег поблагодарил его за совет, которым, при всем желании, не мог
воспользоваться. Но в одном старик был прав - в пылу полемики он поступил
не по-мужски: предложив девушке непростую и весьма болезненную для нее
задачу. А это была его и только его задача, его право и долг - найти ответ
на вопрос, который одиннадцать лет назад ему задала мать Мирославы и
который сейчас он задает самому себе. Кто в действительности был повинен в
гибели Игоря Тысячного? Кто подвел его к той роковой черте, за которой уже
нет и не может быть виноватых? И не молодая журналистка, а он - зрелый
мужчина, юрист, человек с изрядным жизненным опытом и, скажем прямо, с
немалыми возможностями, должен найти ответ на этот вопрос.
За последние дни ему стало известно много больше, чем он знал
одиннадцать лет назад. Но дело не только в этом: он должен раскрепостить
сознание, снять внутренний запрет с того, о чем не позволял себе думать
многие годы. Объяснялось это не только когда-то данной им подпиской о
неразглашении тайны следствия, но и его особыми отношениями с одним из
закулисных участников давнишней драмы - Леонидом Закалюком, о котором он
долгое время не хотел думать слишком плохо. И этот самозапрет, скованность
мыслей надо отбросить в первую очередь.
А начать, очевидно, следует с того, что в свое время третий цех Сорок
седьмого завода вполне легально получал некоторое количество платины для
производственных нужд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29