И он пройдет,
помянешь мое слово.
- Несмотря на свое обкомовское прошлое?
- Сколько он в том обкоме работал! Пару лет, не больше. Главное
вовремя в объединение вернулся, одним из первых из партии вышел, новой
власти присягнул. Но без шума-гама, не возводя хулу на своих бывших
покровителей. Он со всеми ладить умеет.
- А ты стало быть не поладил?
- Когда требуется козел отпущения, его находят.
- Надо ли понимать, что Леонид подставил тебя?
- Понимай как хочешь. Должность у меня нынче такая, вроде мальчика
для битья.
- Не нравится должность?
- Должность - не девка, чтобы нравилась. Когда тебя пинком под зад
выставляют из фирмы, где ты почти четверть века трубил на страх уголовному
миру, а кушать тебе по-прежнему хочется, соглашаешься на все... Думаешь
просто за месяц уволить триста человек - ветеранов, женщин, у которых
малые дети, а мужья свою зарплату только до ближайшей забегаловки доносят?
Думаешь легко смотреть этим людям в глаза?
- Что за срочность была с увольнениями?
- Спроси об этом Шестопала, он тогда обязанности генерального
исполнял. А Ленечка, тем временем, в круизе на Средиземном море
прохлаждался и остался в стороне. И это надо уметь! - Роман насупился, а
затем проворчал сердито: - Ну все, хватит о делах! Давай-ка лучше за виски
примемся.
И снова Олег подумал, что по какой-то причине Роман уходит от
характеристики явно не симпатизирующей ему М.Хвыли, хотя достаточно
откровенно высказался по затронутой ею теме. Спросил напрямик:
- Это правда, что Мирослава любовница Леонида?
- Наташка насплетничала?! - неожиданно для Олега возмутился Роман. -
Ох, уж мне эти бабы - кого не взлюбят, не успокоятся, пока со света не
сживут. Брехня! Конечно, Славка - девчонка бесшабашная и сексом не
пренебрегает. Есть у нее хахаль - журналист и, по имеющимся сведениям, она
им не ограничивается. Но не нам с тобой морализовать на этот счет. Только
не с Леонидом она. При всех ее выбрыках такую подлость Полине она не
сделала бы. Полина ей, если не мать, то старшую сестру определенно
заменила. А Славка не из тех, кто добро забывает.
- Постой, что-то не пойму тебя, - растерялся Олег. - Говоришь так,
словно не в обиде на М.Хвылю?
Роман ответил не сразу: снова наполнил стопку, выпил одним глотком и
лишь затем буркнул, не глядя на Олега:
- Нет у меня права обижаться на дочь капитана Тысячного. На кого
угодно, только не на нее.
Позже Олег не раз думал, почему так спокойно воспринял эту, казалось
бы, ошеломляющую новость: не закричал, не побежал под душ, даже не очень
удивился, должно быть подсознательно был готов к этому, интуитивно
угадывал, что другого объяснения просто не может быть. Переспросил
машинально:
- Мирослава - дочь Тысячного?
- Ты не знал? - в свою очередь удивился Роман. - Хвыля - псевдоним, а
фамилия у нее отцовская - Тысячная.
- Откуда мне было знать? Одиннадцать лет не живу здесь. Мне и в
голову не приходило...
Сказал и тут же мысленно ругнул себя - голова-то как раз и подкачала:
достаточно было пораскинуть мозгами, чтобы догадаться. Ведь он знал, что
Леонид был приятелем Игоря Тысячного, а Мирослава - сирота, еще подростком
взятая Леонидом на воспитание, что Хвыля не фамилия - журналистский
псевдоним и, что, наконец, не случайно Полина и Леонид все эти годы при
встречах с ним ни разу не упоминали о своей воспитаннице, то ли щадя его
самолюбие, то ли остерегаясь возвращаться к истории, с которой и у них
были связаны не самые светлые воспоминания. Но он не подумал об этом, не
удосужился сопоставить факты и потому возмутился, прочитав статью
"Беспредел", обвинив молодую журналистку - еще хорошо, что только мысленно
- едва ли не во всех смертных грехах. А согрешил сам уже тем, что дал волю
эмоциям, не сумев понять, что не безответственность и жажда сенсации
водила рукой Мирославы, но выстраданное право сказать хоть какую-то правду
о своем отце. Но знает ли она всю правду? Вот вопрос не безразличный и для
бывшего следователя Олега Савицкого. Роман знает больше, чем говорит: за
годы, минувшие с той памятной ночи, они неоднократно встречались в Киеве,
Ялте, Москве, но всякий раз Роман уходил от разговора о той истории, о
судьбе жены и дочери капитана Тысячного, что не могло быть случайным...
Последовав примеру свояка, Олег наполнил и осушил свою стопку,
закурил сигарету, встал, отошел к опорному брусу беседки, прислонился к
нему спиной.
- Выкладывай, Рома, все. И не вздумай темнить. Стемнишь хоть на йоту,
конец дружбе. Мне надо знать все. И будет лучше, если это все я узнаю от
тебя.
- Не собираюсь темнить, - не слишком уверенно сказал Роман. - Но знаю
не намного больше тебя. Игорь Тысячный и Леонид были земляками, оба из
Городка, учились в одной школе, сидели за одной партой, приятельствовали,
а спустя много лет встретились на Сорок седьмом заводе, где Леонид к тому
времени был уже начальником цеха, а Тысячного закрепили за этим цехом по
комитетской линии.
- Стоп! Военный завод и КГБ. Не состыковывается. Военные секреты в те
годы охраняла военная контрразведка.
- А людей просвечивать? На военных заводах работали, да и сейчас
работают, в основном гражданские, среди которых немало приезжих из
сельской местности, где контрразведчиков и в помине нет. И кому, как не
комитетчикам, просвечивать этих людей до селезенок, дознаваться есть ли,
допустим, у них родственники за ближайшим бугром, а если есть, то почему?
- Ясно. Давай дальше.
- Нечего особо уже давать. Встретились они в начале того же
восемьдесят первого, снова приятельствовать стали, вплоть до семнадцатого
сентября. А что сталось семнадцатого ты не хуже меня знаешь. Мирослава еще
девчонкой была. Ее мать - Тамара - не долго горевала: года не прошло, как
снова вышла замуж, да неудачно - муж алкашом оказался. И ее споил. Леонид
опекал Славу, а как только женился, взял ее в свой дом. Полина тоже
привязалась к ней. Одно время они ее с собой повсюду таскали. Когда был
жив Петр Егорович, бывали с ней и у нас. Петр Егорович жалел, баловал
девчонку. А вот Наташка сразу невзлюбила ее.
- Почему?
- Об этом ее спроси. Видно опасалась, что рано или поздно Славка
узнает правду и в отместку за отца нам какую-нибудь пакость сделает. Она и
сейчас бесшабашная, а девчонкой была - оторви, да брось. Петька еще
мальцом был, но она заводила его до упора - дом вверх дном переворачивали.
Наташку это нервировало. Да и мне, откровенно говоря, не по себе в ее
присутствии становилось. Но по другой причине. Это ведь как живой укор -
девочка-сирота. И сирота по моей вине.
- Считалась, что в Тысячного стрелял я.
- Но я-то знал, что это не так.
- И Леонид об этом знал?
- Возможно. Только на эту тему со мной он никогда не говорил.
В это трудно было поверить. О том, что начальнику третьего цеха Сорок
седьмого завода Закалюку обстоятельства гибели капитана Тысячного были
доподлинно известны, Олег никогда не сомневался. Можно допустить, что
Леонид не любил вспоминать об этом, поскольку сам причастен к той давней
трагедии. Однако, после появления статьи "Беспредел" генеральный директор
объединения должен был так или иначе объясниться со своим кадровиком.
- А вообще когда-либо вы вспоминали ту историю? - не отступал Олег. -
Помнишь, я как-то просил выяснить, что известно о водителе фургона? Не из
заводских ли он?
- Не из заводских - комитетчик, - быстрее, чем можно было ожидать,
ответил Роман. - Но не местный: то ли из Киева, то ли из Москвы. Только об
этом я не от Леонида узнал.
- От кого?
- Уже не помню.
- Но хорошо помнишь, что то ли из Киева, то ли из Москвы.
- Олег, мне нравится твой тон! - нахмурился Роман.
- А мне не нравится, когда меня за дурака принимают! - завелся Олег.
- Я действительно запамятовал, - начал сдавать Роман. - Это важно для
тебя?
- Для меня важно все, что касается той истории.
- Погоди, сейчас вспомню... Да, вот - просветлело. Года два спустя,
была у нас с комитетчиками совместная операция, в которой участвовал один
хлопец, из тех, кто сопровождал тогда спецтранспорт и проморгал его на
переезде. Признал он меня, разговорились, вспомнили тот случай, и он
проболтался.
- А того полковника, который вместе с ним проморгал объект
сопровождения, не вспоминали?
- При чем тот полковник? - встрепенулся Роман.
- Если мне не изменяет память, он сильно обидел тебя тогда.
- Кто на начальство обижается, жизнь себе укорачивает.
- Это не ответ.
- Не вспоминали, - отвел глаза Роман.
- И впоследствии ты не встречал этого полковника?
- Не встречал.
- Хорошо. Оставим это, - не стал упорствовать Олег. - А как думаешь,
от кого Мирослава узнала о действительных обстоятельствах гибели отца?
- Очевидно от тех же комитетчиков. Что не знаешь этих железных
хранителей государственных тайн? Пока им платили большие зарплаты, они
молчали, но как только их уровняли с простыми смертными, стали трепаться
на всех перекрестках о том, что было и чего не было.
- После опубликования статьи "Беспредел" эти трепачи не вызывали
тебя?
- Эти уже не у дел. Другие вызывали. Извинились за беспокойство и
объясненьице попросили написать. Очень вежливо попросили, такими
деликатными стали, хоть куда.
- Показывали старое следственное дело?
- Кому охота в архивах копаться, пыль глотать? Им, абы отписаться. А
я не забыл какие показания давал следователю: они стреляли, мы ответили, а
кто в кого попал - то уже дело десятое. На войне, как на войне!
- Эсбистов устроило такое объяснение?
- Их-то устроило. Только теперь каждый шмок в объединении мне в морду
эту статейку тычет. А перед каждым не оправдаешься. Вот и получается, что
ты снова в герои вышел, а я подонком оказался.
- Не перекручивай, Рома! Ты прекрасно знаешь, что если бы не твой
выстрел, меня, скорее всего, не было бы в живых. Как не было там ни
героев, ни подонков - нас всех тогда подставили: Тысячного, тебя, меня.
- Подставили? - снова встрепенулся Роман, - не выдумывай. Никто нас
специально не подставлял. Все было проще и глупее, чем сейчас это кажется.
С одним только могу согласиться - виноваты были все: комитетчики не
предупредили автоинспекцию о пути следования спецтранспорта, "Волга" с
охраной отстала на железнодорожном переезде, Тысячный этого не заметил и
не придержал водителя, на фургоне не было специальных опознавательных
знаков. Да и мы, надо признать, дали маху: не пытались установить
словесный контакт с экипажем фургона, обозлились на водителя, что он едва
не задавил гаишника, сразу пошли в атаку. Мы ведь считали, что это те
самые злодеи, которых ждем, за которыми гонялись уже вторую неделю и за
кого начальство ежедневно давало нам накачку. Ко всему тому, экипаж
фургона первым открыл огонь.
- На поражение стрелял только Тысячный.
- Я и говорю: накладка за накладкой произошли. И у них, и у нас. Вот
и сорвался парень. По некоторым сведениям, он перед поездкой основательный
втык от своего начальства получил. А нервы-то у человека одни.
- За что Тысячный получил втык?
- Не знаю. Но как догадываюсь, кто-то из его шефов перегнул палку -
любителей распекать зазря у нас всегда хватало. А результат известен.
Местное кагебистское начальство тогда здорово трухнуло. Ты в госпитале
лежал, когда из Киева, Москвы их генералы скопом нагрянули. Большого
шороху наделали! Только в их облуправлении одного зама и двух начотделов
досрочно на пенсию отправили. Так что не на тебе одном тогда отыгрались...
В том, что говорил Роман, была своя логика, своя правда. Но Олег
чувствовал - это не вся правда, о чем-то Роман умалчивает...

15
В гостиницу Олега отвез Петя. О том, чтобы за баранку канареечного
"москвича" сел Роман, не могло быть и речи - в накале нелицеприятного
разговора свояки осушили обе бутылки, и если Олег не чувствовал себя
пьяным - так, немного выпившим, то Романа пришлось уложить в кровать, до
которой он не смог добраться самостоятельно. Натали готова была убить их
обоих, и Олег поспешил откланяться. По дороге Петя поинтересовался, какое
впечатление на дядю произвела Диана и, польщенный благожелательным
отзывом, признался, что решил жениться на ней через два месяца, когда
Диане исполнится семнадцать. Но тут же спросил совета.
- Зачем тебе совет, если уже решил? - усмехнулся Олег. - И потом,
старый холостяк - не советчик в таких делах.
- А чего вы не женитесь?
- Не встретил еще ту, которая мне предназначена, - вспомнил Олег
пророчество маленькой кудесницы.
- Но как узнать, какая предназначена тебе? - не унимался Петя.
- А это, Петюня, познается методом проб и ошибок. Другого пока не
придумали.
Олег попытался улыбнуться, но улыбки не получилось.

В холле четвертого этажа дежурная, вместе с ключом от номера,
передала ему записку Елены Аполлинарьевны. Юрисконсульт компании просила
вице-президента связаться с ней по важному вопросу, когда бы тот не
вернулся. Олег недовольно поморщился - вопросов ему хватало и без Елены
Аполлинарьевны. Сунув записку в карман, он уже направился к себе, но
затем, по какому-то наитию, изменил направление, поднялся на пятый этаж,
отыскал номер, который занимала юрисконсульт, негромко постучал. Решил,
что если Елена Аполлинарьевна спит, то его стук не разбудит ее, а сильнее
стучать он не станет. Но она услышала.
Несмотря на поздний час, Елена Аполлинарьевна была при полном параде:
причесанная, напомаженная, в нарядном халате с поясом, завязанным пышным
бантом, и непослушной полой, которую она придерживала рукой. Однако
выражение ее лица и тон были деловыми, а ее сообщение заслуживало
внимания.
Около девяти вечера приходил Шестопал, объяснил, что не мог
дозвониться вице-президенту компании, а с Винницким он конфликтует,
поэтому обратился к юрисконсульту с просьбой - передать Олегу Николаевичу,
что вернулся генеральный директор объединения Леонид Максимович Закалюк,
который назначает вице-президенту встречу завтра в девять утра, а к восьми
тридцати пришлет за ним машину. Елену Аполлинарьевну Шестопал просил
связаться с юристами объединения и уточнить взаимные претензии. При этом
намекнул, что ежели она найдет общий язык с объединенческими коллегами, то
окажут ей содействие в приобретении за весьма умеренную цену итальянских
сапожек из товаров, полученных объединением по бартеру.
- Я беседовала с ним в холле, - не преминула отметить Елена
Аполлинарьевна. - Он порывался зайти ко мне в номер, недвусмысленно
позвякивая бутылками в портфеле. Но я не потакала его намерениям. В этой
части у меня мужской характер: не люблю, когда мне навязываются,
предпочитаю выбирать сама.
Она выжидательно посмотрела на Олега. Взгляд был так же недвусмыслен,
как и сопровождающий его намек, но Олег сделал вид, что не понял ни того,
ни другого. Только сейчас он сообразил, что Елена Аполлинарьевна занимает
двухкомнатный номер, а в ее голосе пробиваются узнаваемые игривые нотки,
что не столько смутили, сколько насторожили его еще днем в разговоре по
телефону с "молодой интересной особой". Мысль о своей сверхбдительности
позабавила его. Но тут же подумал и о том, что если бы не ее записка, он
не рискнул бы прийти сюда, и что это не его - ее решение.
Елена Аполлинарьевна взяла испещренный цифрами лист и, называя
исчисленные ею суммы санкций, повернулась к вице-президенту в фас, как бы
позабыв о непослушных полах халата. Оставшись без присмотра, они
одновременно разметались в стороны, оголив соблазнительные бедра. Это был
неприкрытый, в буквальном смысле вызов, и Олег уже не мог не принять его.
Подошел, дернул бант, распахнул остальную часть халата, под которой
оказались весьма условные покровы. Елена Аполлинарьевна, казалось бы, не
заметила этого, продолжала говорить о санкциях, но как бы ненароком
попятилась в спальню. И только, когда он опрокинул ее, воскликнула
нарочито возмущенно, хотя не очень громко: "Олег Николаевич, что вы себе
позволяете? Прерываете даму на полуслове. - Но тут же хохотнула, перешла
на игривый полушепот. - Сумасшедший, трусики порвете! Я за них пятьдесят
зеленых уплатила..."
Разрядка была бурной, но не продолжительной. Не иначе, как сам черт
дернул Елену Аполлинарьевну за язык - когда в спальню донесся полночный
перезвон городских курантов, она не нашла другой темы, как заговорить о
своей "горящей" путевке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29