— Вы знаете, что я хочу сказать, дорогой. Не заставляйте меня говорить. Неужели вы сами не догадываетесь? Ведь вы так умны!
— Дорогая моя, боюсь, что я недостаточно умен и плохо угадываю, что прячется в женской головке… а то я не стал бы…
— Чего не стали бы? — живо перебила его Марион. — Скажите, Генри!
— Не стал бы так долго медлить, не боялся бы сказать вам о своей любви.
Марион было отрадно услышать, что Голтспер уже давно любит ее, но эти слова невольно напомнили ей, что она первая открыла ему свое сердце.
Он и сам понял, как неосторожны были его слова, и поспешил переменить разговор:
— Так что же вы хотели сказать? Что я могу бросить так же, как эти цветы?
— То, что я подарила вам. Мою перчатку, Генри!
— О, если мне когда-нибудь придется бросить ее на землю, как эти увядшие цветы, клянусь вам, Марион, это будет вызов тому, кто посмеет оспаривать у меня право носить ее! А если это случится, Марион…
— Никогда! — вскричала она, нежно гладя его руку. — Никто, кроме вас, Генри, никогда не будет иметь этого права! Поверьте, поверьте мне!
Голтспер грустно вздохнул и молча прижал ее к своей груди. Если бы сердце Марион не билось так бурно и не помешало ей услышать этот вздох и если бы она в эту минуту могла видеть лицо своего возлюбленного, заглянуть ему в глаза, она, наверно, удивилась бы горестной складке, омрачившей его чело, и, несомненно, спросила бы, что означает этот вздох. Но она спрятала голову на его плече и думала о чем-то своем.
— Вы скоро покинете меня, Генри, — грустно промолвила она. — Я знаю, мы должны расстаться. Но когда же я теперь увижу вас? Вы уедете надолго?
— Я вернусь, дорогая, как только у меня будет возможность.
— Я хочу взять с вас одно обещание, Генри.
— Любое, Марион! Я готов обещать все, что вы потребуете от меня!
— Благодарю вас, Генри! Я не сомневаюсь, что вы сдержите обещание. Посмотрите мне в глаза… я знаю, что вы не умеете лгать.
Голтспер поднял на нее глаза и вздрогнул под ее испытующим взглядом.
— Что вы хотите, чтобы я обещал? — спросил он, стараясь скрыть свое смущение.
— Не бойтесь, Генри! Я попрошу у вас немногого. Вам это, может быть, покажется пустяком, а для меня это все. Я вам сейчас объясню. Только не смейтесь надо мной, я все равно ничего не могу с этим поделать. С тех пор как я узнала, что вы любите меня, я поняла одну вещь: ревность для меня хуже смерти. Я не могу жить и ревновать!
— Но, дорогая Марион, почему вам приходят в голову такие мысли? Что вам бояться ревности? Если она когда-нибудь даст нам почувствовать свое жало, страдать от него буду я, а никак не вы.
— Вы шутите, Генри! Но вы не знаете сердца женщины, которая любит впервые. Вы легко завладели им, но его добивались многие, и никогда до сих пор его никому не удалось завоевать. Вы не знаете, как я люблю вас! Вам кажется, что это мимолетное увлечение взбалмошной девчонки, которое пройдет с возрастом. Но я не девочка, Генри, я взрослая женщина, и я люблю вас!
— Но чем же я заслужил вашу любовь? — воскликнул восхищенный Голтспер. — Скажите мне, дорогая Марион, за что вы полюбили меня? Я вдвое старше вас. Я давно утратил ту красоту, которая, быть может, когда-то могла бы увлечь ваше воображение. Как я могу считать себя достойным вашей любви? Я чужой в вашем кругу. В глазах света я авантюрист, и я готов согласиться с этим, если считать авантюризмом попытку помочь угнетенным людям вырваться из-под ига тирана. Простите, что я настаиваю, Марион, но я хочу услышать из ваших уст, за что вы любите меня!
Марион молчала. Не потому, что она не хотела ответить, но потому, что из всех загадок в мире нет большей загадки, чем любовь, и никто не нашел ответа на эту загадку.
— Я не знаю, Генри, — наконец сказала она. — Наверно, есть тысячи причин, но я могу назвать вам только одну: я люблю вас, потому что люблю!
— Радость моя, Марион! Я верю вам! А вы? Неужели вы не верите…
— О Генри! Я знаю, что сейчас вы любите меня…
— Сейчас и всегда!
— Вы можете поручиться за себя, Генри?
— Могу, Марион!
— Я хочу взять с вас обещание.
— Какое, Марион?
— Знаете, Генри, говорят, чувства иногда меняются и это не зависит от нас. Я, правда, этому не верю. Я знаю, что я всегда буду любить вас. Но я вам уже говорила, что для меня ревность хуже смерти. Так вот, вы должны обещать мне…
— Марион, я готов обещать вам что угодно, мое сердце навеки принадлежит вам!
— Так вот, обещайте мне… если случится так, что вы меня разлюбите, вы скажете мне об этом сами, честно, не скрываясь. Обещайте мне это, Генри!
— Но это же бессмысленно, Марион! Зачем я буду давать вам это пустое обещание? Вы знаете, что, пока я жив, я буду любить вас!
— Генри, Генри! Не отказывайте мне, вы же обещали мне исполнить все, чего я ни попрошу!
— Ну хорошо, дорогая! Если вы так настаиваете, я готов не только пообещать, но поклясться, что я всегда буду честен с вами. Если мое сердце когда-нибудь изменит вам, вы тотчас же узнаете об его измене. Что стоит обещать то, чего никогда не случится!
— А если вы будете далеко, Генри, и не сможете со мной увидеться, тогда… тогда вы пришлете мне мою перчатку. Когда она вернется ко мне, я буду знать, что человек, которому я дала ее — вместе со своим сердцем — и который когда-то так дорожил моим даром, возвращает мне его. Это будет лучше всяких слов, потому что услышать из ваших уст эту горькую правду для меня будет равносильно смерти.
— Дорогая моя, я готов подчиниться всему, что вы от меня требуете! Но как бы я хотел убедить вас, что это бессмысленно! Вы никогда не получите обратно вашу перчатку, я не верну ее вам, она слишком мне дорога, дороже всего на свете после этой беленькой ручки, которую она облекала и которая — да поможет мне Бог! — станет моей!
И, прижав к губам эту беленькую ручку, Голтспер нежно поцеловал тонкие пальчики.
Этот поцелуй оказался прощальным. Ярко полыхнувшая молния осветила веранду, и две прильнувшие друг к другу фигуры четко обрисовались в окне. В ту же минуту хриплый, сдавленный стон раздался внизу и чья-то тень мелькнула мимо веранды. Снова вспыхнула молния, они бросились к окну, но там уже никого не было.
— Бегите, Генри! — вскричала Марион. — Эта тень не зря мелькнула, она сулит беду! Вас могут захватить здесь! Бегите, бегите!
Голтспер не стал медлить.
Быстро сбежав с веранды, он бросился в кусты, скользнул с откоса в ров и стал осторожно пробираться к задней стене дома.

Глава 47. ПОГОНЯ

Тень, мелькнувшая за окном веранды, была не кто иная, как Бет Дэнси. Когда щедрая посетительница вышла из двери кладовой, Уайтерс задвинул засов и, движимый чувством уважения и благодарности, пошел проводить леди до ворот. Но, пройдя несколько шагов, он услышал, как стукнула калитка, и, когда он подошел ее запереть и на минутку выглянул в темноту, вблизи уже никого не было.
Он постоял несколько секунд, но, видя, что начинается гроза, пошел обратно в кладовую, чтобы взять свой фонарь.
Отодвинув засов, он открыл дверь и протянул руку за фонарем. Каково же было его удивление, когда, приподняв фонарь, чтобы осветить узника и удостовериться, что все в порядке, он увидел не арестанта, связанного по рукам и ногам, а Бет Дэнси, поднявшуюся ему навстречу! Так вот что означали ее поцелуи! Она одурачила его!
Он опрометью кинулся во двор, чтобы поднять тревогу, и Бетси, воспользовавшись его растерянностью, скользнула в открытую дверь и мигом добежала до ворот. Нащупав в темноте щеколду, она открыла калитку и сразу исчезла в темноте.
Она бросилась бежать к ограде, но вдруг ее точно что-то толкнуло. Она вспомнила приход Марион, и мысль о том, что она, может быть, встретилась с Голтспером, заставила ее повернуть к дому.
Она пошла вдоль стены и, услышав голоса на веранде, тихонько подкралась к окну.
Когда молния осветила две обнявшиеся фигуры, Бетси, не помня себя, чуть не ринулась на веранду. Но в это время со двора послышались бряцание оружия и встревоженные голоса солдат.
«Погоня за беглецом!» — мелькнуло в голове у девушки. Дикая жажда мести заглушила все чувства в ее душе.
Она отомстит им обоим! Засадит Голтспера в темницу, из которой она его вызволила. Пусть она поплачет о нем, эта гордая леди!
Обезумев от ревности, Бетси стремглав бросилась к воротам, чтобы предупредить стражу. В ту минуту, когда Голтспер соскочил в ров, с полдюжины кирасиров, следуя указаниям Бетси, окружили веранду.
Гроза кончилась. На прояснившемся небе проступили звезды. Осторожно заглянув в раскрытые окна веранды, кирасиры убедились, что здесь нет ни души.
— Нет его здесь! Никаких следов! — мрачно произнес один из кирасиров, в котором по его унылому и испуганному виду нетрудно было узнать одураченного часового. — Господи, что теперь будет со мной!
И, устремив умоляющий взгляд на Бетси, он заговорил с ней шепотом, так, чтобы не слышали другие.
— Да нет, если он и убежал отсюда, — взволнованным, прерывающимся голосом отвечала девушка, — то вот только сейчас, сию минуту! Я хочу, чтобы вы его поймали! И ее тоже вместе с ним! То-то будет позор для этой гордячки!
— О ком ты это говоришь? Об этой леди в бархатном плаще?
— Да не все ли вам равно! Бегите за ним скорей, вы не можете не догнать его! Да ну, ступайте же, тащите его обратно в тюрьму! Тогда мы посмотрим, как она…
— А куда идти-то? В какую сторону? — подходя к ним, перебил ее сержант. — Надо знать, где его ловить, а так, наугад метаться, — он у нас из-под носа уйдет.
— Нет-нет, не уйдет! — вскричала девушка. — Я покажу вам, куда идти. Идите прямо парком в самый конец, выйдете на дорогу в Хеджерли, только не идите по ней, а ступайте прямо к Вепсейскому лесу. Они поедут этой дорогой, я знаю, так они уговорились. Скорее! Скорее идемте, я поведу вас!
Пожалуй, не прошло и получаса с тех пор, как этот взволнованный голос, так настойчиво понукавший сейчас стражу, умолял Голтспера бежать…
Неужели это Бет Дэнси, так самоотверженно спасавшая любимого человека, жаждала теперь его гибели?
Может быть, это была хитрость с ее стороны? Может быть, она хотела выиграть время, направить его преследователей по ложному следу и этим помочь ему уйти?
Эти мысли проносились в голове Уайтерса. Его товарищи готовы были послушаться Бетси, но он нерешительно топтался на месте и недоверчиво смотрел на торопившую его девушку.
— А зачем нам тащиться пешим? На конях мы его скорей нагоним, — сказал сержант.
— Нет-нет! — отмахнулась Бетси. — Пока вы будете седлать лошадей, его и след простынет. Идемте, и я ручаюсь, что мы захватим его! Им надо пройти Вепсейский лес, а там их ждут лошади. Но вы его захватите раньше.
— А ты не врешь, Бетси? — спросил Уайтерс. — Ты уже меня раз одурачила. Но знай, я тебя не выпущу, пока он не будет у меня в руках!
— Дурень ты! — огрызнулась на него девушка. — Разве я тебе не говорила, почему я помогла ему убежать? Леди, которая меня послала, любила его без памяти, душу готова была отдать, чтобы с ним повидаться, а он, видишь, связался с другой! Так она теперь будет рада-радешенька, если его опять посадят в тюрьму. Она посулила мне награду, но, когда я расскажу ей все, что видела, она мне заплатит вдвое больше, если его только поймают. Будет тебе валять дурака! Сам знаешь, что с тобой сделают, если дашь ему убежать. Идем скорей! Ручаюсь, мы его нагоним!
Наполовину убежденный, Уайтерс, не видя иного выхода избегнуть наказания за свою оплошность, перестал колебаться и бросился вслед за другими.
Бет повела кирасиров не той дорогой, которую она указала Голтсперу. Она не сомневалась, что беглец уже успел выбраться за ограду парка и вышел на Биконсфилдскую дорогу. Им надо было перехватить его на этой лесной дороге, и Бетси повела солдат наперерез по хорошо известной ей глухой тропинке.
Выйдя на дорогу, отряд пошел медленнее. Небо уже очистилось от туч, и ярко светила луна.
Сержант, опытный разведчик, внимательно поглядев на землю, дал знак остановиться.
— Здесь до нас никто не проходил, — сказал он, — нам незачем идти дальше. Поглядите, милая девушка, здесь нет никаких следов!
— Значит, мы его опередили, — ответила Бетси. — Я знаю, что они должны выйти сюда, наверное знаю!
— В таком случае, нам лучше подождать здесь, — шепотом сказал сержант. — Отличное место для засады! Мы можем спрятаться в кустах, чтобы нас не увидели с дороги… Шш! Я, кажется, слышу чей-то голос!
Солдаты, переговаривавшиеся друг с другом, замолчали.
В наступившей тишине из лесу донесся громкий вопль.
— Похоже, какой-то бродяга отдает Богу душу, — пробормотал один из кирасиров.
— Это сова кричит в лесу, — сказал другой.
— Тише вы! — остановил их сержант. — Вон, слышите, еще голоса… и где-то совсем близко…
— Кто-то идет, — сказал он, прислушавшись. — Должно быть, это они. Эй, трое с этой стороны, сюда! Остальные — по ту сторону дороги. Лежать тихо, покуда не подойдут! Когда подам знак, бросайтесь на них. Не двигаться, пока не услышите сигнала!
Солдаты бросились в кусты; кто присел на корточки, а кто остался стоять, спрятавшись за густыми буками.
Сержант тоже укрылся за деревом, а Бетси нырнула в чащу и остановилась, дрожа всем телом, с ужасом ожидая исхода погони, которую она предательски сама навела на след.

Глава 48. СНОВА ПОЙМАН!

Голтспер шел по рву, пока не очутился позади дома. Там он поднялся на вал и бросился бежать через пастбище в глубину парка, откуда уже доносился свист
— условный знак, который ему подавал Гарт. Через минуту он уже стоял рядом с Грегори и Дэнси.
Поспешно обсудив план дальнейших действий, они, не теряя ни минуты, двинулись в путь.
Дэнси должен был расстаться с ними и отправиться к себе домой, где его ждал Ориоли с лошадью Гарта; кроме этой лошадки из королевских конюшен да старой клячи Дэнси, у них не было никаких других средств передвижения. Но поскольку Дэнси ничто не грозило и он не собирался бежать, а индеец в быстроте бега мог вполне помериться с лошадью, то двух лошадей беглецам было достаточно.
Жилище лесника находилось неподалеку от Оксфордской проезжей дороги, и, так как вести лошадей через проселочную дорогу мимо Хеджерли было дальше, условились, что Дэнси с индейцем выведут лошадей тропинкой через Вепсейский лес, а там их встретят Голтспер и Гарт, которые подойдут сюда параллельной лесной дорогой.
Этот план был придуман Гартом, который, опасаясь погони, решил держаться подальше от большой дороги.
Условившись о месте встречи, лесник направился к своему дому, а Гарт повел Голтспера по заросшему склону; затем они перелезли через ограду парка и вышли на дорогу, ведущую в Хеджерли.
Пройдя примерно с полмили, они подошли к опушке Вепсейского леса; его отделяла от дороги невысокая изгородь.
Гарт молча шагал впереди и, казалось, был погружен в какие-то сложные расчеты.
— Пожалуй, скоро будет светать, — пробормотал он, взглянув на небо. — Ну, да, я думаю, на это дело мне времени хватит!
— На что тебе хватит времени? — спросил Голтспер, расслышавший это бормотание.
— Да ничего такого, мастер Генри. Дельце у меня тут есть небольшое. Всего на каких-нибудь десять минут. Время сейчас боюсь упустить, а вот вернусь — и расскажу вам… А, вот он, лаз-то! Чуть не прозевал… Вы ступайте себе тихонько, а я вас живо нагоню, не успеете вон до той стороны леса дойти. А нет, так подождите меня там минутку, я мигом ворочусь.
И Грегори Гарт, согнувшись, юркнул в пролом ограды и скрылся в густой чаще леса.
Голтспер, убавив шаг, пошел один по дороге, недоумевая, какие загадочные дела могли заставить чудака Гарта внезапно покинуть его.
Но скоро мысли его вернулись к Марион, с которой он только что расстался, и, погрузившись в сладостные воспоминания о недавних минутах, он шел по безлюдной дороге, вдыхая свежий лесной воздух, насыщенный ароматом цветов, орошенных дождем.
Впереди ждала неизвестность, опасности, жизнь его была под угрозой, но он забыл обо всем, вспоминая счастливые минуты и нежные речи Марион, еще звучавшие в его ушах.
Он уже отошел довольно далеко от того места, где его покинул Гарт, и вдруг замер от неожиданности: в ночной тишине откуда-то издалека послышался явственный стон.
В таком глухом месте, ночью, что бы это могло означать? Стон повторился еще громче — это уже был не стон, а вопли, прерывавшиеся злобными выкриками. Прислушавшись, Голтспер убедился, что они доносятся с той стороны, куда скрылся Гарт. По-видимому, Грегори как-то замешан в этом…
Вопли и стоны продолжались, а злобные выкрики, сопровождавшие их, перемежались теперь громким и злорадным смехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44