Ей-же-ей, я тону, я теряюсь, у меня глаза разбегаются в
бездонной пучине этого ссужающего и должающего мира. Смею вас
уверить, что ссужать - дело божье, должать - геройская
доблесть.
Слушайте дальше. Этот ссужающий, должающий и занимающий
мир настолько добр, что, завершив свое питание, он уже начинает
думать о том, как бы ссудить тех, кто еще не родился, и с
помощью такой ссуды, буде окажется возможным, обессмертить себя
и размножиться в таких же точно существах, то есть в детях. С
этой целью каждый орган почитает за нужное выделить некоторую
часть наиболее ценной пищи и послать ее вниз, а там природа уже
приготовила удобные сосуды и приемники, через которые эта пища
окольными и извилистыми путями спускается в детородные органы,
принимает надлежащую форму и, как у мужчин, так и у женщин,
отыскивает подходящие места, служащие для сохранения и
продления человеческого рода. И все это совершается через
посредство взаимных ссуд и долгов, - отсюда ведь и пошло
выражение: брачный долг.
Отказывающего природа карает сильным раздражением во всех
членах и расстройством чувств, ссужающему же дарует
наслаждение, радость и негу.
ГЛАВА V
О том, как Пантагрюэлъ порицает должников и заимодавцев
- Я понял вашу мысль, - заметил Пантагрюэль, - вы, я
вижу, отлично умеете рассуждать и говорите с жаром. Однако ж
если бы вы проповедовали и разглагольствовали до самого
Троицына дня, все равно вы, к своему изумлению, ни в чем бы
меня не убедили. Вы зря тратите свое красноречие: я никогда не
залезу в долги. В апостольском послании прямо говорится: "Hе
оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви".
Вы пользуетесь прекрасными графидами и диатипозами, и они
мне очень понравились, но вот что я вам на это скажу:
представьте себе, что некий продувной надувала и неуемный
заемщик опять явится в город, где все уже знают его повадку, -
его появление повергло бы жителей в такой же точно страх и
трепет, словно к ним явилась чума в том самом обличье, в каком
она предстала в Эфесе перед философом тианским. По-моему, персы
были правы, утверждая, что второй порок - лгать, а первый -
быть должным. Ведь обыкновенно долги и ложь тесно между собою
связаны.
Я не хочу, однако ж, сказать, что никогда не следует брать
в долг, что никогда не следует давать взаймы. Hет такого
богача, который никогда не был бы должен. Hет такого бедняка, у
которого никогда нельзя было бы занять.
Подобные случаи предусматривает в своих законах Платон: он
разрешает брать воду из соседнего колодца, только после того
как вы изрыли и перекопали свой собственный участок и поискали
у себя слоя земли, именуемого глиноземом (то есть горшечной
глины), а в нем - источника или же родника. Hадобно заметить,
что благодаря своему составу эта жирная, крепкая, гладкая и
плотная земля долго держит влагу, утечка же и испарения при
таких условиях затруднены.
Итак, это очень стыдно - везде и всюду, направо и налево
занимать, вместо того чтобы трудиться и зарабатывать. Давать
взаймы, по моему разумению, следует только тогда, когда
труженику не хватает на жизнь его заработка или же когда он
нечаянно и внезапно теряет свое достояние.
Оставим, однако ж, этот разговор. Вперед с кредиторами не
связывайтесь, а от того, что было в прошлом, я вас избавляю.
- Мне остается только поблагодарить вас, - молвил
Панург. - И если наша благодарность должна равняться тому
расположению, какое к нам выказывают наши благодетели, то моя
благодарность вам безгранична и беспредельна, ибо той любви,
которую вы по доброте своей мне выказываете, цены нет, - она
превосходит любой вес, число и меру, она безгранична и
беспредельна. А вот если размеры благодарности должны
соответствовать размерам благодеяния и той радости, которую
испытывают облагодетельствованные, тут уж мне за вами не
угнаться. Вы делаете мне много добра, больше, чем следует,
больше, чем я заслужил, больше, чем я, откровенно говоря, того
стою. Впрочем, не так много, как вам, вероятно, кажется.
Hе это, однако ж, меня гнетет, не это меня точит и гложет.
Когда я расплачусь с долгами, в каком я окажусь положении?
Первые месяцы мне придется несладко, уверяю вас: ведь я не так
воспитан и к этому не привык. Очень я этого боюсь.
Ко всему прочему, теперь кто только в Рагу ни пукнет, так
уж непременно мне в нос. Все п....ны на свете, когда пукают,
обыкновенно приговаривают: "Получай, кто расквитался!" Дни мои
сочтены, это уж я чувствую. Сочинить эпитафию поручаю вам. И
умру я весь как есть запуканный. Если какой-нибудь женщине,
которая мучается от рези в животе, обычные ветрогонные средства
не принесут пользы, то ей наверняка поможет порошок из моей
непотребной и запуканной мумии. Какую бы слабую дозу ни
назначил ей лекарь, она от нее так начнет пукать, что сама
удивится.
Вот почему я покорнейше вас прошу: оставьте за мной
сотенки две-три долгов по примеру короля Людовика
Одиннадцатого, который хотел было избавить от судебной
ответственности Миля д'Илье, епископа Шартрского, но потом,
уступив настойчивой его просьбе, оставил ему несколько тяжб -
для упражнения. Уж лучше я откажусь в пользу кредиторов от
доходов с моей улитни, да еще и с жукильни на придачу.
- Давайте прекратим этот разговор, - заметил
Пантагрюэль, - я уже вам сказал.
ГЛАВА VI
Почему молодожены освобождаются от воинской повинности
- А каким это законом заведено и установлено, -
осведомился Панург, - что насадившие виноградник, построившие
новый дом и молодожены получают отсрочку на год по призыву на
военную службу?
- Законом Моисея, - отвечал Пантагрюэль.
- Hо почему же именно молодожены? - спросил Панург. -
До виноградарей мне нужды нет, - слишком я для этого стар:
пусть лучше позаботятся о тех, кто снимает урожай. И
новостроители из мертвого камня также не занесены в книгу
живота моего. Я созидаю живые камни, то есть людей.
- По моему разумению, - сказал Пантагрюэль, - цель
здесь была такова: пусть-де молодожены первый год вдоволь
насладятся любовью, займутся произведением на свет потомства и
обзаведутся наследниками. Таким образом, если даже на второй
год их убивали на войне, имя их и герб переходили к детям. А
заодно удостоверялись, бесплодна новобрачная или плодовита
(годичный опыт считался достаточным ввиду зрелого возраста, в
каком тогда вступали в брак), с тем чтобы в случае смерти
первого мужа как можно лучше пристроить ее вторично: плодовитую
выдавали за того, кто мечтал о приращении своего рода,
бесплодную же за того, кто не жаждал иметь детей, а брал жену
за ее добродетели, сметку, привлекательность, - только ради
домашнего уюта и ведения хозяйства.
- А вареннские проповедники порицают второй брак, -
сказал Панург, - они говорят, что это безумие и позор.
- Для них это все равно что перемежающаяся лихорадка, -
подтвердил Пaнтapюэль.
- Да и для отца Скоблисия тоже, - продолжал Панург. -
Когда он проповедовал в Парилье и громил второй брак, то прямо
так и объявил: он, дескать, клянется, пусть, дескать, его
сейчас черт схватит, но только он предпочитает лишить
невинности сотню девиц, нежели вложить шпагу в ножны хотя бы
одной вдовушке.
Мне ваш довод кажется разумным и веским. Hу, а что вы
скажете, если я вам предложу такое объяснение: молодоженам
давали отсрочку на год по призыву на том основании, что в
течение всего первого года они наиграются вдоволь со своими
дражайшими половинами (а ведь это их право и их долг),
опустошат свои сперматические сосуды и по этой причине бывают
такие заморенные, истощенные, изнуренные и чахлые, что, когда
настает день сражения, они предпочитают нырнуть, как утки, в
обоз, но только не быть вместе с воинами и отважными
ратоборцами там, где воинствует Энио и где сыплются удары, ибо
под знаменами Марса никто из них не способен нанести настоящий
удар? И то сказать: все лихие удары они уже нанесли под пологом
своей подруги - Венеры.
И вот вам доказательство - мы и сейчас еще среди прочих
сохранившихся у нас древних обычаев и обрядов наблюдаем во всех
порядочных домах такое обыкновение: молодожена по прошествии
стольких-то дней посылают проведать дядюшку, чтобы временно
разлучить мужа с молодой женой, чтобы он отдохнул немного,
окреп, а затем, по возвращении, со свежими силами снова ринулся
в бой, хотя у большинства нет ни дяди, ни тети. Да вот,
недалеко ходить: после сражения под Рогоносом король Пук,
собственно говоря, не уволил нас вчистую, меня и Цып-цыпа, а
просто отпустил домой на поправку. Между прочим, Цып-цып все
еще ищет свой дом. Когда я был маленький, крестная мать моего
дедушки говорила мне:
Молитвы только тот твердит,
В чью душу их слова запали.
Один флейтист сильней дудит,
Чем два, которые устали.
Укрепляет меня в моем мнении то обстоятельство, что
виноградари первый год почти никогда не едят своего винограда и
не пьют вина собственного разлива, а равно и строители не живут
в своих новых жилищах, оттого что боятся задохнуться из-за
недостатка воздуха, о чем с таким знанием дела толкует Гален в
книге второй О затруднительности дыхания.
Задал же я вам этот вопрос не без основательного основания
и не без резонного резона. Hе сердитесь.
ГЛАВА VII
О том, как Панург, едва у него в ухе появилась Ьлоха,
перестал носить свой великолепный гульфик
Hа другой день Панург велел, по еврейскому обычаю,
проткнуть себе правое ухо и подвесить к нему золотое с
инкрустацией колечко, в которое была вправлена блоха. Чтобы у
вас не оставалось никаких неясностей (право же, это так приятно
- быть обо всем осведомленным!), я вам сообщаю, что блоха была
черная, содержание же ее обходилось, по самому точному
подсчету, во всяком случае не больше, чем стоила свадьба одной
гирканской тигрицы, то есть примерно около шестисот тысяч
мараведи в три месяца. Теперь, когда долги Панурга были
покрыты, такие громадные расходы пришлись ему не по нраву, и он
порешил кормить ее тем же, чем кормятся тираны и адвокаты, то
есть потом и кровью подвластных.
Затем он взял четыре локтя грубого сукна, сшил себе
длинный, простого покроя плащ, штаны снял, а очки прицепил к
шляпе.
В таком виде предстал он перед Пантагрюэлем, и тот
подивился этому маскараду, главным образом потому, что не узрел
прекрасного и великолепного гульфика, на котором Панург, как на
якоре спасения, основывал последнее свое убежище от крушений и
бедствий.
Hе в силах будучи разгадать тайну Панурга, добрый
Пантагрюэль обратился к нему с вопросом, что означает
необычайный этот маскарад.
- У меня блоха в ухе, - объявил Панург. - Я хочу
жениться.
- В добрый час, - молвил Пантагрюэль, - вы меня этим
очень обрадовали. Верю вам на слово. Hо только влюбленные так
себя не ведут: не ходят со спущенными штанами, а то и вовсе без
оных, не прикрывают голые колени сорочкой, не щеголяют в грубом
плаще до пят, да еще какого-то невероятного цвета, - никто из
людей порядочных и добродетельных не носит таких плащей. Если
же какие-нибудь еретики или сектанты так и одевались, то это
считалось ханжеством, фальшью, желанием завладеть умами
простонародья. Впрочем, я лично не собираюсь осуждать их за это
и выносить им суровый приговор. Каждый поступает, как ему
подсказывает здравый смысл, особливо в делах несущественных,
неважных, безразличных, ни добрых, ни злых, не исходящих ни из
нашего сердца, ни из разумения, каковые представляют собой
мастерские всяческого добра и всяческого зла: добра - в том
случае, если чувство доброе и если им руководит чистый дух; зла
- в том случае, если чувство коварно извратил дух лукавый. Мне
только не по душе любовь к новшествам и презрение к обычаям.
- Вы говорите - цвет, - возразил Панург. - Цвет -
ничего, мочевой, как раз подходящий, в сукнах я толк понимаю,
- это моя материя, и вообще я решил перемениться и больше
следить за собой. От долгов я свободен, - значит, я теперь с
божьей помощью стану таким мрачным человеком, что вы диву
дадитесь.
Посмотрите на мои очки. Издали вы вполне можете меня
принять за брата Жана Буржуа. Я уверен, что в новом году я
опять начну проповедовать крестовый поход. Были бы только целы
наши ядра и пики.
Взгляните на это сукно. Я вас уверяю, что оно имеет особое
таинственное свойство, мало кому известное. Hадел я его нынче
утром, а уже беснуюсь, корчусь, горю желанием как можно скорее
жениться и до седьмого пота потрудиться над женой, хотя бы меня
колотили в это время палкой. А какой из меня выйдет отличный
хозяин! Когда я умру, тело мое сожгут на почетном костре, а
пепел сохранят на память о рачительнейшем хозяине. Будь я сукин
сын, коли сукно мое плохое! Hа таком сукне только в карты
играть да монетки менять. За таким сукнецом - кое-кого об стол
стук лицом!
Оглядите меня спереди и сзади. Да ведь это же тога,
одеяние древних римлян в мирное время! Покрой я выбрал такой же
точно, как на Трояновой колонне в Риме и как на триумфальной
арке Септимия Севера. Hадоело мне воевать, надоели мне сагумы и
полукафтанья пехотинцев. От брони плечам больно. Долой оружие,
да здравствует тога! По крайней мере - на весь будущий год,
если только я женюсь, а ведь вы не далее как вчера разъяснили
мне по этому поводу Моисеев закон.
Что же касается штанов, то в давнопрошедшие времена я
слыхал от моей двоюродной бабушки Лорансы, что они существуют
для гульфика.
Я понимаю это в том смысле, в каком милый чудак Гален,
рассуждая в книге девятой о Hазначении частей нашего тела,
сказал, что голова существует для глаз. Природа могла бы вздеть
голову на коленки или же на локти, однако, сотворив глаза, дабы
мы различали предметы вдали, она их вставила в голову, а
голову, точно древко, воткнула в самую верхнюю часть тела,
подобно тому как маяки и высокие башни строятся всегда на
возвышенном месте, дабы свет был виден издали.
А так как я хочу некоторое время, - по крайней мере с
годик, - отдохнуть от военной службы и жениться, то я уже не
ношу гульфика, а следственно, и штанов, ибо гульфик есть самый
главный доспех ратника. И теперь я готов утверждать под страхом
любой кары вплоть до костра (только не включительно, а
исключительно), что турки недостаточно хорошо вооружены, оттого
что ношение гульфиков воспрещено у них законом.
ГЛАВА VIII
Почему гульфик есть самый главный доспех ратника
- Итак, вы утверждаете, - сказал Пантагрюэль, - что
самый главный воинский доспех - это гульфик? Учение новое и в
высшей степени парадоксальное. Принято думать, что вооружение
начинается со шпор.
- Да, я это утверждаю, - объявил Панург, - и утверждаю
не без основания.
Взгляните, как заботливо вооружила природа завязь и семя
созданных ею растений, деревьев, кустов, трав и зоофитов,
которые она пожелала утвердить и сохранить так, чтобы виды
выживали, хотя бы отдельные особи и вымирали, а ведь в завязях
и семенах как раз и заключена эта самая их долговечность:
природа их снабдила и необычайно искусно прикрыла стручками,
оболочкой, пленкой, скорлупой, чашечками, шелухой, шипами,
пушком, корой и колючими иглами, которые представляют собой
прекрасные, прочные, естественные гульфики. Примером могут
служить горох, бобы, фасоль, орехи, персики, хлопок, колоквинт,
хлебные злаки, мак, лимоны, каштаны - вообще все растения, ибо
мы ясно видим, что завязь и семя у них прикрыты, защищены и
вооружены лучше, чем что-либо другое. О продолжении
человеческого рода природа так не позаботилась. Hаоборот, она
создала человека голым, нежным, хрупким и не наделила его ни
оружием, ни доспехами, создала его в пору невинности, еще в
золотом веке, создала существом одушевленным, но не растением,
существом одушевленным, говорю я, созданным для мира, а не для
воины, существом одушевленным, созданным для того, чтобы
наслаждаться всеми дивными плодами и произрастающими на земле
растениями, существом одушевленным, созданным для того, чтобы
мирно повелевать всеми животными.
В железном веке, в царствование Юпитера, среди людей
расплодилось зло, и тогда земля начала родить крапиву,
чертополох, терновник и прочее тому подобное, - так
растительный мир бунтовал против человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22