.. Исполни добровольно мое желание, потому что я все равно добьюсь своего. Ты видишь — я вне себя! Я должен иметь тебя! Нет мне покоя без тебя... Бодена! Сжалься надо мной!
Несчастную сестру Анастасию поразили скорбные, надтреснутые нотки в голосе светлейшего. Нет, это было не прихотью, не капризом; видно, что все существо Потемкина властно тянулось к ней. Неужели он действительно любит ее, любит до той степени, когда нет ни добра, ни зла, а все вокруг — только одно желание?
Забывая о своей наготе, Бодена ответила ему мягко и кротко:
— Образумься, Григорий Александрович! Разве ты не видишь, что я уже не своя, что я не принадлежу себе больше? Мне ли сжалиться над тобой, когда ты сам не жалеешь своей души? Нет, сжалься ты сам над собой, отпусти меня, и я прощу тебя, буду молиться, да дарует Господь мир и спокойствие твоей душе, да укроет Он тебя в лоне Своем!
Словно взбешенный зверь Потемкин вскочил с места.
— Так вот ты как! — заревел он. — Вместо хлеба — камень! Вместо воды — желчь! Не прощение, не спасение, а ты сама нужна мне, и ты будешь, будешь, будешь моей! Довольно нежностей!.. В последний раз спрашиваю тебя: согласна ты исполнить мое требование?
— Да просветит Господь твой разум!
— Ах, так! Ну-ка, Свищ, просвети ее!
Свищ взял в руки плетку, любовно погладил ее, прицелился и вдруг сильно и ловко взмахнул ею... Плетка со свистом прорезала воздух и обвила белую спину Бодены, оставляя кровавую полосу.
Бодена задрожала, на ее лице отразилась страшная
мука, но она крепко стиснула зубы и не проронила ни звука, ни стона.
— Поддай еще! — заревел Потемкин.
И снова свистнула плетка, и другая кровавая полоса легла рядом с прежней.
— Еще разок! Пройми ее, ведьму подлую!
Бодена вынесла только пять ударов. Она всегда отличалась страшной чувствительностью к физической боли, и от этих жгучих страданий ее сердце остановилось, не выдержав. На шестом ударе державшие ее слуги почувствовали, что руки Бодены вдруг перестали дергаться и вырываться и она тихо сползла на пол.
— Ломается! — мрачно заметил Потемкин. — Поддай еще жару, Свищ!
Свищ наклонился к упавшей и ударил ее, зорко всматриваясь в остекленевший зрачок.
— Нет, ваша светлость, не ломается она! — сказал он. — Сейчас хоть бей, хоть не бей — не чувствует: только зря стараться! Я ведь ее знаю — чуть что, сейчас без чувств падает.
Потемкин подошел к лежавшей на полу Бодене и с ужасом стал всматриваться в ее судорожно застывшие черты.
— Отнести ее на кровать! — буркнул он сквозь зубы. — Пусть доктор намажет ей чем-нибудь спину — чтоб не болело... И убирайтесь все вон отсюда!
Бодену унесли. Потемкин остался один. Его лицо исказилось непритворной мукой. Он то хватался за голову, то накачивал себя стакан за стаканом крепким вином. Потом он встал и, пошатываясь, направился в спальню, где положили бесчувственную Бодену.
Бодена пришла в себя от щиплющей боли в спине. Она еще не была в состоянии ни двинуться, ни сказать что-либо, но мозг уже начинал понемногу работать. Она поняла, что ей что-то втирают в спину. 370
«Наверное соль!» — подумала она, вспоминая «коллекцию» Свища, и внутренне содрогнулась от ужаса при мысли о новых терзаниях.
Но нет! Рана в первый момент прикосновения втираемого действительно начинала гореть и ныть, но затем сразу же чувствовалась приятная прохлада, боль прекращалась, и тело охватывала сладкая истома.
— Бедная женщина! — пробурчал по-французски чей- то мягкий старческий голос. — Ох, уж эти мне русские сатрапы! Разве можно подвергать телесным наказаниям женщину, да еще такой нежной организации! Подите сюда, — подозвал он кого-то на ломаном русском языке. — Переверните ее и положите на левый бок! — Бодена почувствовала, что две пары рук осторожно перевернули се. — Ну вот! — по-французски докончил тот же голос. — Левая сторона осталась почти нетронутой... Спи, бедная, отдохни!
Бодена слегка приоткрыла глаза и увидала уходившую из комнаты горбатую фигуру. Дверь тихо закрылась — она была одна.
Бодена с трудом приподняла голову и оглянулась. Она лежала на широкой кровати в богато обставленной спальне. Шторы на окнах были спущены, но зажженные свечи давали достаточно света. Вдруг около двери снова послышались шаги.
Бодена поспешно опустила голову на подушки и сомкнула ресницы.
Все бушевало в ее душе. Страшное насилие, позор, которому она подверглась, вытравили из ее сердца молитвенное настроение, кротость, с помощью которой она надеялась смягчить неистовствовавшего Ирода. Теперь это была уже не кроткая сестра Анастасия, а прежняя Бодена, жаждавшая мести, готовая пойти на что угодно, лишь бы утолить пламенную злость.
Шаги слышались все ближе.
Дверь тихо открылась.
На пороге показался Потемкин.
Бодена сильнее закрыла глаза, чтобы не выдать себя.
Потемкин тихо подошел к кровати и посмотрел на Бодену скорбным взглядом.
— Что же делать? — страдальческим шепотом сказал он. — Я не мог... Как же мне было иначе?.. Я не могу отказаться от нее! На склоне моих дней она снова зажгла мне кровь неугасимым пожаром, и нет мне жизни, если она не станет моей! О, Бодена, Бодена!.. — Он наклонился и нежно поцеловал кончики ее пальцев, высунувшиеся из-под простыни, после чего продолжал: — Нет исхода, она должна быть моей! Вся прожитая жизнь, все достигнутое — все кажется мне мелким, ничтожным, ненужным... Только она нужна мне!.. Бодена! Жизнь моя, счастье! Мое сердце обливалось кровью, когда я видел, как покрывалось рубцами это любимое тело. Что же делать, если я не умею любить иначе? А я люблю тебя... Обнять тебя еще раз, заставить встрепенуться страстью твое тело... А потом... потом хоть умереть... Бодена! Бодена!
Словно обезумевший, светлейший ринулся к пленнице под влиянием охватившей его страсти, хотел обхватить ее, овладеть ею, бессильной, бесчувственной...
Но она была настороже. Вся кровь вскипела в ней при этом прикосновении, и, не помня себя от бешенства, она с силой ударила Потемкина правой рукой по лицу, так что он потерял равновесие и упал около кровати на пол.
Этот порыв истощил все силы Бодены. Она упала на подушки и зажмурилась в страхе перед неизбежным: вот- вот он снова набросится на нее.
Но с Потемкиным творилось что-то странное, непостижимое. Он встал на колени около постели и нежно прижался к ударившей его руке.
— Бодена! Выслушай меня! Умоляю тебя, одну минуту разумного спокойствия!.. Ты поймешь... ты поймешь...
Бодена с удивлением и ужасом открыла глаза. Не сошел ли светлейший с ума? Весь его вид, несвязность речи, блуждающая пламенность взгляда — все говорило 372
о том, что он не вполне владеет своими чувствами.
— Выслушай меня, Бодена! — продолжал Потемкин. — Только теперь я понял, что не пустая прихоть, не мелкая страстишка приковывает меня к тебе. Нет, н тебе вся моя жизнь! С того момента, как увидал я тебя пляшущей на улице, ты привязала мою душу незримыми нитями... Я пытался освободиться от твоей власти... Напрасно! Я был не в силах сбросить опутавшие меня цепи... Я знаю: ты возненавидела меня за то, что я пытался силой привязать тебя к себе. Ты жаждала свободы, словно соловей, ты не могла петь в клетке. Но чем же было мне привязать тебя к себе? Я не умел... О, Бодена, разве можно казнить только за неуменье?.. Но теперь я вижу: без тебя мне нет жизни. Сжалься надо мной, Бодена! Выслушай мою просьбу: стань моей женой, раздели со мной остаток моих дней!
— Ты бредишь! — в изумлении воскликнула Бодена.
— О, нет, вся моя прошлая жизнь была бредом, теперь же наступило пробуждение. Бредил я тогда, когда думал приковать тебя цепями, приковать золотом, рабством, насилием... Бодена! Обвенчайся со мною, будь моей женой!
— Григорий, опомнись! Ведь я монахиня, я дала обет...
— Нет нерасторжимых обетов: Бог связал, Бог и развязал!
— Но государыня... Опомнись! Разве допустит она это?
— Государыня? — Потемкин расхохотался горько и злобно. — Государыня! О ней я сейчас поведу речь с то- бой, и ты поймешь, на какие вершины я зову тебя! Вспомни, Бодена, что такое была вся моя жизнь. Разве сделал кто-нибудь столько для России, сколько сделал я? Когда государыня приблизила меня к своему трону, это была забитая, обнищавшая страна. А теперь? Европа льстит и заискивает перед нею, границы страны раздвинулись во все стороны... Ты скажешь: я не забывал и себя. Ты скажешь: я первый поживился от своих успехов. Ну, что же, это правда. Но я думал так: раз я даю русскому народу счастье и величие, раз я даю ему то, чего не дал кроме меня никто, то я вправе брать себе все, что мне нужно. А разве другие не так поступали? Разве сама императрица, даря своим возлюбленным бриллиантовые аксельбанты в несколько сот тысяч, не брала у народа его достояние для того, чтобы вознаградить тех, которые умели угодить ей?.. И как угодить? Вспомни, Бодена... Вспомни и сравни: другие только брали, а я брал, но и давал... И вот благодарность...
В горле у Потемкина что-то всхлипнуло, сорвалось. Он с силой потянул в себя воздух. Бодена изумленно смотрела на него, не веря своим глазам: таким она никогда не видела светлейшего.
Судорожно переведя дух, Потемкин продолжал:
— Да, я дал ей то, что никто не мог бы дать. И вот благодарность. Она приблизила к себе мальчишку, ничтожество, и ради этого негодяя, который только и делает, что служит ее старческой страсти, она оттолкнула меня, своего старого, испытанного слугу. Что я видел от нее в награду за последние торжества русского оружия? Что я получил после победоносного разгрома турок? Только оскорбления, только вечное предпочтение мальчишки мне, Потемкину... О!.. Я должен показать ей, России, всему миру, что без Потемкина Россия — ничто. Я знаю стороной, что султан с радостью примет меня, если я вздумаю предложить ему свои услуги. И вот месть решена и готова. У меня в Николаеве стоят несколько кораблей, в портфеле еще уцелело несколько листков с подписью императрицы. Мне стоит только снарядить корабль в путь, нагрузить на него все свое добро, забрать, воспользовавшись чистыми листками, всю наличность казначейств — и в путь, в Турцию! А, вы думали обойтись без Потемкина!..
Его лицо искривилось судорожной гримасой. Он так стиснул себе руки, что пальцы захрустели. У Бодены от 374
изумления и негодования не хватало воздуха. Как! Он дошел до того, что готов изменить стране, готов навлечь на нее всяческие бедствия, и все это только для того, чтобы удовлетворить свои злобные чувства! Где же предел его низости? Когда же, о Господи, Ты избавишь родину от этого нового Аттилы?
Бодена чувствовала, что задыхается. Она схватилась рукой за грудь и вдруг нащупала там что-то твердое: это был золотой медальон, издавна бережно хранимый ею как последнее средство... Вскоре после того, как императрица Екатерина приблизила ее к себе, Бодена однажды обнаружила пропажу своего заветного серебряного медальона, благодаря которому ей удалось когда-то доказать, что она — Мария Девятова. Она искала его повсюду, обещала за нахождение крупную награду, но медальон пропал безвозвратно. Должно быть, тоненькая цепочка перетерлась и медальон упал. С течением времени Бодена примирилась с потерей этой реликвии, но испытывала чисто физическое неудобство: она привыкла чувствовать что-то на шее. И вот ей случайно попался старинный медальон, внутри которого был искусно вмонтирован стеклянный флакончик, вмещавший несколько капель жидкости. Продавец объяснил ей, что это — итальянский флакон, принадлежавший кому-то из Медичи, хранивших там яд. То же самое решила сделать и Бодена. Она все острее чувствовала неудовлетворенность жизнью, все чаще бывали минуты, когда хотелось кончить это мучительное, ненужное существование. И вот, достав у одного из придворных докторов немного смертельной, ядовитой эссенции, Бодена влила ее в хрустальный флакон медальона и стала носить при себе.
С течением времени она как-то забыла об этом, но теперь, нащупав на груди медальон, вспомнила о его содержимом. Глубокое спокойствие разлилось вдруг по ее сердцу: теперь она поняла, что Господь делает ее, смиренную рабу, орудием отмщения и казни...
А Потемкин продолжал:
— Теперь пойми, Бодена, к каким вершинам славы я зову тебя. Я отправлюсь в Николаев и все подготовлю. Затем я вернусь за тобой, и мы уедем в Турцию. Султан возьмет меня на службу. Я и без того богат, я и без того повезу на корабле неисчислимые сокровища. А он в свою очередь осыплет меня милостями. Я знаю все слабые места русских укреплений, каждый шаг турецкой армии будет сплошным торжеством Турции и уничтожением России... О, я отомщу!.. Я жестоко отомщу!.. Ты будешь моей женой. Я окружу тебя почетом, лаской, богатством — всем, чего только сможет пожелать твоя душа... Я стану богом, но ты — ты будешь богом бога... Бодена! Разве это не предел желаний?.. О, Бодена, скажи, что ты согласна!
— Григорий! — по возможности мягко, с трудом подавляя негодование, ответила ему Бодена. — Если бы ты начал с этого, если бы тогда, раньше выказал свою любовь, то наша жизнь сложилась бы совершенно иначе. Ведь я отталкивала тебя только потому, что вся моя гордость возмущалась насилием. Но, раз ты молишь, раз ты просишь, я не в силах отказать твоей просьбе... Бери меня: я твоя...
— Бодена! — страстно вскрикнул Потемкин и сжал ее в своих объятиях.
Бодена громко вскрикнула и оттолкнула от себя светлейшего.
— Что с тобой, счастье мое? — тревожно спросил Потемкин.
— Ты больно сжал меня, Григорий. Ведь по твоему приказанию мне изранили всю спину! Да и вообще оставь меня теперь! Уважай во мне свою невесту!.. Потом, когда священник обвенчает нас...
— Это будет на корабле! — пылко воскликнул Потемкин.
— Ну да, хотя бы на корабле. Так вот, когда я стану твоей женой, тогда...
— Хорошо, жизнь моя, ты права! Засни теперь, от
дохни! Я лягу у твоих ног и буду нежно беречь твой сон! О, я ни одним прикосновением не нарушу твоего покоя! А завтра с утра я поеду в Николаев, подготовлю там все и вернусь за тобой...
— Но мне надо будет вернуться в монастырь!
— Зачем? Разве ты не будешь в большей безопасности здесь, под моей крышей?
— Да, но... — замялась Бодена, однако потом, быстро придумав правдоподобную ложь, продолжала: — У меня в келье имеются важные письма и документы, обличающие императрицу. Некоторые из них направлены против тебя: ты сможешь опубликовать их и доказать, что бежал в Турцию ради сохранения жизни...
— Неужели? — воскликнул Потемкин. — О, Бодена, Бодена! Какое сокровище обретаю я вновь в тебе!
— Мне хотелось бы пить, — сказала Бодена.
— Хочешь вина?
— О, да! Отметим наше обручение!
Потемкин вышел из спальни и вернулся с двумя бокалами и бутылкой вина.
— Я очень ослабела, — сказала Бодена, — я ничего не ела с утра!
— Я сейчас велю принести!
— О, нет! Мне так стыдно, так не хочется видеть кого бы то ни было!
— Ну, хорошо, счастье мое, я сам принесу!
Потемкин вышел.
Бодена быстро соскочила с кровати и побежала к столику, на котором стояли вино и бокалы. Она проворно достала медальон, открыла его и капнула три капли бесцветной жидкости в один из бокалов, а затем, посмотрев на свет, проговорила, пряча флакон в медальон: «Еще осталось... для меня!» — после чего благоговейно перекрестила отравленный бокал и наполнила его вином, сказав:
— Помоги, Господи, совершиться суду Твоему!
Когда Потемкин вошел в комнату с тарелкой чего-то
съестного, он увидел, что Бодена сидит перед столиком и тихонько отхлебывает вино из бокала. Другой бокал был тоже наполнен до краев.
— Мне уж очень захотелось пить! — сказала она. — Ну, Григорий, чокнемся, выпьем до дна — за нашу будущую жизнь, за наше счастье!
Потемкин схватил подставленный ему бокал, чокнулся и осушил его до дна.
«Больше ты уже не будешь грешить! — думала Бодена, гладя, как исчезла отравленная жидкость из бокала. — Больше не будешь играть родиной как игрушкой».
Она спокойно допила свой бокал, немножко поела принесенной Потемкиным икры и сказала:
— А теперь, Григорий, отпусти меня в монастырь!
— Но что же ты скажешь там? Как объяснишь свое исчезновение?
— Я придумаю что-нибудь... Скажу, что меня похитили разбойники, что ты меня освободил... Я уж придумаю...
Потемкин приказал приготовить карету и проводил Бодену. Когда она уселась, он просунул в дверцу голову и сказал:
— Обними же меня, поцелуй, Бодена!
Она взяла обеими руками его голову, торжественно поцеловала в лоб, затем перекрестила и сказала:
— Да простит тебя Всевышний, да отпустит Он тебе грехи твои и примет в лоно Свое!
«Что ты говоришь, Бодена?» — хотел вскрикнуть Потемкин, но ужас каким-то холодом сдавил ему горло; темное предчувствие пронзило мозг... Побледнев, он смотрел, как карета катила со двора.
На другой день Потемкин чуть свет приказал закладывать лошадей, чтобы ехать в Николаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37