— Вот гнус! — сердито буркнул он. — Посмотришь на нее и не подумаешь!.. Такая тихая да скромная, воды не замутит. Подлянки все эти француженки! Приезжают сюда, получают большие оклады, наживаются, а сами все норовят какую-нибудь пакость сосплетничать. Ну, погоди!.. Проучу!
— Кого это вы, ваша светлость? — спросил Бауэрхан.
— А вот, прочти! — сказал Потемкин, кинув ему через стол письмо.
Бауэрхан поймал его на лету и стал читать.
— Мари Мильдье, — сказал он, прочитав. — Кто это?
— Корифейка, девица совершенно ничем не замечательная. ..
— Но ей нельзя отказать ни в уме, ни в наблюдательности!
— Вот я ей покажу наблюдательность!
— Ваша светлость, а ведь если подумать хорошенько, так эта маленькая злодейка не так уж неправа!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что если вы, ваша светлость, не примете мер, то в самом скором времени при дворе может состояться новое празднество по случаю назначения светлейшего князя Потемкина губернатором в Архангельск или Иркутск, и притом без права возвращения в столицу!
— Но что же делать? Что делать?
— Действовать, ваша светлость! Завадовского надо устранить, он опасен!
— Легко сказать — «устранить»! Это какая-то белая ворона, раритет, уродец! Никаких страстей, никаких пороков!
— Таких людей, ваша светлость, не существует! У каждого человека имеется какой-нибудь скрытый порок. Может быть, Завадовский просто осторожен?
— Да ты подумай, Кукареку: он стоит во главе финансовой комиссии, через его руки проходят чуть не все государственные оборотные суммы, и, как мне достоверно известно, ни одного рубля до сих пор не прилипало к его пальцам!
— Согласен. Но это легко объяснимо: то, что Завадовский получает от государыни, значительно превосходит его потребности. Да и мог ли скромный офицерик мечтать о таком богатстве и великолепии? Следовательно, тут вопрос не в добродетели. Сытый человек красть хлеба не будет. Так давайте поищем, чем может быть голоден Завадовский. Денег ему не надо, власти тоже. Остаются два великих рычага человеческого существования — любовь и тщеславие. Использовать первое легче и проще, поэтому начнем с любви. Ведь не может быть никаких сомнений, что он не любит нашего «царственного мотылька» как женщину. Он ей благодарен, признателен, все, что хотите, но ведь между ними добрых два десятка лет разницы. Наверное, Завадовский втайне думает, что хорошо было бы отвести душу с молодой, красивой женщиной, но сам предпринимать шаги в этом направлении не решается. Поэтому пойдем ему навстречу! Отчего не помочь бедному молодому человеку?
— Кукареку, ты гений!.. Но как же это сделать?
— Очень просто. В гареме светлейшего князя Потемкина найдется не одна жемчужина. Всем известно, что этот гарем содержится больше из причуды, чем из непомерного сластолюбия, а следовательно, ваши одалиски должны вздыхать и тосковать от скуки. Так вот, допустим, что одной из них — ну, хоть Ольге, «жемчужине Кавказа», — придется раза два-три встретиться с Завадовским...
— Ольге? Грузинке? Отлично! Она может соблазнить и святого!
— Да, встретится и обратит на себя его внимание. Затем она напишет ему письмо: «Ты несчастен, и я тоже. Оба мы прикованы к особам, которые не могут дать нам счастья. Я тебя люблю, ты меня легко полюбишь. Давай обманем наших стариков».
— Да, но понимаешь ли ты всю опасность этого? Если Завадовский пойдет на эту удочку, то нам важно, чтобы государыня узнала о его измене, и окажется, что соблазнительницей явилась моя крепостная. Гнев императрицы может косвенно обрушиться и на меня! Ну, а не пойдет он в ловушку, так покажет письмо Екатерине — и опять-таки выйдет для меня скверная штука!
— Ничуть не бывало. Если Завадовский прельстится чарами красавицы-грузинки, то, как только вожделенное свидание состоится, вы, ваша светлость, прикажете запороть Ольгу до смерти. О наказании узнает государыня и гневно призовет к ответу вас; вы нерешительно и неохотно выдадите причину наказания и одним ударом убьете двух зайцев, то есть докажете собственную верность и измену соперника...
— Ты гениальный мерзавец, Кукареку!
— К услугам вашей светлости!
— Ну, а если ловушка не подействует?
— Тогда для доказательства вашей невиновности Ольгу... надо будет жестоко выпороть — как она смела писать любовные письма такому лицу!
— Великолепно! Но допустим, что наш замысел не удастся — всегда надо предполагать худшее. Тогда мало снять с себя подозрение, надо придумать что-либо другое!
— Это другое мы найдем во втором рычаге: тщеславии. Надо окружить Завадовского шпионами...
— Ах, чего они стоят! Глупые, жадные, продажные. ..
— Я не говорю о профессиональных шпионах; я имею в виду лиц, имеющих известное значение и положение при дворе, но заинтересованных в сохранении за вами теперешнего состояния. Такие лица, посвященные в положение вещей, будут стеречь каждое слово Завадовского. А я не допускаю мысли, чтобы в дружеской беседе, после изрядного возлияния в честь Бахуса, наш дружок не вздумал похвастаться милостью государыни. Например, беседе придают шутливый, интимный характер. Кто-нибудь очень тонко и осторожно, но язвительно подтрунит над фаворитом, что ему приходится быть «утешителем старости». Завадовский неминуемо вспыхивает и принимается доказывать, что его высокая покровительница отлично сохранилась, что она... словом, выдает несколько невинных интимностей. На другой день слова Завадовского осторожно приукрашиваются, передаются какой-нибудь фрейлине, имеющей доступ к государыне. Ручаюсь вам, что не пройдет и суток, как Завадовский стремительно полетит вниз...
— Этот план мне нравится больше, чем первый!
— Согласен. Но для него придется ждать случая, тогда как в первом мы сами создаем этот случай!
— Ты прав. Тогда вот что: мы примемся за них сразу. Сорвется один — удастся другой... Нет, ты положительно незаменимый человек, Кукареку! Ну, а если ни то ни другое не подействует?
— Тогда... Тогда вспомним, что наука дана человеку для того, чтобы помогать ему в его желаниях. Два- три порошка, два-три корешка, две-три жидкости, перегнанные вместе по всем правилам науки, и... ведь человек — яко трава, дни его — яко цвет сильный, тако отцветает, яко дух пройдет в нем...
— И не будет, и не познает к тому места своего. Аминь!
Бауэрхан, хитрый и изобретательный, подвел под Завадовского сложный подкоп. Полька Юзефа, подруга Ольги по гарему и утешительница старости Бауэрхана, водила грузинку гулять с таким расчетом, что ей пришлось несколько раз встретиться с красавцем Завадовским. Однажды последний случайно взглянул на красавицу, бросившую ему мечтательно-томный взгляд, и в его глазах сверкнуло пламя. Хитрая полька разожгла целый костер в сердце Ольги из одной оброненной Завадовским искры, и под влиянием бесконечных разговоров Юзефы на эту тему грузинка не на шутку влюбилась в фаворита.
Протомившись два дня, пылкая грузинка по совету Юзефы написала Завадовскому письмо, умоляя его о свидании. Тот бросил письмо в огонь. Такая же судьба постигла и второе письмо, но третье фаворит отнес прямо к государыне.
Разумеется, императрица Екатерина сразу догадалась, чья это штука, и решила строго наказать светлейшего.
Ее гнев был так велик, что Завадовскому же пришлось успокаивать ее.
— О, не сердитесь на него, всемилостивейшая царица! — сказал он, опускаясь на колени около нее и нежно взяв ее за руку. — Если грузинка даже и писала мне по приказанию князя, то ведь его побудила к этому ревность! Милость такой монархини, как вы, слишком ценна, слишком благословенна, чтобы ради нее остановиться перед маленькой гадостью! Он уже наказан тем, что эта милость окончательно отвратилась от него!
— Ты отличный человек, Петр, ты готов просить даже за врага! Но на этот раз я не могу исполнить твою просьбу. Как женщина, я прощала зазнавшемуся негодяю многое, что бесконечно оскорбляло меня. Но это касалось меня, а теперь он покушается на того, кто моей милостью вознесен выше всех людей. За это он должен удалиться отсюда. Пусть отправляется в Крым, пусть победами русского оружия смоет это пятно со своей чести!
— Даже и в наказании вы, ваше величество, проявляете мудрость и милость!
— Ступай теперь! Через час приходи опять, к тому времени указ будет приготовлен, и ты лично отвезешь его Потемкину.
Завадовский молча поклонился и ушел.
«Что за человек! — подумала императрица Екатерина, оставшись одна. — Что за золотое сердце! У него, кажется, нет никаких недостатков, если не считать того, что его зовут... Петром!»
В этот момент ей доложили, что светлейший князь желает быть допущенным к ее величеству. В первый миг государыня хотела отказать Потемкину в аудиенции, но потом подумала, что лучше теперь же кончить все.
Потемкин сразу почувствовал, что обращение императрицы дышит леденящим холодом. Он докладывал ей о том, как Орлов в Париже пытался распускать порочащие слухи про русскую императрицу и как за это его отказались принимать при дворе и у высшей знати. Затем он перешел к докладу о торжестве русской политики повсеместно за границей, но и это не произвело на императрицу никакого действия. Тогда Потемкин ловко свел разговор на Завадовского, на его выдающуюся добродетель, верность и преданность.
— Это золотой человек, — сказал светлейший. — Представьте себе, ваше величество, у меня в числе дворни имеется поразительная красавица, некая грузинка Ольга. Вчера она захворала. Я спрашиваю домашнего врача, что такое с ней. Он пожимает плечами, говорит, что причиной послужило какое-то нервное потрясение. Стали допытываться у подруг, и что же оказалось? Дерзкая девчонка осмелилась влюбиться в Завадовского, преследовала его на улице, писала ему страстные письма, а он оставался непоколебимо холодным. От страсти и досады она даже заболела. Разумеется, как только я узнал об этом, так приказал наказать ее и отправить в деревню, в мое тамбовское имение.
— А когда ты сделал это?
— Да как узнал — четверть часа тому назад.
— Ты хорошо поступил, Григорий, я очень довольна тобой, и чтобы доказать тебе тут же на месте мою признательность, я передаю тебе командование армией, выступающей через неделю в Крым...
— Да, но... почему...
— Потому что так нам угодно, — с иронической улыбкой отрезала государыня.
— Но, ваше императорское величество, момент...
— Момент кажется мне как нельзя более подходящим. Поторопитесь, князь, приняться за сборы и не тратьте дорогого времени на праздную болтовню!
— Я вижу, ваше величество, что мне все-таки придется огорчить вас... Как мне хотелось скрыть...
— Что именно?
— Пока я предполагал, что остаюсь в Петербурге, я
мог, не беспокоя вас, принимать самые нужные меры. Но теперь, уезжая, я принужден открыть все...
— Но что такое? Ты пугаешь меня, Григорий!
— Мне пришлось напасть на след большого заговора, во главе которого стоит сам великий князь!
— Павел? Господи! Да не томи ты, Гришенька, рассказывай поскорее!
— Очаг заговора находится в Стокгольме. Как должно быть известно вам, ваше величество, в Швеции издавна борются две партии: партия «Шапок», стоящая за союз с Россией, и партия «Шляп», придерживающаяся Франции. Последняя, во главе которой стоит старый, подкупленный Францией интриган, граф Хорн, вступила в сношения с недовольными в России, чтобы низвергнуть с трона вас, ваше величество, и провозгласить императором Павла Петровича. Из самых достоверных источников мне известно, что его императорское высочество изволит быть осведомленным об этом заговоре и ожидает только удобного момента, дабы сорвать корону с главы своей августейшей матери...
— Неужели ты думаешь, что это возможно, Григорий?
— Что именно, ваше величество?
— Возможно ли осуществление заговора?
— Ваше величество, иностранцы называют Россию «страной неограниченных возможностей». Если заговор Пугачева мог иметь успех, если дерзкий замысел Мировича чуть-чуть не вызвал крайне тягостных осложнений, то что же говорить о плане, во главе которого становится сам великий князь, наследник! Да и благоволите, ваше величество, припомнить всю историю царствований в России, хотя бы со времен Петра Великого. Царствование державного преобразователя с самого его детства было преисполнено заговорами, покушениями; великому работнику приходилось бороться с изменой в недрах собственной семьи. А его наследники... Разве Екатерина I, разве Анна Иоанновна правили? Меньшиков, Бирон, опираясь
на кучку влиятельных придворных, держали в своих руках всю страну вместе с ее императрицей. Велемудрый Панин хотел было возобновить эту удобную форму правления, но его попытки разбились о ваши предусмотрительность и проницательность. А затем... В дальнейших регентствах и царствованиях только и было слышно о заговорах, арестах, дворцовых переворотах. Вспомните, что и вам лично тоже пришлось...
— Оставь, пожалуйста, в покое эту страницу моей жизни.
— Из проекта, о котором я упомянул выше, вы, ваше величество, можете усмотреть, что «верхи», группа высших придворных, непрестанно мечтают о низведении монарха до роли простой игрушки в руках аристократической воли. Они уже убедились, что с вами в этом отношении ничего поделать нельзя, что вы никогда не отдадите Россию хищным аппетитам кучки интриганов. Поэтому они обратили внимание на великого князя. Павел Петрович — человек слабый, легко поддающийся чужому влиянию. В данный момент, как мне это достоверно известно, его честолюбие особенно возбуждено особой, состоявшей при нем в качестве пажа Осипа и любимой им больше, чем то позволяет супружеский долг...
— Я так и знала, что это женщина!
— И какая женщина, ваше величество! Это та самая Бодена, которую я заключил в сумасшедший дом за претензии именоваться наследницей русского трона...
— Э-э-э! Это становится интересным. Дальше!
— Из сумасшедшего дома она сбежала и поступила к его высочеству пажом. Свое честолюбие она облекла в новые формы: было ли то действительно припадком
В начале царствования Екатерины II Панин составил проект возобновления верховного тайного совета, в котором под видом защиты монархии явно сказывалось желание вернуться к аристократическому правлению. Понимая олигархический характер проекта, Екатерина II хотя и подписала его, но держала под сукном, и этот проект никогда не был обнародован помешательства или она осознала, насколько нелепо выдвигать претензии на русскую корону, но только Бодена больше никогда ни звуком не обмолвилась о своем мнимом родстве с царствующим домом; зато она использовала всю силу своего влияния на великого князя, чтобы заставить его мечтать о низвержении вашего величества.
— Но эта Осип-Бодена оказала мне немалую услугу: она уговорила великого князя жениться, хотя мне он отказывал в этом!
— Из этого вы, ваше величество, можете усмотреть, насколько велико влияние этой девчонки на желания его высочества! Но разве она сделала это для вас, ваше величество? Однажды великий князь под влиянием лишнего стакана вина высказал в - кругу приближенных следующую мысль: ему надо жениться, потому что страна может не захотеть государя, не имеющего наследника. Отсюда видно, что этот довод и был представлен ему Девятовой...
— Какой Девятовой?
— Я забыл упомянуть вам про весьма интересную страницу биографии этой Бодены. Она страстно влюбилась в поэта Державина; он же, увлеченный красотой покойной великой княгини Натальи Алексеевны, не хотел и слушать ее моления. Мой домашний врач и объяснил неудовлетворенной страстью помешательство Бодены, но вдруг случайно удалось выяснить, что Державин — ее двоюродный брат!
— Да это целый роман!
— Роман, который может превратиться в трагедию для вас, ваше величество. Бодена старается изо всех сил, чтобы великий князь принял более активное участие в заговоре против вас, и что бы ни было, это приведет к печальному концу. Конечно, в конце концов вы, ваше величество, восторжествуете над кознями врагов, но что будет в результате? Пусть — да простится мне эта смелость! — пусть великий князь — недостойный сын такой матери, как премудрая, великая Екатерина, но он — все-таки ее сын. Ваше величество, вам придется либо казнить великого князя, либо лишить его престолонаследования и заключить в крепость. Казнить — появятся разные лже-Павлы, вмешается Европа; заключить в крепость — посыплются попытки к освобождению. .. Какой бы ни был конец, счастливое царствование вашего величества будет омрачено...
— Что же делать, Григорий?
— Окружить великого князя сетью шпионов, следить за каждым его словом, предупреждать возможность стать преступником против матери и государыни...
— Мне все-таки кажется, что придется заставить его отречься от прав на престол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37