Мне очень хотелось увидеться с господином Торколон-каром, но мы так и не дождались его. Раджлакшми понимала, как много дел у хранительницы этого бедного очага, и не стала задерживаться.
— Мы пойдем,— сказала она Шунонде и поднялась.— Но если позволишь, мы снова как-нибудь навестим тебя.
Я тоже подошел к хозяйке.
— Я бы тоже хотел иногда заглядывать к вам,— сказал я ей.— А то мне и поговорить-то не с кем.
Шунонда с улыбкой наклонила голову.
— Замечательный человек Шунонда,— заметила дорогой Раджлакшми.— Под стать своему мужу. Боги прямо создали их друг для друга.
— Да,— согласился я.
— Я нарочно не заговорила с ней об их родственниках,— продолжала она.— Еще как-то не разобралась в господине Кушари. Но эти двое, видно, прекрасные люди.
— Наверное,— ответил я.— Может быть, тебе удастся помирить их. Ты так умеешь влиять на людей.
Она улыбнулась:
— Возможно, и умею, только ты не являешься доказательством этому. Тебя многие могли бы прибрать к рукам — было бы желание.
— Допустим. Только зачем говорить об этом, если пока никто такого желания не изъявлял!
— Не отчаивайся,— в том же шутливом тоне продолжала Раджлакшми.— Твое время еще не ушло.
Весь день было облачно. Когда мы приближались к усадьбе, черная туча нашла на солнце и закрыла его, окрасив все небо перед нами в густой розово-золотистый цвет. Золотой отсвет упал на серое невозделанное поле, на бамбуковые заросли и редкие смоковницы у дороги, проник мне в самую душу. Я незаметно глянул на свою спутницу—на ее губах все еще играла слабая улыбка. Она тоже показалась мне необыкновенной. Что же так преобразило ее: золотое ли свечение, охватившее все вокруг нас, или отраженный свет души другой удивительной женщины?
На дороге никого, кроме нас, не было.
— Слушай, почему от тебя не падает тень? — неожиданно спросила меня Раджлакшми, указывая рукой вперед.
Я посмотрел по направлению ее руки и увидел, что наши тени слились.
— Наверное, я потерял ее,— улыбнулся я.
— А раньше она была у тебя?
— Не помню, не присматривался.
— А я помню,— в тон мне ответила Раджлакшми,— не было. Я еще в детстве заметила это...— Она удовлетворенно вздохнула.—Я очень довольна сегодняшним днем. Кажется, я нашла себе друга.
Она посмотрела на меня. Я ничего не ответил, хотя мысленно согласился с ней.
Мы пришли домой, но отряхнуть с ног дорожную пыль и отдохнуть нам не удалось. Во дворе нас ожидало человек пятнадцать деревенских. Завидев нас, они поднялись с земли. Ротон, по-видимому, только что выступал перед ними с речью, о чем свидетельствовало его возбужденное лицо. Он подошел к Раджлакшми.
— Ма,— заявил он ей,— все произошло так, как я говорил.
— Что-то не помню, чтобы ты о чем-нибудь говорил,— недоуменно ответила та.— Скажи еще раз.
— Полицейский скрутил Нобину руки, надел наручники и увел.
— Увел? Куда? — забеспокоилась Раджлакшми.— Что он натворил?
— Он убил Малоти.
Тут все заговорили разом:
— Нет, нет, ма, не убил. Избил, это верно, но не убил...
Глаза Ротона сверкнули гневом.
— Что вы знаете? — сердито крикнул он.— Куда же она тогда делась? Ее надо в больницу отправить. Будете скрывать, вам самим руки свяжут.
Лица крестьян вытянулись. Кто-то потихоньку напра-
вился к выходу. Раджлакшми сурово посмотрела на Ротона.
— Отойди в сторону! — сказала она ему.— Говорить будешь, когда у тебя спросят.
Потом она знаком подозвала к себе отца Малоти, стоявшего тут же в толпе, с посеревшим от страха лицом, и спросила:
— Бишонатх, объясни, что произошло. Но смотри ничего не скрывай и не лги, а то тебе же хуже будет.
Вот что рассказал нам Бишонатх.
Малоти уже целые сутки находилась в доме своего огца, пришла накануне вечером. А в этот день в полдень пошла к пруду за водой. Там в кустах ее и подкараулил муж. Он набросился на нее и страшно избил, даже как будто проломил ей голову. Вся в слезах, Малоти прибежала в усадьбу, но, не застав никого из хозяев, отправилась в контору на поиски господина Кушари. Не найдя и его, она помчалась в полицейский участок, где продемонстрировала следы побоев на теле и рану на голове. А затем, уже вместе с полицейским, явилась к Нобину. Тот был дома и как раз собирался обедать. Блюститель порядка отшвырнул прочь его чашку с рисом, его самого связал и увел.
Раджлакшми пришла в негодование. Она терпеть не могла обоих — и Малоти и Нобина, но теперь весь ее гнев обрушился на меня.
— Сколько раз я тебе говорила — не связывайся с ними, не влезай в их грязные истории,— с сердцем сказала она мне.— Нет, ты все-таки вмешался. Так вот, иди теперь и сам разбирайся во всем. А я знать ничего не желаю.
Она повернулась и ушла в дом, бросив на ходу: «Этого Нобина следует повесить. А бесстыдница Малоти если и умерла, то так ей и надо».
Я был смущен. Теперь мое посредничество действительно представлялось мне напрасным,— не вмешайся я накануне, возможно, не произошло бы всех этих событий. Но я руководствовался самыми добрыми намерениями, думал, будет лучше, если дать свободу этой скрытой, постоянно будоражившей всю деревню стремнине. Теперь я видел, что ошибся. Однако необходимо рассказать поподробнее обо всем случившемся.
Красавица Малоти, пылкая и неугомонная, жена Нобина из касты дом, была не женщина, а настоящий огонь. Ни одна из ее соседок не оставалась спокойной за судьбу своей семьи—Малоти в любой момент могла устроить в ней пожар. Своенравная и подвижная, острая на язык, она и внешним видом выделялась из всей общины—делала себе метки на лбу из пыльцы стрекоз, смазывала волосы лимонным соком, носила фабричной выработки сари с широкой синей каймой и никогда не следила за тем, чтобы голова ее была покрыта. Сплошь и рядом конец сари спускался ей на плечи, и она ходила простоволосой. Никто не решался высказать ей в лицо все то, что о ней думал, но за глаза ее награждали такими эпитетами, что цензура не позволяет привести их печатно. Первое время после замужества Малоти не желала переселяться к мужу и продолжала жить у отца. «Разве муж прокормит меня? — говорила она.— Оденет?» Ее постоянные попреки будто бы вынудили Нобина уехать на заработки. Около года он пробыл в городе — работал посыльным. Вернувшись в деревню, он привез с собой серебряные браслеты, сари из тонкой хлопчатобумажной материи, шелковую ленту, флакон розовой воды и жестяной сундук. Отдав Малоти эти богатства, он не только вернул себе жену, но даже, как говорят, завоевал ее сердце, и она перебралась к нему. Однако все это было делом прошлого. С некоторых пор у Нобина возникли серьезные подозрения насчет жены, он стал подкарауливать ее возле пруда и поколачивать. По приезде сюда мы стали свидетелями чуть ли не ежедневных словесных и иных баталий между ними. Два дня тому назад произошла очередная стычка, однако Нобин нисколько не сожалел о том, что разбил жене голову. Он и предположить не мог, чтобы она привела полицию.
Когда накануне утром истошный вопль Малоти вновь разрезал воздух, возвестив, таким образом, начало очередного дня, Раджлакшми, оставив хозяйственные дела, подошла ко мне и сказала:
— Невозможно больше выносить эти постоянные скандалы. Поди дай несчастной денег, пусть она убирается куда-нибудь.
— Нобин виноват ничуть не меньше ее,— заметил я.— Работать не желает, только и делает, что расчесывает свои волосы да удит рыбу. А стоит завестись деньгам, так сразу напивается и лезет драться. Всем этим художествам он выучился в городе.
— Оба хороши,— проворчала Раджлакшми.— Да и когда ему работать при такой жене.
Мы потеряли всякое терпение. Два раза я пытался рассудить их, но безрезультатно. Теперь я намеревался сразу после завтрака послать за скандалистами, чтобы вынести им свое последнее и категорическое решение. Однако звать никого не пришлось — в полдень в усадьбу ввалилась целая толпа.
— Господин мой! — кинулся ко мне Нобин.— Я больше
не хочу жить с ней. Это совсем пропащая женщина. Пусть уходит из моего дома!
— Пускай сначала снимет мой свадебный браслет! — крикнула бойкая Малоти.
— А ты верни серебряные браслеты, которые я тебе дал.
Малоти тут же сорвала браслеты и швырнула их прочь. Нобин подобрал украшения.
— Железный сундук я тоже тебе не оставлю,— заявил он.
— Пожалуйста! — крикнула его супруга и, вытащив ключ, завязанный в край сари, бросила его к ногам Нобина.
Нобин тут же демонстративно разломал ее браслет из ракушек, стянул с ее руки железный браслет и бросил их за ограду.
— Вот, объявляю тебя вдовой.
Я оторопело посмотрел на него, и тогда один из стариков объяснил мне, что все происходит так, как и полагается, а иначе Малоти не сможет снова выйти замуж.
Слово за слово, и мне стала ясна подоплека происходившего. Оказывается, уже шесть месяцев, как брату старшего зятя Бишонатха приглянулась Малоти. Он человек состоятельный и пообещал ее отцу дать за нее двадцать рупий наличными, а ей самой подарить ножные браслеты, серебряные браслеты для рук и золотое кольцо в нос. Он даже оставил эти вещи в залог Бишонатху,
Теперь вся эта история предстала передо мной в особенно неприглядном свете. Оказывается, тут уже давно строился гнусный заговор, а я невольно способствовал ему.
— Вот и хорошо,— заявил Нобин.— Я сам этого хотел. Поеду в город, запросто устроюсь там на работу и буду жить припеваючи! А таких, как ты,— он повернулся к Малоти,— у меня будет хоть отбавляй. Вон староста Хори из Гонгамати сколько времени пристает ко мне, чтоб я женился на его дочери. Ты и ногтя ее не стоишь!
Он сунул в карман на поясе браслеты и ключ от сундука и ушел. Но как бы он ни хорохорился, выражение его лица отнюдь не свидетельствовало о том, что перспектива устроиться на работу в городе или жениться на дочери старосты его особенно радовала.
Ко мне подошел Ротон.
— Бабу,— сказал он,— ма просит вас положить конец этому безобразию.
Но делать уже, собственно, было нечего — инцидент оказался исчерпан. Бишонатх с дочерью тоже собирались
уходить. Опасаясь, как бы они не вздумали взять прах от моих ног, я поспешил скрыться в доме.
«Ладно,— подумал я.— Наверное, так тому и положено быть. Раз они довели друг друга до такого состояния, то ям лучше расстаться. Тем более что для этого имеется возможность. Зачем жить среди вечной ругани и драк?» Однако теперь, по возвращении от Шунонды, такое решение проблемы уже не представлялось мне единственно приемлемым. Нобин, отказавшись от супружеских притязаний на новоиспеченную вдову, не собирался лишать себя права бить ее. Все утро он подстерегал ее и, застав наконец одну, свел с ней счеты. Теперь я обеспокоился не на шутку: куда могла исчезнуть Малоти?
Солнце уже зашло. Я сидел у окна, выходящего на поле, и думал, не спряталась ли она где-нибудь из страха перед полицией. В душе я одобрял ее поступок—теперь она по крайней мере могла вздохнуть спокойно. А Нобин получит по заслугам.
Вошла Раджлакшми с зажженной лампой в руках, постояла некоторое время молча и направилась в соседнюю комнату. Но едва она ступила на порог, как послышался глухой звук от падения чего-то тяжелого и приглушенный вскрик. Я подбежал к ней и увидел, что перед ней лежит женщина. Крепко обхватив руками ноги Раджлакшми, она билась о них головой. Я поднял лампу, которую выронила Раджлакнгми,— она продолжала гореть— и в ее свете разглядел знакомое сари с синей каймой.
— Да ведь это Малоти! — воскликнул я.
— Несчастная! — всполошилась Раджлакшми.— Как ты посмела вечером дотронуться до меня! Говори, что с тобой произошло?
Из раны на голове Малоти сочилась кровь, пачкая ноги и сари Раджлакшми.
— Ма,— зарыдала Малоти,— спаси меня...
— От чего? — холодно осведомилась Раджлакшми.— Что опять стряслось с тобой?
— Полицейский говорит, что утром Нобина увезут,— сквозь слезы проговорила Малоти,— и на пять лет посадят в тюрьму...
— Так ему и надо,— заметил я.
— Пусть посадят,— сказала Раджлакшми.— Тебе-то что за дело?
Дикий вопль вырвался из груди Малоти:
— Ма, как можешь ты так говорить? Бабу — другое дело. Но ты — ты так не говори... А я... я не дала ему поесть рису!..
И она снова качала биться головой.
— Ма, спаси нас еще раз,— молила она Радж-лакшми.— Мы уедем отсюда, станем жить милостыней... А иначе я утоплюсь в твоем пруду.
Неожиданно две крупные прозрачные капли скатились по щекам Раджлакшми. Она положила руку на густые растрепанные волосы молодой женщины и сказала глуховатым голосом:
— Хорошо, хорошо. Не плачь, я что-нибудь придумаю.
В ту же ночь из шкатулки Раджлакшми исчезли двести рупий, а наутро никто уже не видел в деревне ни Нобина, ни его жены Малоти.
ГЛАВА IX
Избавившись наконец от этой беспокойной пары, все вздохнули с облегчением, полагая, что грех наконец-то покинул деревню и можно жить спокойно. Один Ротон оставался недовольным, но он был человек умный и никому не выказывал своих чувств, хотя выражение его лица явно свидетельствовало о том, что он не одобрял случившегося. У него имелось достаточно оснований быть недовольным — исчезла возможность выступать в роли посредника между деревенскими и госпожой, демонстрировать свой авторитет и даже иметь некоторую мзду за свою деятельность. Всех этих привилегий он лишился за одну ночь! Неудивительно, что старый слуга считал себя обиженным, даже оскорбленным. Тем не менее он помалкивал. А хозяйка усадьбы не обращала никакого внимания на житейские мелочи. Дня через два она совершенно забыла о беглецах, а если и вспоминала их иногда, то никто не знал, что она при этом думала. Все ее мысли поглотила Шунонда и обучение правильному произношению мантр. Дня не проходило, чтобы она не наведывалась к своей новой знакомой. Не знаю, насколько она преуспела в философии и книжной мудрости, но перемена в ней произошла разительная, совершенно неожиданная для меня. Так, прежде она только ласково журила меня за то, что я вечно запаздывал со своим обедом, но никогда не бранила и не пыталась изменить мой распорядок дня. А теперь, стоило мне задержаться с едой, как она раздраженно замечала:
— Ну чего ты ждешь? Почему не садишься есть? Ты ведь большой человек, должен следить за собой. Если не беспокоишься о себе, то подумай хотя бы о слугах. Им ведь сущее наказание с тобой.
В ее тоне слышалась досада, правда, настолько скрытая, что никто, кроме меня, ее не замечал. Но меня она задевала, и, не желая действовать людям на нервы, я, хоть и без всякого аппетита, старался поскорее покончить с едой и отпустить прислуживавших мне. Не знаю, радовало ли тех мое внимание к ним, или они оставались к нему равнодушными, но Раджлакшми бывала довольной. Минут через десять она уже уходила к Шунонде. Иногда с ней шел Ротон или привратник, но чаще всего она отправлялась одна, без сопровожатых.
Первое время она раз или два брала с собой меня, но вскоре убедилась, что такие совместные посещения тяготили нас обоих, и оставила меня в покое. Каждый из нас стал заниматься тем, что его привлекало. Я предпочитал лежать в своей комнате, предаваясь лени и ничегонеделанию, а Раджлакшми все больше увлекалась религией и совершенствовалась в чтении священных мантр. Мы все больше отдалялись друг от друга.
Всякий раз, когда она уходила из дома, я долго смотрел ей вслед из окна своей комнаты, наблюдая, как она торопливо пересекала выжженное солнцем поле. Я понимал, что она перестала думать обо мне, ей безразлично, как я проведу день без нее, и все-таки не мог не провожать ее взглядом до тех пор, пока она не скрывалась вдали. Долго еще какое-то время мне мерещилась ее стройная фигура на вытоптанной извилистой дороге. Потом я вдруг приходил в себя и, отойдя от окна, пластом валился на кровать и иногда, устав от безделья, засыпал тяжелым сном или просто лежал с закрытыми глазами. На низких акациях, росших неподалеку, стонали голуби, шелестели кусты бамбука во дворах неприкасаемых, над раскаленным зноем полем слышались вздохи горячего ветра... Временами мне начинало казаться, что эти протяжные стенания раздавались не за окном, а вырывались из моей измученной груди. Я чувствовал, что долго так не выдержу.
Иногда мое уединение нарушал Ротон. Он на цыпочках входил в комнату и вполголоса осторожно спрашивал:
— Бабу, принести вам трубку?
Я часто не отвечал ему, притворяясь спящим,— боялся, как бы он не догадался о моих страданиях.
В тот памятный день Раджлакшми, как обычно, в полдень отправилась к Шунонде. Я остался один. Мне вспомнилась Бирма, Обхойя, и я решил написать наконец ей письмо. Подумал я и о том, чтобы напомнить о себе управляющему фирмы, где служил прежде, хотя и не представлял, зачем мне это делать. Вдруг я заметил, что мимо моих окон, прикрыв лицо краем сари, прошла женщина. Ее облик показался мне знакомым. Уж не
Малоти ли? Я поднялся, подошел к окну и выглянул наружу, но никого не увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64