Снова раздался смех.
— А мне так не нравится этот профсоюз!
— Нет, уж если кого мы должны ненавидеть, так это компанию! Да что на самом деле! Кормят одной только морской капустой да ботвой от редьки!
— Правильно!
— Ну-ка, давайте! — И кто-то затянул, чуть фальшивя:
Высоко вздымай... знамя красное...
— Высоко вздымай... — подхватил пронзительный тонкий голос Кику Яманака.
— Ой! Останавливается! Остановилась! Остановилась последняя намоточная машина.
Девушки собрались возле намоточных машин, которые стояли теперь все до одной. Процесс был поточный, и если в одном конце происходила задержка, останавливался весь конвейер.
— Я пойду узнаю! — Кику Яманака и еще несколько девушек побежали к лестнице. Касавара уехал в Токио, конторщица Хана Токи ушла в заводоуправление, и в конторке старшего мастера было пусто. На доске, висевшей над столом, были выведены цифры выработки за первую половину дня, до обеденного перерыва. Еще немного, и они достигли бы намеченной на сегодня цифры.
— Идите сюда! Все, все! — У лестницы вдруг показалась косичка Мицу Оикава. Размахивая руками, она звала подруг. — Слушайте-ка, слушайте! Проволоки, говорят, полно на складе, но только... только... Ни начальника производственного отдела, ни управляющего делами нет на месте! Поэтому начальник общего отдела уперся и говорит, что склад нельзя открыть!
— Дурака валяют! Пойдемте туда, пойдемте! — откликнулось несколько голосов, и человек тридцать, спустившись по лестнице, направились к заводоуправлению.
Как это всё было необычно! Хацуэ ощущала странную легкость во всем теле. До сих пор, когда ей приходилось бывать в конторе, она ни на минуту не забывала о том, что на ней, как на старосте, лежит ответственность за поступки девушек. Но сейчас они бежали по галерее все вместе, и все одинаково разделяли эту ответственность.
В заводоуправление вели каменные ступеньки. На верхней ступеньке, прислонившись спиной к двери, стоял Нобуёси Комацу с папироской в зубах, щурясь от попадавшего в глаза дыма. Из кармана у него торчала связка ключей. Перед ним, стиснув руки и стараясь подавить волнение, стояла Хана Токи. Возле них, заложив руки за спину и склонив голову набок, вертелся улыбающийся Тадаити Такэноути.
— Я начальник общего отдела. Производство меня не касается! Откуда я знаю, что у вас там случилось? Ключи дать не могу.
Девушки остановились перед ступеньками. Надменное выражение лица Комацу вызывало у них нена-
висть. Уж не думает ли он, что они съедят эту медную проволоку?! Теперь работниц уже не смущало то видное положение, которое занимал этот Комацу-сэнсэй еще на шелкопрядильной фабрике.
— Выдайте проволоку! — выкрикнул кто-то и смущенно засмеялся, но тотчас же послышались серьезные голоса:
— Ведь Комацу-сан тоже член профсоюза!
— Мешать нам в нашей борьбе... Безобразие! Комацу удивленно посмотрел на девушек. Это было
нечто неслыханное! Не вынимая рук из карманов, он сделал несколько шагов по лестнице и обвел всех злым взглядом.
— А!..
Он не успел еще ничего сказать, как из проходных ворот во двор стрелой влетел велосипед и, ударившись о дощатую стенку галереи, опрокинулся.
Освободив подол красной юбки, зацепившейся за руль велосипеда, с земли вскочила Рэн Торидзава. Она растолкала работниц и, взбежав по ступенькам, сунула Комацу накладную с печатью начальника производственного отдела.
— Ну! Теперь, я думаю, возражений не будет? Вы говорили, кажется, что начальник производственного отдела болен? — она вытащила из кармана у Комацу связку ключей. — А когда я пошла к нему на квартиру, так что же оказывается? Он сидит преспокойно у очага и налаживает удочки.
Даже не взглянув на девушек, стоявших внизу у лестницы, Рэн обернулась и сунула связку ключей Такэноути. — Ну-ка, открой кладовую.
С Такэноути она вовсе не считалась.
Кладовую открыли, и Рэн, словно инспектор, встала на пороге. Хацуэ с подругами уложила проволоку в корзины и понесла в цех.
— А молодец Торидзава-сан, правда? — обратилась к Хацуэ Мицу Оикава, поднимаясь с корзиной по лестнице. Кику Яманака, идущая ступенькой выше, чтобы поддерживать корзину, обернулась:
— Может, и молодец, не знаю... А только я ее не терплю!
Хацуэ задумалась.
Конечно, Рэн Торидзава молодец. Но в то же время Хацуэ никак не могла отделаться от чувства досады на то, что вся их решимость оказалась ненужной, что всё сделалось без них.
Высоко вздымай... —запел кто-то, когда намоточные машины снова завертелись. Казалось, эта песня помогала девушкам выражать свое настроение.
От металлических катушек веяло холодом, налетевший с гор ветер раскачивал створки окон, но работницы ничего не замечали — им нужно было до конца рабочего дня наверстать упущенное.
— Смотри-ка! В изоляционной ленте трещина!
— Это она «ослабевает»! — заметил кто-то, и все покатились со смеху.
Хацуэ работала проворно. Лента конвейера непрерывно текла к ней — на ленте стояли, лежали, удалялись друг от друга катушки. Вот и без всяких приказов господ из заводоуправления можно поднять процент выработки выше обычного. Гордость от сознания этого вливала в девушек новые силы.
— Хацу-тян, не спи! — окликнула ее Синобу Касу-га. Она сидела в начале конвейера и покачивала в такт движения головой.
Хацуэ весело крикнула ей:
— Эй-эй! А ты подавай так, чтобы спать некогда было!
До конца рабочего дня оставалось уже совсем немного. Неожиданно девушки зашумели.
— Что такое? В чем дело?
— Да ты что, не видишь? Вернулись!.. — послышался шепот, и все взгляды обратились к окну. В самом деле, на заводском дворе было заметно какое-то движение — у проходной стоял окруженный толпой коренастый директор Сагара в коричневом костюме.
— Товарищи! Требования, предъявленные компании профсоюзом главного завода, приняты! — закричал в мегафон связной Кискэ Яманака, взбегая по лестнице в цех. — Вернулись оба члена комитета — и Тидзива, и Касавара. Директор приехал одним поездом с ними! Как кончите работу, сразу же собирайтесь около здания профсоюзного комитета!
Уже стемнело, дул ветер.
Перед зданием профсоюзного комитета собралась толпа. Правда, часть рабочих разошлась по домам — тяжело было стоять на холоде да еще на пустой желудок, но большинство терпеливо ждало. Из окон на улицу вывесили несколько электрических лампочек. Люди сидели на корточках под окнами; некоторые, тесно прижавшись друг к другу, пытались укрыться от ветра в галерее; работницы, обнявшись, уселись в кружок.
— Сколько можно ждать! Ведь уже седьмой час! — слышался ропот из темноты.
— Господа! Прошу немного терпения! — крикнул из окна Тидзива. — Только что из заводоуправления вернулся член комитета Такэноути. Он сообщил, что сейчас там происходит совещание наших уполномоченных вместе с директором. Полагаю, что скоро последует ответ...
Люди молча слушали Тидзива, время от времени поглядывая на ярко освещенные окна заводоуправления.
— Компания уже сообщила свое решение профсоюзным организациям четырех заводов, в том числе и профсоюзу главного завода в Хорикава, — продолжал Тидзива. — На нашем заводе окончательное решение возложено, очевидно, на директора Сагара. Сейчас всё упирается в вопрос — признавать или не признавать разницу между районом Токио — Иокогама и нашей префектурой Нагано. Всё дело в том, чтобы заставить администрацию признать, как мы требовали того с самого начала, что никакой разницы не существует и что в нашей местности цены даже выше. Это требование мы будем отстаивать до конца...
Как и другие девушки, Хацуэ пришла сюда, не успев поужинать, даже не сменив рабочей одежды. Обняв за плечи Мицу Оикава, она смотрела на Тидзива, и ее охватывала радость от сознания того, что повышение заработной платы как будто осуществляется. В то же время она с беспокойством думала о том, как же им теперь поступать, что нужно делать в этот решающий момент борьбы, чтобы добиться полного успеха.
— Чтобы ввести вас в курс дела, — говорил Тидзива,— я прочту вам ответ, который дала компания профсоюзным организациям четырех заводов: 1. Основная заработная плата остается прежней. В качестве едино-
временного пособия выдается сумма, равная основной заработной плате. 2. Пособие семейным: на жену — 50 иен в месяц, кроме того, на каждого члена семьи, находящегося на иждивении, — 35 иен раз в два месяца. 3. Пособие на продовольствие— 15 иен в день. 4. Пособие на дороговизну...
Собравшиеся встречали каждый новый пункт аплодисментами, радуясь, словно всё это уже стало реальностью. Внезапно в задних рядах возник неясный шум.
— Что такое?
— Исчез директор...
— Сбежал?! Как сбежал?!
Уполномоченные по переговорам с дирекцией, расталкивая собравшихся, поспешили в помещение комитета. Впереди всех, бледный и взволнованный, бежал Араки. К окну подошел секретарь профсоюзного комитета Касавара.
— Какая низость! — горячо заговорил он. — Директор Сагара прекратил переговоры и ушел из заводоуправления. Но мы во что бы то ни стало добьемся окончательного решения, хотя бы нам пришлось для этого всю ночь...
Движение и шум в толпе заглушили слова Касавара. Люди провожали глазами Араки и других уполномоченных, которые быстро вышли из помещения. Икэнобэ и Оноки — члены комитета борьбы — стали организовывать пикеты.
— Из третьего общежития есть кто-нибудь? — раздался в темноте взволнованный голос Фурукава. — Синобу Касуга-сан!
— Зде-есь!
— Хацуэ Яманака-сан!
— Зде-есь!
Хацуэ с подругами бежала по обледеневшему «шоссе Кадокура» к поселку Симо-Кавадзои.
— Нажмем! Живее! Еще нажмем! — подбадривая работниц, кричал Фурукава. Он то бежал впереди, то отставал, пропуская девушек.
— Ой, не могу больше! — взмолилась толстушка Сигэ Тоёда.
Забежав назад, Фурукава подтолкнул ее в спину, и девушки, еле переводившие дух, расхохотались.
- Нажмем! Бодрее!
Впереди группы Хацуэ спешили еще два отряда пикетчиков. От быстрого бега люди согрелись, щеки и уши у всех горели, словно их кто нащипал.
Миновав деревенскую управу Симо-Кавадзои, девушки свернули на проселочную дорогу и добежали до рощицы. Отсюда уже виднелся большой дом старинной архитектуры, который компания отвела директору Са-гара. Перед воротами с навесом и во дворе мелькали в темноте фигуры пикетчиков.
— Что такое? Его здесь нет? — спросил Фурукава, когда из ворот навстречу ему вышло несколько человек. — Не городи чушь!
Оставив девушек дожидаться, Фурукава прошел во двор. Через ограду видна была решетчатая входная дверь, освещенная слабым светом фонаря, висевшего над входом. В прихожей можно было различить фигуры нескольких человек — это были уполномоченные по переговорам.
— Ну-ка, девушки! За мной!
Видимо, Фурукава получил какие-то инструкции. Под его предводительством пикет обогнул ограду и начал подниматься по дороге, лежавшей среди полей. На дороге, наблюдая за задней калиткой дома, в молчании сидели на корточках несколько пикетчиков.
Взобравшись на край обрыва, где особенно бушевал ветер, Фурукава пересчитал людей в своем отряде и разделил их на две группы.
— Вы будете стоять здесь, — обратился он к Хацуэ и двум другим девушкам. — Если увидите директора, кричите громче!
— А что кричать? Кто-то тихонько засмеялся.
— Неважно что, кричите только погромче, во весь голос. Другие пикеты находятся поблизости, так что они услышат вас. Нет, смеяться тут нечего! — Фурукава говорил серьезно. — Директор хочет уменьшить прибавку, которой мы добиваемся, — провинцию, мел, нельзя равнять со столицей. Он хочет, чтобы и на главном заводе урезали требования рабочих... Понимаете? Но мы-то будем держаться!.. Директор решил не допускать, чтобы наш завод подал пример другим пред-
приятиям «Токио-Электро»... — жестикулируя, говорил Фурукава.
Взяв с собой трех девушек, Фурукава спустился с обрыва. Синобу Касуга, Мицу Оикава и Хацуэ остались одни. Внизу, на расстоянии сотни метров от них, среди деревьев смутно белела покрытая снегом крыша директорского дома.
— Я боюсь... — прошептала Мицу Оикава, крепко ухватившись за рукав рабочей куртки Хацуэ.
Хацуэ тоже было не по себе. Что если директор Са-гара и в самом деле появится вдруг сейчас перед ними? Что тогда делать?
— Бр-р, холодно! — дрожащим голосом проговорила Синобу Касуга. Она закутала лицо красным платком и, поеживаясь, топала ногами.
— И с чего это Сагара-сэнсэй вздумал удрать?
По привычке они всё еще называли директора «сэнсэй».
— Как его задержишь?.. Я не сумею!
Борьба за контроль над производством, которую они вели, помогала работницам понять, что господа из заводоуправления ненавидят профсоюз. Благодаря занятиям на рабочих курсах девушки стали немножко разбираться в политике, узнали, что общество разделено на борющиеся классы — на капиталистов и рабочих. Но хотя в сознании работниц и произошли перемены, они по-прежнему робели перед каждым начальником.
Хацуэ до сих пор еще помнила, как во время войны, когда раздавали награды за хорошую работу, директор, стоя на возвышении, торжественно вручил ей похвальный лист, и она с благодарностью смотрела на него.
— Глупости всё это! Ну, с какой стати, спрашивается, директор придет сюда, в такое место? — потеряв терпение, заявила Синобу Касуга, когда прошло минут тридцать. Стараясь согреться, она всё топталась возле девушек, потом незаметно спустилась с обрыва и исчезла.
С того места, на котором стояли пикетчики, сквозь качавшиеся от ветра деревья были видны только крыша большого старого дома да желтоватый свет, проникавший сквозь ставни окон. Что там сейчас происходит? Отсюда всё это казалось каким-то далеким!..
— А всё-таки, как было бы хорошо, если бы приба-
вили зарплату... — проговорила Мицу Оикава, зевая. Она присела на корточки возле межи, стараясь укрыться от ветра. — Если бы это сбылось, я могла бы посылать матери по двести иен каждый месяц!
Это была ее мечта, самая заветная мечта, не то, что недавнее желание съесть пять порций сладкого картофеля. Мицу рассказывала Хацуэ о том, что в семье у них родился седьмой по счету ребенок, мальчик, и о том, что отец никак не может устроиться на работу... Потом она снова зевнула во весь рот и, проговорив: «Пойду поищу Синобу-тян!» — стала спускаться вниз.
— Не уходи далеко!.. — крикнула ей Хацуэ. Хацуэ было и впрямь как-то страшно оставаться
одной. Она была голодна, ветер пронизывал ее до костей. Обмотав лицо шерстяным шарфом, Хацуэ спрятала руки в рукава спецовки.
На небе не было видно ни луны, ни звезд. Девушке стало жутко. Ей приказали «стоять в пикете», но что такое «пикет», какую роль он играет в борьбе, — ничего этого она толком не знала.
Чья-то тень бесшумно скользнула по краю обрыва.
— Мицу-тян, ты?.. Синобу-тян?..
Не успела она спросить, как человек, видимо, расслышав сквозь завывание ветра голос Хацуэ, вздрогнул и замер на месте.
Девушка испуганно вскочила с земли и инстинктивно приготовилась бежать. «Кто это?» — хотела она крикнуть, но слова застряли у нее в горле.
Человек пристально всматривался в Хацуэ и прсле минутного колебания поспешно двинулся дальше мимо нее, по дорожке, проложенной вдоль обрыва. Кругом было бело от снега. Хацуэ удалось заметить, что человек одет по-европейски, на голове — фетровая шляпа, в руках — маленький чемоданчик. Но едва она разглядела лицо человека, которое он старался прикрыть шарфом, как невольно закричала, так громко, что сама испугалась. Черная фигура пустилась бежать. Однако директору Сагара — это был он — не удалось пробежать и тридцати метров, как чье-то тяжелое тело повисло на нем, чьи-то руки вцепились в воротник пальто. Директор резко повернулся.
— Ты что это?
Увидев, что это простоволосая, потерявшая где-то
шарф девушка — Хацуэ, он заглянул ей в лицо. Оба с трудом переводили дыхание.
— Хацуэ Яманака?
— Я... — машинально ответила девушка, отступая.
— Дура! Пусти!
Шарф у Сагара развязался, седоватые усы подергивались. Короткий, тупой нос с вывернутыми ноздрями, двойной подбородок, складки на шее... Знакомое властное лицо, невольно внушающее трепет! Руки Хацуэ, цеплявшиеся за пальто директора, разжались.
— Прекрати эти идиотские шутки! Уф!.. Ведь я... я... — взволнованным голосом, бессвязно бормотал Сагара, перекладывая чемодан из одной руки в другую. — Ведь я тороплюсь, понимаешь? Такие глупые поступки... Ты подумала, к чему это приведет? Ты смотри, никому обо мне... Слышишь?..
Хацуэ не понимала, что он ей говорит. Сердце бешено колотилось в груди, в ушах звенело, а в мозгу неотступно стучали слова: «Директор убегает! Директор убегает!»
— Прошу вас, пожалуйста... — заговорила Хацуэ, когда директор отвернулся от нее, и опять вцепилась в край его пальто. Ей хотелось сказать ему: «Мы все голодны и ждем вас! Дайте нам ответ!» Но директор обернулся, и в ту же секунду от сильной пощечины искры посыпались из глаз Хацуэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— А мне так не нравится этот профсоюз!
— Нет, уж если кого мы должны ненавидеть, так это компанию! Да что на самом деле! Кормят одной только морской капустой да ботвой от редьки!
— Правильно!
— Ну-ка, давайте! — И кто-то затянул, чуть фальшивя:
Высоко вздымай... знамя красное...
— Высоко вздымай... — подхватил пронзительный тонкий голос Кику Яманака.
— Ой! Останавливается! Остановилась! Остановилась последняя намоточная машина.
Девушки собрались возле намоточных машин, которые стояли теперь все до одной. Процесс был поточный, и если в одном конце происходила задержка, останавливался весь конвейер.
— Я пойду узнаю! — Кику Яманака и еще несколько девушек побежали к лестнице. Касавара уехал в Токио, конторщица Хана Токи ушла в заводоуправление, и в конторке старшего мастера было пусто. На доске, висевшей над столом, были выведены цифры выработки за первую половину дня, до обеденного перерыва. Еще немного, и они достигли бы намеченной на сегодня цифры.
— Идите сюда! Все, все! — У лестницы вдруг показалась косичка Мицу Оикава. Размахивая руками, она звала подруг. — Слушайте-ка, слушайте! Проволоки, говорят, полно на складе, но только... только... Ни начальника производственного отдела, ни управляющего делами нет на месте! Поэтому начальник общего отдела уперся и говорит, что склад нельзя открыть!
— Дурака валяют! Пойдемте туда, пойдемте! — откликнулось несколько голосов, и человек тридцать, спустившись по лестнице, направились к заводоуправлению.
Как это всё было необычно! Хацуэ ощущала странную легкость во всем теле. До сих пор, когда ей приходилось бывать в конторе, она ни на минуту не забывала о том, что на ней, как на старосте, лежит ответственность за поступки девушек. Но сейчас они бежали по галерее все вместе, и все одинаково разделяли эту ответственность.
В заводоуправление вели каменные ступеньки. На верхней ступеньке, прислонившись спиной к двери, стоял Нобуёси Комацу с папироской в зубах, щурясь от попадавшего в глаза дыма. Из кармана у него торчала связка ключей. Перед ним, стиснув руки и стараясь подавить волнение, стояла Хана Токи. Возле них, заложив руки за спину и склонив голову набок, вертелся улыбающийся Тадаити Такэноути.
— Я начальник общего отдела. Производство меня не касается! Откуда я знаю, что у вас там случилось? Ключи дать не могу.
Девушки остановились перед ступеньками. Надменное выражение лица Комацу вызывало у них нена-
висть. Уж не думает ли он, что они съедят эту медную проволоку?! Теперь работниц уже не смущало то видное положение, которое занимал этот Комацу-сэнсэй еще на шелкопрядильной фабрике.
— Выдайте проволоку! — выкрикнул кто-то и смущенно засмеялся, но тотчас же послышались серьезные голоса:
— Ведь Комацу-сан тоже член профсоюза!
— Мешать нам в нашей борьбе... Безобразие! Комацу удивленно посмотрел на девушек. Это было
нечто неслыханное! Не вынимая рук из карманов, он сделал несколько шагов по лестнице и обвел всех злым взглядом.
— А!..
Он не успел еще ничего сказать, как из проходных ворот во двор стрелой влетел велосипед и, ударившись о дощатую стенку галереи, опрокинулся.
Освободив подол красной юбки, зацепившейся за руль велосипеда, с земли вскочила Рэн Торидзава. Она растолкала работниц и, взбежав по ступенькам, сунула Комацу накладную с печатью начальника производственного отдела.
— Ну! Теперь, я думаю, возражений не будет? Вы говорили, кажется, что начальник производственного отдела болен? — она вытащила из кармана у Комацу связку ключей. — А когда я пошла к нему на квартиру, так что же оказывается? Он сидит преспокойно у очага и налаживает удочки.
Даже не взглянув на девушек, стоявших внизу у лестницы, Рэн обернулась и сунула связку ключей Такэноути. — Ну-ка, открой кладовую.
С Такэноути она вовсе не считалась.
Кладовую открыли, и Рэн, словно инспектор, встала на пороге. Хацуэ с подругами уложила проволоку в корзины и понесла в цех.
— А молодец Торидзава-сан, правда? — обратилась к Хацуэ Мицу Оикава, поднимаясь с корзиной по лестнице. Кику Яманака, идущая ступенькой выше, чтобы поддерживать корзину, обернулась:
— Может, и молодец, не знаю... А только я ее не терплю!
Хацуэ задумалась.
Конечно, Рэн Торидзава молодец. Но в то же время Хацуэ никак не могла отделаться от чувства досады на то, что вся их решимость оказалась ненужной, что всё сделалось без них.
Высоко вздымай... —запел кто-то, когда намоточные машины снова завертелись. Казалось, эта песня помогала девушкам выражать свое настроение.
От металлических катушек веяло холодом, налетевший с гор ветер раскачивал створки окон, но работницы ничего не замечали — им нужно было до конца рабочего дня наверстать упущенное.
— Смотри-ка! В изоляционной ленте трещина!
— Это она «ослабевает»! — заметил кто-то, и все покатились со смеху.
Хацуэ работала проворно. Лента конвейера непрерывно текла к ней — на ленте стояли, лежали, удалялись друг от друга катушки. Вот и без всяких приказов господ из заводоуправления можно поднять процент выработки выше обычного. Гордость от сознания этого вливала в девушек новые силы.
— Хацу-тян, не спи! — окликнула ее Синобу Касу-га. Она сидела в начале конвейера и покачивала в такт движения головой.
Хацуэ весело крикнула ей:
— Эй-эй! А ты подавай так, чтобы спать некогда было!
До конца рабочего дня оставалось уже совсем немного. Неожиданно девушки зашумели.
— Что такое? В чем дело?
— Да ты что, не видишь? Вернулись!.. — послышался шепот, и все взгляды обратились к окну. В самом деле, на заводском дворе было заметно какое-то движение — у проходной стоял окруженный толпой коренастый директор Сагара в коричневом костюме.
— Товарищи! Требования, предъявленные компании профсоюзом главного завода, приняты! — закричал в мегафон связной Кискэ Яманака, взбегая по лестнице в цех. — Вернулись оба члена комитета — и Тидзива, и Касавара. Директор приехал одним поездом с ними! Как кончите работу, сразу же собирайтесь около здания профсоюзного комитета!
Уже стемнело, дул ветер.
Перед зданием профсоюзного комитета собралась толпа. Правда, часть рабочих разошлась по домам — тяжело было стоять на холоде да еще на пустой желудок, но большинство терпеливо ждало. Из окон на улицу вывесили несколько электрических лампочек. Люди сидели на корточках под окнами; некоторые, тесно прижавшись друг к другу, пытались укрыться от ветра в галерее; работницы, обнявшись, уселись в кружок.
— Сколько можно ждать! Ведь уже седьмой час! — слышался ропот из темноты.
— Господа! Прошу немного терпения! — крикнул из окна Тидзива. — Только что из заводоуправления вернулся член комитета Такэноути. Он сообщил, что сейчас там происходит совещание наших уполномоченных вместе с директором. Полагаю, что скоро последует ответ...
Люди молча слушали Тидзива, время от времени поглядывая на ярко освещенные окна заводоуправления.
— Компания уже сообщила свое решение профсоюзным организациям четырех заводов, в том числе и профсоюзу главного завода в Хорикава, — продолжал Тидзива. — На нашем заводе окончательное решение возложено, очевидно, на директора Сагара. Сейчас всё упирается в вопрос — признавать или не признавать разницу между районом Токио — Иокогама и нашей префектурой Нагано. Всё дело в том, чтобы заставить администрацию признать, как мы требовали того с самого начала, что никакой разницы не существует и что в нашей местности цены даже выше. Это требование мы будем отстаивать до конца...
Как и другие девушки, Хацуэ пришла сюда, не успев поужинать, даже не сменив рабочей одежды. Обняв за плечи Мицу Оикава, она смотрела на Тидзива, и ее охватывала радость от сознания того, что повышение заработной платы как будто осуществляется. В то же время она с беспокойством думала о том, как же им теперь поступать, что нужно делать в этот решающий момент борьбы, чтобы добиться полного успеха.
— Чтобы ввести вас в курс дела, — говорил Тидзива,— я прочту вам ответ, который дала компания профсоюзным организациям четырех заводов: 1. Основная заработная плата остается прежней. В качестве едино-
временного пособия выдается сумма, равная основной заработной плате. 2. Пособие семейным: на жену — 50 иен в месяц, кроме того, на каждого члена семьи, находящегося на иждивении, — 35 иен раз в два месяца. 3. Пособие на продовольствие— 15 иен в день. 4. Пособие на дороговизну...
Собравшиеся встречали каждый новый пункт аплодисментами, радуясь, словно всё это уже стало реальностью. Внезапно в задних рядах возник неясный шум.
— Что такое?
— Исчез директор...
— Сбежал?! Как сбежал?!
Уполномоченные по переговорам с дирекцией, расталкивая собравшихся, поспешили в помещение комитета. Впереди всех, бледный и взволнованный, бежал Араки. К окну подошел секретарь профсоюзного комитета Касавара.
— Какая низость! — горячо заговорил он. — Директор Сагара прекратил переговоры и ушел из заводоуправления. Но мы во что бы то ни стало добьемся окончательного решения, хотя бы нам пришлось для этого всю ночь...
Движение и шум в толпе заглушили слова Касавара. Люди провожали глазами Араки и других уполномоченных, которые быстро вышли из помещения. Икэнобэ и Оноки — члены комитета борьбы — стали организовывать пикеты.
— Из третьего общежития есть кто-нибудь? — раздался в темноте взволнованный голос Фурукава. — Синобу Касуга-сан!
— Зде-есь!
— Хацуэ Яманака-сан!
— Зде-есь!
Хацуэ с подругами бежала по обледеневшему «шоссе Кадокура» к поселку Симо-Кавадзои.
— Нажмем! Живее! Еще нажмем! — подбадривая работниц, кричал Фурукава. Он то бежал впереди, то отставал, пропуская девушек.
— Ой, не могу больше! — взмолилась толстушка Сигэ Тоёда.
Забежав назад, Фурукава подтолкнул ее в спину, и девушки, еле переводившие дух, расхохотались.
- Нажмем! Бодрее!
Впереди группы Хацуэ спешили еще два отряда пикетчиков. От быстрого бега люди согрелись, щеки и уши у всех горели, словно их кто нащипал.
Миновав деревенскую управу Симо-Кавадзои, девушки свернули на проселочную дорогу и добежали до рощицы. Отсюда уже виднелся большой дом старинной архитектуры, который компания отвела директору Са-гара. Перед воротами с навесом и во дворе мелькали в темноте фигуры пикетчиков.
— Что такое? Его здесь нет? — спросил Фурукава, когда из ворот навстречу ему вышло несколько человек. — Не городи чушь!
Оставив девушек дожидаться, Фурукава прошел во двор. Через ограду видна была решетчатая входная дверь, освещенная слабым светом фонаря, висевшего над входом. В прихожей можно было различить фигуры нескольких человек — это были уполномоченные по переговорам.
— Ну-ка, девушки! За мной!
Видимо, Фурукава получил какие-то инструкции. Под его предводительством пикет обогнул ограду и начал подниматься по дороге, лежавшей среди полей. На дороге, наблюдая за задней калиткой дома, в молчании сидели на корточках несколько пикетчиков.
Взобравшись на край обрыва, где особенно бушевал ветер, Фурукава пересчитал людей в своем отряде и разделил их на две группы.
— Вы будете стоять здесь, — обратился он к Хацуэ и двум другим девушкам. — Если увидите директора, кричите громче!
— А что кричать? Кто-то тихонько засмеялся.
— Неважно что, кричите только погромче, во весь голос. Другие пикеты находятся поблизости, так что они услышат вас. Нет, смеяться тут нечего! — Фурукава говорил серьезно. — Директор хочет уменьшить прибавку, которой мы добиваемся, — провинцию, мел, нельзя равнять со столицей. Он хочет, чтобы и на главном заводе урезали требования рабочих... Понимаете? Но мы-то будем держаться!.. Директор решил не допускать, чтобы наш завод подал пример другим пред-
приятиям «Токио-Электро»... — жестикулируя, говорил Фурукава.
Взяв с собой трех девушек, Фурукава спустился с обрыва. Синобу Касуга, Мицу Оикава и Хацуэ остались одни. Внизу, на расстоянии сотни метров от них, среди деревьев смутно белела покрытая снегом крыша директорского дома.
— Я боюсь... — прошептала Мицу Оикава, крепко ухватившись за рукав рабочей куртки Хацуэ.
Хацуэ тоже было не по себе. Что если директор Са-гара и в самом деле появится вдруг сейчас перед ними? Что тогда делать?
— Бр-р, холодно! — дрожащим голосом проговорила Синобу Касуга. Она закутала лицо красным платком и, поеживаясь, топала ногами.
— И с чего это Сагара-сэнсэй вздумал удрать?
По привычке они всё еще называли директора «сэнсэй».
— Как его задержишь?.. Я не сумею!
Борьба за контроль над производством, которую они вели, помогала работницам понять, что господа из заводоуправления ненавидят профсоюз. Благодаря занятиям на рабочих курсах девушки стали немножко разбираться в политике, узнали, что общество разделено на борющиеся классы — на капиталистов и рабочих. Но хотя в сознании работниц и произошли перемены, они по-прежнему робели перед каждым начальником.
Хацуэ до сих пор еще помнила, как во время войны, когда раздавали награды за хорошую работу, директор, стоя на возвышении, торжественно вручил ей похвальный лист, и она с благодарностью смотрела на него.
— Глупости всё это! Ну, с какой стати, спрашивается, директор придет сюда, в такое место? — потеряв терпение, заявила Синобу Касуга, когда прошло минут тридцать. Стараясь согреться, она всё топталась возле девушек, потом незаметно спустилась с обрыва и исчезла.
С того места, на котором стояли пикетчики, сквозь качавшиеся от ветра деревья были видны только крыша большого старого дома да желтоватый свет, проникавший сквозь ставни окон. Что там сейчас происходит? Отсюда всё это казалось каким-то далеким!..
— А всё-таки, как было бы хорошо, если бы приба-
вили зарплату... — проговорила Мицу Оикава, зевая. Она присела на корточки возле межи, стараясь укрыться от ветра. — Если бы это сбылось, я могла бы посылать матери по двести иен каждый месяц!
Это была ее мечта, самая заветная мечта, не то, что недавнее желание съесть пять порций сладкого картофеля. Мицу рассказывала Хацуэ о том, что в семье у них родился седьмой по счету ребенок, мальчик, и о том, что отец никак не может устроиться на работу... Потом она снова зевнула во весь рот и, проговорив: «Пойду поищу Синобу-тян!» — стала спускаться вниз.
— Не уходи далеко!.. — крикнула ей Хацуэ. Хацуэ было и впрямь как-то страшно оставаться
одной. Она была голодна, ветер пронизывал ее до костей. Обмотав лицо шерстяным шарфом, Хацуэ спрятала руки в рукава спецовки.
На небе не было видно ни луны, ни звезд. Девушке стало жутко. Ей приказали «стоять в пикете», но что такое «пикет», какую роль он играет в борьбе, — ничего этого она толком не знала.
Чья-то тень бесшумно скользнула по краю обрыва.
— Мицу-тян, ты?.. Синобу-тян?..
Не успела она спросить, как человек, видимо, расслышав сквозь завывание ветра голос Хацуэ, вздрогнул и замер на месте.
Девушка испуганно вскочила с земли и инстинктивно приготовилась бежать. «Кто это?» — хотела она крикнуть, но слова застряли у нее в горле.
Человек пристально всматривался в Хацуэ и прсле минутного колебания поспешно двинулся дальше мимо нее, по дорожке, проложенной вдоль обрыва. Кругом было бело от снега. Хацуэ удалось заметить, что человек одет по-европейски, на голове — фетровая шляпа, в руках — маленький чемоданчик. Но едва она разглядела лицо человека, которое он старался прикрыть шарфом, как невольно закричала, так громко, что сама испугалась. Черная фигура пустилась бежать. Однако директору Сагара — это был он — не удалось пробежать и тридцати метров, как чье-то тяжелое тело повисло на нем, чьи-то руки вцепились в воротник пальто. Директор резко повернулся.
— Ты что это?
Увидев, что это простоволосая, потерявшая где-то
шарф девушка — Хацуэ, он заглянул ей в лицо. Оба с трудом переводили дыхание.
— Хацуэ Яманака?
— Я... — машинально ответила девушка, отступая.
— Дура! Пусти!
Шарф у Сагара развязался, седоватые усы подергивались. Короткий, тупой нос с вывернутыми ноздрями, двойной подбородок, складки на шее... Знакомое властное лицо, невольно внушающее трепет! Руки Хацуэ, цеплявшиеся за пальто директора, разжались.
— Прекрати эти идиотские шутки! Уф!.. Ведь я... я... — взволнованным голосом, бессвязно бормотал Сагара, перекладывая чемодан из одной руки в другую. — Ведь я тороплюсь, понимаешь? Такие глупые поступки... Ты подумала, к чему это приведет? Ты смотри, никому обо мне... Слышишь?..
Хацуэ не понимала, что он ей говорит. Сердце бешено колотилось в груди, в ушах звенело, а в мозгу неотступно стучали слова: «Директор убегает! Директор убегает!»
— Прошу вас, пожалуйста... — заговорила Хацуэ, когда директор отвернулся от нее, и опять вцепилась в край его пальто. Ей хотелось сказать ему: «Мы все голодны и ждем вас! Дайте нам ответ!» Но директор обернулся, и в ту же секунду от сильной пощечины искры посыпались из глаз Хацуэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38