Выслушав рассказ Якута, Щеголь сказал:
— Какой же ты князец, если упустил девчонку! Надо было похитить ее.
— А верно ты говоришь! Ха! Какой я, Мичин, дурак. Ой, дурак!..
Старовер приехал ночью. Он зажег огарок свечи и сумрачно посмотрел на обитателей землянки.
— Ты где был? Что долго не ехал? Хочешь, чтобы я — князец Старков — к предкам пошел? — набросился Якут на Старовера. — Обманщик ты!
Ошлыков сказал спокойно:
— Привез я вам два мешка муки, полмешка крупы, килограмм чесноку, десять плиток кирпичного чая, полтушки оленя, тридцать килограммов сахара и костюм по заказу.
— А спирт? — спросил Щеголь.
— Три литра.
— Мало... ну, черт с тобой, тащи что есть.
— Вперед деньги. За все пять тысяч, — заявил Ошлыков.
— Это грабеж! — воскликнул Якут.
— Как хотите, а я ухожу, — повернулся Старовер.
— Стой! На, получай деньги!
— Сразу бы так! — удовлетворенно произнес Старовер. — Куда вы без меня? Пропадете!
Расплатившись, Якут и Щеголь быстро перетащили продукты в землянку.
Когда Старовер собрался уходить, Якут спросил:
— Когда же свадьба?
— Какая свадьба? — удивился Ошлыков, задерживаясь у дверей.
— Забыл свое обещание? Помнишь...
— Ты про мою дочь забудь, — сурово отрезал Ошлыков. — Она просватана за алданского старообрядца.
— А обещание, обещание-то как же? — фальцетом крикнул Якут.
— Мало ли я кому что обещал.
— Жулик ты! — разозлился Старков. — На каждом шагу ловчишься обмануть кого-нибудь. За продукты, которые возишь нам, берешь тройную цену.
— Ну, беру, а дальше что? — усмехнулся Ошлыков.
— Как что?!
— Спасибо скажите, что вожу продукты и не забываю вас.
— Я не жадный, бери... все бери, отдай только дочь! Ошлыков смерил Старкова с головы до ног и пренебрежительно спросил:
— Кто ты таков, чтобы я отдал за тебя дочь?
— Я князец Мичин Старков, — вскинул голову Якут.
— Не князец ты, а прохожий с большой дороги, разбойник...
— Молчать! — вдруг гаркнул Якут.
— Не кричи... Дочь я тебе все равно не отдам.
— Придет время, я затравлю тебя собаками, — прошипел Якут и угрожающе добавил: — Ты еще попомнишь князца Старкова.
— Молчи, а то завтра же приду с милицией...
— Бросьте вы, — примирительно сказал Щеголь, кончив приготовлять еду. — Выпьем лучше.
Ошлыков вышел. В землянке наступило молчание.
По белой заснеженной долине на лыжах идет человек. Он часто пригибается к земле и в таком положении
остается минуту, другую, потом поднимается и шагает дальше. Через некоторое время опять наклоняется к земле и опять шагает вперед.
Это старый Кун идет по следу.Он не мог читать письма, которые получал. Зато книгу природы Кун понимал так же, как русская девушка Надя понимала каждое слово в письме его сына. Кун шел по следу двух оленей, запряженных в длинные узкие парты. Третий олень из упряжки был заколот на заготпункте. Заколот потому, что в пути сбил копыта. Так говорила ему книга следов на снегу. И старый охотник шел по этому следу за худыми людьми, которые прятались в глубине белых гор.
В тот самый день, когда Кун шел по следу, в Оймяконе, в кабинете начальника милиции, произошел такой разговор:
— Как ваши успехи, капитан Ветлужанин?
— Хвастаться пока нечем.
Ветлужанин приехал в Оймякон по делу Ляпунова, бежавшего из тюрьмы во время следствия.
Ляпунов был крупным аферистом. Работая в различных торговых организациях, преимущественно в кооперации, и пользуясь беспечностью некоторых руководителей, он присваивал десятки тысяч рублей и скрывался, чтобы через некоторое время появиться на другом конце страны под другой фамилией. Попался Ляпунов на мелком деле, за что был приговорен к двум годам исправительно-трудовых работ. Отбыв срок наказания, он устроился работать кладовщиком в Марчеканский рыбкооп и развил там бурную «деятельность». За короткое время Ляпунов похитил сорок тысяч рублей. Его арестовали на Магаданском аэродроме во время посадки в самолет.
Началось следствие. Магаданский уголовный розыск запросил старое дело Ляпунова. Материалы, поступившие из Москвы, раскрыли его истинное лицо. Ляпунов знал, что теперь ему двумя годами лагерей не отделаться, и поэтому при первой же возможности бежал.
Было установлено, что Ляпунов скрылся в районе Полюса холода, но здесь следы его терялись. Во всяком случае, пока Ветлужанин не мог напасть на них.
Глава седьмая
КУН ПОСЕЩАЕТ ГОЛУБУЮ ДОЛИНУ
Лагутин все эти дни думал о Наде. Вернувшись в Ком-кур, он направился к Дьякову.
— Заходи, заходи, Евгений Корнеевич... Давненько у меня не бывал... — приветствовал гостя Дьяков.
— Я пришел по сугубо личному делу, — сказал Лагутин, сверкая зубами и усаживаясь на предложенный ему стул.
— Если в моей власти, я готов помочь.
— Тут, Максим Николаевич, все в вашей власти, вы хозяин над живым и мертвым...
— Хозяин —- народ, Евгений Корнеевич. Так что же вы хотели?
— Я решил жениться. Вы ведь знаете, в семье находишь радость и утешение.
— Раз дело так серьезно, я сотов выполнить вашу просьбу. Скажите, что мне нужно делать?
— Сосватать девушку. Дьяков не мог сдержать улыбки:
— Кого же вы хотите избрать в спутницы жизни?
— Надежду Владимировну!
— Ту, которая ходит тропой охотников? — изумился Дьяков.
— Да, да!
— Что ж, я могу к ней сходить. Но...
— Ах, пожалуйста, Максим Николаевич, я буду очень благодарен вам и в долгу не останусь.
Дьяков молча оделся и вышел.
Надя в этот день чувствовала себя скверно. Беспокоила ее и предстоящая весна и экспедиция, которая намечалась в малоизученный район хребта Сунтар-Хаята. Вошел Дьяков, поздоровался. Надя предложила стул. Максим Николаевич обстоятельно рассказал о последних событиях в колхозе и неожиданно спросил:
— Надежда Владимировна, вы как относитесь к Лагутину?
Она пожала плечами.
— По-моему, неплохой работник.
— Какой он работник, я знаю. Как человек он вам нравится?
— Я что-то плохо понимаю вас, Максим Николаевич.
— Да что тут понимать. Я пришел вас сватать за Евгения Корнеевича, — выпалил разом Дьяков и свободно вздохнул.
«Как это похоже на Евгения Корнеевича», — подумала Надя и звонко засмеялась.
— Вы посол любви? Вот никогда не подумала бы. Как это попахивает стариной: у вас товар, у нас купец — так, кажется, говорится в романах о сватовстве богатых купчих?
— Таким делом не шутят, Надежда Владимировна, — сердито сказал Дьяков, чувствуя свое неловкое положение. Он предполагал, что Лагутин и Надежда Владимировна давно договорились и что ему предстоит выполнить только почетную формальность.
— Я не шучу, Максим Николаевич, — серьезно сказала Надя. — Лагутин не мой герой.
— Так и передать? — почему-то обрадовался Дьяков. —• Может, передумаете? Парень он представительный.
— Передайте, — с комической важностью сказала На-дя, -— что невеста считает себя недостойной столь блестящей партии, и верните всеми уважаемому Евгению Корнеевичу вот эту шкатулку...
После ухода Дьякова Надя долго не могла успокоиться. Сватовство Лагутина будило воспоминания юности, светлой, как утренняя заря. Она думала о подругах, с которыми училась в средней школе и институте. Все они давно уже замужем, обзавелись ребятишками. Пожалуй, одна она не устроила свою семейную жизнь. Нельзя сказать, что у нее не было поклонников. Некоторые из них даже нравились ей, но, когда дело доходило до серьезного, она останавливалась, не решаясь сделать этот шаг. Не решалась потому, что не могла выкинуть из сердца человека, вставшего на ее пути в годы юности. Этим человеком был Алексей Соснин.
Впервые она с ним встретилась, когда училась еще в восьмом классе.В один из воскресных дней они всей школой выехали за город на лыжные соревнования. Надя участвовала в беге на полтора километра. На обратном пути, чтобы выиграть время, она решила спуститься с крутой горы. Возле спуска она чуть притормозила лыжи. Может, повернуть? Нет! Надя чуть присела и оттолкнулась. Мелькали верхушки кустов, занесенные снегом. В ушах свистел ветер. Надя шла зигзагами. Впереди был небольшой обрыв. Надя только приготовилась к прыжку, как что-то толкнуло ее и подбросило вверх.
Дальше Надя ничего не помнила. Когда она пришла в себя, то увидела Алешу Соснииа, чемпиона школы по лыжам. Все девчонки спортивного кружка были влюблены в него. А у Нади даже хранилась фотография Алексея.
«Встать можешь, девочка? Ну-ка, попробуй!»Надя при первой же попытке подняться застонала и присела. Алексей снял ботинок с ее правой ноги и быстро ощупал. От боли Надя откинулась на спину. Алексей продолжал массировать ногу, то и дело спрашивая: «Не больно?» Надя закусила губу и молчала. И вдруг, будто ее кольнули чем-то острым, перед глазами завертелись красные круги.
«Ну вот, теперь все, — весело сказал Алексей и, взглянув на гору, откуда она скатилась, добавил: — Ты отчаянная, и если бы на твоем пути не лежал камень, припорошенный снегом, может, все кончилось бы хорошо».
Он легко поднял ее и понес...Через тринадцать лет они должны встретиться. Помнит ли он ту девочку с косичками, ставшую теперь Надеждой Владимировной Каштан и прозванную милыми и смелыми жителями Полюса холода «той, которая ходит тропой охотников»?
На стан оленеводов Кун пришел поздно ночью. Дежурный пастух накормил его свежим мясом и уложил спать. Здесь же на стане был и Николай Олонко. Николай обрадовался и с юношеской непосредственностью спросил Куна о причинах неожиданного появления у оленеводов. Кун нахмурил брови и косо посмотрел на Олонко. Разве охотнику подобает задавать такие вопросы?
Николай понял свою бестактность и покраснел. Натянув на ноги торбаса, голый по пояс, он выскочил из юрты.
Вернулся минут через пятнадцать. На голом мускулистом теле блестели капельки воды, а черные волосы, обсыпанные снегом, казались серыми. Взяв полотенце, Николай насухо вытерся. Кун, молча наблюдавший за ним, одобрительно сказал:
— Однако, хорошо, а?
Николай опустился на шкуру рядом со старым охотником. Печь пылала жаром. Кун грел руки. Оба молчали. На чайнике затанцевала крышка. Дежурный пастух снял ее и заварил крепкий чай. Кун вынул изо рта трубку и молча протянул ее Олонко, высказав тем самым уважение молодому охотнику. Николай не курил, но, чтобы не обидеть Куна, взял и после первой же затяжки закашлялся, на глазах выступили слезы. Кун добродушно засмеялся. Николай с трудом сделал еще одну затяжку и решительно возвратил трубку хозяину. Но Кун не принял ее. Как можно! Олонко должен докурить! Все охотники так поступают. «Надо было сразу отказаться», — подумал Николай.
— Я не курю, товарищ Кун, — сказал он, почти насильно вкладывая трубку в руки охотника.
— Олонко не уважай Куна, а? Трубка с ним не кури, а? — печально заметил Кун.
— Я очень уважаю тебя, товарищ Кун, — горячо заговорил Олонко, — но я ведь спортсмен, нельзя мне курить. Такое слово дал. Понимаешь? Комсомолец должен держать свое слово. А ты заставляешь нарушать его.
Во время завтрака Николай обменялся со старым охотником кружкой чаю. «Настоящий охотник Олонко. Ничего, что он трубку не курил, зато чаем обменялся», — заулыбался Кун, с удовольствием прихлебывая из кружки.
Позавтракав, оленеводы покинули юрту.
Кун собирался в - дорогу, но почему-то медлил и тяжело вздыхал.
— Олонко Куну друг, а? — спросил старый охотник. Николай утвердительно кивнул головой.
— В горы ходи с Куном? А? — продолжал старик и посмотрел на Олонко. В глазах Куна была такая просьба, что Николай поторопился сказать:
— Конечно, пойду в горы, товарищ Кун, если надо...
Старый охотник глубоко вздохнул. Николай надел ватник, подпоясался ремнем и вслед за Куном вышел из юрты.
Солнце только что взошло. Долина начиналась сразу же за юртой. На ней лежал белый, воздушно-пенистый туман. Утреннее солнце окрасило его в розоватый цвет. По ту сторону долины из тумана поднимались горы. Центральный пик венчался высоким шпилем, который в красноватых лучах зимнего солнца казался огненным столбом.
Горы служили ориентиром для охотников и оленеводов. Когда пастухи говорили: «Наши оленьи стада пасутся левее гор», — комкуровцы знали, где это место, и в случае надобности безошибочно находили его.
Олонко встал на лыжи и затянул ремни.
— Миколайка! — послышался рядом шепот старого охотника.
Олонко повернул голову. Кун сидел на корточках, закрыв лицо мохнатой рукавицей. В его поведении многое было непонятно Николаю. Ну зачем ему понадобилось идти в горы?
— Друг Кун, — сказал Олонко, — пойдем же в горы.
— Кун боится. Красный глаз смотри. Он говори: не ходи.
Куп чуть отодвинул рукавицу от лица и кивнул головой в сторону гор. Олонко взглянул в указанном направлении. И чудесное зрелище представилось ему. Возле центрального пика среди белых снежных колонн висел огромный красный круг. Это сверкал «глаз горного духа», — так говорили старики. Говорили также, что человек, увидевший его, погибает мучительной смертью, если не пойдет к шаману, который расколдовывает чары горного духа. Теперь уже мало кто верил во все это. Только старики при упоминании о горном духе с опаской оглядывались вокруг и поспешно скрывались в домах.
Как только красный круг исчез, старый охотник отвел руки от лица.
— Пойдем, однако, — как-то безучастно выговорил он.
Часа через два путники вошли в ущелье. Следы двух нарт здесь сливались, и их было трудно различить..В полдень путники сделали небольшой привал. Место выбрали удачно. Почти рядом нашлись дрова. Николай нарвал сухой травы. Кун вытащил спички, завернутые в пергаментную бумагу, и, выбрав одну, чиркнул ею о сплющенную коробку. Огонь жадно лизнул сухую траву. Кун
пересчитал спички, не торопясь завернул их в пергамент и спрятал.Костер разгорался. Снег стаивал вокруг него темным кольцом. Кун сидел в любимой позе, охватив колени руками, и смотрел на вечно живой и пленяющий огонь. Но сегодня и огонь не радовал старого охотника. Имел ли юн право приглашать в горы молодого Олонко? Что скажет человек из района? А красноглазый? Разве Кун забудет, как много лет назад злой горный дух гнался за ним до выхода из белых гор и потом долго еще сверлил его красным глазом? Шаман, которому Кун рассказал об этом случае, допытывался, зачем он ходил в горы, с кем встречался, и под конец сказал, что от чар горного духа можно освободиться, пожертвовав ему пять соболей. И Куну пришлось отнести лучшие шкурки шаману. А через год в стойбище в качестве заведующего факторией вернулся князец Мичин Старков. «Кун, — сказал он, — Советская власть меня простила. Будем с тобой друзьями». Старков хорошо угостил тогда. В следующую встречу князец сказал: «Товарищ Кун, вот получена бумажка, в ней говорится, чтобы ты показал мне место, где спрятан ящик. Его надо доставить в Якутск». Кун подержал в руках бумажку, но ничего не сказал. Он слыхал рассказы, что Старков пытал людей, чтобы узнать судьбу ящика, поэтому не верил ни одному слову князца. Когда и бумажка не возымела действия, Старков предложил Куну деньги. Охотник оскорбился и ушел. С этого дня и начались у Куна все невзгоды. Пушнины он сдавал больше всех, а платили ему меньше, чем другим. «Ты у меня на коленях будешь ползать, я — Советская власть!» — кричал князец. На колени Кун не стал, но ему пришлось покинуть родное стойбище и уехать подальше от Старкова. Охотник, конечно, не знал, что Старкова через три месяца сняли с работы и посадили в тюрьму.
Кун поселился на берегу Охотского моря и прожил там четверть века. Вернулся он в родные края по настоянию старшего сына, назначенного после окончания Института народов Севера учителем Оймяконской средней ' школы. Кун не захотел жить в Оймяконе и поехал в Комкур. Здесь ему дали дом, приняли в колхоз, и он стал промышлять зверя. Недавно старого охотника навестил секретарь райкома и первый, протянув руку, сказал: «Здравствуй, товарищ Кун!»
Эти мысли были приятны старому охотнику. Но тут он опять вспомнил о задании и красноглазом духе. Как быть? Как быть? Кун заерзал на месте, умоляюще посмотрел на Олонко. Тот сидел, уставившись на огонь, и, очевидно, мысли у него были совсем не те, что у Куна. На груди Олонко под расстегнутой ватной курткой Кун увидел красно-золотистый комсомольский значок. Это был самый обыкновенный значок, какие носят миллионы советских юношей и девушек, но старый охотник не мог оторвать от него взгляда.
— Комсомол не боится, а? — прошептал Кун. В горле у него пересохло от волнения, на лбу выступили мелкие капельки пота - Комсомол не боится, а? — уже прохри-
пел Кун, не отрывая взгляда от значка.
— Крго не боится? Ты о чем, друг Кун?
Старый охотник сначала показал рукой на горы, потом на значок. Николай понял состояние спутника и сказал твердо:
— Комсомол не боится красноглазого. Его в горах нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18