Он выдернул руку, попытался приподняться на локтях, но не смог.
— Красивые слова... А у меня в груди пусто. Пусто... Я — порожняя бутылка, оболочка... или Данила Романов даст мне на прокат свою душу?
— Даст, Евгений Николаевич, и Петр Васильевич даст, и я дам... Поправляйтесь.
— Не хочу! Дайте мне мою душу! Где она? Где?.. Я хочу жить. Жи-и-ть!.. Я... Я...Лицо его исказилось. Надо было что-то предпринять, но что — Марина не знала и, словно прикованная, сидела на стуле. Голова у нее кружилась... Кажется, прибежал дежурный врач. Люди в белых халатах входили и выходили из палаты...
Марина морщила лоб и не могла вспомнить, сестра ли ее проводила, или она сама дошла до гостиницы.Она чувствовала себя разбитой, хотелось бежать, бежать отсюда... Она рассеянно посмотрела на стол и увидела письма. Их, очевидно, принесли вчера вечером.
Варя сообщала, что она вышла замуж за Данилу. Свадьбу играли в колхозе «Заря». Данила выехал на новую работу в долину гейзеров. Варя увольняется. Собирается ехать к мужу. Соколов с группой ученых все еще находится на Синем. Письмо заканчивалось словами: «Маринка, я очень счастлива, возвращайся скорей домой. Может быть, и ты поедешь в долину гейзеров?»
Второе письмо было написано незнакомым мужским почерком. «От Петра Васильевича», — подумала она и начала читать.
«...Апрель у нас чудесен. Щедро светит солнце. Кстати, Вы когда-нибудь обращали внимание на апрельское солнце? Свет его не рассеивается в воздухе, он не слепит, как свет июльского солнца. Это не грустное солнце осени и не холодное, угрюмое — декабрьских закатов. Апрельское солнце — словно юноша на первом свидании с любимой.
Все это я Вам пишу потому, что Вы художник и Вы лучше меня понимаете такие вещи. Может быть, Вы заметили и такое явление: солнце делит улицу на две половины. В одной половине, в тени, все каменно-твердо от ночных заморозков, а в другой, освещенной солнцем, —• все ярко, празднично и мягко. И разные люди идут по той и другой стороне улицы. И я, грешным делом, недолюбливаю людей, идущих теневой стороной. Что поделаешь, есть еще у нас люди каменно-твердые, как подмерзшая грязь на тротуарах. По-моему, они не любят жизни. Ну, как можно не любить солнце, синее безоблачное небо, все окружающее великолепие? И людей они не любят, а любят только себя.
В эти апрельские дни я часто думаю о том, что один наш общий знакомый -всю свою жизнь ходит по теневой стороне жизни и, кажется, собирается и Вас перетащить туда же. Но я Вам верю. Вы слишком любите солнце, чтобы прятаться в тени. Поэтому я крепко верю, Марина, в нашу встречу. От Вас, только от Вас зависит, как ускорить ее.
П. Романов».
Марина свернула письмо. Потом долго сидела задумавшись, вспоминая о лыжной прогулке, о свадьбе в охотничьей избе. Воспоминания — неясные, как контуры камня, мерцающего под водой. Ей казалось, что все это было давно, очень давно. Она напрягала память, и картины оживали. Она ощутила дыхание любви и вся затрепетала. Вдруг взгляд ее упал на альбом для рисования. Она нача-
ла перелистывать его. Сколько рисунков! И смерть в образе Колбина смотрит на нее с каждого листа. Марина вырывала их и бросала в корзину. Вырвав последний лист, свободно вздохнула, оделась и отправилась в больницу. — Отмаялся, сердечный, царство ему небесное, — сообщила ей сестра, пожилая женщина с добрыми глазами, и перекрестилась.
— Умер?..
— Помер, милая.
Марина тупо посмотрела на сестру. Надо было что-то сказать, но она не могла...
— Проходи, милая, проходи.
Ноги не двигались. Сестра взяла ее за руку и повела.
— Сюда, сюда, родная.
Мокрый снег хлопьями падал на желтый лоб Колбина и не таял. Дорога на кладбище была неровная, машину часто подбрасывало. При каждом толчке гроб подпрыгивал, стряхивая снег с лица Колбина. Снег оставался только в глазных впадинах, и это производило странное впечатление. Казалось, что скульптор, лепивший маску, недоделал ее, оставил слепой.
В кузове, спиной к гробу, облокотившись на кабину, трое молча затягивались папиросами.
— Говорят, ученый человек был, — нарушил молчание средних лет мужчина с клочковатой бородой и в старой телогрейке.
Его спутники, оба высокие, хмурые, повернули головы и посмотрели на покойника. Молчали.
— В гробу все одинаковые, не разберешь, — отозвался наконец один из спутников бородатого. Третий его товарищ, что помоложе, брезентовой рукавицей смахнул снег с глазных впадин.
— А это жена его? — спросил он.
— Кто знает? — последовал равнодушный ответ. — На поминки подкинет — и то ладно.
Машина подпрыгнула. Простой деревянный памятник, падая, ударился о труп, свалился на дно кузова и начал перекатываться. Лицо Колбина осталось бесстрастным. Памятник подняли.
— Мертвых надо уважать, — сказал мужчина с клочковатой бородой.
Это было сказано таким равнодушным тоном, что двое поспешили отвернуться от него.
Марина шла за машиной с усталым, измученным лицом, механически переставляя ноги. Она ни о чем не думала. Шофер несколько раз останавливался, предлагая ей сесть в кабину. В ответ она только мотала головой...
Снег не переставал. Все вокруг было затянуто белой пеленой. Наконец показалось кладбище. Оно было ограждено низким штакетником. За оградой кресты, обелиски, звезды, кустарники с голыми ветвями... Машина медленно двигалась среди могил. У прямоугольной ямы остановилась. В яму деловито падал снег.
Гроб опустили на землю. Марина, не отрываясь, смотрела на холодное, бесстрастное лицо Колбина. Оно казалось ей враждебным. Она отвернулась. Гроб накрыли крышкой, заколотили гвоздями и опустили в могилу.
— Начинайте, — сказал мужчина с бородой, видать, старший группы.
Марина подняла на него глаза — что она должна начинать?
— Бросьте в могилу первую горсть земли.
Земля была влажная и холодная. Марина сжала ее в руках, потом нерешительно бросила комок в яму. Глухой стук донесся из глубины.
Трое молча взялись за лопаты и деловито начали засыпать могилу.
Над ямой вырос бугор земли. Это все, что осталось от Колбина, от его честолюбивых стремлений в жизни.
— Гражданка, подкиньте на поминки.
Марина вздрогнула и начала шарить в карманах.
— Я сейчас, сейчас...
Трое выжидательно смотрели на нее...
Она слышала удаляющиеся шаги, шум мотора. Потом все стихло... Взглянув еще раз на могилу, Марина покинула кладбище.
Падал мокрый снег. Сквозь его густую сетку виднелись голые деревья. Ветви были мокрые и черные. Марина, изнемогая, остановилась. Неужели для нее все кончено? Она глубоко вдохнула влажный воздух и продолжала свой путь.
Нет, ничто не кончено для того, кто жив и кто находится в пути.







1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24