Опять сойтись? Мы разные люди, Евгений, и никогда не будем счастливы. Предположим, у нас будет одна общая постель, а дальше что? Боюсь я, боюсь второй раз ошибиться в жизни.
Марина закрыла глаза, чтобы сдержать подступавшие слезы. Она плакала потому, что не знала, хорошо или плохо поступила, прогнав сейчас Колбина.
Горы купались в лунном свете. Тишина давила на плечи. Охапка стланика полетела в костер. Огонь взвился к небу и озарил Колбина. Он шагнул в сторону, набил котелок снегом и повесил его на рогатку. Луна висела напро-тив, она усиливала в Колбине тоску и беспокойство. Он поднял голову и прислушался к отдаленному лаю собак. «Кого это в полночь несет?» — подумал он. Нарта остановилась возле домика. Каюр с широкой спиной долго возился с упряжкой, потом подошел к костру.
— А-а, Колбин, — спокойно сказал он. — Опять встретились.
Это был Кречетов. Он скучал по сыну и, направляясь на охоту, заехал на Гиглу, чтобы повидаться с ним.
— Где Данила?
Колбин посмотрел на Кречетова и сделал неопределенный жест рукой.
— Ваш сын, милейший, делает карьеру.
— Я тебе не милейший.
— Все равно. Выпьем, Кречетов, мировую: — Колбин протянул Кречетову флягу. Сам он уже захмелел.
Кречетов отказался.
— Зря, милейший. Зарядка мозгов необходима... Меня прошлое хватает за горло, а я ему — Цыц! Я слишком Колбин, чтобы меня хватали за горло... Не позволю! Ты тоже хочешь установить истину, Кречетов? А зачем? Зачем, я спрашиваю? Каждый живет по-своему. У тебя своя дорога, у меня — своя. И живи...
Кречетов хорошо знавал собеседника, когда тот работал на вулканологической станции. С тех пор Колбин не изменился. И Кречетов поражался тому, что время ничему его не научило.
— Так выпьем, Кречетов, мировую и забудем прошлое. Не хочешь? — Колбин вытянул длинные ноги и зажал коленями флягу с коньяком. — А я вот пью. Дитя эпохи, а я ее кровное дитя, должно уметь пить...
Кречетов бросил в котелок горсть чаю.
— Благодать, — сказал Колбин, завинчивая пробку. — Да, вот о жизни...
— Что вы знаете о жизни? — почему-то вдруг переходя на «вы», спросил Кречетов.
— Я о жизни? Все! Жизнь — это вулканы, коньяк, Марина, и ты, Кречетов, и полковник Романов, смесь, одним словом, колода карт. Я в этой колоде выбрал вулканы и Марину...
— Марину оставьте! В ваших руках она скоро увянет. Колбин засмеялся.
— Как тесен мир! Разве я мечтал о встрече с тобой?
— Еще бы! Вы думали — сгнию в тюрьме. Но мы живем в такой стране, где правда всегда свое возьмет. И не таким, как вы,, задушить ее.
— Я тоже правду люблю, но в науке. Мы, ученые...
— Ученый, — Кречетов плюнул в костер. — Блудливые умы не способны к науке. Около науки — да, встречаются. Жизнь ваша хилая, Колбин. Травить надо такую жизнь.
Колбин при последних словах Кречетова пробормотал:
— В авгуры не годишься, ми-лейший.
— Подлецом никогда не был.
— А я был? Что Дусю увез? Так это житейское дело, милейший. Мало ли что бывает в молодости? В общем, ерунда. — Колбин поднял флягу, потряс и, убедившись, что она пуста, сказал: — Бахус — вот славный бог, достойный поклонения.
Кречетов пошел кормить собак. К костру он вернулся с охапкой стланика. Колбин сидел, обхватив колени руками, и что-то бормотал. У ног лежала пустая фляга. Искры падали на нее и медленно гасли, оставляя на белом металле черные кружочки пепла. Кречетов поднял флягу и положил на колени Колбина. Тот остался безразличен;
— Замерзнет, черт, — сказал Кречетов. Колбин поднял голову, хотел что-то сказать, потом встал и, пошатываясь, побрел в дом.
Шел одиннадцатый час, когда Колбин, закончив туалет и выпив стакан крепкого кофе, вышел из домика. Костра уже не было. И Кречетова не было. На месте костра серебрился пепел в оправе обугленных кочерыжек. Небо хмурилось. Тучи давили землю — всюду следы их холодного прикосновения.
Колбин поправил рюкзак за плечами и зашагал к вершине Тиглы. Даль постепенно прояснялась. Яркие лучи солнца хлынули сквозь тонкий просвет в тучах, и все кругом засверкало.
Колбин весь день пробыл на лаве, собирая образцы возгонов в отложениях фумарол, газы для химического анализа, выделяющиеся из трещин и отверстий. Возвращаясь в домик, он решил подняться и заглянуть в кратер. Серая поверхность лавы была теплой. Он осторожно, двинулся, лава выдержала его, и он пошел быстрее. То, что он шел там, где не ступала еще нога человека и не садилась ни одна птица, наполнило его слегка кружащим голову чувством. Гордость? Да, гордость! Колбин казался себе в эту минуту избранником судьбы. Попробуйте вы, полковник Романов, подняться сюда!
Чем выше, тем труднее подъем. Груды шлака рушились под ногами. Вдруг газы, бьющие из трещин, заставили его отойти направо, где нашелся менее опасный участок. Вот и край кратера. Колбин заглянул вниз. Жаром пахнуло в лицо. Отвесные красные стены стремительно падали в пропасть. Синеватые дымы, поднимаясь из бездны, скрывали дно кратера. Оттуда доносился глухой шум. Временами дымный полог раскрывался, и тогда взору открывалось зрелище для богов: клокочущее огненное озеро. Раскаленная жидкость жадно лизала края воронки и тут же стремительно опадала.
Пирометр показывал температуру лавы в озере — тысячу двести градусов по Цельсию. Температура воздуха, более или менее зараженного сернистыми парами, достигала 15—17 градусов. Кончив наблюдения, Колбин собрал приборы. Темнота наступила стремительно. Синеватые дымы исчезли, и в кратере вспыхнула огромная светлая во-
ронка. Яркая в узкой горловине, она постепенно тускнела, растворяясь в ночи. Колбину казалось, что он все это где-то видел, но где — так и не мог вспомнить.
Пора было возвращаться в лагерь. Чернота ночи сгущалась. Колбин осторожно сполз с края кратера. Когда лава осталась позади, он оглянулся на кратер. Над ним висело розовое сияние.
Домик сегодня казался приветливым. Колбин зажег свечи, приготовил ужин, потом сел за стол и неторопливо стал набивать трубку. На душе было какое-то успокоение. Он прислушивался к себе: все хорошо. Придвинув толстую тетрадь, начал записывать свои дневные наблюдения. Какая-то навязчивая мысль не давала ему сосредоточиться. Колбин отложил авторучку. Вспомнил! В квартире Марины на стене он видел «Этюд в красных тонах». Фонтан вулканического огня над кратером — хаос теней и полутеней от кроваво-красных до светло-розовых. Колбин думал о том дне, когда он завершит изучение Тиглы и победителем вернется в Москву. Была уже полночь, когда он закрыл толстую тетрадь и сладко потянулся.
В эту ночь Марина Сенатова послала в эфир сигнал «Вулкан». Радиограмму расшифровали в штабе Н-ской воинской части. Командир части составил приказ: «В пять ноль-ноль произвести операцию «Вулкан».
Резкий телефонный звонок разбудил Данилу.
— Операция «Вулкан» назначена на сегодня в пять ноль-ноль, — говорил в трубку твердый мужской голос. — За вами будет прислана машина.
В вестибюле гостиницы швейцар дремал в мягком кресле. Ключ звякнул о стекло. Швейцар приподнялся.
— Номер оставить за вами? — спросил он.
— Не надо, — сказал Данила.
Швейцар поудобнее уселся в кресло и закрыл глаза. Сонная тишина воцарилась в гостинице. Машина не приходила. Не докурив одну сигарету, Данила закуривал другую. Вот будет потеха, если он не успеет к началу операции! Во рту было горько. Улица заглядывала в гостиницу черными прямоугольниками дверных стекол.
— Все спешат, все чего-то волнуются, — вдруг услышал он ворчливый голос швейцара. — И куда спешат? В газете писали о взрыве вулкана. Голова мудрая выдумала, не спешила. Ну, чего вы-то волнуетесь? — швейцар включил электрический чайник. — Четвертую сигарету достаете. Э-э-х, молодость...
Данила смял сигарету и бросил в урну. В самом деле, чего он разволновался? Машина придет. Он сел напротив старика. Тот налил стакан густого чая и молча протянул Даниле.
— Ну, чего волнуешься-то? — спрашивал добродушный швейцар, поправляя седые пышные усы.
Данила вдруг озорно улыбнулся:
— Я — та самая голова, которая предложила взорвать вулкан.
— Свят, свят! Что ты, что ты, родимый! — заволновался старик. — Такой молодой... Что же сразу не сказал. Я бы тебе... У меня родня в верховьях живет, вот обрадуются...
Двери широко распахнулись.
— Товарищ инженер, машина пришла за вами, — попоенному отчеканил шофер в белом овчинном полушубке. Данила взял чемоданчик.
— Дед, напиши своей родне — сегодня взрываем вулкан. И спасибо за чай.
Согнутая спина швейцара вдруг выпрямилась. Шофер, взглянув на изумленное лицо старика, невольно засмеялся.
— Чудеса! — услышал Данила, закрывая за собой массивные двери гостиницы.
Вертолет летел в район вулкана Синий. Высоко в черном небе мерцали звезды. Данила откинулся на спинке сиденья и закурил сигарету, но, вспомнив, где он, тут же загасил ее.
— Не волнуйтесь и курите, товарищ инженер, — сказал генерал с рыжими прокуренными усами и худощавым энергичным лицом.
Данила встречался с ним на совещании в обкоме партии — генерал был представителем штаба военного округа.
— Мы что-нибудь увидим? Генерал молча кивнул.
Вертолет начал спускаться, Данила взглянул в окошко. Внизу приветливо мигали огни.
— Вот и прилетели, — сказал генерал.
— Где мы?
— На восточном склоне потухшего вулкана. Здесь наш наблюдательный пункт. В трех километрах от нас западный склон Синего.
Вслед за генералом Данила вышел из вертолета.
— Товарищ генерал-майор... — раздался в темноте звонкий голос.
— Отставить, отставить, голубчик.
По ступенькам, вырубленным в фирновом снегу, они поднялись в огромную нишу с ровной площадкой. Круги света падали от двух электрических фонарей, прикрепленных к стенам ниши. Палатки стояли в глубине. Горел костер. Свет пламени, взбегая на каменные стены, качался из стороны в сторону.
Солдаты и офицеры окружали столик с радиотелефоном. Увидев генерала, они вытянулись. Радист вскочил со своего места.
— Вольно, товарищи! Генерал устроился у костра.
— Садитесь, инженер, — сказал он. — Мы с вами рядовые наблюдатели сегодня. Полковник, который руководит взрывом, знает свое дело.
Время тянулось медленно. Полковник инженерных войск отдавал последние распоряжения. Пять часов!Данила посмотрел на Синий. Он черной громадой поднимался в небо. И вдруг фонтан огня взметнулся в ночь. Земля вздрогнула. Грохот долго раскатывался между сопками. Потом наступила тишина. Но ненадолго. Глухой гул шел из-под земли. Он все нарастал и нарастал. Чудовищный удар как будто взломал и подбросил наблюдательный пункт вверх. Фонари на стенках ниши погасли. Даниле почудилось, что он взлетел в воздух. Над Синим встал столб огня. Что-то раскалывалось, трещало, ломалось, как будто ударял по земле громадный молот. Казалось, вот-вот все вокруг куда-то провалится. По склонам Синего поплыли огненные языки. С каждой секундой он удлинялся, приближаясь к черной пасти каньона, и вскоре каскад огня хлынул в пропасть.
Яркая огненно-жидкая масса, удаляясь от вершины, переходила в красноту, а затем в темный пурпур. Но, падая в каньон, она опять приобретала блестящий золотистый цвет.
Данила долго смотрел на огненную реку, текущую во мраке ночи.На рассвете краски потускнели. Генерал поднялся с раскладного стула, на котором он просидел почти два часа, и сказал:
— Поздравляю, товарищ Романов. Вы победили вулкан, разбудили его и заставили лаву течь по воле человека.
— Это очень громко, товарищ генерал. Без вашей помощи я ничего не сделал бы.
— Ребята хорошо поработали в эту ночь. Вы голодны? — спросил генерал. — Ведь вы ничего не ели.
— Неважно. Сейчас я не могу есть. — Тогда пойдите отдохните.
В палатке было тепло. Данила почувствовал, как напряжение спало. Мускулы ослабли. Он разделся, вытянулся на раскладушке, закрыл глаза и моментально уснул. Проснулся внезапно. Ему показалось, что он задремал на две—три минуты, но, взглянув на часы, ужаснулся. Шел десятый час. Генерала на кровати не было. В палатке топилась железная печурка, на ней чайник выводил бесконечную мирную песенку.
Данила быстро оделся и вышел на площадку. Лава дымилась. Пахло сернистым газом. Небо было затянуто облаками. Снег на склонах посерел: выпало много пепла. Два зеленых вертолета стояли на широкой террасе ниже площадки. Солдаты готовили их к полету.
Генерал поднялся на площадку.
— Проснулись? — весело спросил он. — Сейчас позавтракаем и облетаем район операции.
Чай пили у догорающего костра. Опорожнив кружку, генерал свернул цигарку и с наслаждением затянулся. «Привык в войну к махорке», — сказал он вчера, когда Данила предложил ему сигареты. С каньона доносились чвакающие звуки. Данила подумал о том, что ему следовало бы остаться и детально обследовать вулкан Синий. Полковник инженерных войск вытащил из кармана кусок серого камня.
— Возьмите на память. Камень был еще теплый.
— Оттуда? — спросил Данила.
— Оттуда, — полковник вытащил еще один кусок камня и долго разглядывал его. — Сохраню. Вам не смешно?
— Нет.
Полковник завернул угловатый кусок лавы в носовой платок и сунул в карман.
Вертолет летел вдоль потока лавы на высоте трехсот метров.
Внизу лежала серо-свинцовая каменная река. Она потеряла свою ночную красоту, но ворочалась, дышала. Местами текла медленно или совсем приостанавливалась. По берегам речки торчали обугленные кусты стланика. Зелени на них не было, сгорела. Наконец вертолет вышел к вершине Синего и полетел над кратером, напоминающим огромный кипящий котел с пробитым краем, куда устремлялась жидкая лава.
— Подходящая похлебка для макбетовских ведьм, — сказал генерал, отрываясь от окошечка. — Вы куда сейчас? С нами полетите?
— Если не трудно, доставьте в колхоз «Заря».
— Можно. Обрадуйте людей.
Вертолет вышел на южную бровку кратера. Взору открылась заснеженная долина. Островки леса и опять горы, горы... Село лежало у самого подножия крутой каменной стены. Дома казались аккуратно расставленными детскими кубиками. Кубики увеличивались в размере. Скоро стали различимы окна. Вертолет повис над селом, в центре улицы.
— Спасибо вам, товарищ генерал, — сказал Данила. —- Передайте саперам мою искреннюю благодарность за блестящую работу. Я просто восхищен...
— На то они и саперы, — засмеялся генерал, пожимая ему руку.
Вертолет скрылся из виду, а Данила все еще стоял на месте и не заметил, как его окружили собаки. Они дружелюбно помахивали хвостами и, кажется, чего-то ждали. Рыжий пес вплотную подошел к человеку, понюхал оленьи торбаса и отрывисто тявкнул.
— Вот так встреча! — воскликнул Данила и засмеялся. — Всего ожидал, но не этого. А где же ваши хозяева?
В селе было пусто. Нигде ни одного человека. В правлении колхоза все стояло на месте. Столы, стулья, чернильницы... В кабинете Малагина. портрет Ленина смотрел со стены. На крашеном полу ни одной соринки. Батареи теплые. Даниле казалось, что вот-вот войдут люди и продолжат прерванную работу. «Все-таки Малагин поверил в меня, поверил в мой проект», — с любовью подумал он и вышел на улицу.
собаки полукругом сидели перед крыльцом.
— Вы что, голодные? Или соскучились по человеку? Стая дружно задвигала хвостами.
В сопровождении «почетного эскорта» четвероногих друзей Данила обошел село. На берегу реки он вошел в небольшое строение из теса с настежь открытыми дверьми. На полу валялись распоротые мешки со свежеморожен ной рыбой. «Тут пиршествовали собаки», — подумал Данила, но он не сердился на них. Надо же было им прожить как-то последние три—четыре дня.
Он вернулся в правление колхоза и задремал на диване в кабинете Малагина. Его разбудил отчаянно-радостный лай собак. Он выскочил на крыльцо. Стая с визгом мчалась по улице.
Три трактора въехали в село. Каждый тянул по трое саней с фургонами. Тракторы остановились возле правления колхоза. Смеясь и плача, люди высыпали из фургонов. Никто не обратил внимания на Данилу, да и не хотел он, чтобы обратили. Ему радостно было смотреть и слушать людской гомон.
Подошел Малагин. Как и все, он был возбужден.
— Видите, все цело! Видите!..— Вдруг он увидел Данилу.— Это ты? Это вы? Я не русский, — проникновенно сказал он, — но разрешите по русскому обычаю от всего сердца поклониться вам в ноги, Данила Корнеевич.
— Что вы...
На окраине села затарахтел движок — заработала электростанция. Свет вспыхнул в домах. И село сразу стало уютным и приветливым.
— Будем строить большую электростанцию. Опасность миновала.
По интонации голоса Малагина Данила понял глубокий смысл сказанного — он действительно одержал первую победу над вулканами.
Глава одиннадцатая
ДВОЕ В КРАТЕРЕ ТИГЛЫ
Данила прилетел в Лимры в семь часов утра и сразу же направился в дом приезжих.
Заведующая открыла дверь. Это была уже седая женщина в длинном темном платье.
— С благополучным возвращением, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Марина закрыла глаза, чтобы сдержать подступавшие слезы. Она плакала потому, что не знала, хорошо или плохо поступила, прогнав сейчас Колбина.
Горы купались в лунном свете. Тишина давила на плечи. Охапка стланика полетела в костер. Огонь взвился к небу и озарил Колбина. Он шагнул в сторону, набил котелок снегом и повесил его на рогатку. Луна висела напро-тив, она усиливала в Колбине тоску и беспокойство. Он поднял голову и прислушался к отдаленному лаю собак. «Кого это в полночь несет?» — подумал он. Нарта остановилась возле домика. Каюр с широкой спиной долго возился с упряжкой, потом подошел к костру.
— А-а, Колбин, — спокойно сказал он. — Опять встретились.
Это был Кречетов. Он скучал по сыну и, направляясь на охоту, заехал на Гиглу, чтобы повидаться с ним.
— Где Данила?
Колбин посмотрел на Кречетова и сделал неопределенный жест рукой.
— Ваш сын, милейший, делает карьеру.
— Я тебе не милейший.
— Все равно. Выпьем, Кречетов, мировую: — Колбин протянул Кречетову флягу. Сам он уже захмелел.
Кречетов отказался.
— Зря, милейший. Зарядка мозгов необходима... Меня прошлое хватает за горло, а я ему — Цыц! Я слишком Колбин, чтобы меня хватали за горло... Не позволю! Ты тоже хочешь установить истину, Кречетов? А зачем? Зачем, я спрашиваю? Каждый живет по-своему. У тебя своя дорога, у меня — своя. И живи...
Кречетов хорошо знавал собеседника, когда тот работал на вулканологической станции. С тех пор Колбин не изменился. И Кречетов поражался тому, что время ничему его не научило.
— Так выпьем, Кречетов, мировую и забудем прошлое. Не хочешь? — Колбин вытянул длинные ноги и зажал коленями флягу с коньяком. — А я вот пью. Дитя эпохи, а я ее кровное дитя, должно уметь пить...
Кречетов бросил в котелок горсть чаю.
— Благодать, — сказал Колбин, завинчивая пробку. — Да, вот о жизни...
— Что вы знаете о жизни? — почему-то вдруг переходя на «вы», спросил Кречетов.
— Я о жизни? Все! Жизнь — это вулканы, коньяк, Марина, и ты, Кречетов, и полковник Романов, смесь, одним словом, колода карт. Я в этой колоде выбрал вулканы и Марину...
— Марину оставьте! В ваших руках она скоро увянет. Колбин засмеялся.
— Как тесен мир! Разве я мечтал о встрече с тобой?
— Еще бы! Вы думали — сгнию в тюрьме. Но мы живем в такой стране, где правда всегда свое возьмет. И не таким, как вы,, задушить ее.
— Я тоже правду люблю, но в науке. Мы, ученые...
— Ученый, — Кречетов плюнул в костер. — Блудливые умы не способны к науке. Около науки — да, встречаются. Жизнь ваша хилая, Колбин. Травить надо такую жизнь.
Колбин при последних словах Кречетова пробормотал:
— В авгуры не годишься, ми-лейший.
— Подлецом никогда не был.
— А я был? Что Дусю увез? Так это житейское дело, милейший. Мало ли что бывает в молодости? В общем, ерунда. — Колбин поднял флягу, потряс и, убедившись, что она пуста, сказал: — Бахус — вот славный бог, достойный поклонения.
Кречетов пошел кормить собак. К костру он вернулся с охапкой стланика. Колбин сидел, обхватив колени руками, и что-то бормотал. У ног лежала пустая фляга. Искры падали на нее и медленно гасли, оставляя на белом металле черные кружочки пепла. Кречетов поднял флягу и положил на колени Колбина. Тот остался безразличен;
— Замерзнет, черт, — сказал Кречетов. Колбин поднял голову, хотел что-то сказать, потом встал и, пошатываясь, побрел в дом.
Шел одиннадцатый час, когда Колбин, закончив туалет и выпив стакан крепкого кофе, вышел из домика. Костра уже не было. И Кречетова не было. На месте костра серебрился пепел в оправе обугленных кочерыжек. Небо хмурилось. Тучи давили землю — всюду следы их холодного прикосновения.
Колбин поправил рюкзак за плечами и зашагал к вершине Тиглы. Даль постепенно прояснялась. Яркие лучи солнца хлынули сквозь тонкий просвет в тучах, и все кругом засверкало.
Колбин весь день пробыл на лаве, собирая образцы возгонов в отложениях фумарол, газы для химического анализа, выделяющиеся из трещин и отверстий. Возвращаясь в домик, он решил подняться и заглянуть в кратер. Серая поверхность лавы была теплой. Он осторожно, двинулся, лава выдержала его, и он пошел быстрее. То, что он шел там, где не ступала еще нога человека и не садилась ни одна птица, наполнило его слегка кружащим голову чувством. Гордость? Да, гордость! Колбин казался себе в эту минуту избранником судьбы. Попробуйте вы, полковник Романов, подняться сюда!
Чем выше, тем труднее подъем. Груды шлака рушились под ногами. Вдруг газы, бьющие из трещин, заставили его отойти направо, где нашелся менее опасный участок. Вот и край кратера. Колбин заглянул вниз. Жаром пахнуло в лицо. Отвесные красные стены стремительно падали в пропасть. Синеватые дымы, поднимаясь из бездны, скрывали дно кратера. Оттуда доносился глухой шум. Временами дымный полог раскрывался, и тогда взору открывалось зрелище для богов: клокочущее огненное озеро. Раскаленная жидкость жадно лизала края воронки и тут же стремительно опадала.
Пирометр показывал температуру лавы в озере — тысячу двести градусов по Цельсию. Температура воздуха, более или менее зараженного сернистыми парами, достигала 15—17 градусов. Кончив наблюдения, Колбин собрал приборы. Темнота наступила стремительно. Синеватые дымы исчезли, и в кратере вспыхнула огромная светлая во-
ронка. Яркая в узкой горловине, она постепенно тускнела, растворяясь в ночи. Колбину казалось, что он все это где-то видел, но где — так и не мог вспомнить.
Пора было возвращаться в лагерь. Чернота ночи сгущалась. Колбин осторожно сполз с края кратера. Когда лава осталась позади, он оглянулся на кратер. Над ним висело розовое сияние.
Домик сегодня казался приветливым. Колбин зажег свечи, приготовил ужин, потом сел за стол и неторопливо стал набивать трубку. На душе было какое-то успокоение. Он прислушивался к себе: все хорошо. Придвинув толстую тетрадь, начал записывать свои дневные наблюдения. Какая-то навязчивая мысль не давала ему сосредоточиться. Колбин отложил авторучку. Вспомнил! В квартире Марины на стене он видел «Этюд в красных тонах». Фонтан вулканического огня над кратером — хаос теней и полутеней от кроваво-красных до светло-розовых. Колбин думал о том дне, когда он завершит изучение Тиглы и победителем вернется в Москву. Была уже полночь, когда он закрыл толстую тетрадь и сладко потянулся.
В эту ночь Марина Сенатова послала в эфир сигнал «Вулкан». Радиограмму расшифровали в штабе Н-ской воинской части. Командир части составил приказ: «В пять ноль-ноль произвести операцию «Вулкан».
Резкий телефонный звонок разбудил Данилу.
— Операция «Вулкан» назначена на сегодня в пять ноль-ноль, — говорил в трубку твердый мужской голос. — За вами будет прислана машина.
В вестибюле гостиницы швейцар дремал в мягком кресле. Ключ звякнул о стекло. Швейцар приподнялся.
— Номер оставить за вами? — спросил он.
— Не надо, — сказал Данила.
Швейцар поудобнее уселся в кресло и закрыл глаза. Сонная тишина воцарилась в гостинице. Машина не приходила. Не докурив одну сигарету, Данила закуривал другую. Вот будет потеха, если он не успеет к началу операции! Во рту было горько. Улица заглядывала в гостиницу черными прямоугольниками дверных стекол.
— Все спешат, все чего-то волнуются, — вдруг услышал он ворчливый голос швейцара. — И куда спешат? В газете писали о взрыве вулкана. Голова мудрая выдумала, не спешила. Ну, чего вы-то волнуетесь? — швейцар включил электрический чайник. — Четвертую сигарету достаете. Э-э-х, молодость...
Данила смял сигарету и бросил в урну. В самом деле, чего он разволновался? Машина придет. Он сел напротив старика. Тот налил стакан густого чая и молча протянул Даниле.
— Ну, чего волнуешься-то? — спрашивал добродушный швейцар, поправляя седые пышные усы.
Данила вдруг озорно улыбнулся:
— Я — та самая голова, которая предложила взорвать вулкан.
— Свят, свят! Что ты, что ты, родимый! — заволновался старик. — Такой молодой... Что же сразу не сказал. Я бы тебе... У меня родня в верховьях живет, вот обрадуются...
Двери широко распахнулись.
— Товарищ инженер, машина пришла за вами, — попоенному отчеканил шофер в белом овчинном полушубке. Данила взял чемоданчик.
— Дед, напиши своей родне — сегодня взрываем вулкан. И спасибо за чай.
Согнутая спина швейцара вдруг выпрямилась. Шофер, взглянув на изумленное лицо старика, невольно засмеялся.
— Чудеса! — услышал Данила, закрывая за собой массивные двери гостиницы.
Вертолет летел в район вулкана Синий. Высоко в черном небе мерцали звезды. Данила откинулся на спинке сиденья и закурил сигарету, но, вспомнив, где он, тут же загасил ее.
— Не волнуйтесь и курите, товарищ инженер, — сказал генерал с рыжими прокуренными усами и худощавым энергичным лицом.
Данила встречался с ним на совещании в обкоме партии — генерал был представителем штаба военного округа.
— Мы что-нибудь увидим? Генерал молча кивнул.
Вертолет начал спускаться, Данила взглянул в окошко. Внизу приветливо мигали огни.
— Вот и прилетели, — сказал генерал.
— Где мы?
— На восточном склоне потухшего вулкана. Здесь наш наблюдательный пункт. В трех километрах от нас западный склон Синего.
Вслед за генералом Данила вышел из вертолета.
— Товарищ генерал-майор... — раздался в темноте звонкий голос.
— Отставить, отставить, голубчик.
По ступенькам, вырубленным в фирновом снегу, они поднялись в огромную нишу с ровной площадкой. Круги света падали от двух электрических фонарей, прикрепленных к стенам ниши. Палатки стояли в глубине. Горел костер. Свет пламени, взбегая на каменные стены, качался из стороны в сторону.
Солдаты и офицеры окружали столик с радиотелефоном. Увидев генерала, они вытянулись. Радист вскочил со своего места.
— Вольно, товарищи! Генерал устроился у костра.
— Садитесь, инженер, — сказал он. — Мы с вами рядовые наблюдатели сегодня. Полковник, который руководит взрывом, знает свое дело.
Время тянулось медленно. Полковник инженерных войск отдавал последние распоряжения. Пять часов!Данила посмотрел на Синий. Он черной громадой поднимался в небо. И вдруг фонтан огня взметнулся в ночь. Земля вздрогнула. Грохот долго раскатывался между сопками. Потом наступила тишина. Но ненадолго. Глухой гул шел из-под земли. Он все нарастал и нарастал. Чудовищный удар как будто взломал и подбросил наблюдательный пункт вверх. Фонари на стенках ниши погасли. Даниле почудилось, что он взлетел в воздух. Над Синим встал столб огня. Что-то раскалывалось, трещало, ломалось, как будто ударял по земле громадный молот. Казалось, вот-вот все вокруг куда-то провалится. По склонам Синего поплыли огненные языки. С каждой секундой он удлинялся, приближаясь к черной пасти каньона, и вскоре каскад огня хлынул в пропасть.
Яркая огненно-жидкая масса, удаляясь от вершины, переходила в красноту, а затем в темный пурпур. Но, падая в каньон, она опять приобретала блестящий золотистый цвет.
Данила долго смотрел на огненную реку, текущую во мраке ночи.На рассвете краски потускнели. Генерал поднялся с раскладного стула, на котором он просидел почти два часа, и сказал:
— Поздравляю, товарищ Романов. Вы победили вулкан, разбудили его и заставили лаву течь по воле человека.
— Это очень громко, товарищ генерал. Без вашей помощи я ничего не сделал бы.
— Ребята хорошо поработали в эту ночь. Вы голодны? — спросил генерал. — Ведь вы ничего не ели.
— Неважно. Сейчас я не могу есть. — Тогда пойдите отдохните.
В палатке было тепло. Данила почувствовал, как напряжение спало. Мускулы ослабли. Он разделся, вытянулся на раскладушке, закрыл глаза и моментально уснул. Проснулся внезапно. Ему показалось, что он задремал на две—три минуты, но, взглянув на часы, ужаснулся. Шел десятый час. Генерала на кровати не было. В палатке топилась железная печурка, на ней чайник выводил бесконечную мирную песенку.
Данила быстро оделся и вышел на площадку. Лава дымилась. Пахло сернистым газом. Небо было затянуто облаками. Снег на склонах посерел: выпало много пепла. Два зеленых вертолета стояли на широкой террасе ниже площадки. Солдаты готовили их к полету.
Генерал поднялся на площадку.
— Проснулись? — весело спросил он. — Сейчас позавтракаем и облетаем район операции.
Чай пили у догорающего костра. Опорожнив кружку, генерал свернул цигарку и с наслаждением затянулся. «Привык в войну к махорке», — сказал он вчера, когда Данила предложил ему сигареты. С каньона доносились чвакающие звуки. Данила подумал о том, что ему следовало бы остаться и детально обследовать вулкан Синий. Полковник инженерных войск вытащил из кармана кусок серого камня.
— Возьмите на память. Камень был еще теплый.
— Оттуда? — спросил Данила.
— Оттуда, — полковник вытащил еще один кусок камня и долго разглядывал его. — Сохраню. Вам не смешно?
— Нет.
Полковник завернул угловатый кусок лавы в носовой платок и сунул в карман.
Вертолет летел вдоль потока лавы на высоте трехсот метров.
Внизу лежала серо-свинцовая каменная река. Она потеряла свою ночную красоту, но ворочалась, дышала. Местами текла медленно или совсем приостанавливалась. По берегам речки торчали обугленные кусты стланика. Зелени на них не было, сгорела. Наконец вертолет вышел к вершине Синего и полетел над кратером, напоминающим огромный кипящий котел с пробитым краем, куда устремлялась жидкая лава.
— Подходящая похлебка для макбетовских ведьм, — сказал генерал, отрываясь от окошечка. — Вы куда сейчас? С нами полетите?
— Если не трудно, доставьте в колхоз «Заря».
— Можно. Обрадуйте людей.
Вертолет вышел на южную бровку кратера. Взору открылась заснеженная долина. Островки леса и опять горы, горы... Село лежало у самого подножия крутой каменной стены. Дома казались аккуратно расставленными детскими кубиками. Кубики увеличивались в размере. Скоро стали различимы окна. Вертолет повис над селом, в центре улицы.
— Спасибо вам, товарищ генерал, — сказал Данила. —- Передайте саперам мою искреннюю благодарность за блестящую работу. Я просто восхищен...
— На то они и саперы, — засмеялся генерал, пожимая ему руку.
Вертолет скрылся из виду, а Данила все еще стоял на месте и не заметил, как его окружили собаки. Они дружелюбно помахивали хвостами и, кажется, чего-то ждали. Рыжий пес вплотную подошел к человеку, понюхал оленьи торбаса и отрывисто тявкнул.
— Вот так встреча! — воскликнул Данила и засмеялся. — Всего ожидал, но не этого. А где же ваши хозяева?
В селе было пусто. Нигде ни одного человека. В правлении колхоза все стояло на месте. Столы, стулья, чернильницы... В кабинете Малагина. портрет Ленина смотрел со стены. На крашеном полу ни одной соринки. Батареи теплые. Даниле казалось, что вот-вот войдут люди и продолжат прерванную работу. «Все-таки Малагин поверил в меня, поверил в мой проект», — с любовью подумал он и вышел на улицу.
собаки полукругом сидели перед крыльцом.
— Вы что, голодные? Или соскучились по человеку? Стая дружно задвигала хвостами.
В сопровождении «почетного эскорта» четвероногих друзей Данила обошел село. На берегу реки он вошел в небольшое строение из теса с настежь открытыми дверьми. На полу валялись распоротые мешки со свежеморожен ной рыбой. «Тут пиршествовали собаки», — подумал Данила, но он не сердился на них. Надо же было им прожить как-то последние три—четыре дня.
Он вернулся в правление колхоза и задремал на диване в кабинете Малагина. Его разбудил отчаянно-радостный лай собак. Он выскочил на крыльцо. Стая с визгом мчалась по улице.
Три трактора въехали в село. Каждый тянул по трое саней с фургонами. Тракторы остановились возле правления колхоза. Смеясь и плача, люди высыпали из фургонов. Никто не обратил внимания на Данилу, да и не хотел он, чтобы обратили. Ему радостно было смотреть и слушать людской гомон.
Подошел Малагин. Как и все, он был возбужден.
— Видите, все цело! Видите!..— Вдруг он увидел Данилу.— Это ты? Это вы? Я не русский, — проникновенно сказал он, — но разрешите по русскому обычаю от всего сердца поклониться вам в ноги, Данила Корнеевич.
— Что вы...
На окраине села затарахтел движок — заработала электростанция. Свет вспыхнул в домах. И село сразу стало уютным и приветливым.
— Будем строить большую электростанцию. Опасность миновала.
По интонации голоса Малагина Данила понял глубокий смысл сказанного — он действительно одержал первую победу над вулканами.
Глава одиннадцатая
ДВОЕ В КРАТЕРЕ ТИГЛЫ
Данила прилетел в Лимры в семь часов утра и сразу же направился в дом приезжих.
Заведующая открыла дверь. Это была уже седая женщина в длинном темном платье.
— С благополучным возвращением, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24