Через два дня наш герой прибыл в Амстердам, где прежде всего купил маленькую, но прочную стальную цепочку, заменившую ленточку, на которой всегда носил на груди свою реликвию. Потом он с багажом направился на борт «Тер-Шиллинга». Филипп не забыл прихватить с собой и сумму денег, обещанную капитану в качестве платы за обучение. Уже начало вечереть, когда он ступил на палубу корабля, стоящего на одном якоре в окружении других кораблей Ост-Индской флотилии.
Капитан, назвавшийся Клоотсом, приветливо встретил его, показал койку и ушел в трюм, чтобы отдать распоряжения по погрузке, предоставив Филиппа самому себе.
«Значит, это он и есть,— подумал Филипп, облокачиваясь на фальшборт.— Значит, это и есть тот самый корабль, на котором я должен предпринять свою первую попытку, первую, а может быть, и последнюю! И совсем не догадываются о цели моего путешествия те, с кем я пойду под парусами! Как же различны наши устремления! Еду ли я искать богатства? Нет! Хочу ли я удовлетворить свое любопытство и жажду приключений? О, нет! Я ищу общения с мертвыми! Ужасен мой замысел! И как я смогу осуществить его? Лишь небеса и мое упорство помогут мне разгадать эту тайну!»
Затем мысли Филиппа вернулись к Амине. Со скрещенными на груди руками и устремленным на небосвод взором он стоял у борта, и со стороны казалось, что он внимательно рассматривает гонимые ветром дождевые облака.
— Видимо, будет лучше, если вы спуститесь вниз,— прозвучал приветливый голос, вернувший Филиппа к действительности.
Это оказался старший рулевой, который представился Хилле-брантом. Мужчина плотного телосложения, примерно тридцати лет, с льняными волосами, ниспадавшими ему на плечи, с прекрасным цветом лица и светло-голубыми глазами. И хотя внешностью Хиллебрант был мало похож на моряка, но лучше его никто на корабле не знал и не исполнял своих обязанностей.
— Благодарю вас! — отвечал Филипп.— Я действительно позабыл, кто я и где. Мои мысли были далеко отсюда. Спокойной ночи и еще раз большое спасибо!
Как и большинство кораблей того времени, «Тер-Шиллинг» по строению и оснащению сильно отличался от парусников последующих поколений. Он был соответствующим образом оснащен и имел водоизмещение в четыреста тонн. Днище его было почти плоским, борта лишь немного изгибались в том месте, где они выступали из воды, и, таким образом, его верхние палубы были лишь немного шире нижних. Как и все находившиеся на службе Компании корабли, «Тер-Шиллинг» был также вооружен. По каждому его борту располагалось по шесть девятидюймовых пушек, пушечные порты были маленькими и овальными. Бак отделялся от шканцев полубаком, который назывался топ-галантом. Кормовая верхняя палуба заканчивалась резко обрывающейся резной надстройкой, высоко поднимавшейся над водой. Утлегарь был поднят довольно высоко и выглядел почти как четвертая мачта, особенно когда на нем поднимали четырехугольный кливер. На задней палубе висело на скобах разное оружие устаревших образцов. Бизань-парус крепился на латинском рее.
Вряд ли стоит добавлять, что опасности далекого плавания угрожали кораблю не только из-за подобного устройства, но и вследствие увеличенной его парусности за счет огромного количества бегучего такелажа и дерева, поднятого над водой, которые, однако, не держали ветер, а лишь затрудняли движение на галсах.
Команда «Тер-Шиллинга» состояла из капитана, двух рулевых, двух лоцманов и сорока пяти матросов. Суперкарго, то есть представитель Компании, на борт еще не прибыл. Для него была приготовлена каюта в резной надстройке. Каюты на главной палубе предназначались для капитана и его помощников, а все четыре обслуживались четырьмя юнгами.
Когда на следующее утро Филипп проснулся, он увидел, что топ-паруса поставлены и якорь приподнят. Некоторые суда уже снялись с якорей и выходили в море. Погода стояла прекрасная, вода была спокойна. Настроение у Филиппа было приподнятым от предстоящих приключений и новизны положения. Капитан минхер Клоотс стоял на юте, как обычно, с трубкой во рту, и дым, который он время от времени пускал из нее, застилал линзы его подзорной трубы.
Филипп поднялся по резному трапу и поприветствовал капитана. Минхер Клоотс вовсе не был мал в обхвате, а масса вещей, в которые он облачался, немало способствовала тому, чтобы сделать его еще более округлым. Его одеяние, представленное на всеобщее обозрение, состояло из жесткой шапки из лисьего меха, из-под которой выглядывал край мятой красной ночной шапочки, красного плюшевого жилета с большими металлическими пуговицами, зеленой суконной куртки, поверх которой он имел обыкновение надевать верхнее платье из грубого голубого сукна и которая очень походила на дамскую кофту. При этом он носил черные плюшевые штаны, мятые светло-голубые чулки и широкие ботинки с серебряными застежками. Его живот перетягивал широкий пояс и прикрывал фартук из канвы, который широкими складками спускался почти до колен. За пояс был заткнут нож с широким лезвием, вложенный в ножны из акульей кожи. В таком виде лю-бил появляться минхер Клоотс — капитан «Тер-Шиллинга».
Капитан был так же высок, как и толст. Его лицо было овально, а черты лица массивны. Поседевшие волосы развевались на ветру, а кончик прямо торчавшего носа был всегда красным по причине привычки прикладываться к бутылке вина и от жара его короткой трубки, которую он только тогда не держал во рту, когда ее выколачивал, спал или отдавал указания.
— Доброе утро, сын мой,— отвечал капитан Вандердекену, выпуская из трубки облако дыма.— Мы задерживаемся только из-за суперкарго, у которого, видимо, нет большого желания появляться на борту. Уже больше часа его ждет у берега лодка, а за это время конвой уйдет далеко от нас. Мне хотелось бы, чтобы могущественная Компания позволяла нам ходить под парусами без этих господ, которые, по моему мнению, только мешают делу. Но на берегу об этом думают иначе.
— Какие же обязанности исполняет такой представитель на борту? — спросил Филипп.
— Он должен присматривать за грузом и сбытом товара, но если бы эти господа не занимались больше ничем, то было бы не так уж плохо. Но такие люди занимаются всем и всеми, прежде всего созданием для себя максимального уюта и ведут себя на борту как короли, поскольку знают, что к ним никто не посмеет приблизиться и что одно их слово о невнесении в списки конвоя подвергнет корабль опасности. Компания настаивает, чтобы ее представителям оказывались всяческие почести. Когда они поднимаются на борт, мы должны приветствовать их пятью пушечными залпами.
— Вам что-нибудь известно, капитан, об этом представителе?
— Ничего, кроме слухов. Один из моих коллег, который уже ходил с ним, говорил мне, что тот слишком боится моря и слишком воображает о себе.
— Мне хотелось бы, чтобы он прибыл побыстрее,— сказал Филипп,— поскольку я едва могу дождаться, когда ветер наполнит наши паруса.
— У вас, должно быть, натура бродяги? — спросил капитан.— Как я слышал, вы оставили уютный домик и к тому же красивую жену.
— Меня тянет посмотреть мир,— отвечал Филипп.— К тому же я должен научиться управлять кораблем до того, как куплю себе свой, чтобы затем попытать счастья, путешествуя самостоятельно.
«Ах, как это противоречит моим собственным желаниям!»— подумал -Филипп.
— Океан приносит богатство, но и, как правило, поглощает его,— возразил минхер Клоотс.— Если бы я мог превратить это судно в хорошенький домик и имел бы кучу гульденов в придачу, то вы не увидели бы меня здесь, на юте. Я дважды обошел под парусами этот Мыс, что вполне достаточно, потому что в третий раз все может обернуться совсем не так благополучно.
— Неужели это так опасно? — прозвучал вопрос Филиппа.
— Не менее опасно, чем пробираться сквозь течения и преодолевать прибой, обходить подводные рифы и песчаные отмели, штормовать в бурном море, а в остальном—ничего страшного! Даже если вы станете на якорь в бухте с этой стороны Мыса, вас все равно одолеет страх, якорь не будет держать, а ветер понесет в открытое море или выбросит на берег к дикарям и притом так стремительно, что вы даже не успеете надеть штормовку. Если же вам повезет оказаться по другую сторону Мыса, то там волны будут весело плясать под жгучими лучами солнца, будто в праздник, и вам придется неделями под безоблачным небом ждать хотя бы легкого бриза, чтобы сдвинуться с места.
— В какие гавани мы будем заходить, минхер?
— Об этом пока я мало могу сказать. Гамбрун в Персидском заливе будет, видимо, первым сборным пунктом флотилии. Потом мы разделимся. Одни пойдут прямо на Бантам на острове Ява, другие — в залив, чтобы закупить камфору, каучук, бензой и воск. Там же можно выменять золото и слоновую кость. Но опасайтесь местных жителей, минхер Вандердекен! Эти дикари хитры, а их кривые ножи, крисы, остры и отравлены смертельным ядом. В тех водах я участвовал в жарких сражениях с португальцами и англичанами.
— Но теперь мы живем в мире со всеми,— возразил Филипп.
— Твоя правда, сын мой. Но за Мысом не следует доверять подписанным договорам. Англичане сильно теснят нас, преследуют по пятам, и им нужно дать отпор. Мне кажется, наш флот потому так сильно вооружен и прекрасно оснащен, что мы опасаемся нападений с их стороны.
— Как долго, по вашему мнению, будет продолжаться наше плавание?
— Это смотря как выйдет,— отвечал разговорчивый моряк.— Думаю, что примерно два года. Если нас не задержат в фактории военные действия, в чем я почти убежден, плавание может завершиться и раньше.
«Два года! — подумал Филипп.— Два года вдали от Амины!» Он тяжело вздохнул, представив себе, что может быть разлучен с ней навсегда.
— Ну, ничего, сын мой! — успокоил его минхер Клоотс, от взгляда которого не укрылась тень печали на челе Филиппа.— Два года не такой уж большой срок. Однажды я был в плавании целых пять лет, и к тому же мне сильно не повезло. Я не только не привез с собой ничего, но даже не привел корабль домой. Я ходил в Читтагонг, это в восточной части Бенгальского залива, где три месяца простоял в устье реки. Местные вожди пытались силой удержать меня. Они не позволяли обменять груз и не соглашались, чтобы я поискал другой рынок сбыта. Порох был на берегу, и я не мог оказать сопротивления. Черви проточили днище корабля, и он затонул, стоя на якоре. Дикари знали про это и по-тому собирались заполучить товары бесплатно. Один из кораблей подобрал меня и команду и доставил в Голландию. Если бы со мной не обошлись так предательски, мне сегодня не пришлось бы болтаться по волнам. В этом году мои доходы будут невелики, поскольку Компания запрещает нам, морякам, заниматься частной торговлей...
Ну, наконец суперкарго появился. На шлюпке подняли флаг... Вот уже они отошли от берега... Минхер Хиллебрант! Прикажите канокирам запалить фитили для встречи суперкарго пушечными залпамн!
— Чем я должен заняться? — спросил Филипп.— Где может пригодиться моя помощь?
— Сейчас от вас ничего особенного не требуется,—отвечал капитан.— В сильный шторм каждая пара рук дорога. А пока присматривайтесь и учитесь. Можете ознакомиться с записями в судовом журнале. Когда же вас начнет беспокоить морская болезнь, а ею страдает каждый, кто впервые ступает на палубу, обращайтесь ко мне. Чтобы легче перенести ее, я советую вам потуже перетянуть живот платком и прилежно налегать на содержимое бутылочки, которая всегда будет к вашим услугам. А теперь самое время встречать представителя могущественной Компании. Минхер Хиллебрант! Пусть прогрохочут пушки!
Последовали залпы, и едва дым рассеялся, шлюпка, на которой развевался длинный вымпел, пристала к борту. Филипп ждал, когда появится представитель, но тот оставался в шлюпке до тех пор, пока на борт не были подняты все ящики со знаками и гербами Компании, и лишь затем поднялся на палубу и сам.
Суперкарго оказался маленьким, худым, бледнолицым мужчиной в треуголке, обшитой золотой каймой, прикрывавшей парик, завитые локоны которого свисали ниже плеч. Одет он был в куртку из красного бархата с широкими отворотами, жилет из белого шелка с вышитыми пестрыми цветами, который доходил почти до колен, голубые штаны из атласа и белые шелковые чулки. Ботинки и банты на коленях были застегнуты золотыми пряжками. Его руки высовывались из широких манжет. И если сказать еще, что в правой руке он держал посеребренную трость, то читатель получит полное представление о том, как выглядел "минхер Якоб Яне Ван Штруме — представитель могущественной Компании на борту прекрасного корабля «Тер-Шиллинг».
Когда Ван Штруме разглядывал стоявших перед ним на почтительном расстоянии с обнаженными головами капитана, рулевых и остальных членов команды, он был похож на персонаж картины —«Обезьяна, которая посмотрела мир и вернулась к своим лесным сородичам». Однако у матросов не дрогнул ни один мускул на лице, даже при виде его украшенного локонами парика. В то время одежде уделялось особое внимание, и, хотя минхер Ван Штруме не был настоящим моряком, он все же являлся представителем могущественной Компании и одновременно влиятельным человеком. Он принял все знаки внимания, которые были оказаны ему как важной персоне.
Минхер Ван Штруме, казалось, не испытывал большого желания долго задерживаться на палубе. Он попросил показать ему каюту и последовал за капитаном, пробираясь среди свернутых в бухты канатов. Дверь каюты открылась, и суперкарго исчез за ней.
Якорь был выбран и уложен на палубе, когда из каюты, отведенной представителю, раздалось нервное позванивание колокольчика.
— Что бы это могло значить? — спросил, вытаскивая трубку изо рта, минхер Клоотс, который направился было на бак.— Минхер Вандердекен, не соизволите ли справиться об этом?
Филипп прошел на корму. Колокольчик продолжал беспрерывно звенеть. Открыв дверь каюты, Филипп увидел, что представитель сидит на корточках на столе и с перекошенным от страха лицом дергает за шнур колокольчика, свисавшего с потолка. Парика на его голове не было, и голый череп придавал ему очень смешное выражение.
— Что случилось, минхер?— спросил Филипп.
— Что случилось? — возбужденно переспросил Ван Штруме.— Позовите сюда людей с ружьями! Быстрей, я говорю! Разве можно допустить, чтобы меня здесь задушили, разорвали на кусочки и проглотили? Ради Бога, не глядите на меня так, а сделайте хоть что-нибудь! Смотрите, эта бестия уже приближается к столу!
Филипп посмотрел в ту сторону, куда указывал суперкарго, и увидел маленького медвежонка, который развлекался париком, то подбрасывая его лапами, то засовывая в него свою морду. Эта неожиданная встреча вначале тоже напугала Филиппа, однако, поразмыслив мгновение, он подумал, что зверь не опасен, иначе он не разгуливал бы так свободно по судну. Вместе с тем у Филиппа не было и желания приблизиться к нему, ведь он не знал его повадок. Конец этой неловкости положил появившийся в каюте капитан.
— Что с вами, минхер? — спросил Клоотс.— Ах, вон что! Теперь я вижу! Это же Иоанес!—капитан подошел к медведю, поприветствовал его пинком и отобрал парик.— Выйди вон, Иоанес! Ну, выходи же, малыш! — повысил он голос и вытолкал зверя на палубу.— Минхер Ван Штруме! — продолжал он.— Я очень сожалею! Вот ваш парик! Закройте дверь, минхер Вандердекен, медвежонок может прибежать снова, поскольку любит меня сверх всякой меры!
Как только дверь каюты закрылась, минхер Ван Штруме соскользнул со стола на стоявший рядом стул с высокой спинкой, потряс потрепанные локоны парика, прикрыл им свой череп, поправил манжеты, принял вид магистра, стукнул тростью об пол и произнес:
— Минхер Клоотс! Что за неуважение вы позволяете себе по отношению к представителю могущественной Компании?
— О, Боже небесный! — воскликнул тот.— Никакого неуважения! Это лишь медвежонок и, как вы видите, совсем кроткий, даже с незнакомыми! Он принадлежит мне. Я получил его, когда ему не было еще и трех месяцев. Это всего лишь маленькое недоразумение! Старший рулевой, минхер Хиллебрант, запихнул его в каюту, чтобы он не мешался под ногами, когда поднимаются якоря, и совсем забыл про него! Я очень сожалею, минхер Ван Штруме,- но мишка сюда никогда больше не войдет, если вы, конечно, сами не изъявите желания поиграть с ним.
— Поиграть с ним? Мне, представителю Компании, играть с 'медведем? Минхер Клоотс! Эту бестию следует немедленно выбросить за борт!
— Никогда! — отвечал капитан.— Я не могу выбросить за борт зверя, который любит меня и которого люблю я, минхер Ван Штруме!
— Ну, тогда, капитан Клоотс, вы будете иметь дело с Компанией, которой я обо всем вынужден доложить. У вас отберут лицензию, а ваши деньги за фрахт будут конфискованы.
Клоотс, как и большинство голландцев, был находчив, а высокомерие тощего представителя ему — толстяку — пришлось не но душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34