О том, чтоб пойти к алтарю под белой фатой и с веночком на голове! А о чем может мечтать барменша с ребенком? О том, чтобы кто-то страстно любил ее, меж тем как посетители бара предлагают ей любовь на одну ночь... Не хмурься, Камилл, такова жизнь! А главное, доброволец, от чьего имени можно ей написать, у меня уже есть! — Крчма с торжествующим видом вытащил из кармана бумажку с адресом Патека. — Кто же составит текст письма?
— Я бы взялась, но, пожалуй, получится не то, что надо. Тут нужен мужской гормон.
— На меня не смотри, — сказал Крчма. — Для таких экстравагантностей я слишком серьезный и сравнительно почтенный человек. А тут все-таки нужен дух этакого... авантюризма.
— Если вы поглядываете на меня, пан профессор, то я, слава богу, пас, — заявил Пирк. — Слишком невелик запас слов. И слог деревянный. Одним словом, бывший машинист тяжелогрузных составов неспособен на достаточно высокий полет духа.
— Тут, скорее, помешала бы твоя нетвердость в правописании.— Мишь подняла в сторону Пирка свой бокал.
— Зачем ты говоришь это мне?! — бурно возразил тот. — Скажи это нашему бывшему учителю!
— Я сейчас вам обоим уши надеру! — вспыхнул Крчма. — В любом классе есть скверные ученики — но зато и такие асы, как, например, Камилл!
На очереди была кандидатура Мариана, хотя в данном случае на этого лауреата рассчитывать не стоило, так наверняка чувствуем мы все. Как сказал сегодня Мер-варт? «Иной раз с молодыми научными работниками чрезвычайно трудно договориться: несмотря на кажущуюся самоуверенность, они не слишком доверяют собственному мнению — ив мнениях других тоже сомневаются; это свойство затрудняет им жизнь...»
У Пирка зазвучал в ушах обрывок сегодняшнего разговора между Крчмой и тихим слушателем их «пиликанья», профессором Мервартом; прощаясь после музыкального вечера у Штурсы, Крчма спросил его: «Не хотите ли пойти с нами к Наваре на маленький семейный праздник? Хоть ненадолго? Это порадовало бы обоих...» На что тот ответил: «Скажу откровенно: мне не очень хочется. Боюсь, мое присутствие скорее испортит им настроение. Дело в том, что сегодня мы немножко не поладили с Марианом. Он попросил меня рекомендовать для его работы, которую он должен представить, чтобы получить звание доцента, часть открытия, основанную якобы на его идее. А мне эта часть, на которую он претендует как на собственную, показалась несоразмерно большой. К сожалению, когда авторов несколько, всегда очень трудно определить, кому из них что принадлежит, — тем более что Перницы уже нет в нашем институте...»
— ...ну, если вы все наперебой рветесь сочинить письмо к Ивонне, — донесся до сознания Пирка голос Камилла, — то давайте я попробую...
К нему обернулись с удивлением.
— Прочитать вам потом текст, или вы на меня положитесь?
— Кому же еще и доверять, как не самому из нас подходящему? Ничего мы не будем подвергать цензуре, ты сумеешь лучше всех, — сказал Крчма.
— Кто хочет кофе? — осведомился Мариан, как бы желая поскорее покончить с этим дурацким заговором.
Руки подняли все, и Мариан вышел на кухню.
В наступившем молчании Крчма принялся бродить по комнате, он никогда не мог долго высидеть на одном месте. Подошел к длинноногому кукленку в башмаках. В задумчивости снял с него один башмачок — обыкновенную пинеточку для младенцев; на ногах куклы эти пинетки казались огромными. На немой вопрос Крчмы Мишь грустно ответила:
— Такие вещи не надо покупать заранее, правда, пан профессор? А потом Мариан уже ни за что не хотел...
Они оба стояли в углу, Мишь, словно виноватая, держала в руках свое произведение, длинноногого кукленка, а Крчма смешно взмахивал голубой пинеткой.
— Нет, так продолжаться не может. — Он приглушил голос, и все же его слышали все. — Пора тебе понять, что ты не имеешь права проворонить лучшие годы в роли домохозяйки. Если человек не находит смысла жизни, он хиреет, сам того не замечая. А талант никогда не бывает личным достоянием, ты в какой-то мере ответственна за него перед другими, наконец, передо мной, черт побери! Но теперь я сам за тебя возьмусь, ты и не представляешь как, запомни! Буду вроде того поручика Дуба из «Швейка»: не начнешь работать в полную силу — а к этому у тебя все данные есть, — я тебя заставлю, реви не реви!
По дороге в Центральную библиотеку Мишь задержалась перед витриной модного салона, поймав себя на том, что рассматривает авторскую бижутерию какой-то художницы. Да ведь Роберт Давид прав! Вот так гуляют по городу дамочки от витрины к витрине, от портнихи к гастрономам, а те, которые уже со всем смирились, забредают даже в кондитерские. И теряют не только фигуру—-если таковая у них была, — но и искру божию, полет, способность замахнуться еще хоть на что-то... А чтобы чего-то достичь, особенно в искусстве, надо хорошенько замахнуться! Элегантную кривую художник чертит единым смелым движением, начертить ее по частям невозможно. Даже обыкновенный велосипедист должен сохранять нужную скорость: замедлит чересчур — свалится. И если жить всего на четверть оборотов, никогда не взлетишь, так и будешь ползать по земле, как поврежденный самолет...
Ох этот Крчма! Странное дело: все ведь сам знаешь и понимаешь, в подсознании — а то и в сознании — засело чувство вины, чувство, что надо что-то делать, а ты все откладываешь, никак с духом не соберешься... Пока кто-то не ткнет тебя носом в лужицу... Однако Роберт Давид— вовсе не «кто-то»: для нас он — Некто. Это чувствует даже Мариан, хотя в глубине души воображает, что уже перерос этого обыкновенного школьного учителя.
Но подарить мне кинокамеру — это Мариан придумал отлично. Мартинек, убегающий в слишком больших для него пинетках, споткнулся, упал на нос, перекувырнулся. Двадцать фазовых кадров: когда прокрутила ленту, кувырок вышел сравнительно плавным.
Вот и знакомые дубовые двери Центральной библиотеки. Интересно, какая сегодня прическа у Руженки? В смене прически — ее сила. Только я, дурочка, с рожденья и до сего дня причесываюсь на прямой пробор.
В методическом отделе за Руженкиным столом сидела женщина со знакомым, но отнюдь не Руженкиным лицом.
— А Руженка Вашатова больна?
— Нет, она ушла от нас!
— Куда же?
— В издательство «Кмен».
Ну и дела. Как она посмела не сообщить об этом мне! Ведь достаточно было просто поднять телефонную трубку!
— А вам что-нибудь от нее нужно? Кажется, мы с вами уже виделись...
Мишь назвала себя.
— Мы с Руженкой вместе учились в школе. И когда мне бывали нужны книги, я даже не заполняла бланки требования, Руженка брала их для меня на свое имя.
— Что именно вас интересует?
— Что-нибудь из специальной литературы по кукольному театру. Образцов, Бартош, Синьорелли, Федотов и в этом роде.
Преемница Руженки окинула Мишь сосредоточенным взглядом.
— Это, правда, нарушение правил... Вы ведь жена доцента Навары, да?
— Он еще не доцент. Всего лишь кандидат наук.
— Недавно слушала по радио его лекцию. И вас помню, когда вы приходили к Руженке. Сделаем как-нибудь, чтоб вам не долго ждать.
— Спасибо, вы очень любезны.
Вон как — слава супруга открывает двери! До чего хорошо быть женой мужа с положением... Надпись на могильной плите: «Здесь покоится вечным сном Амалия Малая, вдова официала...»1 Как поживаете, пани офи-циалова?
Преемница Руженки приняла от Миши листок со списком требуемой литературы, вышла в соседнюю комнату, поручив там кому-то заняться им.
— Потерпите немного, пани коллега подберет книги.
— Подожду с удовольствием. Как вы — не скучаете по Руженке?
— Сами понимаете, за столько лет привыкаешь к человеку. Теперь придется привыкать к ее отсутствию. Когда прощалась с нами, очень плакала. И мы ревели вместе с ней, весь отдел.
Роберт Давид говорит: сама природа должна наказывать способных людей за бездеятельность. Оглядись — бывают ли у природы периоды безделья? Конечно, я не совсем без дела сидела. Но Крчма, когда хочет кого-либо из нас к чему-либо побудить, всегда преувеличивает... Та фаза, когда Мартинек поднимается с земли, идет чересчур рывками, тут требуется больше кадров. И еще один рефлектор
— Издательство «Кмен»... Не там ли работает редактором некий Тайцнер?
1 Официал — чиновник низшего ранга в габсбургской Австро-Венгрии.
— Главным редактором. В издательстве Руженке будет лучше: у нее обширные знания по литературе, она их там полнее использует. А потом — у нас тут женское царство...
— Что вы имеете в виду?
— Ну, в издательстве работает много мужчин. А здесь одни бабы, и все, в общем, замужние.
— Ах, вот что.
— Годы-то идут, и, как бы мы ни разбирались в литературе, знания приобретенные, так сказать, за неимением лучшего, никогда не могут дать удовлетворения, не правда ли?
— Теперь я вас не понимаю.
— Не подумайте, чтоб она заносилась, нет, никогда, — но всегда она знала больше других. Еще бы: в то время как наши девочки бегали на свидания, Руженка все читала да читала... Удивительно ли, что в последнее время работать с ней стало труднее?
Иной раз, девочка, не знаю, как понять твою незаинтересованность в собственной личности, сказал однажды Роберт Давид: сила это твоя или слабость? Но тут Крчма ошибается. Просто, наверное, то, что я не закончила медицинский, породило у меня длительное похмелье, парализующее способность взяться за другое дело и довести его до конца. А находить удовлетворение в успехах Мариана — этого, право, не могло хватить надолго... Если в последней фазе резче высветить голову Мартинека, быть может, получился бы эффект, что лицо у него озарилось чувством удовлетворения: вот он споткнулся, перекувырнулся, зато снова встал на ноги...
— ...судьба часто бывает несправедлива. Все как будто вполне благоприятно, а вот же какое невезение с мужчинами! Вам-то я могу, конечно, сказать, вы не побежите передавать ей: бедняжка думала, что никто об этом не знает, но чего только не раскопают наши девчата! Ведь Руженка даже объявления помещала в газетах с целью знакомства, да все без толку. Одна сотрудница видела Руженку в кафе с партнером, который, по ее словам, смахивал на венгерского барышника: на мизинце перстень, камень размером с двугривенный! Я бы, право, рада была помочь Руженке, знать бы только, как. Ее высокие требования, безусловно, вполне оправданны, но тем труднее найти достойного партнера...
...и если я уже столько лет дергаю кукол за ниточки, разве сам черт помешает мне написать сценарий для совсем коротенького мультфильма! Нужно только придумать главного героя, возьму хотя бы Мартинека: долговязый неудачник с добрым сердцем, за что ни возьмется, все вкривь и вкось...
— ...И я так рада, что Ружснка наконец попала в «Кмен», она приложила столько усилий. Там, конечно, совсем другое дело, там столько мужчин, писателей, а они всегда были ее слабостью. Девочки говорили — любила она какого-то литератора, только не знаю, кого они имели в виду, не Герольда ли, сына владельца известной кондитерской, он тут работал у нас одно время — вы с ним случайно не знакомы?
— Не знакома.
— Я да и все мы от души желаем Руженке успеха в редакторской работе. Ведь за годы сотрудничества мы все так сжились, что до сих пор считаем ее своей... — Преемница Руженки перекинула ногу на ногу в знак доброго расположения. — Вот как мы славно поболтали с вами — не хотите ли чашечку кофе, пока подберут книги, их уже пора бы принести...
Опять переодеваться в «рабочее» платье, как каждый вечер; надо бы сшить что-нибудь новенькое; если за стойкой вечно одно и то же лицо, подавай разнообразие хоть в одежде... Взять вот это, с декольте? Впрочем, все мои платья порядочно оголены... Надену это, с овальным, наискось, вырезом — асимметрия больше дразнит воображение, а некоторая фривольность приносит более высокий процент... раз уж Ник не больно-то щедр на расходы по хозяйству.
Ключ в замке — что могло случиться, отчего он так рано домой, какая-нибудь неудача?
— Привет. Здорово, что ты вернулся, посидишь сегодня с Моникой?
— Привет. — Одно из немногих чешских слов, усвоенных Ником (правда, ему еще нравится выражение «елки зеленые»). — Конечно, посижу, дарлинг.
Чуть замедленная речь, будто слова сначала на секунду застревают в горле, а потом сразу выскакивают, — опять малость выпил. Но когда это Ник возвращался домой совершенно трезвый? Это было бы признаком серьезного психического сдвига, если не просто беды. Но все-таки сегодня настроение у него не совсем обычное — прошел не прямиком к шкафчику с бутылками сделать
345
«домашний» глоток виски в честь возвращения в кухоньку и включил кофеварку.
— Айв, что ты делаешь завтра с утра, есть планы? — спросил он каким-то осторожным тоном.
Ага, видно, совесть проснулась, и он хочет вывезти меня за город на своем астматическом стареньком «шевроле». И даже в будни! Но на сей раз не уступлю — или Моника поедет с нами, или мы с ней останемся дома.
— Планы у меня, как и каждое утро: отсыпаться.
— Но ты нужна мне именно с утра: после обеда Фей не может.
— Фей? Что еще за Фей?
Кофеварка начала издавать знакомые булькающие звуки, в чашечку закапал кофе.
— Видишь ли, милая, речь, так сказать, о твоем сотрудничестве. То есть снимки, понимаешь?
Стало быть, прогулки не будет. Сколько ни живу, никак не избавлюсь от наивности. Какое там отступление от привычного порядка, который, в сущности, сплошной и генеральный беспорядок! Но почему я всякий раз снова поддаюсь пусть малой, да надежде, а следовательно, испытываю пусть малое, да разочарование?
— С какой стати мне присутствовать, когда ты будешь снимать какую-то девку?
— Ну зачем такие выражения! Айв, натурщицы тоже люди! Но мне очень нужно, чтоб при этом была ты.
— Да зачем, господи?
— Видишь ли, жизнь идет вперед, требования возрастают. Когда-то публике было достаточно, чтоб девчонки, канканируя, показывали кружевные панталончики ниже колен, — а теперь не хватает уже и одной обнаженной. Нынче читателя может взволновать только парочка голых женщин, ну, вроде между ними нежные отношения, естественно, лишь в тонком намеке. Парная модель — вот будущее портретной художественной фотографии.,.
Внезапная горячая спазма у сердца — так, наверное, чувствует себя человек, которого от гнева сейчас хватит удар! У Ивонны затряслись руки — да я сейчас выплесну кипящий кофе в его мерзкую рожу!
— Так вот что я тебе скажу, — сначала ее будто душило, потом разом прорвалось криком, — это высшее свинство, какого я могла от тебя ожидать! Найди двух шлюх, а меня, будь добр, оставь в покое! Понял?!
В дверях стояла Моника, держа за волосы свою любимую куклу — она забывала, что кукле больно, и таскала ее за волосы, уже половину выдрала. Девочка стояла в дверях, глаза широко открыты, подбородочек сморщился — почему мамми так кричит?..
Ник отставил чашку с кофе, пошел в комнату к бару, рюмка в его руках тоже дрожала.
— Святая Женевьева, какой крик! Вместо благодарности, что я забочусь, елки зеленые, о приличном гонораре! Я уже сказал тебе однажды: разденься да встань перед зеркалом! Твое «биологическое чудо» тоже не вечно, неужели не понимаешь: парные снимки для тебя единственный шанс, ведь их можно сделать так, чтобы скрыть кое-что! Да если я в редакции признаюсь, что тебе без малого тридцать два, — меня с лестницы спустят!
Нет, сегодня я не доставлю ему радости, не зареву, цо? елки зеленые, слезы уже текут, хотя я и не думаю пла^ кать...
Ник, наверное, увидел это в зеркальной стенке бара.
— Ладно, брось, не стоит из-за этого ссориться, тем более что я перехожу на новую работу— когда вернусь после Нового года из Питтсбурга, поступлю в отдел пропаганды фирмы «Кодак», в здешнем филиале все наши ребята...
Рука Ивонны с пудреницей замерла в воздухе. «Когда вернусь после Нового года...»
— Значит, на рождество тебя опять не будет...
— Я еду не для собственного удовольствия.
— Сколько стоит перелет в оба конца? Я не решаюсь позволить себе новые туфли, сумочку покупала уже не помню когда, а для тебя слетать в Питтсбург все равно что за город съездить! Откуда у тебя деньги на такую роскошь?
— Разве не стоит сделать этот последний расход, когда решается все наше будущее? Последнее разбирательство в суде!— Он подошел, он уже протянул руку обнять ее — Ивонна уклонилась.— Айв, я вернусь окончательно свободным и тогда брошу все эти съемки, о них больше и речи не будет. Ведь, согласись, у нас было много хорошего... Порой ты, может, в этом сомневаешься, но жить без тебя — для меня просто немыслимо! Стоит нам расстаться хоть ненадолго, и я всякий раз убеждаюсь, что все еще люблю тебя... Зачем ты одеваешь Монику? Разве я не сказал, что побуду с ней?
— Я уже излечилась от веры в твои обещания, даже самые незначительные. На тебя полагаться все равно что на заблудившегося пса, который уже и сам не знает, чей он. Стукнет тебе что в голову, наденешь пальто и отправишься куда-то, скажем, подыскивать назавтра партнершу для твоей знаменитой Фей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12