А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Спасибо. — Гейниц простился; Павла крепко пожала руку Камиллу, многозначительно взглянув на него; в ее улыбке был намек на сожаление, что приходится так скоро расставаться.
— Где этот парнишка раздобыл такую девицу? — спросил Тайцнер, когда за ними закрылась дверь.
Камилл пожал плечами и улыбнулся.
— Цифирная душа Гейниц в восьмом классе положил глаз на самую красивую девушку в гимназии.
— С успехом?
— Увы, — сказал Камилл, отведя глаза. Официантка принесла заказанные колбаски с хреном и
горчицей. Едва заметный жест Камилла Тайцнер уже знал — с этого пана денег не брать.
— Еще один, — допив бокал, он сам протянул его официантке и с аппетитом принялся за еду. — Красотка, — Тайцнеру не давала покоя девица Гонзы. — Свежая по-деревенски и наивно-умная. Наверняка вместо «платье» говорит «туалет», а вместо «духи» — «парфюм». Обратили внимание, как у нее блузка прилипла к груди?
— Обратил. Промокла, наверное.
— А больше вам ничего не приходит в голову?
— А что должно мне прийти в голову?
— Вы же писатель, черт возьми! Прозаик должен быть психологом! Вашему товарищу надо было блеснуть перед девицей вами, а перед вами — девчонкой! Впрочем, чего я сомневаюсь: Камилл Герольд не какой-нибудь недотепа, чтобы этого не понять, просто наигранная скромность не позволяет...
Вдруг у Камилла заблестели глаза, Тайцнер обернулся: по проходу между столиками к ним приближалась девушка Гейница — без Гейница. В ее улыбке проскальзывает не то извинение, не то смущение.
— Кажется, я зонтик забыла...
«Ми-и-лая, да ведь у вас его и не было», — хотелось сказать Тайцнеру, но он промолчал.
Присесть она отказалась. Камилл проводил ее до дверей, с несчастным видом оглянулся на столик с разложенной рукописью, на его оживившемся лице было написано, до чего ему досадна самому себе навязанная роль безумно занятого человека. У дверей они еще постояли, поговорили— «Э, приятель, ты пожимал ей ручку на добрых пять секунд дольше, чем принято...»
— И дело в шляпе! — восторжествовал Тайцнер, когда Камилл вернулся к столику. — Поздравляю!
— С чем?
— Вопрос! Но тут виной колбаски — зачем так долго подогреваются. А то бы я уже испарился и не помешал вашему счастью. Почему вы не предложили ей бокал? Два?
— Она спешила на поезд домой в Рокицаны Гейниц тоже оттуда; говорит, они знакомы с детства, даже какая-то родня.
Тайцпер доел, удовлетворенно вытянул ноги в солдатских башмаках далеко под стол, кажется, даже наступил на жму Камиллу, но забыл извиниться. Глянул на часы,
— Кто бы подумал, как время-то летит: на съезде, поди, отбарабанили уже с полдюжины выступлений. Но на ужин за счет Синдиката я еще успею.
Камилл с отсутствующим видом складывал рукопись.
— Зря я все-таки отказал Гейницу...
Тайцнер, еще не вставая из-за стола, напялил на свою кудрявую голову бесформенную полотняную каскетку.
— Знаете что, молодой человек? У меня правило — я вам его не навязываю, но меня оно не раз выручало: никогда ни о чем не жалеть. Но коль уж вы настроены на сожаление, так пускай оно по крайней мере будет действенным...
В небольшом репродукторе на стене комнаты студенческого общежития прозвучало знакомое:
— Эмма Мнхлова, к телефону!
Наконец-1о Мариан раскачался! Мишь отложила учебник и юропливо вышла в коридор. Только не волноваться: уж больно долго ждала я этого звонка.
— Вот так сюрприз!
— Алло, кто это — ты, Мишь?—спросила Ивонна, едва в трубке стихло.
— Где ты? Откуда звонишь? Из Вашингтона?
— Пока из Праги, и мечтаю увидеть твою большеротую мордашку. Если согласна, поторопись. Куда? Ну, скажем, в «Голландскую мельницу»?
— А что это?
— Заведение для хороших людей. На Индржишской улице.
— Но я без денег. Купила плащ и крем «Ивонн» в надежде, что стану красивее.
— Бог с ней, с бедностью. Что-то в последнее время ты стала больно гордой. Жду тебя там через полчаса. На втором этаже.
Как же это получается: я на самом деле разочарована, что звонил не Мариан,- или просто себя убедила в этом? Скорее всего — второе: мыши, которыми интересуется Мариан, пишутся через «ы».
Мишь вытащила из комода свое единственное полосатое пальтецо, сшитое из старого чехла от соломенного тюфяка. Опять куда-то бегу, как послушная собачонка по первому свистку. Зачем я понадобилась ей на сей раз? Но было бы нечестно притворяться, будто судьба Ивонны мне совсем безразлична. Коль уж нет любимого, должна быть по крайней мере подруга. Оставаться в одиночестве в нашем возрасте — патология.
Через полчаса, смущаясь, но одновременно сгорая от любопытства, Мишь поднялась по лестнице, крытой ковром, и, едва войдя в зал, увидела золотую копну волос. Ивонна бурно и шумно обняла ее, ладно, будем считать ее дружбу искренней. Они сели за столик, керамические плитки которых изображали старые голландские ветряные мельницы. Мишь вытаращила глаза на тяжелый золотой кулон с большой жемчужиной, висевший на шее Ивонны. Протянула через стол руку, чтобы поближе рассмотреть драгоценность. На обратной стороне было красиво выгравировано: «Andenken an M. S.»1. Стоит ли комментировать эту подробность? Но Ивонна сама спросила:
— Что скажешь?
— Что он раскошелился.
— Кто? — удивленно склонила голову Ивонна.
— Генерал Паттон. Не будешь же ты унижать себя общением с каким-нибудь сержантом?..
Ивонна немного смутилась.
— Слушай, не дерзи!
— А ты не боишься, что жемчуг приносит несчастье? Этого, пожалуй, мне не следовало говорить. Ивонна на
секунду замерла.
— Я не суеверна. А Ник, между прочим, именно сержант. Но какой сержант, подружка! — Она замолчала, испытующе вглядываясь в лицо Мишь, — Послушай, а откуда ты вообще знаешь, где я была?
— Секрет шпионской службы. Перед отъездом могла бы хоть словечко мне шепнуть, куда отправляешься, на случай объяснения с твоими... Ну конечно, они явились ко мне в общежитие, оба, и я стояла перед ними словно обвиняемая: мол, какая же я лучшая подруга, если мне не удается повлиять на тебя, как же это я не знаю, где именно и с кем ты, и так далее и тому подобное. Но они пришли не только ради этого, им надо было узнать, как зовут нашего классного; под именем Роберта Давида они не нашли его адреса.
1 «На память о М. С.» (нем.).
— Что дамам угодно? — подошел официант.
— Что будешь пить? — спросила Ивонна.
— Скажем, малое пиво. Ивонна смиренно подняла глаза к потолку.
— Два раза коктейль «Манхэттен». И две ветчины. Карточек, разумеется, у нас нет.
Официант с подобающей скромной улыбкой слегка поклонился.
— Без карточек, к сожалению...
Ивонна молча поднялась и пошла куда-то в глубь зала, официант за ней.
— Все в порядке, — сказала она, вернувшись.
— Ну ты просто, как это говорится, world woman1, правильно? Пожалуй, теперь твои домашние будут тебе неровней.
— Ровня, не ровня, но родео они мне устроили, как в Аризоне. А когда я заявила им, что долго теперь не буду трепать им нервы, они умолкли, как жена Лота.
Ивонна, откинувшись, вытянула вперед руки со сплетенными пальцами. Была в этом жесте какая-то смесь сладострастия, радостной надежды и самоуверенности.
— Ник сказал, что хочет жениться на мне.
Мишь по-мальчишечьи свистнула, несколько посетителей удивленно обернулись.
Потрясающе! — сказала она, чуть погодя. Но очевидно, от меня ждали большего восхищения.
Ивонна молча вытащила из сумочки фотографию и протянула через столик. Загорелый мужчина в военной фуражке, виски коротко подстрижены на американский манер— тип мужчины, от которого женщины млеют. В лице противоречие: выражение добродушия и оптимизма в его нижней части, но возле губ что-то жестокое, в светлых глазах тоже.
— Ну, что скажешь? — спросила Ивонна, поскольку молчание затянулось.
— Что фуражка ему к лицу. А что это за плешина над ухом? У него там нет волос. Какая-нибудь кожная болезнь?
Как часто я выпаливаю то, о чем тут же жалею! Крчма мне однажды сказал: «Ты — феномен типа „как не следует делать!"»
Прежде чем Ивонна успела возмутиться, официант принес коктейли и на мейсенском фарфоре две большие порции ветчины с гарниром.
1 Светская женщина (англ.).
— Отвечу на твою дерзость: это след ранения на фрон« те, — произнесла Ивонна, когда официант удалился.
— Извини. А сколько ему?
— Тридцать четыре.
— Женат?
— Нет.
— Вот это партия, подружка! Теперь не хватает одного: чтоб у него брат был кинорежиссер. Откуда он?
— Сан-Диего, в Калифорнии.
Мишь как бы отметила мысленно на карте города на западном американском побережье, насколько помнила из географии.
— До Голливуда рукой подать. Будешь завтракать одними апельсинами. Но все-таки тебя жалко...
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Ивонна. Бесшумно подошел официант узнать, не надо ли дамам
чего-нибудь еще, и снова скрылся.
— Если не считать дюжины его преимуществ, у меня к тому нет оснований.
— Опять ты ответила на вопрос, который я не задавала!
— А если бы задала, то он звучал бы так: «Ты в чем-то подозреваешь Ника?»
Ивонна покачала золотой головой.
— Пожалуй, пора платить.
— Спокойно, мы еще не все обсудили. Не слишком ли далеко от Сан-Диего до наших регулярных встреч через каждые пять лет?.. И как же Камилл и Гонза Гейниц? Две жизни уже загублены несчастной любовью...
— Камилл напишет стихотворение «Обманутый» или «Вероломная» и пошлет его в «Агой»1, а потом найдет себе девушку. Ник, к счастью, стихов не пишет, он фотографирует. Замечательный репортер. Фантастические кадры, первая премия на федеральном фотоконкурсе сорок четвертого года: солдата во время атаки настигла пуля, он прыгает через окоп, а сам уже мертв. Напечатана на титульном листе ««Life», как лучшая фотография года. И уйма долларов за снимок.
— Он хоть немного послал вдове того солдата? Ивонна перестала есть.
— Вечно ты носишься с идеями, как Роберт Давид, Желаю тебе самого лучшего, но будут у тебя хлопоты с женихами!
1 «Привет» (чеш.).
— И не только с женихами. Но надеюсь, папа мне как-1'ибудь поможет.
— Мне не совсем ясно, в чем тебе должен помочь отец?
— Например, в анатомии. Думаю, сумеет, хотя он всего лишь полковой лекарь.
Ивонна положила вилку.
— Ты оставила кукол?
— А я смекнула, что куклами не прокормишься.
— Вот это гол! Сначала я хочу поступить в Академию искусств, но вместо меня туда идешь ты, потом я посылаю тебя записать меня в медицинский, а там оказываешься опять же ты! В итоге единственная, кто из нас не пойдет в медицину, — это я! — Она устремила поверх рюмки свои прекрасные глаза на подругу с таким выражением, словно говорила: а не предпочла ли ты, голубушка, эту фельдшерскую тягомотину ради некоего молодого человека, чтобы быть поближе к нему? — Желаю вам с Марианом четверых детишек, — выстрелила она от бедра и подняла рюмку.— Cheerio!1
Ах, милая, знала бы ты, как промахнулась!
— Пить «Манхэттен» скорее подобает за твое американское будущее. Да здравствует Ник Картер, и ты рядом с ним!
— Пик Марло.
— Иноппа Марло... Да за тебя весь Голливуд передерется, хотя бы из-за одной твоей фамилии!
— Не сглазь! У Ника нет брата-режиссера, в Голливуде у него только друг, кинооператор. Но зато это «господин оператор», за него дерутся лучшие режиссеры, такие тузы, как старый Сесиль де Милль, Джон Форд, Уильям Уайлер...
Мишь с аппетитом ела ветчину.
— Нет, это не может быть... — пробормотала она.
— Ты про режиссеров?
— Про ветчину. За шесть лет — наконец настоящая! А как было дело: ты вернулась в Прагу, а Ник уехал в Калифорнию?
— Ничего подобного. В Прагу я должна была вернуться, чтоб мои тут концы не отдали. Представь, мама даже решилась искать меня у тети Мины. Так что если я насолила тебе через моих стариков, то тете Мине я насолила куда больше, потому что к ней-то приезжал и бедняжка Камилл. Из-за этих визитов она совсем с толку сбилась, еще бы—
1 Ваше здоровье! (англ.)
все время скрывать, что со мной на самом деле! Кстати — Камиллу надо бы посватать какую-нибудь девчонку, не подскажешь ли, кого? Если бы за тобой не ударял Мари-ан, я обратилась бы к тебе. Пожалуй, попрошу Руженку Вашатову...
— Спасибо за доверие. — Из фарфоровой солонки и зубочисток ей удалось сделать ежика. — Но ты все отвлекаешься от Ника. Как будет со свадьбой?
— Со свадьбой сложнее, но Ник такой парень, что преодолеет любые преграды. Во время войны ему не раз фантастически везло — почему бы и теперь не повезти, ведь любовь горы передвигает, как сказал Батя, собираясь снести холм Болотный и построить там Отроковице. Видишь ли, Ник... но я не имею права об этом говорить...
— И не говори.
Такой ответ тебя не устраивает, не так ли, «светская львица»? — подумала Мишь и сжалилась над ней,
— Ты же сказала — он не женат?
— Так оно и есть.
— Тогда в чем же дело? Ведь не...
— Помолчи немного! — перебила ее Ивонна.—Желаю тебе хоть раз в жизни иметь такого любовника... А Ник... Мишь, дай руку, дай честное слово и трижды побожись, что никогда никому не пикнешь ни единого словца...
Мишь протянула руку над коктейлем, «светская львица» Ивонна шлепнула по ней своей рукой — совсем как десять лет назад, когда они, играя в куклы, поверяли друг другу тайны мира, что ежедневно открывали для себя, обязуясь молчать об этом до смерти.
— Ник в армии на секретной службе, — прошептала Ивонна, озираясь вокруг.
— Фоторепортер — и секретная служба?
— Фотография, хоть и доходное это дело, а специалист он классный, всего лишь прикрытие, чтобы его могли посылать в самые ответственные места. (Зн уже побывал на Гавайях, потом, во время наступления, — в Арденнах, и в Париже, и в Вене...
Ивонна обожгла ее взглядом.
— Им запрещено жениться на иностранках.
— Как же тогда?
— Ты не знаешь Никушку. Я фиктивно выйду замуж за другого — за кого-нибудь из его друзей в оккупационных войсках в Германии, говорят, ему даже не надо приезжать в Прагу, это можно устроить заочно, через американское посольство. После демобилизации, в Америке, я разведусь, и мы с Ником поженимся.
— Сложновато, но тебе лучше знать...
— Будь спок, Мишь, я знаю... Официант! — указала Ивонна бровью на пустые рюмки, что означало: еще две!
— Камилл!
Руженка с группой студенток выходила из библиотечного института и неожиданно увидела Камилла — он прохаживался по тротуару. Почувствовала, как от радости залилась румянцем: избавлюсь ли я когда-нибудь от этого злосчастного свойства? А он смотрит с каким-то ироническим удовлетворением, словно говоря: это хорошо, что все остается по-прежнему...
— Уж не меня ли ты поджидаешь?
— Тебя, Руженка. Хочу кое о чем попросить. Это касается Гонзы из нашего класса.
Из нашего класса... Четвертый год, как кончили школу, — а все «наш класс»; Крчма порадовался бы.
— Но у нас было двое Гопз!
— Гоиза ГеГшиц. Приходил ко мне, просил помочь. Я отказался, мол, некогда мне, а теперь вот совесть мучает»— Он рассказал Ружене о просьбе Гейница.
— Тебе стыдно капитулировать с опозданием, и ты решил свалить это на меня!
— Ты всегда была понятливой, Руженка.
Я понятлива не только на это: я знаю, что существую для Камилла, только когда ему от меня что-то надо. Впрочем — только ли для Камилла? С давних пор я была нужна мальчишкам, чтобы женским голосом вызывать по телефону на свидания девчонок, у которых строгие родители... Что же, на всю жизнь мне выпала такая роль? Только на что и кому жаловаться? Если человек недоволен своей жизнью, сказал как-то Роберт Давид, то у него есть две возможности: улучшить условия, в которых живет, — а это редко кому удается, — или изменить к лучшему свое отношение к этим условиям; второго можно достигнуть почти всегда, тут нужны только способность к самоотречению да сильная воля. Хорошо было говорить Крчме с его прямо-таки бульдожьим упорством и уверенностью в себе... Вспомнить хотя бы его привычный жест: уронить на кафедру левую руку, откинуть голову и, чуть прищурившись, охватить взглядом наш класс — и вместе словно весь мир...
— Что ж ты не пришел денька на два раньше: теперь вряд ли у меня найдется время. Но не будь Гейница, мы бог знает когда еще увиделись бы... Не смотри на меня, — Ружена поймала себя на том, что чисто по-женски дотронулась до прически, — я только из парикмахерской, ужасно, да? — В собственном голосе она услышала неумелую попытку скрыть смущение.
— Наоборот: тебе так больше идет. Что у тебя за торжество?
— Представь, начинаю первую свою практику в библиотеке! В Катержинках. Это у нас такая акция — добровольная помощь пограничной области. Угадай, кто меня туда сосватал? Крчма!
— Он заходил к нам тут. Правда, уже что-то давненько не бывал.
— Понятно, ведь он уже почти месяц на лечении в Катержинках! В субботу у него кончается курс. Кстати, он мне там и комнату снял. Роберт Давид — просто клад! Только бы поправился: говорят, плохо себя чувствует. По крайней мере я помогу ему донести чемодан до вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13