Даже в моем положении... Аля сразу предупредила меня: «Я живая, грешница со всеми вытекающими отсюда последствиями». А потом появился Пряников, очень неприятный тип. Я ее спрашиваю: «Это любовь?» А она: «Злая необходимость». В наших отношениях внешне, можно сказать, ничего пе изменилось. Но я почувствовал себя лишним. Как долго ни задерживался у Али, все равно уходил. Но однажды все-таки встретился с этим типом. Он ворвался бесцеремонно. В руках — бутылки и пузатый портфель с закуской. Увидел меня, оторопел. Я ему: «Здравствуйте, я муж Алевтины Кузьминичны». Он осторожно протянул руку. Меня словно облили кипятком, ну, думаю, сейчас раздавлю его в «дружеском рукопожатии». Но не смог, ладонь оказалась потная, скользкая. Я крепко сжал ее, а она выскользнула, словно тающая ледышка. Тогда он говорит мне: «Я из ко времени!»—и шмыгнул в дверь. Аля засмеялась. А когда я спросил ее: «И не противно тебе с таким ложиться в постель?» — она наплакала и сказала: «Когда-нибудь я перережу этому Петеньке глотку!» И в тот момент я ей поверил: может. Спрашиваю: «Если ты его так ненавидишь, то что же вас связывает?» А она мне: «Уйди! Иначе я и тебя возненавижу». Я ушел. Ровно педелю мы не виделись. Это были черные дни в моей жизни.— Он замолчал, растерянно глядя на Орача.
— Александр Васильевич, извините, но у меня чисто профессиональное любопытство. Как же в ваш треугольник — вы, Алевтина Кузьминична и Пряников — вписывается еще и Генералова?
Он перевел дыхание.
— Она — самый надежный друг... Секретов у меня от нее нет с тех пор, как я переступил порог ее дома. Она и об Але с Пряниковым все знала. Екатерина Ильинична
не любит этого человека. Не раз говорила и мне, и Але: «По Дряникову не только тюрьма, но и веревка плачет». Она о нем знает нечто такое, что он ее побаивается. Ну, а когда Аля отлучила меня от себя на неделю, я с горя едва ума не лишился. Екатерина Ильинична и говорит: «Беру, Александр, тебя в любовники! Мы с тобой еще удивим мир и кое-кому нос утрем». И стали мы с ней напоказ всему миру и в кино, и в театр ходить, а однажды даже на курорт в Сочи ездили. Дикарями. Сняли там комнатушку. Она таскала меня за собой повсюду. Сначала я ужасно стеснялся своего дурацкого положения, а потом как-то привык к роли «любовника». Странно, но это сразу же подняло меня в глазах других людей. И почему так мир устроен? — удивился Тюльпанов.
А Иван Иванович никак не мог решить: что же связывает Тюльпанову и Пряникова? Как говорил сам Петр Прохорович о своей подруге: пришел — моя, ушел — чужая. Да и Тюльпанова, похоже, особой симпатии к Пе-. теньке не испытывала.
Генералова знает о начальнике четырнадцатого участка такое, что заставляет его лебезить перед ней. Что может знать заместитель директора шахты по кадрам? О порядках, заведенных на участке, о сговорчивости бывалых мужичков?
Конечно же, Екатерина Ильинична поступила с Тюльпановым прекрасно, помогла ему сохранить реноме. Но каким способом! Впрочем, он внешне красавец. Иван Иванович снова окинул взглядом Тюльпанова. С таким . пройтись по улице — честь для любой женщины. Этакий Алеша-русский богатырь. Глаза голубее неба. Шевелюра, в крупных локонах на зависть принцессе-золотовласке. Мускулы — хоть на выставку культуристов. Щедрый, безобидный, послушный как ребенок.
Да только на словах совершать подвиги поди как легко. А когда приходит время взяться за дело, тут кузнецов своего счастья сразу убывает. Кого в создавшейся ситуации мог осуждать Иван Иванович? Алевтину Кузьминичну? Тюльпанова? Екатерину Ильиничну? Пряникова? Пе мог оставаться в сторона и академик. Что-то и он знал, по крайней мере, о личной трагедии своего ученика, которого за его талант выделил среди остальных: ввел в свой дом.
Уж очень неустойчивая основа была у той жизни, в которую в силу служебной необходимости заглянул сотрудник милиции Орач.
— Александр Васильевич, вы всегда после работы встречали свою супругу, я это уяснил. А что происходило вчера?
— Вчера...— Тюльпанов смутился. От смущения он краснел до корней волос и выглядел виноватым, взгляд ого добрых глаз становился заискивающим.— Она позвонила еще перед обедом: «С мамой плохо. Еду». Я знал, что она поедет на машине Пряникова, он ей доверяет свой автомобиль. Спрашиваю: «Я тебе нужен?» Отвечает: «Я тут кое-что достала для Екатерины Ильиничны, она просила... Подъезжай к шести часам к Пролетарскому переезду, жди рядом с автобусной остановкой. Только без опозданий, у меня каждая минута на счету: дорога ведь дальняя». В шесть я был на условленном месте. Она подъехала с каким-то мужчиной. Шепчет мне: «Отвези этого мясника куда скажет. Нужный человек». Передала для Екатерины Ильиничны поллитровуго баночку черной икры и коробку с двумя палками колбасы. Колбаса особая, каждая палка завернута в фольгу. Мужчина сел на заднее сидение, Аля чмокнула меня в щеку и прошептала! «Я тебя люблю. Знай это, что бы со мной ни случилось». Села в пряниковскую машину и уехала.
Его рассказ ни в чем не расходился с показаниями самой Тюльпановой и Прянякова.
— А кто был в машине с Алевтиной Кузьминичной? — полюбопытствовал Иван Иванович.
— Кто там мог быть? — удивился Тюльпанов.— Я не заметил... По-моему, никого. А что?
— Дорога-то дальняя, в оба конца без малого две тысячи километров. Да там, на месте, придется поколесить, Слыхал краешком уха, будто Генералова ей: «Возьми моего механика...» Ну, Прудкова, который помогал Екатерине Ильиничне ухаживать за машиной,— пояснил Иван Иванович, стараясь по давать Тюльпанову повода для ровности.
— Да нет, будто никого по было. А по совести, я и не пригляды палея. Разволновало меня ее признание. Таких слов я от псе за все шесть лет ни разу не слыхал. Только однажды, перед свадьбой. Но с тех пор как она узнала, какой ей достался муж,— ни разу.
В сказке «Аленький цветочек» Настенька тоже не сразу сказала Чудищу: «Люблю». Нужно было время, чтобы родилось это светлое чувство в ответ на доброту.
Но чем вызвано предупреждение: «Что бы со мной ни случилось»? Что могло случиться с Алевтиной Кузьминичной? Неважно, где к ней подсели спутники: в Донецке или на Мариупольской развилке, но о том, что будет обстрелян Тельмановский пост ГАИ, она в любом случае не могла предположить. Если бы она думала о больной матери, то сказала бы «что бы с мамой ни случилось», но Тюльпанова почему-то сказала «со мной».
— А как выглядел тот «мясник»? — интересовался Иван Иванович.— Сколько ему лет? Какая внешность? Особые приметы: борода, усы, шрамы, родимые пятна?..
— Я к нему не присматривался. Не люблю Алиных знакомых, в каждом из них мне чудится Пряников... Не поверите, но я очень ревнивый. По сравнению со мной Отелло — невинный ребенок. По мне хочется удушить не Алю, а всех, кто... Словом, вы меня понимаете. Соперников! Сел он па заднее сидение, и я старался не глядеть на него. Но ему где-то лет под пятьдесят... Глаза умные...
— А особые приметы? — намекнул Иван Иванович.
— Не знаю... Я же говорю, мне было неприятно смотреть на него... В сером свитере.
— С бородой?
— Бороды не было, это помню хорошо.
Умные глаза — конечно, тоже примета. Но скорее это эмоции. Одному, глаза показались умными, а другому — злыми и хитрыми.У Ивана Ивановича возникла мысль: взять Тюльпанова и нагрянуть с ним в гости к Щеранскому-Шурину (адрес в справочном, наверное, уже подготовили). А вдруг Александр Васильевич опознает: «Этого я возил на Северный автовокзал». Проверить Щеранского-Шурина. Фамилию-то он сменил, да натура осталась та же. Нашел себе теплое местечко: холодильник. Возможно, предлагал Алевтине Кузьминичне «дело»: «У тебя солидная клиентура, у меня — солидный товар». А уж в городском государственном холодильнике солидный склад всяких продуктов, в том числе самых дефицитных.
Познакомиться с Шуриным-Щерапским все равно придется. Но всему свое время. В розыске важно из множества возможностей выбрать ту, которая ведет к цели самым коротким путем. Является лп в данный момент Шурин М. А. именно тем звеном, которое ведет к истине?
— Александр Васильевич, где. вы расстались с мясником?
— Он сказал: «На Северный». Подъехали к автовокзалу. Он подтолкнул меня в плечо, мол, здесь. Я остановился у тротуара. Он хлопнул дверцей и пошел куда-то назад, за машину. Я с облегчением вздохнул и поехал сюда, к Генераловым. Вот и все,
«Негусто»,— подумал Иван Иванович. Не прибавилось ни одной детали к обвинению против Тюльпановой.
У ЭТОЙ ЗАГАДКИ - ДРУГАЯ ОТГАДКА
Иван Иванович не видел никакого смысла держать Тюльпанову под арестом. Во имя чего?Полковник Строкун убежден, что в машине, из которой обстреляли Тельмановский пост ГАИ, было двое. Но подтвердить это сможет только экспертиза и следственный эксперимент, на что требуется время. А уже на исходе тридцатое апреля, потом будут три дня праздников, время повышенной готовности милиции. Кому же заниматься экспертизой? Не исключено, что баллистическая экспертиза породит новые вопросы, не ответив на прежние. Что она может подтвердить? Что стреляли из того автомата, который позже нашли в канаве,— в этом Иван Иванович и так не сомневался. Стреляли на ходу или с места. Это тоже известно.
Хорошо бы обнаружить в машине отпечатки пальцев Кузьмакова и Дорошенко. Их сравнят с теми, которые есть в картотеке. И тогда можно припереть Алевтину Кузьминичну фактами. А пока — лишь подозрения. При выезде из Донецка в 18.08 с ней в машине, по показаниям Тюльпанова, никого не было.
Правда, за это время она могла доехать от магазина «Акация» до места встречи с Тюльпановым. Но магазин грабили бородатые, а с ней сидел безбородый «мясник» в сером свитере. Неужели успел переодеться за несколько минут, пока они ехали от мебельного до Пролетарского переезда, где их ждал Тюльпанов?
Придется провести следственный эксперимент,— решил Иван Иванович. Но только в том случае, если во время беседы с Шуриным возникнет что-то подозрительное. А если у человека чистое алиби: был на продуктовой базе...
Иван Иванович начинал уже нервничать: все факты какие-то неопределенные, их можно толковать и так и сяк. Даже нечего доложить Строкуну, не говоря уже о том, чтобы за что-то зацепиться, как это ему удалось в случае с Кузьмаковым и Дорошенко.
Иван Иванович встал с кресла и поблагодарил Тюльпанова, к которому испытывал особую симпатию. Вошла Екатерина Ильинична:
— Сани все нет и нет, не знаю, что и думать. Мой академик голоден, рычит по-волчьи. А как у вас дела?
— Уже поговорили.. Но мне — в управление.
— Иван Иванович! Чтобы я отпустила вас голодного? Убеждена, что вы за весь день ни разу по-людски не поели.
Он вспомнил холодный бифштекс, который пережевал на ходу, пока нес еду Тюльпановой, и у него вмиг засосало в желудке.
— Времени, не хватает,— оправдывался он.
— Мы нужны государству здоровыми,— резонно возразила Генералова.— А с язвой вы будете интересны лишь хирургу и терапевту. За стол! Академик так и сказал: «Подай мне хотя бы одного из Ораче'й».
Екатерина Ильинична подцепила Ивана Ивановича под руку и повела за собой.Они спустились на веранду. Именинник уже сидел за столом и озорно, как мальчишка, стучал вилкой и ножом по краю пустой тарелки.
— С голоду умираю! — твердил он.
Екатерина Ильинична поцеловала мужа в макушку.
— Привела Орача. Начинаем.
Стол был богатый, сытный и разнообразный. Все сели, зазвенели ложки и ножи. Компания готовилась к первому тосту.Зазвонил телефон:
— Саня! — сказала Генералова, вставая из-за стола.— Будет оправдываться... Но выволочки ему не миновать!
Она обращалась ко всем, но Иван Иванович понял, что эти слова предназначались для него.Генералова выплыла из-за стола, сняла трубку. Лицо ее выразило недоумение:
— Здесь,— подтвердила она.— Здравствуйте, Евгений Павлович. Передаю.— И Орачу: — Вас, Иван Иванович... Разыскали пропажу.
Евгений Павлович был явно расстроен. Говорил сдержанно, старался сохранить спокойствие. Но за долгие годы совместной службы Орач изучил его.
— Погутарил с Тюльпановым? Ну что?
— Бои местного значения,— ответил Иван Иванович, давая понять, что ничего существенного он здесь не обнаружил.
— Кончай именинничать, жду.— И повесил трубку.
После такого заявления начальства аппетит пропадает моментально.
— Извините! — сказал Орач хозяйке дома.— Служба. Екатерина Ильинична начала готовить ему в дорогу «тормозок».
— У вас с Евгением Павловичем все еще продолжается вчерашний день. Перехватите.
Генералова пошла провожать Орача к машине, которая стояла у ворот. Она несла нажористый сверток. Передала его водителю:
— Сергей, скормите ему хотя бы половину. Когда машина тронулась, Сергей сказал:
— Иван Иванович, и в самом деле поели бы... Потом будет некогда: вас по рации разыскивал полковник. Я ответил, что вы у Генераловых.
«Что же там стряслось? — с тревогой думал Иван Иванович.— И. Саня где-то задержался. Не связаны ли эти события?»
Он взял бутерброд с красной икрой и маслом, начал жевать, не чувствуя вкуса.
— А ты-то? — спросил он водителя.
— Матрена Ивановна закормила до полусмерти,— ответил Сергей.
Войдя к Строкуну, Иван Иванович спросил:
— Что тут случилось?
И увидел Марину. Она сидела в уголке возле стены в привычной для нее позе — вполуоборот: повернуться ей мешала подрезанная когда-то яшла на шее.«Санька!» — забилось, заклохтало сердце всполошившейся квочкой, которую свили с гнезда.— Неужели что-то с ним?..»
Иной причины, которая заставила бы Марину придти сюда, к ее давнему знакомому Строкуну, по было.
— Сдать оружие, гражданин Орач! — приказал Строкун, поднимаясь из-за стола.— Вы арестованы.
Первой мыслью, промелькнувшей в тот момент в голове Ивана Ивановича, была «разыгрывает».
— Что за дурацкие шутки! — возмутился он.
Но Строкун был по-прежнему суров. Кроме того, в кабинете сидела «посторонняя» — Марина. Нахмурилась, сверлит недобрыми глазами Ивана. Словно обвиняет в тяжком преступлении. Только не помнит Иван Орач за собой грехов.
— Вы же знаете: оружия при мне нет... Да объясните же, в конце концов, что это все значит.
— Гражданин Орач, отставить р-разговорчики! — оборвал его Строкун.
Вышел из-за стола. Демонстративно поставил посреди кабинета стул, как арестованому на допросе. И ткнул на стул указательным пальцем.Иван Иванович сел. Строкун протянул ему пачку протоколов, подписанных короткой, ломаной на конце подписью: «Крохина М.»
— Гражданка Крохина явилась к начальнику областного управления МВД генералу Гладышеву с повинной,— пояснил Строкун.— Она призналась, что двадцать девятого апреля в восемнадцать ноль дне вместе с двумя сообщниками, Иваном Орачем и Александром Орачом, совершила вооруженное ограбление мебельного магазина «Акация». Она «брала» кассу, Александр Орач в это время устроил «шмон» в кабинете директора, а Иван Орач стоял с автоматом в дверях и наводил страх на присутствующих. Для маскировки все трое прикрепили фальшивые бороды. Показания Крохиной убедительны, они не противоречат имеющимся в следствии данным. Вам, гражданин Орач, осталось лишь прочитать показания Крохиной и признаться в содеянном. Если вы вернете следствию награбленное, я по старой дружбе впишу в протокол, что вы это сделали добровольно.
Иван Иванович вскочил со стула:
— Пошли вы... оба!!!
— Гражданин Орач, если вы не прекратите безобразие, я вызову конвой и запишу в протокол, что вы оскорбляли полковника милиции, который находился при исполнении служебных обязанностей.
Иван Иванович взмолился:
— Да мы же сидели с тобой вдвоем, когда позвонил участковый... Решили покончить с курением, я еще выбросил в окно твою последнюю пачку сигарет. И свою тоже.
— Неубедительно, гражданин Орач,— Строкун показал на горку окурков в пепельнице: мол, ссылка на то, что выброшена в окно «последняя пачка» — несостоятельна,— И кто с кем где «сидел» — в протоколе не записано,— делая ударение на слове «сидел», сказал Строкун.
— Да бросьте вы меня разыгрывать! — возмутился Иван Иванович.
Строкун разложил на столе портреты бородатой троицы.
— Подойдите ближе, гражданка Крохина. Кого вы здесь узнаете?
Марина подошла и ткнула пальцем в один из портретов.
— Это он,— она кивнула на Ивана Ивановича.— Это — я, глазастая. А третий — Александр Орач, мой племянник.
— Да ты что, белены объелась! — не выдержал Иван Иванович.
— А ты — мухоморов? — вдруг перешла в атаку Марина.— Отдал распоряжение взять у Саньки подписку о невыезде! И язык не отсох при этом. А ну, покажи, есть он у тебя! — Она подступила к Ивану, намереваясь вцепиться ногтями в его физиономию.
— Но, но! Сообщники! — прикрикнул Строкун.— Марш на свои места!
— Какая-то шизофреничка нагородила черт знает что, и он на основании этого возвел на сына обвинение! Грабил магазин вместе со мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Александр Васильевич, извините, но у меня чисто профессиональное любопытство. Как же в ваш треугольник — вы, Алевтина Кузьминична и Пряников — вписывается еще и Генералова?
Он перевел дыхание.
— Она — самый надежный друг... Секретов у меня от нее нет с тех пор, как я переступил порог ее дома. Она и об Але с Пряниковым все знала. Екатерина Ильинична
не любит этого человека. Не раз говорила и мне, и Але: «По Дряникову не только тюрьма, но и веревка плачет». Она о нем знает нечто такое, что он ее побаивается. Ну, а когда Аля отлучила меня от себя на неделю, я с горя едва ума не лишился. Екатерина Ильинична и говорит: «Беру, Александр, тебя в любовники! Мы с тобой еще удивим мир и кое-кому нос утрем». И стали мы с ней напоказ всему миру и в кино, и в театр ходить, а однажды даже на курорт в Сочи ездили. Дикарями. Сняли там комнатушку. Она таскала меня за собой повсюду. Сначала я ужасно стеснялся своего дурацкого положения, а потом как-то привык к роли «любовника». Странно, но это сразу же подняло меня в глазах других людей. И почему так мир устроен? — удивился Тюльпанов.
А Иван Иванович никак не мог решить: что же связывает Тюльпанову и Пряникова? Как говорил сам Петр Прохорович о своей подруге: пришел — моя, ушел — чужая. Да и Тюльпанова, похоже, особой симпатии к Пе-. теньке не испытывала.
Генералова знает о начальнике четырнадцатого участка такое, что заставляет его лебезить перед ней. Что может знать заместитель директора шахты по кадрам? О порядках, заведенных на участке, о сговорчивости бывалых мужичков?
Конечно же, Екатерина Ильинична поступила с Тюльпановым прекрасно, помогла ему сохранить реноме. Но каким способом! Впрочем, он внешне красавец. Иван Иванович снова окинул взглядом Тюльпанова. С таким . пройтись по улице — честь для любой женщины. Этакий Алеша-русский богатырь. Глаза голубее неба. Шевелюра, в крупных локонах на зависть принцессе-золотовласке. Мускулы — хоть на выставку культуристов. Щедрый, безобидный, послушный как ребенок.
Да только на словах совершать подвиги поди как легко. А когда приходит время взяться за дело, тут кузнецов своего счастья сразу убывает. Кого в создавшейся ситуации мог осуждать Иван Иванович? Алевтину Кузьминичну? Тюльпанова? Екатерину Ильиничну? Пряникова? Пе мог оставаться в сторона и академик. Что-то и он знал, по крайней мере, о личной трагедии своего ученика, которого за его талант выделил среди остальных: ввел в свой дом.
Уж очень неустойчивая основа была у той жизни, в которую в силу служебной необходимости заглянул сотрудник милиции Орач.
— Александр Васильевич, вы всегда после работы встречали свою супругу, я это уяснил. А что происходило вчера?
— Вчера...— Тюльпанов смутился. От смущения он краснел до корней волос и выглядел виноватым, взгляд ого добрых глаз становился заискивающим.— Она позвонила еще перед обедом: «С мамой плохо. Еду». Я знал, что она поедет на машине Пряникова, он ей доверяет свой автомобиль. Спрашиваю: «Я тебе нужен?» Отвечает: «Я тут кое-что достала для Екатерины Ильиничны, она просила... Подъезжай к шести часам к Пролетарскому переезду, жди рядом с автобусной остановкой. Только без опозданий, у меня каждая минута на счету: дорога ведь дальняя». В шесть я был на условленном месте. Она подъехала с каким-то мужчиной. Шепчет мне: «Отвези этого мясника куда скажет. Нужный человек». Передала для Екатерины Ильиничны поллитровуго баночку черной икры и коробку с двумя палками колбасы. Колбаса особая, каждая палка завернута в фольгу. Мужчина сел на заднее сидение, Аля чмокнула меня в щеку и прошептала! «Я тебя люблю. Знай это, что бы со мной ни случилось». Села в пряниковскую машину и уехала.
Его рассказ ни в чем не расходился с показаниями самой Тюльпановой и Прянякова.
— А кто был в машине с Алевтиной Кузьминичной? — полюбопытствовал Иван Иванович.
— Кто там мог быть? — удивился Тюльпанов.— Я не заметил... По-моему, никого. А что?
— Дорога-то дальняя, в оба конца без малого две тысячи километров. Да там, на месте, придется поколесить, Слыхал краешком уха, будто Генералова ей: «Возьми моего механика...» Ну, Прудкова, который помогал Екатерине Ильиничне ухаживать за машиной,— пояснил Иван Иванович, стараясь по давать Тюльпанову повода для ровности.
— Да нет, будто никого по было. А по совести, я и не пригляды палея. Разволновало меня ее признание. Таких слов я от псе за все шесть лет ни разу не слыхал. Только однажды, перед свадьбой. Но с тех пор как она узнала, какой ей достался муж,— ни разу.
В сказке «Аленький цветочек» Настенька тоже не сразу сказала Чудищу: «Люблю». Нужно было время, чтобы родилось это светлое чувство в ответ на доброту.
Но чем вызвано предупреждение: «Что бы со мной ни случилось»? Что могло случиться с Алевтиной Кузьминичной? Неважно, где к ней подсели спутники: в Донецке или на Мариупольской развилке, но о том, что будет обстрелян Тельмановский пост ГАИ, она в любом случае не могла предположить. Если бы она думала о больной матери, то сказала бы «что бы с мамой ни случилось», но Тюльпанова почему-то сказала «со мной».
— А как выглядел тот «мясник»? — интересовался Иван Иванович.— Сколько ему лет? Какая внешность? Особые приметы: борода, усы, шрамы, родимые пятна?..
— Я к нему не присматривался. Не люблю Алиных знакомых, в каждом из них мне чудится Пряников... Не поверите, но я очень ревнивый. По сравнению со мной Отелло — невинный ребенок. По мне хочется удушить не Алю, а всех, кто... Словом, вы меня понимаете. Соперников! Сел он па заднее сидение, и я старался не глядеть на него. Но ему где-то лет под пятьдесят... Глаза умные...
— А особые приметы? — намекнул Иван Иванович.
— Не знаю... Я же говорю, мне было неприятно смотреть на него... В сером свитере.
— С бородой?
— Бороды не было, это помню хорошо.
Умные глаза — конечно, тоже примета. Но скорее это эмоции. Одному, глаза показались умными, а другому — злыми и хитрыми.У Ивана Ивановича возникла мысль: взять Тюльпанова и нагрянуть с ним в гости к Щеранскому-Шурину (адрес в справочном, наверное, уже подготовили). А вдруг Александр Васильевич опознает: «Этого я возил на Северный автовокзал». Проверить Щеранского-Шурина. Фамилию-то он сменил, да натура осталась та же. Нашел себе теплое местечко: холодильник. Возможно, предлагал Алевтине Кузьминичне «дело»: «У тебя солидная клиентура, у меня — солидный товар». А уж в городском государственном холодильнике солидный склад всяких продуктов, в том числе самых дефицитных.
Познакомиться с Шуриным-Щерапским все равно придется. Но всему свое время. В розыске важно из множества возможностей выбрать ту, которая ведет к цели самым коротким путем. Является лп в данный момент Шурин М. А. именно тем звеном, которое ведет к истине?
— Александр Васильевич, где. вы расстались с мясником?
— Он сказал: «На Северный». Подъехали к автовокзалу. Он подтолкнул меня в плечо, мол, здесь. Я остановился у тротуара. Он хлопнул дверцей и пошел куда-то назад, за машину. Я с облегчением вздохнул и поехал сюда, к Генераловым. Вот и все,
«Негусто»,— подумал Иван Иванович. Не прибавилось ни одной детали к обвинению против Тюльпановой.
У ЭТОЙ ЗАГАДКИ - ДРУГАЯ ОТГАДКА
Иван Иванович не видел никакого смысла держать Тюльпанову под арестом. Во имя чего?Полковник Строкун убежден, что в машине, из которой обстреляли Тельмановский пост ГАИ, было двое. Но подтвердить это сможет только экспертиза и следственный эксперимент, на что требуется время. А уже на исходе тридцатое апреля, потом будут три дня праздников, время повышенной готовности милиции. Кому же заниматься экспертизой? Не исключено, что баллистическая экспертиза породит новые вопросы, не ответив на прежние. Что она может подтвердить? Что стреляли из того автомата, который позже нашли в канаве,— в этом Иван Иванович и так не сомневался. Стреляли на ходу или с места. Это тоже известно.
Хорошо бы обнаружить в машине отпечатки пальцев Кузьмакова и Дорошенко. Их сравнят с теми, которые есть в картотеке. И тогда можно припереть Алевтину Кузьминичну фактами. А пока — лишь подозрения. При выезде из Донецка в 18.08 с ней в машине, по показаниям Тюльпанова, никого не было.
Правда, за это время она могла доехать от магазина «Акация» до места встречи с Тюльпановым. Но магазин грабили бородатые, а с ней сидел безбородый «мясник» в сером свитере. Неужели успел переодеться за несколько минут, пока они ехали от мебельного до Пролетарского переезда, где их ждал Тюльпанов?
Придется провести следственный эксперимент,— решил Иван Иванович. Но только в том случае, если во время беседы с Шуриным возникнет что-то подозрительное. А если у человека чистое алиби: был на продуктовой базе...
Иван Иванович начинал уже нервничать: все факты какие-то неопределенные, их можно толковать и так и сяк. Даже нечего доложить Строкуну, не говоря уже о том, чтобы за что-то зацепиться, как это ему удалось в случае с Кузьмаковым и Дорошенко.
Иван Иванович встал с кресла и поблагодарил Тюльпанова, к которому испытывал особую симпатию. Вошла Екатерина Ильинична:
— Сани все нет и нет, не знаю, что и думать. Мой академик голоден, рычит по-волчьи. А как у вас дела?
— Уже поговорили.. Но мне — в управление.
— Иван Иванович! Чтобы я отпустила вас голодного? Убеждена, что вы за весь день ни разу по-людски не поели.
Он вспомнил холодный бифштекс, который пережевал на ходу, пока нес еду Тюльпановой, и у него вмиг засосало в желудке.
— Времени, не хватает,— оправдывался он.
— Мы нужны государству здоровыми,— резонно возразила Генералова.— А с язвой вы будете интересны лишь хирургу и терапевту. За стол! Академик так и сказал: «Подай мне хотя бы одного из Ораче'й».
Екатерина Ильинична подцепила Ивана Ивановича под руку и повела за собой.Они спустились на веранду. Именинник уже сидел за столом и озорно, как мальчишка, стучал вилкой и ножом по краю пустой тарелки.
— С голоду умираю! — твердил он.
Екатерина Ильинична поцеловала мужа в макушку.
— Привела Орача. Начинаем.
Стол был богатый, сытный и разнообразный. Все сели, зазвенели ложки и ножи. Компания готовилась к первому тосту.Зазвонил телефон:
— Саня! — сказала Генералова, вставая из-за стола.— Будет оправдываться... Но выволочки ему не миновать!
Она обращалась ко всем, но Иван Иванович понял, что эти слова предназначались для него.Генералова выплыла из-за стола, сняла трубку. Лицо ее выразило недоумение:
— Здесь,— подтвердила она.— Здравствуйте, Евгений Павлович. Передаю.— И Орачу: — Вас, Иван Иванович... Разыскали пропажу.
Евгений Павлович был явно расстроен. Говорил сдержанно, старался сохранить спокойствие. Но за долгие годы совместной службы Орач изучил его.
— Погутарил с Тюльпановым? Ну что?
— Бои местного значения,— ответил Иван Иванович, давая понять, что ничего существенного он здесь не обнаружил.
— Кончай именинничать, жду.— И повесил трубку.
После такого заявления начальства аппетит пропадает моментально.
— Извините! — сказал Орач хозяйке дома.— Служба. Екатерина Ильинична начала готовить ему в дорогу «тормозок».
— У вас с Евгением Павловичем все еще продолжается вчерашний день. Перехватите.
Генералова пошла провожать Орача к машине, которая стояла у ворот. Она несла нажористый сверток. Передала его водителю:
— Сергей, скормите ему хотя бы половину. Когда машина тронулась, Сергей сказал:
— Иван Иванович, и в самом деле поели бы... Потом будет некогда: вас по рации разыскивал полковник. Я ответил, что вы у Генераловых.
«Что же там стряслось? — с тревогой думал Иван Иванович.— И. Саня где-то задержался. Не связаны ли эти события?»
Он взял бутерброд с красной икрой и маслом, начал жевать, не чувствуя вкуса.
— А ты-то? — спросил он водителя.
— Матрена Ивановна закормила до полусмерти,— ответил Сергей.
Войдя к Строкуну, Иван Иванович спросил:
— Что тут случилось?
И увидел Марину. Она сидела в уголке возле стены в привычной для нее позе — вполуоборот: повернуться ей мешала подрезанная когда-то яшла на шее.«Санька!» — забилось, заклохтало сердце всполошившейся квочкой, которую свили с гнезда.— Неужели что-то с ним?..»
Иной причины, которая заставила бы Марину придти сюда, к ее давнему знакомому Строкуну, по было.
— Сдать оружие, гражданин Орач! — приказал Строкун, поднимаясь из-за стола.— Вы арестованы.
Первой мыслью, промелькнувшей в тот момент в голове Ивана Ивановича, была «разыгрывает».
— Что за дурацкие шутки! — возмутился он.
Но Строкун был по-прежнему суров. Кроме того, в кабинете сидела «посторонняя» — Марина. Нахмурилась, сверлит недобрыми глазами Ивана. Словно обвиняет в тяжком преступлении. Только не помнит Иван Орач за собой грехов.
— Вы же знаете: оружия при мне нет... Да объясните же, в конце концов, что это все значит.
— Гражданин Орач, отставить р-разговорчики! — оборвал его Строкун.
Вышел из-за стола. Демонстративно поставил посреди кабинета стул, как арестованому на допросе. И ткнул на стул указательным пальцем.Иван Иванович сел. Строкун протянул ему пачку протоколов, подписанных короткой, ломаной на конце подписью: «Крохина М.»
— Гражданка Крохина явилась к начальнику областного управления МВД генералу Гладышеву с повинной,— пояснил Строкун.— Она призналась, что двадцать девятого апреля в восемнадцать ноль дне вместе с двумя сообщниками, Иваном Орачем и Александром Орачом, совершила вооруженное ограбление мебельного магазина «Акация». Она «брала» кассу, Александр Орач в это время устроил «шмон» в кабинете директора, а Иван Орач стоял с автоматом в дверях и наводил страх на присутствующих. Для маскировки все трое прикрепили фальшивые бороды. Показания Крохиной убедительны, они не противоречат имеющимся в следствии данным. Вам, гражданин Орач, осталось лишь прочитать показания Крохиной и признаться в содеянном. Если вы вернете следствию награбленное, я по старой дружбе впишу в протокол, что вы это сделали добровольно.
Иван Иванович вскочил со стула:
— Пошли вы... оба!!!
— Гражданин Орач, если вы не прекратите безобразие, я вызову конвой и запишу в протокол, что вы оскорбляли полковника милиции, который находился при исполнении служебных обязанностей.
Иван Иванович взмолился:
— Да мы же сидели с тобой вдвоем, когда позвонил участковый... Решили покончить с курением, я еще выбросил в окно твою последнюю пачку сигарет. И свою тоже.
— Неубедительно, гражданин Орач,— Строкун показал на горку окурков в пепельнице: мол, ссылка на то, что выброшена в окно «последняя пачка» — несостоятельна,— И кто с кем где «сидел» — в протоколе не записано,— делая ударение на слове «сидел», сказал Строкун.
— Да бросьте вы меня разыгрывать! — возмутился Иван Иванович.
Строкун разложил на столе портреты бородатой троицы.
— Подойдите ближе, гражданка Крохина. Кого вы здесь узнаете?
Марина подошла и ткнула пальцем в один из портретов.
— Это он,— она кивнула на Ивана Ивановича.— Это — я, глазастая. А третий — Александр Орач, мой племянник.
— Да ты что, белены объелась! — не выдержал Иван Иванович.
— А ты — мухоморов? — вдруг перешла в атаку Марина.— Отдал распоряжение взять у Саньки подписку о невыезде! И язык не отсох при этом. А ну, покажи, есть он у тебя! — Она подступила к Ивану, намереваясь вцепиться ногтями в его физиономию.
— Но, но! Сообщники! — прикрикнул Строкун.— Марш на свои места!
— Какая-то шизофреничка нагородила черт знает что, и он на основании этого возвел на сына обвинение! Грабил магазин вместе со мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41