Поздним вечером очарованный дружбой с настоящим фронтовиком Санька собрался домой, к деду Авдеичу.
— Он там сейчас один, а хата охолонула,— пояснил он, почему но может остаться у гостеприимной Матвеевны.— Когда холодно, мы лягаем вместе.
Он ушел, а Иван решительно сказал матери:
— Надо увозить мальчонку из хутора. Здесь слишком свежо в памяти людей, кем был его отец, как он расстрелял людей во дворе школы. Да и Феню хутор не принял: для всех она остается женой ублюдка, сумасшедшей. Ради Фениной памяти я побеспокоюсь о се сыне, сделаю из пего человека.
Под утро Карпов хутор проснулся от истошного крика:
— Горим! Рятуйтс, люди добрые! Горим!
Во дворе у Марфы Заяц пылал стожок соломы, нелегким трудом заработала вдова в колхозе корм на зиму для своей буренки.Вместо того, чтобы что-то предпринять и не позволить огню перекинуться на сарай, на хату, старуха бегала по хутору, неистово стучала в оконные рамы, в двери и кричала одно и то же:
— Горим! Рятуйте, люди добрые!
Пожар на хуторе — всеобщая беда, долго ли огню перекинуться на соседние сараи, хаты, стожки! Иван одним из первых поспешил на помощь. «Сапька! Подлец!» —не выходило у него из головы, как тот грозил болтливой старухе.
Пламя неистовствовало. Оно ярилось багровыми, густо замешанными клубами дыма, окрашивай в кровавые оттенки вытоптанный на подворье снег.
— Простыни! Одеяла на крышу! Рядно! И поливать! Поливать!
Санька крутился здесь же, он вместе со всеми пытался помочь погорельцам. Взрослые вывели из хлева тревожно мычавшую корову, а Санька выволок огромную клетку о кроликами.
— Там еще есть! Таскайте! Таскайте! — кричал он сверстникам.
«Санька, Санька,— не покидала Ивана горькая мысль,— вот теперь-то тебя и в самом деле отправят в колонию».
Солома выгорела дотла, на том пожар и закончился. Сарай с хатой люди сумели отстоять. Расходились с пожарища уставшие, озабоченные.
По дороге домой Иван зашел к Ходанам. Старик и мальчишка только что верпулись с пожара.
— Штаны порвал,— ворчал дед на внука.
— Бабка Матвеевна подлатает,— ответил мальчишка, искоса посматривая па Ивана. Он, по всей вероятности, догадывался, зачем к ним пожаловал сосед, не снявший еще погон. Бегают глазенки, места себе не находят.
— При деде будем разговаривать или без него? — спросил Иван.
— А мне-то что? — пробурчал Санька.
Иван не знал, как приступить к суровому разговору. Чуть что не так — и замкнется маленький преступник. И все же он спросил напрямик, помятуя, что правда здоровую душу лечит, а полуправда — калечит:
— Ты поджег солому?
— Вот еще! — ощерился Санька.
— А кто грозил поджечь хату Зайчихи?
— Про хату — говорил, а про солому разговору не было.
— Какую беду навел на людей,— взывал Иван к совестя мальчишки.— Солдатская вдова кормилась коровой. А теперь что же? Сдохнет скотина с голода.
— То ее бог покарал,— выкрикнул Сапька, сверкая черными глазами.— За мамку, что брехала на нее... И па тебя.
Вот оно, первое, настоящее преступление!
— Теперь-то тебя действительно могут отправить в колонию,— с болью проговорил Иван.— А я хотел забрать тебя к себе... Жили бы вместе в Волновахе...
Санька от удивления раскрыл было рот. Вместе... Может, это была тайная мальчишеская мечта? У других есть отцы и матери, а у него только хромой дед Авдеич да бабка Матвеевна. И та — не родная, просто соседка. А если бы зтот высокий военный — вон сколько наград! — стал Санышным... ну, не отцом, а хотя бы дядей!
— И все-таки не без твоей помощи загорелась солома,— заключил Иван.
— Да что ты, Иванушка, наговариваешь на мальца! — вступился за внука дед,— Он же со мною рядышком спал. Как вернулся от вас, так ко мне под бок и пристроился. На пожар мы с ним спешили вдвоем.
Ивану чуть не до слез было жаль Саньку, который метался по узкому своему мирку в поисках выхода к свету, к людям, к большой правде.
На следующий день Ивн Орач начал хлопоты по усыновлению Адольфа Ходана. И если бы не майор милиции Евгений Павлович Строку», затянулась бы эта процедура до морковкиною заговенья...
Первой мыслью Ивана Ивановича было позвонить домой, разбудить Саню и привести его сюда, в управление, на очную ставку с Лазней. И тогда бы перевернувшийся вверх тормашками мир встал на свое место. Но звонить домой при Лазне Ивану Ивановичу не хотелось. Он уже с ненавистью смотрел на бригадира проходчиков и удивлялся, что симпатичного мог найти в этом здоровом дяде. Башка — дыней, нос — нашлепкой, с бородавкой па правой ноздре. Глаза лупатые, навыкате, и оскал зубов, когда Лазня говорит, хшциый. Зубы огромные, лошадиные, прокуренные, выглядят ржаными. Волосы реденькие... Л пле-шивина — как блин на всю сковородку. Даже зачес «чего изволите», словно у купеческого приказчика, не скрывает ее. А эта цветастая, «приблатненная» манера разговора, этот тюремный жаргон, который служит тем, кто ворует, грабит, убивает, насильничает...
Откуда взялась вся эта «музыка»? Нахватались ловкие, бывалые пройдохи, колеся по широким просторам страны, нашинских же слов и приспособили их на свою потребу, вывернув смысл и содержание наизнанку. Любого украинца спроси, что такое «чувал», он пояснит: большой мешок, а в глубинной России такого слова не знают. Посему это понятие и попало в «воровскую» копилку. Иногда слова, позаимствованные из национальных языков, в силу малограмотности «первооткрывателей» приобретают искаженный смысл. Украинский диалектизм «лой» — внутренний жир, на воровском языке означает мед. В этот жаргон вошли также «бытовизмы». Во всех анекдотах тещу называют «пилой». Кладовая — «лабаз» (от купеческих времен осталось), нос — «дымоход» (курящие любят выпускать дым через нос). Старый человек — «гипертоник» (увы, это нередко соответствует истине). Иногда воровскому жаргону нельзя отказать в меткости выражений: умная голова — «сообразильник». А порою просто удивляешься эмоциональной окраске некоторых выражений. Тунеядец — «глиста в обмороке». Необъяснима этимология выражения,
зато памятно и зло. Но чаще всего жаргон пополняют «перевертыши». «Юбиляр» — это отнюдь не тот, кого чествуют, а вор-новичок. «Поздравить с добрым утром» — совсем не одно и то же, что поднести бабушке ее любимые пироги с морковью, как поступила сказочная Красная Шапочка. Для майора милиции Орача умение пользоваться набором слов и выражений, которые употребляются в среде преступников,— служебная необходимость. И какой болью в его душе отзывалось, когда эти «блатняки» появлялись в языке молодых ребят, которые ищут романтику там, где ее нет и быть не может. «Чувиха» — весьма доступная особа. Разве это не оскорбление для девушки? А словечко вошло в моду. Иван Иванович не мог взять в Толк, почему надо с помощью воровского жаргона персонифицировать язык героев, не имеющих никакого отношения к преступному миру, выдавая этот псевдолитературньгн прием за «требование времени».
Иной писатель утверждает, что слова-перевертыши якобы живут в молодежной среде, поэтому, отражая нынешнюю действительность, он и использовал их.
Но, во-первых, как в молодежную среду попали воровские жаргонизмы? У нас что же, вся молодежь состоит из вчерашних зеков? Нет же! И словарей-учебников по воровской лексике в библиотеках не предлагают.
Будь у Ивана Ивановича свободное время, он занялся бы исследованием: у какой именно молодежи в ходу всякие «блатняки»? И какое социальное явление стоит за эпидемическим распространением жаргона в молодежной среде. Не является ли это просто глупой, сиюминутной модой? А может быть, это язык бездельников и. тунеядцев, тех, кто уже привык жить за чужой счет? Такие не сеют, ие жнут, а сыты. Это мы их взлелеяли, своей добротой, милосердием и бесхозяйственностью.
Иван Иванович поймал себя на мысли, что он готов думать сейчас о чем угодно, только не о том, что на его рабочем столе лежит фотопортрет в «три вида» и все они говорят об одном: бородач, которого подвез на своей машине Богдан Лазня до магазина «Акация» за несколько минут до ограбления,— это Александр Орач. Сын, надежда и гордость Ивана Ивановича.
Поверить этому факту он не мог, а не верить не имел права. Он на службе, он разыскивает опасного преступника... И след вывел его...
«Не может этого быть!»
Но почему?
Другие папы-мамы, когда их чадо, совершив преступление, оказывалось па скамье подсудимых, тоже разводили руками и клялись всем святым, что здесь какое-то недоразумение. А на суде выяснялось,— в жизни сынок усвоил, что его номенклатурному родителю все дозволено: и недостроенный объект сдать «на отлично», и перевыполнение плана приписан., получи» за ото орден... А чем он хуже папаши! И он — с усами!
«Чего ему не хватало!» — восклицают убитые горем родственнички. А не хватало-то ему лишь мобилизующей взыскательности, которая лелеет чувство ответственности хотя бы перед самим собою, да доброго примера. Многие ли из нас могут сказать своим детям: «Во всем, без исключения, как я...» В Библии написано: «Да не познает сын наготы отца своего...» Не физической наготы, но духовной. Библии пе менее трех тысяч лет, вот и выходит, что испокон веку родители прятали от детей свою сущность. Почему? Значит, было им что скрывать, чего стесняться?
Был ли Иван Иванович сыну тем безупречным примером, но которому выверяют жизнь? Хотел быть... Надеялся, что был...
Как же теперь майору Орачу относиться к «вещественным доказательствам и уликам», которые предоставил в его распоряжение безучастный к происходящему фоторобот?
Мысль Ивана Ивановича работала непрестанно. Он искал выход из безвыходного положения, ему надо было во что бы то ни стало найти оправдание для сына. Может быть, жертва какой-то случайности? Только пе преступник!
— Посиди,— сказал Иван Иванович старшему оперуполномоченному Крутоярову, кивнув па Лазню.— Я сейчас вернусь.
Решил позвонить домой и услышать голос сына. Он его спросит... Нет, пригласит сюда, в управление. Официально и немедленно. И задаст вопрос: «Что вы, Александр Иванович, делали двадцать девятого апреля по второй половине дня? А с семнадцати тридцати — буквально но минутам. Назовите тех, кто может подтвердить ваши слова...»
3.07. Куда человека вызывать в такое время? Съездить за Саней... Вначале убедиться самому... Заглянуть в глаза и спросить: «Что ты делал в мебельном магазине в 18.00?»
Может быть, Саня улыбнется и скажет:
«В каком мебельном магазине? После обеда я пе выходил из лаборатории. Мы с Викентием Титовичем...»
И будет полное алиби.
Иван Иванович хотел позвонить домой из приемной, по ему этот телефон почему-то показался не очень надежным. И он прошел к дежурному, дремавшему при входе. Заслышав шаги Орача, старший лейтенант расстался с дремой и поднялся со стула.
— Сидите, сидите,— успокоил его Иван Иванович,— мне надо позвонить...
Он торопливо набрал номер. Правая рука, гонявшая диск по кругу, мелко, противно дрожала. Покойная мать (царство ей небесное) непременно бы вспомнила приговорку! «В детстве от чужих кур яйца выбирал».
«Выбирал... Выбирал...»
Трубку подняла жена Аннушка. Она и должна была ее поднять: на ночь телефон ставился у изголовья кровати.
— Але,— промямлила она спросонья.— Вас слушают.
— Анюта, это я,— сказал Иван Иванович.— Я тут чуток подзадержался.
— Хорош «чуток» — уже почти утро.
— Дела. Как вы там?
— Спим...
— О Сане подумал. Защита диссертации на носу. Поздно вернулся?
— Совсем не приходил,— с чувством растерянности ответила жена.— Ну хоть бы предупредил! А Марина пилит меня: «Чего опекаешь! У парня могут быть и мужские дела». Так-то оно так, но мыслимое ли это дело — по ночам! Институт — не милиция.— Тут Аннушка, видимо, очнулась ото сна, уловила в ночном звонке мужа какую-то тревогу.— А что случилось? — спросила она с беспокойством.
Ивану Ивановичу довелось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы как можно спокойнее ответить:
— Да ничего... Это я так... Евгений Павлович уехал в район, я остался на хозяйстве. Что-то па сон клонит. Решил, дай позвоню домой... А на часы и не глянул.
— Отец,— еще больше встревожилась Аннушка,— ты не умеешь врать. Что с Саней?
— Выдумщица, досыпай!
И, пожелав приятных сновидений, он поспешно положил трубку.
Сына дома пе было... Ото Иван Иванович воспринял как косвенное подтверждение самого худшего.
«А если бы был? Фотокарточки, выполненные роботом, перестали бы существовать?»
Сестра Аннушки Марина, от которой у Сани не было секретов (чего не скажешь об отце с матерью), может быть, и права: у двадцатисемилетнего холостого парня, конечно же, могут быть чисто мужские дела. И плохо, если их нет. Но Саня никогда вот так бесследно не исчезает. По крайней мере, отец не мог припомнить подобный случай. Если что — позвонит, предупредит. Я там-то, не беспокойтесь... Объяснение игре и молчанку найти не сложно: где-то с друзьями. А телефона поблизости нет...
Еще вчера такое объяснение было бы правомочным. Л сегодня ему противоречили весьма веские факты: портрет бородача, выполненный со слов очевидцев фотороботом в трех измерениях...
Шагая по длинному полутемному в такое время коридору к себе в кабинет, Иван Иванович почему-то подумал об офицерской чести. Он поверил: да, может наступить такой момент, когда весь смысл жизни будет заключаться в пуле, пущенной себе в висок.
«Глупистика-ерундистика...»И тут он вдруг вспомнил. Иван Иванович предупредил Лазню, что теперь все будет зависеть от ого откровенности, в какой мере он проявит желание помочь органам побыстрее задержать бородатого. И Лазня со скрытой угрозой ответил: «Задержите. К утру».
Почему именно к утру?Вспомнил и сопоставил факты: Саня работал с Лазней на одном участке полгода. И у них, если верить Сане, установились довольно дружеские отношения. В таком случав Лазня превосходно знал, кого везет к мебельному магазину.
Знал!В бане, подсев к нему на лавку, Иван Иванович назвал свое звание и фамилию: «Майор милиции Орач». Естественно предположить, что Лазня понял: перед ним отец горпого мастера Александра Орача. (Саня никогда не делал тайны из того, где работает его отец.)
Так вот, давая детали для фоторобота, не мог ли Лазня умышленно завести следствие в тупик? Он вез в магазин совсем пе того бородача, приметы которого описал при допросе.
Это предположение было тем ключом, которое сразу связывало воедино все разрозненные противоречивые факты.
Открыл дверь в кабинет и увидел Лазню, как-то уж очень безвинно дремавшего, сидя на стуле чуть поодаль от стола: склонил лобастую голову на плечо и мирно поса-
пывает. «Он! Он должен дать подтверждение тому, что Саня к событиям в мебельном магазине не причастен...» Крутояров держал в руках телефонную трубку.
— Товарищ майор, вас... Участковый Дробов. Требовал полковника Строкуна. Я объяснил, что вы на данный момент замещаете Евгения Павловича, который отбыл в срочную командировку.
«Дробов... Дробов... А, это тот проворный старлей, который первым сообщил об ограблении...» Иван Иванович взял трубку.
— Старший лейтенант, я вас слушаю.
Дробов хотел сообщить полковнику Строкуну новые сведения, но если замнача пег, он доложит майору Орачу.
— Я бы не стал тревожить, но полковник все время твердил: «Ищите машину». А тут прописались еще один «Жигули»... Серого цвета. Их накануне видели дважды и но время ограбления тоже. Все в разных местах. К магазину впритык не подъезжали, паслись поодаль.
«Конечно же, «Жигули» серого цвета!» Этот новый факт давал Ивану Ивановичу хоть какую-то, самую отдаленную надежду на то, что фоторобот ошибся. Если была еще одна машина, значит, в ней были какие-то люди... Не Лазня с Саней, а кто-то совсем другой...
В Иване Ивановиче зародилась благодарность к въедливому участковому. Ему можно было бы спать спокойно — свое дело сделал, известил начальство, так сказать, передал «случае» по инстанции, в надежные руки. А он все ищет что-то и, самое удивительное, находит. Четвертый час ночи...
— Где ваш свидетель?
— Дома. Это тут неподалеку. Учитель на пенсии. Но дедуган из крепеньких, десять километров в день выхаживает, как спортсмен. Я бы его привез, да нечем.
— Вы где?
— У себя на участке. Выделили мне местечко в перекрытом подъезде. Жильцы ходят со двора, а у меня парадный подъезд — с улицы. Овнатаняна, девяносто семь.
— Ждите. Выезжаю.
Сна как не бывало. Сообщение участкового инспектора Дробова вернуло Ивану Ивановичу надежду.
— Олег Савельевич, задержанного,— кивнул Иван Иванович на Лазню,— в изолятор. Я на свидание.
Он поспешил во двор, где стояла машина. Может быть, следовало бы задать Богдану Андреевичу главный вопрос: «Вы знали, что я отец того бородача, которого вы якобы привезли к мебельному магазину за несколько минут до ограбления?» Интересно, что ответил бы Лазня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41