Мы шли без привалов на всём протяжении пути. Каждый солдат нашего взвода нёс на себе оружие, боеприпасы и ранцевый инструмент. Он шел в полной выкладке и нёс на себе все, что должен иметь солдат на войне. Во взводе был пулемет с запасом дисков и несколько цинковых коробок с патронами. Весь этот груз был равномерно распределен на каждого солдата. И тяжелая поступь солдат не позволяла нам бежать по дороге. Я не торопил своих солдат и не хотел увеличивать скорость ход. Но я предупредил каждого на счет амуниции, оружия и боеприпасов, что ничего не должно быть брошено или потеряно. Сейчас это наша основная и главная задача. Несмотря на усталость, каждый должен выйти к своим в полной выкладке и с оружием. Это наше лицо, наш воинский долг. По нему о нас будут судить, по нему нас встретят и окажут доверие. Солдаты идут медленно, тяжело передвигая ноги. Каждый понимает и сознаёт, что нужно идти во чтобы-то не стало. Нужно сегодня успеть покинуть район окружения. Это наша задача номер один. Это наша надежда! А чем собственно живет человек, если не надеждой! В этом году сухая и короткая осень. Сегодня 10 октября. Утром все придорожные канавы и кусты покрыты инеем. В движении, когда идёшь, холода не чувствуешь. Но белые выдохи горячего дыхания отчетливо видны. Начало октября, а ночью уже успел прихватить холодок! День выдался… К полудню мы проходим какую-то деревню. Мы не спросили, как она называется, нам не до неё. Деревня как деревня, большая, в несколько посадов. На крыльце одного из домов стоит мужик на вид лет сорока, на нём кирзовые сапоги, солдатская гимнастерка, на голове пилотка со звездочкой, а вместо шинели надета деревенская поддёвка. По всему видно, что он, отступая, дошел до своей избы и дальше идти не захотел. Маленькие, пустые глазки так и бегали на его худом и не бритом лице. То ли он ждал от нас поддержки, то ли порицания. Но, видать, идущая по деревни колона солдат, вызвала в нём чувство сомнения и замешательства. -Куда же вы братцы, русские люди, идете? – обратился он к нам, когда мы проходили мимо крыльца. – Ладно там молодые, глупые и несмышленые! Вы-то кажись все в возрасте и в летах. И он посмотрел поверх касок солдат куда-то в (слово не разобрал) даль. – Неужто и у вас никакого понятия? Он внимательно разглядывал моих уставших солдат, и от его быстрого взгляда я, лейтенант, тоже не ускользнул. – Немец вчера взял Старицу и Зубцов. Сегодня он двинул войска на Калинин. Вашему брату деваться некуды! Глянь через неделю и Москву. Офицерам и лейтенантам, тем, конечно, нужно драпать в лес. А я вот солдат, до дома дошел и стоп! Хватит, навоевался! Идти больнее некуды! Всей войне скоро конец! Он говорил, убеждал, шарил глазами солдат, а в душе у него была неуверенность и сомнение. Будь он решителен и тверд в своём решении, он не стоял бы на крыльце и не искал бы у нас одобрения и поддержки, у нас, у проходящих мимо, усталых и измученных солдат. Он смотрел на нас сочувственно, а сам чего-то боялся. Солдаты молча, медленно передвигали ноги, проходили мимо него, ещё ниже склонив свои головы. Они шли как на своих собственных похоронах. Возможно! – подумал я. – Кто совсем обессилел, захочет остаться где-нибудь по дороге в деревне. Солдаты не в силах нести на себе больного или безногого. Подумал! Но ничего не сказал своим солдатам и не ответил стоящему на высоком крыльце оратору. За такие речи его могли расстрелять на месте. Но на его счастье, среди нас не было тех людей, которые занимались этим делом, как своим ремеслом. Они давно, при первых признаках немецкого прорыва, подобрали длинные полы шинелей, сели в машины и укатили в глубокий тыл. Солдаты мои все были москвичи. А это, скажу я вам, не маловажное значение. Никто из них без особой на то нужды не захочет оседать в первой попавшейся деревни. К тому же мы верили, что доберемся до Волги, и что на том крутом берегу нас ждут и встретят с уважением. Мы не только надеялись, мы были уверены, что за Волгой проходит одна линия укреплений, что для нас там оставлено место в бетонном каземате, и они только ждут, чтобы мы (слово не разобрал). Нам и в голову не пришло, что за Волгой нет никаких укреплений, что мы в спешке просто забыты, и никто нас больше не ждет. Оборона нашего укрепрайона была построена в одну линию и при первом же ударе немцев была прорвана. Дорога не Зубцов, Старицу, Погореле-Городище, Калинин и Москву была открыта. Связь со штабом оборвалась. Образовался котел, из которого, теперь задыхаясь, бежала солдатская масса. А то, что мы идём и выбираем себе дорогу, хотим вырваться из немецкого котла, то это зависело только от нашего желания, сознания и совести. Сверни мы сейчас в другую сторону, возьми мы случайно неверное направление, и мы навсегда останемся за пределами войны. Мы были представлены сами себе, но у нас есть в душе вера и воля. Мы с трудом передвигаем тяжелые ноги, всё тело ноет и бесконечно болит от ходьбы. В начале пути почему-то болела только шея, потом боль перекинулась в поясницу, а к вечеру нестерпимо болели ноги, мы их просто за собой волокли. Для нас было важно одно. Мы держались друг друга, мы шли по дороге все вместе, никого не потеряли, и никто не отстал. Это было, пожалуй, наше основное преимущество. Отстань кто один, свались больным в деревне, ему никто там не поможет, ему никто там ничем не обязан. Так что держись солдат за своих! Ничего, что мы выдохлись и устали, из последних сил передвигаем ноги. У нас, брат, другого выхода нет! Нужно идти! Сам понимаешь! На другом конце деревни мы попытались спросить старуху. Но она о дороге ничего не могла сказать. Она сама была беженкой, и только что ночью приехала на телеги из-под Зубцова. Хотя все мелкие группы шли одной колонной и в одном направлении, но единства с военной точки зрения среди них не было. Теперь с падением Зубцова и Старицы идущие впереди заметно поубавили свой шаг. Среди солдат отдельных групп тоже были лейтенанты, но они, как и я, маршрута и карт не имели. Они шли наугад и опекали только своих солдат. Бесконечные группы немецкой авиации летят у нас над головами. Они летят в том же направлении, куда двигаемся мы. Видя всё это, отдельные группы солдат начинают отделяться от общего потока. Они сходят с дороги и сворачивают куда-то в сторону. Одна группа солдат, что идёт рядом с нами, предлагает взять направление на восток, сразу идти на Москву. Другие, наоборот, предлагают идти на Оленино. Но вот нам навстречу, по дороге со стороны Зубцова, вываливается на большак большая группа солдат. Они где-то там впереди напоролись на немцев, постреляли сами и были обстреляны. Побросав убитых и раненых, обгоняя друг друга, они бежали нам навстречу. Забавно и жалко было на них смотреть. Грязные, усталые, с перепуганными лицами. Увидев нас, они обрадовались, замахали руками, прибавили шагу и поспешили к нам. Подойдя ближе, они остановились, и, перебивая друг друга, сразу загалдели. Они стали рассказывать нам о том, что произошло с ними в дороге. На большаке сошлись две встречные партии. Одна шла на Ржев, другая прибежала из-под Зубцова. А где был тот перешеек шириной в три километра, никто точно не знал. Пошумев, погалдев, и солидно полаявшись, солдаты выяснили свои отношения, стратегическую обстановку на фронте и, как встревоженный рой пчёл, загудели, закружились, колыхнулись и сорвались с места, и побежали в сторону от дороги, толпой скатились с большака и, взяв направление на Оленино зашагали от нас. Удерживать их было бесполезно. Здесь действовал закон стихии масс. В один миг всё изменилось. Спокойно шагавший, усталый поток измученных солдат вдруг сорвался с места и, торопливо перебирая ногами, скрылся на повороте дороги, за опушкой леса. Просёлочными и лесными дорогами, куда боялись сунуться немцы, солдаты разбежались и пропали без вести. Возможно кто-то среди них торопился домой, а другой не против пристроиться примнем, и пожить на хлебах у безмужней хозяйки. Глядя им вслед, мы недоумевали и не знали, что делать. Вот мы и одни! Мы по-прежнему продолжали стоять на дороге. Теперь нам снова нужно выбирать свой путь. Немецкие самолеты, тяжело завывая, летят боевыми группами у нас над головой. Они идут ровными косяками, не обращая на нас никакого внимания. У них дела впереди поважней. Поговорив со старшиной и выслушав, что скажут солдаты, я мысленно прицелился в то место, куда летели самолеты. Подал команду и взвод тронулся. Там, куда летят самолеты, рассудил я, идут бои и должен находиться проход из котла окружения. Мы идём по тому же большаку, но настроение подавленное, состояние растерянное и топаем мы по дороге молчаливо. Иногда нам кажется, что мы идем не туда и нашему пути не будет конца. На дороге пустынно, кругом безлюдно и всё неподвижно. Тяжелый путь и тягостное настроение! Я только потом осознал, что война с немцами не занятия по военной тактике у ящика с песком. Это не полевое занятие в училище, когда, разинув рты, бегали и кричали – Ура! Тогда мы, кололи гранеными штыками налево и направо воображаемого противника. Теперь войну предстояло узнать с черного хода, познать её на собственном опыте, представит в другом свирепом виде. Иногда над нами появлялась немецкая стрекоза. Это несколько оживляло нас в пути и отвлекало от всяких унылых раздумий. Немецкий костыль, как приелось потом к нему это название, крутил и вертелся над дорогой, где мы шли. Он переваливался с крыла не крыло, спускался вниз, так что было видно в кабине одинокого летчика. Потом он взмывал вверх, улетал вперед и через некоторое время возвращался снова. Но так как он не стрелял и не бросал бомбы, а только назойливо стрекотал и кружил над дорогой, мы шли вполне спокойно. Я иногда посматривал вверх и старался рассмотреть его получше. Война шла уже полным ходом, а мы не знали ни типы, ни опознавательные знаки немецких самолетов. Кресты на крыльях и на фюзеляжах были обведены красной каймой и нам снизу они казались красными звездами. Мы останавливались и, задрав головы, рассматривали их. Возможно в том направлении, куда улетал немецкий костыль, и находился узкий перешеек, к которому мы спешили. 11 октября, в субботу, сбив наш заслон под Старицей, немцы устремились на Калинин. Перерезав железную дорогу под Зубцовым, немцы бросились на другою основную магистраль. Люди, бродившие в это время в окружении, знали все последние новости от других разбитых (не уверен, что это слово) солдат и беженцев. Мы шли так остаток дня и весь вечер. День угасал, надвигались сумерки. Под ногами на дороге то песок, то камни, то камни, то застывшая от холода земля. А когда вошли в лес, в лесу дорога была местами перехвачена корнями деревьев. Время бежит, а мы продолжаем упорно и медленно двигаться вперед. Когда стало совсем темно, мы свернули на широкий прогалок и, поднявшись на бугор, вступили на хорошую, замощенную булыжником мостовую, и солдаты сразу застучали сапогами. По состоянию дороги чувствовалась близость большого города. Под ногами исправно мощеная дорога. В пригороде такие участки обычно не большие и тянуться они сравнительно недалеко (может лучше «не долго»). Городские власти, так сказать, поддерживает только парадный въезд. Мы идем, а кругом по-прежнему всё неподвижно, сумрачно и неуловимо тихо. За обочиной дороги видны чёрные силуэты одноэтажных домов и заколоченные досками оконные рамы. Некоторые из домов имеют железные крыши. Но это не Ржев, это узкая полоска домов, вытянувшаяся в один ряд вдоль дороги. Дома кажутся сумрачными, люди как будто вымерли. Где-то на ветру поскрипывает раскрытая дверь. На фоне негромкого перебора солдатских ног по краю мостовой этот скрип слышно на ходу, не надо останавливаться, чтобы прислушаться. Возможно люди где-то и есть. Не все расстались со своим скарбом и сбежали. Они только делают вид, что дома пустые и всеми брошены, а сами прячутся от неизвестности и от нас. Кто там шагает с оружием на плечах? Мы идем вперед и ног под собой не чувствуем. Кругом темнота и впереди ничего не видно. «Ночью немцы не воюют!» – рассказывали нам отступавшие солдаты, которые успели побывать в перестрелках и боях. «По воскресеньям у немцев – выходной!» Сегодня одиннадцатое число, а завтра двенадцатое – воскресенье. Возможно нам повезло, мы можем проскочит через Волгу. Сейчас впереди пустой большак и по нашему мнению он должен привести нас к берегу Волги. Но дело в том, что мы пока точно не знаем, где и как мы переправимся через неё. Попадись нам сейчас кто навстречу, скажи, что сейчас мы находимся на подходе к Зубцову, мы сразу поверим и повернем поспешно назад. Так двигались мы в темноте, как бы наощупь, в беззвучном пространстве. – Сейчас будет Ржев – сказал старшина. И действительно, впереди стал разгораться бледный закат. Я посмотрел на стрелку компаса. Закат был на севере. Что это? Обман зрения или отсвет пожара? Я ещё раз беру азимут на светлое пятно, которое отражается в небе. Первые сутки кончились с момента нашего выхода из Ура. В час мы делаем километра три, не более. Сколько мы успели пройти, если на всём пути не разу ни остановились и ни присели? Но вот, за поворотом дороги снова показались ярко освящённые облака и в тёмной низине на берегу, мы увидели неясные очертания моста. Деревянный мост был цел. Под мостом тихо плескалась вода. – Думаю, что мы подошли ко Ржеву! – сказал я старшине, стоявшему рядом. – Вот Волга, а на том берегу Ржев. – Узнаешь старшина? – Когда-то мы здесь с тобой проходили! Только в обратном направлении! Узнаешь? – Вот она та дорога, по которой мы свернули, когда совершали марш в укрепрайон. – Мы её с тобой в темноте не узнали!
(Тут не понятно то ли диалог, то ли монолог)
* * *
Глава 4. Ржев
Текст главы набирал Mole Man@yandex.ru
??.07.1983 (правка)
Октябрь 1941

Из-за края обрывистого берега, на той стороне Волги, были видны тёмные крыши домов и освещенные снизу огнем нависшие низкие тучи. Только теперь, спускаясь к мосту, перед собой мы увидели зарево огромного пожара. Пламя висело над городом и зловеще [колебалось] металось ****** над крышами. Снопы летящих искр кружились в воздухе и поднимались в небо. Огненным отблеском были освещены клубы черного дыма. Тяжелые, налитые дымом облака плыли над городом. Вступив на бревенчатый настил моста через Волгу, мы сразу заметили перебегающих от перил к перилам людей. Какие-то неясные фигуры метались в темном пролёте моста.
– Возможно, телега застряла? – подумалось мне, – Лошадь ногой сквозь настил провалилась. Теперь её нужно вытягивать на себе. Хорошо, наверно думают, что мы подоспели! Но на мосту, занятые своим делом солдаты не обратили на нас никакого внимания. Подойдя ближе и рассмотрев их, мы остановились и хотели спросить, где находятся наши и куда нам следует идти?
– Давай быстрей! – закричали они, увидев нас на мосту. – Бегом на ту сторону!
– Мы мост взрываем! Это были саперы всё той же 119 стрелковой дивизии, И это всё, что нам удалось узнать у них на ходу. Взвод, тяжело ступая, загрохотал по деревянному настилу, перебегал пролеты моста и стал подниматься медленно вверх по боковой наклонной дороге. Берег Волги со стороны Ржева был крутой по склону. Опоздай мы на минуту – ****** взлетели бы вместе с мостом. Не успели мы сделать и нескольких шагов по дороге, как сзади нас, над рекой раздались два мощных взрыва. В воздух полетели доски и бревна, вздыбилась земля, в небо поднялись фонтаны воды. Мы сразу повалялись на дорогу. Упали, кто где стоял, не зная как укрыться от взрывов. Некоторое время мы лежали, прильнув к холодным камням мостовой. Мы думали, что у саперов ещё не взорвано несколько поставленных зарядов. Сверху на нас стали падать деревянные обломки, нас обдало водой. В воздухе носилась водяная пыль и брызги. Такое впечатление, как будто тяжелые налитые дождём тучи, нависшие над рекой, не выдержали своей тяжести и с грохотом хлынули на землю. Мы были уверены, что саперы, взорвав мост, нас тут же догонят, покажут нам дорогу и направление, куда нам следует идти.
– 2- Но пока мы, оглушенные, мокрые и окончательно обессиленные, поднимались, отряхивались и приходили в себя, сапёры в темноте бесследно исчезли. Мы поднялись наверх, и вышли на [площадку] бугор. Перед нашим взором предстал город, охваченный огнем. Всё кругом, и дома, и заборы, разбитые стекла, и сорванные рамы с петель, обрушенные стены, осевшие крыши, безлюдные улицы, отражались как в кривом зеркале и колебались в потоках нагретого воздуха. Черед взором куда-то все плыло. Город был брошен. Людей на улицах не было видно. Где искать нам дорогу? Куда поворачивать? И куда вообще нам идти? Мы стояли и смотрели на пылающие дома. Огромные черные клубы дыма, они как гигантских размеров шары, переваливались, крутились, и медленно уползали вверх. Не слышно было ни грохота, ни стрельбы. Потрескивали и шипели объятые пламенем деревянные переборки домов. В воздухе стоял противный запах гари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26