Вот только далеко не все мужчины (да и женщины тоже, будем справедливы) могут и хотят держать себя в предписанных законом и обычаем рамках. На то он и брачный сезон — пора безумств.
Было холодно. Я поплотнее запахнула пальто и обняла себя за плечи. Явно неподходящая погода для ночевки на открытом воздухе.
Да еще, судя по затянутому облаками небу, и дождь может пойти…
Нужно ли мне как можно скорее выбраться из города (до ближайшей деревни, наверное, придется идти пешком часа два) или опасность уже позади и можно поискать пристанище здесь? Вопрос на самом деле бессмысленный — я все равно не ориентировалась в Лорне, так что оставалось шагать наугад. Перед каждой площадью я замедлила шаг и осторожно выглядывала из-за угла — вдруг ноги сыграли со мной злую шутку и привели обратно к зверинцу?..
Но нет, этой встречи мне удалось избежать. Зато, проплутав некоторое время по погруженным во мрак улицам, я вышла к порту.
Это был речной порт. Как я и опасалась, Гарвумы завезли меня не только на юг, но и в глубь континента. Однако, судя по стройным мачтам явно морских судов, возвышавшимся у дальних причалов, за баржами и ройками, океан был все же недалеко.
Порт, как обычно и бывает ночью, выглядел совершенно безжизненным. От реки тянуло тинистым запахом сырой рыбы; изредка доносился тихий всплеск. Кое-где на воде подрагивали желтые отсветы кормовых фонарей, но в целом порт, как и весь город, лежал во тьме.
Я двинулась по набережной, мимо сваленных в кучу тяжелых мешков и накрытых брезентом ящиков, мимо посаженных на цепь лодок и застывших неподвижно грузовых стрел, в сторону вытянувшихся вдоль берега длинных сараев. Если бы мне удалось пробраться в какой-нибудь из них, там можно было бы достаточно комфортно переночевать.
Поначалу меня ждало разочарование в виде висевших на дверях портовых складов замков, слишком массивных, чтобы взломать их моим прутом, — чего в общем-то и следовало ожидать. Но один из сараев в дальнем конце порта оказался заперт на простой металлический засов, без замка. Не без труда сдвинув с места тяжелую чугунную полосу, я приоткрыла дверь и скользнула внутрь.
Когда я закрыла дверь за собой, темнота стала абсолютной. Вытянув руки, я двинулась в дальний угол. Под ногами раздался писк, и мелкие коготки быстро процокали по доскам пола. Йаги. Не очень приятное соседство, бывали случаи, что они отгрызали пальцы слабым и больным аньйо… Ну ничего, у меня-то достаточно сил, чтобы их отпугнуть.
Я наткнулась на какие-то ящики, уступами громоздившиеся у стены, ощупала рукой сплошные стенки из толстой фанеры. По этим ящикам я полезла наверх, подальше от сновавших внизу грызунов. Лучше бы, конечно, это были мешки с чем-нибудь мягким. Но в мешок имеет смысл класть только то, что не заинтересует йагов, иначе они легко прогрызут его. Значит ли это, что в ящиках что-то съедобное? Совсем необязательно, конечно, да и представления о съедобности у йагов гораздо шире, чем у аньйо… Все же я решила проверить — еда бы мне пригодилась.
С большим трудом мне удалось просунуть конец моего штыря между стенкой и крышкой одного из верхних ящиков. Я осторожно надавила, стараясь не сломать крышку и выдернуть удерживающие ее гвозди. После нескольких движений мне это удалось. Я откинула крышку и сунула руку внутрь; пальцы погрузились во что-то рассыпчатое, мелкое и твердое. Зерно. Действительно, для йагов — желанная добыча, а вот для меня пользы мало: грызть немолотые зерна — способ скорее испортить зубы, чем наесться. Зато постель из них получится более мягкая, чем из голых досок. Да и теплее, если в них зарыться…
Я, в одежде и обуви, улеглась в ящик (если свернуться калачиком, длины как раз хватало) и поерзала, устраиваясь поудобнее. Часть зерна при этом, конечно, с шумом ссыпалась вниз, на радость йагам, но имущественные права его владельцев меня не слишком заботили. Меня больше волновало, как бы не проспать рассвет и вовремя покинуть сарай; но в последние декады мне не давали залеживаться по утрам, и я понадеялась, что выработавшаяся привычка сработает.
Но не успела я задремать, как снаружи послышались шаги и приглушенные голоса. Я испуганно распахнула глаза, поднимая голову из ящика. Сквозь щели между досками двери пробивался свет фонаря; загремел отодвигаемый засов (заметили ли они, что он уже был открыт? я ведь сдвинула его всего чуть-чуть!). Выходит, замка на двери не было не просто так — ждали гостей… Понимая, что сейчас сюда войдут, я быстро выбросила из-под себя еще несколько пригоршней зерна, углубляя свое ложе. Конечно, рассыпанное зерно может вызвать их подозрения, но пусть лучше они увидят его, чем меня.
Дверь уже отворялась, когда я легла и накрылась крышкой. Вслепую мне не удалось попасть гвоздями в прежние дырки; судя по звукам, пришедшие были уже внутри, а я все еще двигала крышку влево-вправо, вперед-назад, пытаясь пристроить эти чертовы гвозди. К счастью, у вошедших был лишь один фонарь, и не очень сильный, а сарай был велик, и они, должно быть, еще не могли как следует рассмотреть в полумраке мой ящик. Наконец гвозди нашли свои места, и крышка легла как надо. Но не слишком ли поздно? Я слышала, как они идут ко мне, и затаилась, не дыша.
— Вот эти ящики, — сказал грубый пропитой голос. — Вишь, крестом помечены.
— Ага, — откликнулся другой. — Ну-ка, взяли! Кто-то крякнул, башмаки тяжело затопали обратно к выходу.
— Подымай, — тут же скомандовал своему напарнику следующий грузчик. Затем раздался шаркающий звук, будто кто-то споткнулся, йагиный писк и грубая ругань:
— Кыш, проклятые, чтоб вам черти!..
— Какой-то болван зерно рассыпал, вот они и сбежались.
Я похолодела.
— Черт с ним, с зерном, нам не за него платят. У меня отлегло от сердца.
Они продолжали выносить груз, и я почти успокоилась, убедившись, что зерно их не интересует, а значит, скоро они уйдут и оставят меня в покое. Но стоило мне утешить себя этой мыслью, как я услышала, что кто-то лезет наверх ко мне. Судя по звукам, сразу двое. Неужели что-то заметили? Я сжала свой прут. Я понятия не имела, что будет, если меня найдут, но догадывалась, что извинениями не отделаюсь, и даже предложение отработать причиненный ущерб вряд ли будет принято. Эти грузчики, работающие в столь неурочное время, вызывали куда больший страх, чем их обычные дневные коллеги.
— Взяли!
Ящик дрогнул, качнулся. Я поняла, что его спускают вниз. Только бы не ухватились за крышку!
Башмаки топали где-то недалеко от моей головы. Затем звук смягчился, почти пропал: грузчики шли уже не по деревянному полу, а по земле. Затем шарканье по камням, легкий крен, и снова топот по доскам, которые на сей раз скрипели и прогибались под тяжестью. Слабый проблеск света сквозь щели крышки, быстрые шаги навстречу — должно быть, возвращались налегке их товарищи, доставившие предыдущий ящик, — а затем я вдруг оказалась головой вниз, и зерно с шорохом потекло мне налицо, норовя засыпать ноздри. Ощущение не из приятных.
К счастью, длилось оно недолго: спуск по лестнице закончился, и ящик куда-то поставили. Послышались удаляющиеся шаги. Я прислушалась, пытаясь определить, есть ли кто-нибудь поблизости. Вроде было тихо, но едва я взялась за крышку, как затопали башмаки новых грузчиков, спускавшихся с очередной ношей. К счастью, они поставили ее рядом, а не на мой ящик — мне бы, разумеется, не хватило сил сдвинуть то, что с трудом поднимали двое здоровых мужиков. Потом и они поднялись по лестнице, где-то наверху хлопнул люк, погасив даже тусклый свет в щелях крышки, и все окончательно затихло.
Я, разумеется, понимала, что меня вместе с зерном погрузили в трюм неизвестного и подозрительного корабля и что оставаться здесь весьма небезопасно. С другой стороны, небезопасно и вылезать прямо сейчас. Я решила выждать хотя бы полчаса — пусть уляжется всякая активность, связанная с этой странной ночной погрузкой. И стала ждать. Лежа в ящике в полной темноте…
Если вы знаете, что такое недосып, вам не надо объяснять, что произошло. В общем, когда я проснулась, корабль уже покачивался на волнах. И явно не речных.
Я обругала себя всеми словами, какие знала, и даже хотела дать себе пощечину, но меня остановила мысль, что это все равно не поможет. Оставалось лишь выяснять, в какую передрягу я вляпалась на этот раз.
Наверняка уже наступил день, но тьма в трюме по-прежнему была абсолютной. Выбравшись из ящика, я чуть не упала — он стоял не на полу, а на других таких же ящиках, как и в сарае. Добравшись наконец до пола, я двинулась ощупью вдоль стены, впервые в жизни отчетливо осознавая, до чего же ужасно быть слепым.
К счастью, мне повезло. После долгих обшариваний стен, ящиков и тюков я наткнулась на лампу, висевшую на крюке. Несколько раз чиркнула колесиком, высекая искру; наконец внутри пыльного стекла затеплился огонек. Я сразу же убедилась, что масла в лампе на донышке и его надо экономить.
Трюм оказался заметно меньше, чем у «Гламдруга Великого». Очевидно, меньше был и сам корабль. Правда, теперь все эти подпалубные апартаменты приходились на меня одну, а не на сотни беженцев. Помимо ящиков с зерном, здесь были многочисленные тюки с мехами, что мне очень не понравилось. Значит, корабль идет на юг, в высокие широты… а мне-то нужен северо-запад Гантру!
Впрочем, куда больше мне не понравилось другое. Обследовав весь трюм, я не нашла ни пищи, ни воды. Очевидно, они хранились в каком-то отдельном помещении.
М-да. Опыт плавания без еды у меня уже был (да и в крайнем случае можно как-нибудь растолочь зерно), но без воды я протяну от силы дня четыре. Сдаться команде? Той самой, которая почему-то очень не хотела, чтобы при погрузке простого зерна были свидетели, иначе зачем грузиться ночью? А сейчас к тому же брачный сезон…
Ох, ну почему мне так не везет?! Да еще и бок болит, словно я спала не на мягком зерне, а на булыжниках…
Последняя мысль заставила меня задуматься. Вместо того чтобы задуть лампу, я вновь полезла к своему ящику, сунула руку внутрь и нащупала под ставшим моими усилиями тонким слоем зерна какие-то твердые цилиндрические предметы.
Это были бутылки с вином. Судя по этикеткам — дралигамское тринадцатого года. Я не пью спиртного и не разбираюсь в алкогольных напитках, но судя по упоминаниям, попадавшимся мне в книгах, это очень дорогое вино. Одна бутылка может стоить до сотни йонков. В ящиках с зерном передо мной лежало целое состояние.
Час от часу не легче — я на корабле контрабандистов! Теперь я уж точно не сомневалась, что мне нельзя попадать им в руки. С другой стороны, поразмыслив, я решила, что судно, наверное, все же идет в Гантру, ибо именно туда такой товар можно ввезти только контрабандой и получить, соответственно, наибольший куш. Официально гантрусы не пьют ничего крепче кислого пива. Исключение делается только для жрецов их богини плодородия, да и то не круглый год, а в честь праздников богини. Но сами понимаете — если есть запрет, найдутся и богачи, жаждущие его нарушить. А богачей в Гантру много. Как гласит тамошняя поговорка, «Гант-Ру зибех зангал-гал», что в дословном переводе значит «Гантру покоится на купцах».
Вообще, если в Ранайе два высших сословия — дворянское и купеческое — равны между собой (за исключением одного пункта: купец не может стать королем), а в консервативном Илсудруме аристократии отдается предпочтение, то в Гантру выше всех стоят именно купцы.
Точнее говоря, именно купеческая каста и образует там аристократию. Дворянства в инйалгдарском смысле там нет; ближе всего к этому понятию гантруская военная каста, но она объединяет всех военных, от генералов до рядовых, что, конечно, не позволяет считать ее аристократической с нашей точки зрения. В иерархии каст ее положение достаточно высокое, но все же подчиненное: военные существуют для того, чтобы защищать интересы торговцев. Да и вообще, дело военных — исполнять приказы, а не управлять государством. Страной управляют именно купцы. Единого правителя в Гантру нет, да и само слово «Гант-Ру», которое в Инйалгдаре воспринимают как имя собственное и пишут слитно, на самом деле термин, означающий что-то вроде «союз гильдий». Существует и территориальное деление, но именно гильдии (банкиры, торговцы скотом, железом и т.п.), а не территории, в отличие от той же Ранайи, посылают своих делегатов на Ра-Хаб — периодически собирающийся съезд, который избирает из своего состава правительство, включающее по одному представителю от каждой купеческой гильдии.
В отличие от наших сословий, принадлежность к гантруским кастам пожизненна; ни заслуги, ни преступления, ни иные перипетии судьбы не могут ее изменить. Меняется лишь положение внутри касты. Так, купец, даже разорившись, скатится на самое дно среди себе подобных, но все равно останется купцом, и представители низших каст должны будут относиться к нему с соответствующим почтением. Это, однако, не так удобно для привилегированных каст, как может показаться на первый взгляд. Почтением-то сыт не будешь. А нанять купца на работу, предназначенную для низшей касты, или — упаси гантруские боги! — подать ему милостыню нельзя, это оскорбление кастового достоинства. Причем закон не спрашивает у такого неудачника, что для него важнее — сохранить достоинство или не умереть с голода. Оскорбление достоинства одного есть оскорбление достоинства всей касты и посему терпимо быть не может. Что ж, при всей глупости негибкой кастовой системы как таковой нельзя не признать, что такая ее особенность, по крайней мере, дисциплинирует.
Все это, конечно, интересно. Но плыть до Гантру предстояло не меньше месяца, а у меня не было воды.
Вы, наверное, будете смеяться. Но поверьте — мне было не до смеха. Я уже сказала, что не пью спиртного. И по идейным соображениям, и просто потому, что мне не нравится вкус алкоголя. И тем не менее весь этот месяц день за днем я пила исключительно дралигамское тринадцатого года. Самое дорогое вино во всем западном Инйалгдаре. Такое могут себе позволить разве что король и некоторые купцы первой категории. Да и то не станут этого делать, ибо подобное мотовство свидетельствует о дурном вкусе. Я пила его с отвращением. Ну, может, отвращение — слишком сильное слово, по сравнению с другими винами это, должно быть, действительно превосходно… но соки все равно вкуснее. Не говоря уже о мерзкой сухости во рту, которая, как мне вскоре пришлось убедиться, является расплатой за подобное питье.
А еще я вымачивала в нем зерна и ела. Уверена, никто и никогда не использовал дралигамское для такой цели!
К счастью, оно не слишком крепкое, так что мне хватало утолить жажду, не слишком при этом пьянея. То есть выпитое проявлялось главным образом в том, что я много спала — ну да оно и к лучшему, все равно делать было нечего. Во время же бодрствования сознание оставалось вполне ясным.
По крайней мере, достаточно ясным, чтобы задумываться, как мне выбраться отсюда в конце плавания. Прежний способ, в ящике, не годился: наверняка сразу же после разгрузки эти ящики доставят в укромное место с надежными стенами и, конечно, сразу откроют, чтобы убедиться в наличии и качестве товара. Можно было бы дождаться, пока на борт поднимутся гантруские таможенные чиновники, и сдаться им, но контрабандный груз, скорее всего, выгрузят, не заходя в порт, в какой-нибудь укромной бухте, так что помощи ждать неоткуда. Внаглую выскочить на палубу и выпрыгнуть за борт, когда берег будет уже близко, тоже не получится — они, конечно, растеряются, и, прежде чем начнут стрелять, если вообще осмелятся поднимать шум, я была бы уже далеко, но в ледяной воде мне долго не продержаться…
По правде говоря, не знаю, повлиял ли алкоголь на план, который я приняла в итоге. Во всяком случае, он был дерзкий до безумия. Как, впрочем, и все мое путешествие через полмира к звездным пришельцам. Основывался он на трех предпосылках:
1) если контрабанду грузили темной ночью, подгадав, когда в небе не будет ни Лийи, ни Лла, — видимо, в такое же время и будут разгружать;
2) никто из команды даже в мыслях не допускает, что на борту может находиться чужак, а аньйо, как я уже могла убедиться, склонны видеть то, что ожидают увидеть, а не то, что есть на самом деле;
3) моя верхняя одежда весьма напоминает робу, какие носят матросы в такую пору, и капюшон в холодную и промозглую погоду можно будет надвинуть поглубже, не вызвав подозрений. Правда, даже в капюшоне рост у меня был ниже, чем у среднего матроса, но и тут все не так страшно — за одиннадцать месяцев своего путешествия я несколько подросла. Вот, правда, туфли мои не похожи на грубые матросские башмаки, но будем надеяться, у них найдутся дела поважнее, чем пялиться на мои ноги.
Были, конечно, и другие уязвимые места. Если судно невелико, значит, невелика и команда, а тогда могут заметить, что появился лишний аньйо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72