А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А над крыльями возвышалась стройная башня с узкими окнами, в самый раз для духов и призраков. В каждой такой башне должны являться привидения. И подумать только, что наш виолончелист готовил здесь цветную капусту!
О калеке я уж и не вспоминаю. Он сам был похож на привидение, и ему впору здесь жить. Но пани Моника? Ей, должно быть, пришлось натерпеться страху.
С бьющимся сердцем я ожидала, из какого окна появится призрак. Однако вместо призрака появился пан Коленка, правда, не из окна, а из обычной двери. Спор о том, кто должен пойти к нему и показать шляпу, разрешился сам собой. Оставалось лишь подойти к нему и спросить: "Скажите, пожалуйста, это не та самая шляпа?"
Мы не сразу решили, кто к нему подойдет, а оптом заметили тот черный ящик, который нас окончательно добил. Пан Коленка вышел с огромным черным ящиком в руках, напоминающим по форме гробик. Он с трудом тащил свою ношу, почти сгибаясь под ее тяжестью, и потому выбрал не кратчайший путь через пролом в стене, а направился в сторону каштановой аллеи, ведущей к главным воротам.
— Что это он тащит? — прошептал Мацек.
— Представления не имею, — ответила я. — Может быть, в ящике что — то спрятано.
— Мне кажется, это футляр от виолончели.
— В равной мере он ожжет быть не футляром, а гробом, недаром черного цвета.
Нелегко было определить, что несет виолончелист, и мы двинулись за ним, стараясь остаться незамеченными. Нас разбирало неимоверное любопытство, куда это пан Коленка тащит таинственный ящик. Мы не узнали этого ни на Пасечной, ни на Полевой улице, ни у палаточных домиков туристского лагеря. И только на тропинке взорвалась новая бомба: пан Коленка шел к дому бородача!
— А я говорил, — дернул меня за рукав побледневший от переживаний Мацек. — Видишь, шляпа за сто тысяч и листочек… все сходится.
— Да не сходится пока, — фыркнула я. — Нужно еще проверить, что именно сойдется.
Тем временем под кедами пан Коленки поскрипывал песок, в густой листве посвистывал черный дрозд, а виолончелист, посапывая, тащился прямо к приюту бородача.
Около дома мы спрятались за самыми толстыми соснами в ожидании того, что будет дальше. А дальнейшие события немного напоминали спектакль. Виолончелист прошел под окнами, зашаркал ногами по коврику, но тут на крылечке появился бородач, по — театральному широко раскрыв объятия.
— Добро пожаловать, дорогой пан Валерий, добро пожаловать! Никак не могу вас дождаться.
Пан Коленка тоже раскрыл объятия, вернее, протянул одну руку, удерживая другой черный ящик.
— Наконец — то, профессор, — произнес он, задыхаясь. — Наконец… — И вместе с черным ящиком пал в объятия бородача.
Они вошли в дом, но окна были закрыты, и мы больше ничего не увидели. На счастье, бородач вскоре отворил окно, а мы, ступив на невысокий песчаный пригорок, наблюдали из — за деревьев в бинокль, что делается в комнате. Сначала не происходило ничего интересного. Виднелись только рыжая борода профессора, лоснящаяся лысина виолончелиста и широко распростертые над ними крылья ястреба. Они разговаривали, скорее всего о погоде, и пили кофе. И даже не взглянули на черный ящик, стоявший под чучелом утки.
— Самец, — шепнул Мацек.
— Где? — вздрогнула я.
— Не где, я говорю об утке, узнал по оперению.
Забавный этот Мацусь! Там пьют кофе, обстановка тревожная, а он помышляет об утином чучеле — селезень это или самочка! И вообще ничто его не волнует, так как, должно быть, знает, что за него нервничаю я.
Я же не могла дождаться, когда, в конце концов, они допьют свой кофе. Но вот бородач поднялся с места, встал и пан Коленка, и запахло новой сенсацией. Я увидела, как пан Коленка приближается к черному ящику… Подойдя к нему, он, задумавшись, немного помедлил и после таинственных манипуляций открыл.
— Я говорил, что это виолончель! — язвительно заметил Мацек.
Мацек был прав. В черном ящике покоилась виолончель, а раз она принадлежала пану Коленке, значит, он был виолончелистом. Вот это рулет с повидлом! Полная неудача! Никаких подозрительных действий, подобающих грозному и опасному преступнику. Просто пан Валерий Коленка стал перебирать пальцами струны виолончели, а потом водить по ним смычком, издавая режущие слух звуки.
Вдобавок ко всему, бородач принес откуда — то скрипку, и они забренчали уже вместе.
— Настраивают инструменты, — тоном профессионала произнес Мацек. — Сейчас начнут играть.
Мне едва удалось сдержать слезы. Я ждала от них чего — то иного, они меня полностью разочаровали.
— Мацек, — выговорила я, коснувшись рукой орнитолога, — быть может, бородач, этот самый профессор, вовсе не химик, а обыкновенный скрипач?
— Нет, — с важным видом ответил Мацек. — Он, наверно, как Эйнштейн, создает разные теории, а в перерывах играет на скрипке, чтоб голова не лопнула от всех этих формул и формулок. Это его хобби.
Я е хотела ему верить. Мне казалось, что они снова готовят какой — то большой сюрприз, чтобы обмануть всех и прежде всего меня.
— Ты не считаешь, — шепнула я Мацеку на ухо, — что у них это для отвода глаз?..
Мацек пожал плечами.
— Кому бы они хотели пустить пыль в глаза?
— А нам. Или Франту.
— Забудь об этом.
Пан Коленка, сидя на стуле, водил смычком по струнам, то же самое, стоя, делал и профессор. А к нам из окна плыла музыка.
— Прекрасно, — вздохнул Мацек.
— Что прекрасно?
— Не слышишь? Играют Генделя.
— Ты в этом разбираешься?
— Хожу на уроки музыки, учусь играть на рояле.
— Так скажи, когда это кончится. Я не могу больше терпеть.
— Они только начали, а тебе хочется, чтобы уже закончили.
— Любишь музыку?
— Обожаю.
— Ну так слушай, пока они играют, и соображай, что будет дальше. А я смотаюсь в гостиницу. Возможно, увижу там что — нибудь более интересное. Приходи, буду тебя ждать.
Четвертый партнер для игры в бридж
Возвращаясь в гостиницу, я в задумчивости брела по берегу моря и даже не заметила, что уже прояснилось. И лишь когда под моими ногами побелел песок, и море блеснуло, как зеркало, я осмотрелась.
Волнение на море стихало. На верхушках волн уже не было пены, и они не заливали пляж. Над морем еще висели тучи, но, основательно потрепанные ветром, они безвольно плыли по небу. А между наслоениями туч простиралась голубизна, и солнечный свет опадал к воде серебристой завесой. Одним словом, все, как на почтовой открытке с изображением картины "После шторма".
Даже дачники повысыпали из домов и боязливо спускались на пляж, к морю. Бородач был прав — завтра, видимо, будет хорошая погода, а зоне низкого атмосферного давления, упрямо державшейся над Скандинавией, можно будет показать нос.
К сожалению, у меня не было времени любоваться красотами природы и великолепной игрой света на море. Меня ожидали более важные дела, так как я намеревалась слегка проинспектировать гостиницу "Под тремя парусами". Но сначала я зашла в "Укромный уголок" переодеться, оставить шляпу и вообще посмотреть, что к чему.
Папа с Яцеком уехали на рыбалку, зато мама, как можно было предвидеть, сидела в гостинице и резалась в бридж.
Тем временем, надев голубое платье, которое не могла терпеть, я из Робин Гуда преобразилась в Алису из Страны Чудес. Шляпу я закинула на шкаф, чтобы ее никто не заметил. Пусть себе полежит! Никогда не знаешь заранее, возможно, это та самая, за сто тысяч. Потом направилась в гостиницу "Под тремя парусами", слегка пританцовывая по дороге и насвистывая разные мотивчики.
В гостинице все как обычно — ничего интересного. Тот же швейцар, поблескивающий позолотой пуговиц, те же скучающие в креслах пожилые дамы, тот же самолет Польских авиалиний ЛЕТ на плакате, то же оживление в холле — одни входят, другие выходят, непонятно, собственно, зачем.
Так и не нашлось бы для меня ничего интересного, если бы я не заметила моего самого несчастного в мире калеку, изображающего человека, стоящего одной ногой в гробу. Он сидел, как обычно, в инвалидной коляске и, как всегда, разгадывал кроссворд.
Мне кажется, что калека прирожденный актер. Вот и сейчас он делал вид, что не узнал меня, хоть я едва не влезла к нему в коляску и многозначительно откашливалась. Устремив взгляд в брошюру с кроссвордами, он записывал что — то на ее полях шариковой ручкой.
Мне захотелось доказать ему, что я не пустое место. Демонстративно присев в глубоком реверансе, я громко приветствовала его с преувеличенно вежливостью:
— Мое почтение, уважаемый пан! Как прошла ваша предобеденная прогулка?
Этот вопрос, как красивая шпилька с золотой головкой, уколол любителя кроссвордов в больное место. Зло сверкнув глазами, он пробурчал:
— Спасибо, спасибо… Совсем неплохо.
— Как вам понравились окрестности?
— Спасибо, — бросил он и добавил шепотом: — Проваливай, ты мне мешаешь.
Притворившись, что не слышу его неуместного замечания, я, умильно улыбнувшись, продолжила еще громче:
— Очень рада, мне они тоже очень понравились, особенно крутой берег за туристским лагерем.
Побледнев, он прошипел еще более злобно:
— Сейчас позову швейцара, чтобы он тебя выставил.
— Весьма благодарна, — приветливо улыбнулась я. — Хочу еще спросить, как вы себя чувствуете?
Не дожидаясь, пока он в ярости разорвет меня на куски, я с показной элегантностью присела в книксене и ушла, сделав вид, что совсем его не боюсь.
В клубном зале меня ожидал новый сюрприз. За маминым столиком вместо докторши из Жешува я увидела… трубку, а затем и все остальное, то есть Франта.
Прочитав я об этом в "Экспрессе", все равно бы не поверила бы. Ибо откуда взялся Франт за маминым столиком, и как оказалась мама в его обществе? Он же должен следить за бородачом, прятать шляпу или держать за руку пани Монику. А он держал в руке карты и вовсю торговался. Я хотела незаметно ускользнуть, но меня уже увидела мама.
— Наконец — то! Где же ты пропадала, моя девочка? — Она приветствовала меня с таким чувством, будто с самого обеда ничего не делала, а только тосковала обо мне.
Я не знала, что сказать, и охотнее всего провалилась бы сквозь землю, но, к сожалению, это было исключено. Могли подумать, что я плохо воспитана. Поэтому я вежливо поздоровалась.
Возникла очень смешная ситуация. Я не хотела признаться в знакомстве с Франт, Франт — в знакомстве со мной, а тут маме что — то вдруг припомнилось, и она ни с того ни с сего брякнула:
— Представьте себе, моя Крыся окончила курсы дзюдо и теперь справляется с любым мальчишкой.
— Браво! — подхватил Франт. — Хо — хо, какая отважная девочка. — Не знаю, как он сумел выдавить это из себя. Он должен был подавиться, а между тем улыбнулся мне и добавил: — Мы ведь уже знакомы.
— Вы знаете мою Крысю? — У мамы округлились глаза.
— Да, — быстро вмешалась я, опережая Франта. — Я один раз относила этому господину цветы.
Франт повел себя как истинный джентльмен.
— Должен сказать, — обратился он к маме, — что ваша дочь не только отважна, но и удивительно отзывчива. Прошу меня извинить, возможно, я злоупотребил ее любезностью, но, поверьте, не мог никого найти…
— Любопытно, — задумчиво произнесла мама, — она даже не упоминала об этом.
— Это, видимо, из скромности и врожденной деликатности, — выдал Франт, улыбаясь, как Берт Ланкастер в фильме "Багровый пират". Если бы мог, он, наверно, добавил, что я — наилучшая ученица в классе, учусь на одни пятерки, а в будущем стану Валентиной Терешковой. Но я видела его насквозь, он спасал не меня, а самого себя.
Наступило молчание, и только нетерпеливая дама — адвокат из Домбровы Гурничей — спасла положение.
— Три пики, — провозгласила она.
— Контра, — ответил ей Франт изысканным тоном.
С этого момента они потеряли ко мне всякий интерес. Для них существовали только пики, черви, бубны и трефы, не говоря уже о "контра" Франта. Может быть, с полчаса они вообще меня не замечали, пока наконец мама не вспомнила обо мне.
— Крыся, доченька, вместо того, чтобы торчать здесь, могла бы немного проветриться. Погода, пожалуй, уже налаживается.
— Да, да… небольшая прогулка у моря не помешает, — добавил Франт, не вынимая изо рта трубки.
Он явно хотел от меня избавиться. Похоже, придумал что — нибудь новенькое и не желал иметь меня свидетелем. Однако он просчитался. Разумеется, я притворилась, что мечтаю о небольшой прогулке, но, выйдя из клубного зала, не пошла к морю, а, утонув в большом кресле, ждала, что будет дальше.
Ничего особенного я не заметила. Паралитик торчал на прежнем месте и с видом мученика решал очередной кроссворд. Но время от времени он бросал быстрый взгляд на играющих в бридж. Я догадывалась, что он караулит Франта.
Папка в футляре
Я проскучала бы в том кресле до вечера, если бы из вращающихся дверей не вынырнул вдруг Мацек. По выражению лица я уже издали поняла, что у него грандиозные новости. Ворвавшись в холл, словно вихрь, и увидев меня, он закричал:
— Ты не представляешь, что случилось!
Я действительно не представляла, но это не служило оправданием его поведению, особенно в присутствии паралитика. Посоветовав Мацеку говорить потише, я отвела его в отдаленный угол холла и высказала догадку:
— Наверно, только для вида играли Генделя, а тем временем что — то замышляли.
— Нет, нет! — бурно запротестовал он. — Генделя доиграли до конца. Фантастическая музыка, говорю тебе.
— В таком случае это неудача.
— Подожди, я хочу сообщить сенсационную новость, а ты все время мешаешь.
— Так говори!
— Не знаю только, с чего начать.
— Валяй с самого начала, только не задумывайся, а то умру от любопытства!
Мацек по своему обычаю потер нос ладонью и почесал за ухом.
— Девятка, — заговорил он, — о какой папке ты вспоминала?
— О голубой, с какой — то надписью.
— Есть!
— Где?
— В футляре от виолончели.
— А сама виолончель?
— Осталась у бородача.
— Ничего не понимаю.
— Я тоже не понимаю. — Мацек вздохнул. — Но сейчас все тебе расскажу. Они действительно очень здорово играли. А потом бородач подошел к письменному столу, вынул голубую пластмассовую папку…
— Видел ее?
— В бинокль. Как на ладони!
— И надпись была?
— Была, но я ее не разобрал.
— А что дальше?
— Вынул папку, отдал ее пану Коленке, а пан Коленка засунул ее в футляр и футляр замкнул.
— Это удача! — закричала я, а Мацек докончил рассказ.
— А потом они попрощались. Пан Коленка оставил виолончель у бородача, а футляр с папкой отнес к себе в башню.
Мне захотелось броситься Мацеку на шею, но при паралитике этого делать не стоило. Он мог бы догадаться, что мы обнаружили что — то очень важное.
— Мацек! — закричала я. — Ты чудесный, гениальный и все такое прочее… Сам себе доскажи, какой ты хороший.
Со свойственной ему скромностью Мацек не стал заниматься самовосхвалением. Потерев еще раз ладонью облупленный нос, он спросил у меня:
— Интересно, что может быть в этой папке?
— Если бы я знала… В любом случае что — то очень важное, если пан Коленка, оставив виолончель в углу, засунул папку в футляр, а Франт о ней выпытывал. Нужно будет проверить.
— Что проверить? — поразился Мацек.
— Что находится в той папке.
— Ну, ты скажешь! Да ведь папка лежит в футляре.
— Мацусь, — засмеялась я, — ты в самом деле гениальный, но порой кажется, что у тебя птичий разум. А шляпа?
— Что шляпа?
— У нас есть шляпа, которую я взяла в бородача. Для пана Коленки шляпа важнее папки. Отнеси ему шляпу, а при случае, может быть, удастся заглянуть в футляр.
— Фантастический план… — Мацек потер ладони. — Только как объяснить ему, откуда мы знаем, где он живет?
— Не беспокойся! Скажем, что играли в индейцев и случайно напали на его след.
Визит к виолончелисту
Для игры в индейцев среди играющих должно быть, по меньшей мере, двое мальчишек. Один из них становится вождем, второй — шаманом. Оба курят трубки и, совещаясь, решают, кому объявить войну. Воины тем временем ждут в лесу, когда на горах зажгутся костры, сигнализируя им, что пора вступать на тропу войны.
Кроме двух мальчишек, необходимы еще головные уборы из перьев, томагавки и луки, не говоря уже о соколиных взглядах и храбрых сердцах. Правда, соколиные взгляды и храбрые сердца у нас имелись, зато не хватало остального.
Но для чего тогда на плечах сообразительные головы? Все остальное мы отыскали в "Укромном уголке", где, с облегчением сбросив голубое платье, я влезла в приличные джинсы. За шкафом мы нашли два топорика — две закопанские чупаги, которые с успехом могли заменить индейские томагавки. Из ореховых удилищ Мацек тут же изготовил два великолепных лука, а головные уборы из перьев… С ними было труднее всего. Мацек, однако, нашел замечательный выход. Он вспомнил, что индейцы племени суанатока, населяющего Скалистые горы, не носили таких головных уборов, а просто втыкали в волосы орлиное перо. Поэтому мы воткнули себе в волосы по индюшачьему перу, я взяла шляпу и, восклицая: "Смерть бледнолицым!", мы направились на Пасечную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19