- Им и там неплохо.
- То-то и оно! - Он выглядел удрученным. - Потому-то я и спросил насчет продюсерства.
- А что мне нужно будет делать? Ну, в качестве смотрящего.
- Да ничего особенного. Будешь ежедневно листать газеты и вырезать для меня самые важные новости. Ну, в первую очередь все про Жанну Фриске, конечно, потом про Семенович, еще про Ксюшу Собчак... Первым делом выяснишь, делала ли Семенович пластическую хирургию, наращивала ли силиконом свои предметы, это для нас очень важно, а потом... Короче, наши тебе все подробно разъяснят. А список интересующих меня девок получишь в специальном отделе. Да, вот еще. Самое, пожалуй, важное...
Внезапно он обнаружил себя босым, обливающимся потом, стоящим с телефонной трубкой в руке. Кажется, он что-то кричал, потому что сверху к нему стремительно спускалась жена - это ее топот он слышал сейчас сзади. По крайней мере, он на это надеялся, потому что появись перед ним сейчас люди в черном или кто-нибудь из пожарного расчета, им бы даже не потребовалась штуковина с глушителем. И без того, возможно, он сейчас отправится туда, куда положено отправляться видевшим пятна. Сам, без посторонней помощи, потому что сердце...
- Сердце? - догадалась, подбегая, жена, и на сей раз ее заботливость отчего-то не вызвала у него категорического отторжения.
Он безвольно принял из ее рук таблетку и сунул ее под язык. В его свободную руку тут же сунули стакан, и он бездумно выпил что-то, пытаясь сообразить, почему стоит с трубкой, и еще пытаясь вспомнить, где только что был и что только что видел, или же ему показалось, что он где-то был и что-то видел.
- Позвонить в «Скорую»? - с тревогой и все той же - уже почти заслужившей право на существование в системе его внутренних координат - заботливостью спросила жена, но он отрицательно покачал головой.
- Ты говорила, что нашла какого-то врача, - промямлил он и поразился, как всего лишь одна преступно дурацкая фраза, произнесенная выжившим из ума человеком, может заставить другого выжившего из ума человека почувствовать себя счастливым.
Не отвечая, жена радостно кинулась обратно, ее домашние танкетки простучали наверх, потом тут же вниз, потом он обнаружил ее стоящей рядом с огромным ежедневником в руке.
- Я сам, - твердо сказал он, когда из его руки попытались осторожно вытянуть трубку. - Я принял решение и желаю самолично...
- Конечно-конечно, - торопливо сказала жена, одновременно лихорадочно листая ежедневник. - Ага, вот он. Набирай...
Под мерный голос озвучивающей цифры жены он тыкал пальцем в клавиши и чувствовал, как с каждым их электронным попискиванием, каждой вспыхивающей на дисплее цифрой к нему мчится долгожданное избавление от всего. От пятен, пожарников, хирургов, ментов с людьми в черном и тайн строения вселенной; только вот о Нем он почему-то боялся думать, хотя Он не только не сделал ему ничего плохого, но, более того, назначил смотрящим по району, потому что он оказался достойнее других и...
- Его зовут Александр Петрович, - шепнула жена. - Лучший в Москве специалист. Скажешь, что ты по протекции Ивана Ивановича, иначе к нему не попасть, потому что...
Он приложил палец к губам, потому что на том конце провода сняли трубку.
- Я... - собираясь с мыслями начал было он, но его мгновенно перебил хорошо знакомый голос, который он отныне вряд ли спутал бы с другим.
- Я давно ждал твоего звонка, чувак, - одобрительно сказали ему в ухо, и у него ослабели ноги. - Я дико рад, что ты проявил мужество и принял такое, не побоюсь этого слова, судьбоносное решение. И не думай, что это дешевый пафос, чувак, я за свои слова отвечаю! Это действительно очень важно, принять такое решение самому, лично, а не ведясь на уговоры жены или рекламирующих себя ублюдков из телика... Короче, ложись в нашу клинику и ни о чем больше не парься, у нас тут все по высшему разряду, я отвечаю. Промывание крови, душ Шарко и массаж всех конечностей, включая крылья, но только, конечно, если ты уже заслужил право быть летающим раздолбаем. Однако тебе насчет крыльев думать преждевременно, ты ведь еще не успел приступить к своим обязанностям, верно?.. По крайней мере, - внезапно отбросив дружеский тон, злобно заорал Он опять почему-то голосом Ельцина, - я еще не получил от тебя ни одного отчета об интересующих меня прошмандовках! Ты почему, блядь, до сих пор не выяснил, пользуется ли та телеведущая презервативами, или же она ебется без всяких там...
Трубка выскользнула у него из рук, а сам он увидел почему-то стремительно приближающийся к глазам паркет.
- Что с тобой!
Испуганная жена бросилась к нему, просунула руки в подмышки, пытаясь поднять его с пола, а он, совершенно не помогая ей, лежал, расслабленный, отстраненно наблюдая, как, открытые распахнувшимся красным махровым халатом, пружинят, напрягаясь, ее ноги в сетчатого верха танкетках. Это было красиво, пожалуй, в общем-то. С такими пружинящими ногами он бы, пожалуй, нашел что сделать, если бы вдруг вспомнил, как... Черт, когда же это было в последний раз... Страшно гудела голова, которой он только что приложился к паркету. Но, по крайней мере, его хотя бы не огрели армейской табуреткой, и одно только это уже было хорошо...
Тем временем жена, отчаявшись его поднять, бросилась теперь к трубке, послушала, посмотрела на него с сомнением.
- Ты дозвонился? Он тебе что-то сказал?
Он не слышал ничего, и, собственно, не слушал, продолжая разглядывать ее ноги. Ему почему-то нравилось это. Почему-то они вызывали у него необычайный интерес. Однако, странно, почему эти ноги вдруг стали интересны ему... Ракурс! - внезапно осенило его и наступило невиданной силы облегчение. Да-да, все дело в этом ебаном ракурсе! Никогда не доводилось смотреть на ее ноги под таким углом, чтоб они под самым носом, напряженные и в танкетках...
Перехватив его взгляд, жена положила трубку на рычажки, но тут же сняла ее опять и принялась тыкать пальцем в клавиши, почему-то опасливо поглядывая в его сторону, словно он мог вздумать помешать ей делать это. Еще она почему-то снизила уровень голоса до минимума, как делала обычно, когда запиралась в ванной и разговаривала с любовником. Он же по-прежнему не слышал ничего, потому что не слушал - разве что раздавшийся где-то за окном вой, очень похожий на звуки сирены медицинской машины. Кажется, сирена приближалась, но, возможно также, она стояла на месте, а кто-то просто делал ее звук громче.
Его опять схватили за подмышки, потянули. Теперь руки были сильными, а халаты - белыми и совсем не махровыми. Пружинящие ноги, возможно, присутствовали тоже, но теперь они скрывались под штанами и, скорее всего, были волосатыми, не то что ракурсные ноги жены... Все команды, подаваемые ему незнакомыми людьми, он исполнял почему-то едва ли не с радостью, кажется, так было нужно и ему же во благо. По крайней мере, эти люди так утверждали. Люди говорили доброжелательно, а сотканные из бархата мягкие голоса их были укреплены специальными стальными нитями. Спуск по лестнице был долгим, но не утомительным - его несли. Носилки были не мягкими, но и не обладали твердостью паркета... Короче, ему было даже хорошо, в общем-то, тем более после нескольких, для чего-то сделанных уколов.
Вскоре носилки запихали по каким-то желобкам куда-то, и он оказался в пропахшем лекарствами салоне. Рядом сел седовласый врач, где-то за головой разместился, кажется, санитар, и машина тронулась. Ехали они мягко, поездка сопровождалась тем самым звуком той самой сирены, и ему стало настолько хорошо, что вдруг захотелось спать. Его не пугала сейчас даже вероятность увидеть опасные пятна и возможные последствия этого, настолько казалось правильным погрузиться сейчас в непременно оздоровительный - он чувствовал это - сон. В конце концов, его окружали милые, добрые люди, врач с приятной улыбкой на симпатичном, хотя и с бородкой, лице, и санитар, которого он не видел, но который - он был уверен в этом - был не менее приятным, хотя и без бородки. Не пугало даже то, что люди эти были вызваны той, с ногами и ложным сочувствием. И, в конце концов, они доказали свои чистые помыслы, подняв его с паркета...
Внезапно со стороны врача раздались электронные звуки «Полета Валькирии». Он не глядя запустил руку в нагрудный карман халата и вынул трубку.
- Северцев слушает... Простите, не понял. Так... Так... Но откуда вы узнали номер моего телефона? - внезапно спросил он изменившимся голосом и выглядел при этом обескураженным. - Кого-кого позвать? - спросил он после слегка затянувшейся паузы, очевидно, выслушав чей-то ответ. - Н-ну ладно... - Теперь в его голосе была растерянность. Он протянул мобильный телефон Виктору Ивановичу: - Вас, кажется. Если только я правильно понял этого... этого... Ну, в общем, звонящего.
Он взял телефон почти с воодушевлением, вызванным тем, что он вдруг кому-то за каким-то хреном понадобился, хотя и не без некоторой опаски:
- Я слушаю.
Услышав знакомый голос, он покрылся потом, хотя, кажется, с какого-то момента многострадальные поры его организма и без того не просыхали ни на миг.
- Это правильно, что слушаешь, чувачок! И слушай внимательно, небось, просек уже, с кем базаришь. И поскольку ты пацан башковитый, то наверняка просек также, что происходящее - это тебе просто очередное испытание, прикидка, потянешь ли ты настоящее дело... Короче, задание по поводу Тины Канделаки отменяется, появилась более важная тема, чем цвет ее нижнего белья или полное отсутствие такового в повседневной жизни... - Кажется, звонивший отхлебнул что-то из чего-то, возможно, что и пресловутый «дайкири» из удлиненного запотевшего бокала. - Короче, так... Во-первых, какие бы ты инструкции сейчас не получил, не дрейфь, знай, что все под контролем. Небось, догадываешься, под чьим? Правильно! На этих летающих распиздяев, как тебе уже известно, полагаться нельзя, поэтому я решил курировать дело лично. Короче, сейчас поедешь с этими мудаками в белых халатах на их ебаную желтую точку...
- В смысле, с врачами? - быстро вставил он, воспользовавшись еще одной паузой собеседника, опять связанной, кажется, с тем удлиненным бокалом.
- Ну да. Я ж говорю, ты чувак дельный, все рубишь на лету.
- А точка - это...
- И опять ты прав, брателло. Они называют это место клиникой, там они ставят свои преступные опыты над совершенно здоровыми людьми... А потом, когда ты уже окончательно внедришься, то есть вотрешься к ним в доверие и прочувствуешь атмосферу... - он невольно метнул быстрый взгляд на врача, а тот, заметив это, насторожился, - хотя нет, отставить... На сей раз дайкириевая пауза изрядно затянулась, врач стал проявлять первые признаки нетерпения и уже протянул было руку за своим телефоном, как трубка ожила вновь. Он был опять собран, скор и словесно деловит. - Короче, слушай сюда внимательно... Планы меняются, чувак. Поступила новая информация, и штаб планирования операций в моем лице принял следующее решение... Не надо затягивать, короче. - В следующий миг голос снизился почти до шепота: - Внедрение отменяется... У тебя руки связаны?
Он пошевелился и обнаружил, что тело пересекает широкая матерчатая лента, прикрепленная к носилкам, но она предназначалась скорее для обычной фиксации туловища при переносках и переездах, нежели служила в преступных усмирительных целях.
- Н-нет, кажется...
- А что сейчас делает этот мудак?
- Который? в халате?
Услышав это, врач уже открыто уставился на него, а голос в трубке опять приобрел одобрительные нотки.
- Рубишь, чувак. Он самый.
- Смотрит на меня.
- И правильно делает. Я б на его месте тоже смотрел. Но и вечно смотреть он не может. Так вот... Как только этот сукин кот утратит бдительность и отвернется, пизданешь его чем-нибудь таким по голове. Сильно, но не смертельно. Гематомы и средней тяжести ушибы мозга приветствуются; проломы черепа - категорически не допускаются, это уже совсем другая статья. Все понял?
- А чем я его должен...
Врач нахмурился и, склонившись к дюжему помощнику, с тревожным видом принялся нашептывать ему что-то на ухо.
- Да какая разница, чувак! Главное - не медлить, сейчас каждая секунда на счету! Осмотрись, неужели рядом нет ничего подходящего?
Он скосил глаза и заметил внизу нечто похожее на монтировку.
- Ну, есть какая-то штуковина...
- Ну так и давай, вперед! Не теряйся, действуй по обстоятельствам, на тебя сейчас вся наша надежда! А чтобы избавиться от ненужных сомнений, вспомни о том люке и вероятности попасть в шахтеры. Короче, мы надеемся на тебя. Все, отбой...
Отдав врачу трубку, некоторое время он лежал для маскировки неподвижно, наблюдая за ним из-под приспущенных век. А когда тот отвернулся к окну, осторожно опустил руку, которая вскоре нащупала холодный металл.
- Держи его! - истерически закричал врач по фамилии Северцев, внезапно повернувшись и обнаружив занесенную над своей головой монтировку. - Держи, блядь, этого козла, делай ему укол номер три!
Удар пришелся вскользь, врач схватился за голову, на седых волосах которой проступила яркая, зеленого цвета кровь, попытался отбить второй удар, пришедшийся по руке, которая тут же рассыпалась, словно была из стекла, и даже разлетелась с характерным стеклянным звоном по салону мелкими осколками... на ее месте тут же выросла новая, а он все бил и бил из неудобного сидячего положения, пока на него не навалилось чье-то тяжелое, остро пахнущее тиной тело...
- Укол номер три! - еще раз выкрикнул врач, на лице которого проступила неприкрытая злоба, и Виктор Иванович понял, что они уже перестали маскироваться, видимо, за отсутствием надобности. - Мы раскрыты! Удаляем этого гондона начисто, минуя корзину, без возможности восстановления!
Он вдруг отчетливо вспомнил, что когда эти лжемедики заполняли у него дома какие-то бумаги на него же, они написали что-то в графе «Предполагаемый диагноз», словно он действительно был больным. Он успел рассмотреть только начало записи, после чего его словно бы невзначай оттерли от заполняющего бумаги врача. Единственное, что ему удалось разглядеть, это что запись осуществлялась на латинице и начиналась буквами «DEL». Значит, к удалению он был приговорен сразу, вне какой бы то ни было зависимости от его дальнейших действий.
В следующий миг в его плечо воткнулось что-то острое, отчего сердце на несколько секунд забилось в бешеном ритме, затем все тело охватила слабость и резко потемнело в глазах. Еще через мгновение сердце набрало такую скорость, что последовал неизбежный сбой, а затем окончательно остановилось.
- Никому не дозволено проникать в тайны строения вселенной! - злобно закричал Северцев, тряся его за грудки. - Ты кончился, падла, как физическая личность! Ты покойник! Ты никогда не узнаешь тайну нижнего белья Тины Канделаки...
- Как выглядели те пятна? - улучив момент, быстро спросил сделавший укол санитар, но после очередного встряхивания врача Виктор Иванович внезапно стал невесомым и плавно полетел вверх, прямо сквозь крышу начавшего притормаживать санитарного фургона. Кажется, он устремлялся к знакомой уже воронке, а воздух вокруг стал привычно густеть. И это было просто ужасно, осознавать, что ты провалил задание Пахана и вскоре неизбежно станешь шахтером, а времени изменить ситуацию уже, увы, нет. Ведь вряд ли он сможет за оставшиеся секунды узнать, является ли Ксения Собчак натуральной блондинкой, даже если она честно не выбривает лобок.
Впрочем, достаточно того, что он сумел разгадать тайну строения вселенной.
Клубень
Конечно, ему было страшно, но что значила боязнь любви против ужаса перед ночными педерастами?
«Собирайся, парень, - скажут пришедшие в первозданной тишине пидоры, эти подлинные властители ночи, и дружный голос их будет безапелляционен и жуток; ровный в уверенности своей, он прозвучит страшнее яростно ревущего во тьме зверя, - на тебя пал наш выбор сегодня. Мы пришли за тобой парень, здесь нет ошибки, да, мы пришли за тобой...»
Алексей Оутерицкий, повесть "Ночные педерасты" (Властители тьмы").
- Ты кто?
От голоса темнота словно бы рассеялась и я, наконец, ощутил себя как физическое тело. Точнее - кажется, ощутил; я не был точно в этом уверен. И темнота рассеялась всего лишь в голове, потому что мои глаза по-прежнему оставались закрытыми. Кажется, это из-за странной тяжести ресниц, непонятно откуда взявшейся; но уже одно только осознание того, что я это осознаю, вызвало во мне целую гамму чувств радостного оттенка. Значит, я существую как личность, раз я могу ощутить тяжесть век, осознать то, что я это ощущаю, и еще - слышу чей-то голос, от которого бросает в дрожь, потому что в нем явно присутствует инфразвук. Значит, у меня имеются какие-то рецепторы, способные это распознать, и свойства организма, способные обеспечить его реакцию в виде дрожи. Может, я летучая мышь? Хотя нет, летучие мыши, кажется, специализируются на ультразвуке.
- Ты кто? - повторил голос.
- Я... я клубень.
Это вырвалось у меня неуверенно, неожиданно, неосознанно, каким-то порывом, радостная сила которого запросто разомкнула тяжелые губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
- То-то и оно! - Он выглядел удрученным. - Потому-то я и спросил насчет продюсерства.
- А что мне нужно будет делать? Ну, в качестве смотрящего.
- Да ничего особенного. Будешь ежедневно листать газеты и вырезать для меня самые важные новости. Ну, в первую очередь все про Жанну Фриске, конечно, потом про Семенович, еще про Ксюшу Собчак... Первым делом выяснишь, делала ли Семенович пластическую хирургию, наращивала ли силиконом свои предметы, это для нас очень важно, а потом... Короче, наши тебе все подробно разъяснят. А список интересующих меня девок получишь в специальном отделе. Да, вот еще. Самое, пожалуй, важное...
Внезапно он обнаружил себя босым, обливающимся потом, стоящим с телефонной трубкой в руке. Кажется, он что-то кричал, потому что сверху к нему стремительно спускалась жена - это ее топот он слышал сейчас сзади. По крайней мере, он на это надеялся, потому что появись перед ним сейчас люди в черном или кто-нибудь из пожарного расчета, им бы даже не потребовалась штуковина с глушителем. И без того, возможно, он сейчас отправится туда, куда положено отправляться видевшим пятна. Сам, без посторонней помощи, потому что сердце...
- Сердце? - догадалась, подбегая, жена, и на сей раз ее заботливость отчего-то не вызвала у него категорического отторжения.
Он безвольно принял из ее рук таблетку и сунул ее под язык. В его свободную руку тут же сунули стакан, и он бездумно выпил что-то, пытаясь сообразить, почему стоит с трубкой, и еще пытаясь вспомнить, где только что был и что только что видел, или же ему показалось, что он где-то был и что-то видел.
- Позвонить в «Скорую»? - с тревогой и все той же - уже почти заслужившей право на существование в системе его внутренних координат - заботливостью спросила жена, но он отрицательно покачал головой.
- Ты говорила, что нашла какого-то врача, - промямлил он и поразился, как всего лишь одна преступно дурацкая фраза, произнесенная выжившим из ума человеком, может заставить другого выжившего из ума человека почувствовать себя счастливым.
Не отвечая, жена радостно кинулась обратно, ее домашние танкетки простучали наверх, потом тут же вниз, потом он обнаружил ее стоящей рядом с огромным ежедневником в руке.
- Я сам, - твердо сказал он, когда из его руки попытались осторожно вытянуть трубку. - Я принял решение и желаю самолично...
- Конечно-конечно, - торопливо сказала жена, одновременно лихорадочно листая ежедневник. - Ага, вот он. Набирай...
Под мерный голос озвучивающей цифры жены он тыкал пальцем в клавиши и чувствовал, как с каждым их электронным попискиванием, каждой вспыхивающей на дисплее цифрой к нему мчится долгожданное избавление от всего. От пятен, пожарников, хирургов, ментов с людьми в черном и тайн строения вселенной; только вот о Нем он почему-то боялся думать, хотя Он не только не сделал ему ничего плохого, но, более того, назначил смотрящим по району, потому что он оказался достойнее других и...
- Его зовут Александр Петрович, - шепнула жена. - Лучший в Москве специалист. Скажешь, что ты по протекции Ивана Ивановича, иначе к нему не попасть, потому что...
Он приложил палец к губам, потому что на том конце провода сняли трубку.
- Я... - собираясь с мыслями начал было он, но его мгновенно перебил хорошо знакомый голос, который он отныне вряд ли спутал бы с другим.
- Я давно ждал твоего звонка, чувак, - одобрительно сказали ему в ухо, и у него ослабели ноги. - Я дико рад, что ты проявил мужество и принял такое, не побоюсь этого слова, судьбоносное решение. И не думай, что это дешевый пафос, чувак, я за свои слова отвечаю! Это действительно очень важно, принять такое решение самому, лично, а не ведясь на уговоры жены или рекламирующих себя ублюдков из телика... Короче, ложись в нашу клинику и ни о чем больше не парься, у нас тут все по высшему разряду, я отвечаю. Промывание крови, душ Шарко и массаж всех конечностей, включая крылья, но только, конечно, если ты уже заслужил право быть летающим раздолбаем. Однако тебе насчет крыльев думать преждевременно, ты ведь еще не успел приступить к своим обязанностям, верно?.. По крайней мере, - внезапно отбросив дружеский тон, злобно заорал Он опять почему-то голосом Ельцина, - я еще не получил от тебя ни одного отчета об интересующих меня прошмандовках! Ты почему, блядь, до сих пор не выяснил, пользуется ли та телеведущая презервативами, или же она ебется без всяких там...
Трубка выскользнула у него из рук, а сам он увидел почему-то стремительно приближающийся к глазам паркет.
- Что с тобой!
Испуганная жена бросилась к нему, просунула руки в подмышки, пытаясь поднять его с пола, а он, совершенно не помогая ей, лежал, расслабленный, отстраненно наблюдая, как, открытые распахнувшимся красным махровым халатом, пружинят, напрягаясь, ее ноги в сетчатого верха танкетках. Это было красиво, пожалуй, в общем-то. С такими пружинящими ногами он бы, пожалуй, нашел что сделать, если бы вдруг вспомнил, как... Черт, когда же это было в последний раз... Страшно гудела голова, которой он только что приложился к паркету. Но, по крайней мере, его хотя бы не огрели армейской табуреткой, и одно только это уже было хорошо...
Тем временем жена, отчаявшись его поднять, бросилась теперь к трубке, послушала, посмотрела на него с сомнением.
- Ты дозвонился? Он тебе что-то сказал?
Он не слышал ничего, и, собственно, не слушал, продолжая разглядывать ее ноги. Ему почему-то нравилось это. Почему-то они вызывали у него необычайный интерес. Однако, странно, почему эти ноги вдруг стали интересны ему... Ракурс! - внезапно осенило его и наступило невиданной силы облегчение. Да-да, все дело в этом ебаном ракурсе! Никогда не доводилось смотреть на ее ноги под таким углом, чтоб они под самым носом, напряженные и в танкетках...
Перехватив его взгляд, жена положила трубку на рычажки, но тут же сняла ее опять и принялась тыкать пальцем в клавиши, почему-то опасливо поглядывая в его сторону, словно он мог вздумать помешать ей делать это. Еще она почему-то снизила уровень голоса до минимума, как делала обычно, когда запиралась в ванной и разговаривала с любовником. Он же по-прежнему не слышал ничего, потому что не слушал - разве что раздавшийся где-то за окном вой, очень похожий на звуки сирены медицинской машины. Кажется, сирена приближалась, но, возможно также, она стояла на месте, а кто-то просто делал ее звук громче.
Его опять схватили за подмышки, потянули. Теперь руки были сильными, а халаты - белыми и совсем не махровыми. Пружинящие ноги, возможно, присутствовали тоже, но теперь они скрывались под штанами и, скорее всего, были волосатыми, не то что ракурсные ноги жены... Все команды, подаваемые ему незнакомыми людьми, он исполнял почему-то едва ли не с радостью, кажется, так было нужно и ему же во благо. По крайней мере, эти люди так утверждали. Люди говорили доброжелательно, а сотканные из бархата мягкие голоса их были укреплены специальными стальными нитями. Спуск по лестнице был долгим, но не утомительным - его несли. Носилки были не мягкими, но и не обладали твердостью паркета... Короче, ему было даже хорошо, в общем-то, тем более после нескольких, для чего-то сделанных уколов.
Вскоре носилки запихали по каким-то желобкам куда-то, и он оказался в пропахшем лекарствами салоне. Рядом сел седовласый врач, где-то за головой разместился, кажется, санитар, и машина тронулась. Ехали они мягко, поездка сопровождалась тем самым звуком той самой сирены, и ему стало настолько хорошо, что вдруг захотелось спать. Его не пугала сейчас даже вероятность увидеть опасные пятна и возможные последствия этого, настолько казалось правильным погрузиться сейчас в непременно оздоровительный - он чувствовал это - сон. В конце концов, его окружали милые, добрые люди, врач с приятной улыбкой на симпатичном, хотя и с бородкой, лице, и санитар, которого он не видел, но который - он был уверен в этом - был не менее приятным, хотя и без бородки. Не пугало даже то, что люди эти были вызваны той, с ногами и ложным сочувствием. И, в конце концов, они доказали свои чистые помыслы, подняв его с паркета...
Внезапно со стороны врача раздались электронные звуки «Полета Валькирии». Он не глядя запустил руку в нагрудный карман халата и вынул трубку.
- Северцев слушает... Простите, не понял. Так... Так... Но откуда вы узнали номер моего телефона? - внезапно спросил он изменившимся голосом и выглядел при этом обескураженным. - Кого-кого позвать? - спросил он после слегка затянувшейся паузы, очевидно, выслушав чей-то ответ. - Н-ну ладно... - Теперь в его голосе была растерянность. Он протянул мобильный телефон Виктору Ивановичу: - Вас, кажется. Если только я правильно понял этого... этого... Ну, в общем, звонящего.
Он взял телефон почти с воодушевлением, вызванным тем, что он вдруг кому-то за каким-то хреном понадобился, хотя и не без некоторой опаски:
- Я слушаю.
Услышав знакомый голос, он покрылся потом, хотя, кажется, с какого-то момента многострадальные поры его организма и без того не просыхали ни на миг.
- Это правильно, что слушаешь, чувачок! И слушай внимательно, небось, просек уже, с кем базаришь. И поскольку ты пацан башковитый, то наверняка просек также, что происходящее - это тебе просто очередное испытание, прикидка, потянешь ли ты настоящее дело... Короче, задание по поводу Тины Канделаки отменяется, появилась более важная тема, чем цвет ее нижнего белья или полное отсутствие такового в повседневной жизни... - Кажется, звонивший отхлебнул что-то из чего-то, возможно, что и пресловутый «дайкири» из удлиненного запотевшего бокала. - Короче, так... Во-первых, какие бы ты инструкции сейчас не получил, не дрейфь, знай, что все под контролем. Небось, догадываешься, под чьим? Правильно! На этих летающих распиздяев, как тебе уже известно, полагаться нельзя, поэтому я решил курировать дело лично. Короче, сейчас поедешь с этими мудаками в белых халатах на их ебаную желтую точку...
- В смысле, с врачами? - быстро вставил он, воспользовавшись еще одной паузой собеседника, опять связанной, кажется, с тем удлиненным бокалом.
- Ну да. Я ж говорю, ты чувак дельный, все рубишь на лету.
- А точка - это...
- И опять ты прав, брателло. Они называют это место клиникой, там они ставят свои преступные опыты над совершенно здоровыми людьми... А потом, когда ты уже окончательно внедришься, то есть вотрешься к ним в доверие и прочувствуешь атмосферу... - он невольно метнул быстрый взгляд на врача, а тот, заметив это, насторожился, - хотя нет, отставить... На сей раз дайкириевая пауза изрядно затянулась, врач стал проявлять первые признаки нетерпения и уже протянул было руку за своим телефоном, как трубка ожила вновь. Он был опять собран, скор и словесно деловит. - Короче, слушай сюда внимательно... Планы меняются, чувак. Поступила новая информация, и штаб планирования операций в моем лице принял следующее решение... Не надо затягивать, короче. - В следующий миг голос снизился почти до шепота: - Внедрение отменяется... У тебя руки связаны?
Он пошевелился и обнаружил, что тело пересекает широкая матерчатая лента, прикрепленная к носилкам, но она предназначалась скорее для обычной фиксации туловища при переносках и переездах, нежели служила в преступных усмирительных целях.
- Н-нет, кажется...
- А что сейчас делает этот мудак?
- Который? в халате?
Услышав это, врач уже открыто уставился на него, а голос в трубке опять приобрел одобрительные нотки.
- Рубишь, чувак. Он самый.
- Смотрит на меня.
- И правильно делает. Я б на его месте тоже смотрел. Но и вечно смотреть он не может. Так вот... Как только этот сукин кот утратит бдительность и отвернется, пизданешь его чем-нибудь таким по голове. Сильно, но не смертельно. Гематомы и средней тяжести ушибы мозга приветствуются; проломы черепа - категорически не допускаются, это уже совсем другая статья. Все понял?
- А чем я его должен...
Врач нахмурился и, склонившись к дюжему помощнику, с тревожным видом принялся нашептывать ему что-то на ухо.
- Да какая разница, чувак! Главное - не медлить, сейчас каждая секунда на счету! Осмотрись, неужели рядом нет ничего подходящего?
Он скосил глаза и заметил внизу нечто похожее на монтировку.
- Ну, есть какая-то штуковина...
- Ну так и давай, вперед! Не теряйся, действуй по обстоятельствам, на тебя сейчас вся наша надежда! А чтобы избавиться от ненужных сомнений, вспомни о том люке и вероятности попасть в шахтеры. Короче, мы надеемся на тебя. Все, отбой...
Отдав врачу трубку, некоторое время он лежал для маскировки неподвижно, наблюдая за ним из-под приспущенных век. А когда тот отвернулся к окну, осторожно опустил руку, которая вскоре нащупала холодный металл.
- Держи его! - истерически закричал врач по фамилии Северцев, внезапно повернувшись и обнаружив занесенную над своей головой монтировку. - Держи, блядь, этого козла, делай ему укол номер три!
Удар пришелся вскользь, врач схватился за голову, на седых волосах которой проступила яркая, зеленого цвета кровь, попытался отбить второй удар, пришедшийся по руке, которая тут же рассыпалась, словно была из стекла, и даже разлетелась с характерным стеклянным звоном по салону мелкими осколками... на ее месте тут же выросла новая, а он все бил и бил из неудобного сидячего положения, пока на него не навалилось чье-то тяжелое, остро пахнущее тиной тело...
- Укол номер три! - еще раз выкрикнул врач, на лице которого проступила неприкрытая злоба, и Виктор Иванович понял, что они уже перестали маскироваться, видимо, за отсутствием надобности. - Мы раскрыты! Удаляем этого гондона начисто, минуя корзину, без возможности восстановления!
Он вдруг отчетливо вспомнил, что когда эти лжемедики заполняли у него дома какие-то бумаги на него же, они написали что-то в графе «Предполагаемый диагноз», словно он действительно был больным. Он успел рассмотреть только начало записи, после чего его словно бы невзначай оттерли от заполняющего бумаги врача. Единственное, что ему удалось разглядеть, это что запись осуществлялась на латинице и начиналась буквами «DEL». Значит, к удалению он был приговорен сразу, вне какой бы то ни было зависимости от его дальнейших действий.
В следующий миг в его плечо воткнулось что-то острое, отчего сердце на несколько секунд забилось в бешеном ритме, затем все тело охватила слабость и резко потемнело в глазах. Еще через мгновение сердце набрало такую скорость, что последовал неизбежный сбой, а затем окончательно остановилось.
- Никому не дозволено проникать в тайны строения вселенной! - злобно закричал Северцев, тряся его за грудки. - Ты кончился, падла, как физическая личность! Ты покойник! Ты никогда не узнаешь тайну нижнего белья Тины Канделаки...
- Как выглядели те пятна? - улучив момент, быстро спросил сделавший укол санитар, но после очередного встряхивания врача Виктор Иванович внезапно стал невесомым и плавно полетел вверх, прямо сквозь крышу начавшего притормаживать санитарного фургона. Кажется, он устремлялся к знакомой уже воронке, а воздух вокруг стал привычно густеть. И это было просто ужасно, осознавать, что ты провалил задание Пахана и вскоре неизбежно станешь шахтером, а времени изменить ситуацию уже, увы, нет. Ведь вряд ли он сможет за оставшиеся секунды узнать, является ли Ксения Собчак натуральной блондинкой, даже если она честно не выбривает лобок.
Впрочем, достаточно того, что он сумел разгадать тайну строения вселенной.
Клубень
Конечно, ему было страшно, но что значила боязнь любви против ужаса перед ночными педерастами?
«Собирайся, парень, - скажут пришедшие в первозданной тишине пидоры, эти подлинные властители ночи, и дружный голос их будет безапелляционен и жуток; ровный в уверенности своей, он прозвучит страшнее яростно ревущего во тьме зверя, - на тебя пал наш выбор сегодня. Мы пришли за тобой парень, здесь нет ошибки, да, мы пришли за тобой...»
Алексей Оутерицкий, повесть "Ночные педерасты" (Властители тьмы").
- Ты кто?
От голоса темнота словно бы рассеялась и я, наконец, ощутил себя как физическое тело. Точнее - кажется, ощутил; я не был точно в этом уверен. И темнота рассеялась всего лишь в голове, потому что мои глаза по-прежнему оставались закрытыми. Кажется, это из-за странной тяжести ресниц, непонятно откуда взявшейся; но уже одно только осознание того, что я это осознаю, вызвало во мне целую гамму чувств радостного оттенка. Значит, я существую как личность, раз я могу ощутить тяжесть век, осознать то, что я это ощущаю, и еще - слышу чей-то голос, от которого бросает в дрожь, потому что в нем явно присутствует инфразвук. Значит, у меня имеются какие-то рецепторы, способные это распознать, и свойства организма, способные обеспечить его реакцию в виде дрожи. Может, я летучая мышь? Хотя нет, летучие мыши, кажется, специализируются на ультразвуке.
- Ты кто? - повторил голос.
- Я... я клубень.
Это вырвалось у меня неуверенно, неожиданно, неосознанно, каким-то порывом, радостная сила которого запросто разомкнула тяжелые губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13