А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– И ты не знаешь, что заказывал мой муж?
– Часы. Я должен был их изготовить. Их заказали через «Глобус».
– Часы готовы?
– Нет. Я покинул то место до того, как успел их закончить.
– Жаль. Я бы хотела увидеть твою работу.
– Если вы действительно этого хотите, тогда вам стоит посетить следующий салон месье Ливре. Я буду читать лекцию и показывать свои работы по механике, как только вернется мой учитель.
– Но ты слишком молод, чтобы читать лекции!
– Мне пятнадцать, мадам.
Удивившись манерам ученика и уловив в нем определенный деревенский шарм, мадам Хугон ответила:
– Дай мне знать, когда будешь читать лекцию, и я постараюсь прийти.
30
Через месяц после отъезда Ливре вернулся в «Глобус». Знакомое клокотание вновь разнеслось по магазину.
Поездка не удалась. Переговоры не принесли никакой пользы. Гидродинамические курсы лечения в Монтсеррате не помогли. Ливре становилось все хуже и хуже от того, что настроение остальных отдыхающих на водах было прекрасным. С тех пор как он убедился, что истина – в удовольствии, хорошее самочувствие других людей всегда портило ему настроение.
Ливре взбесился, когда увидел, что магазин под руководством Клода процветает. «Перлы» нисколько не стеснили мальчишку, и он великолепно справился с заданием. Кое-где присутствовали намеки на то, что он позволил своему воображению вылиться наружу. Откровенно говоря, намеки были даже больше, чем просто намеки. Нововведения просто облепили стены.
– Что это такое?!
– Лестница из красного дерева удобной конструкции, – ответил Клод. Он показал, как лестница легко превращается в незаметный шест. В опорах имелись выемки для ступенек.
Ливре сорвал шест с полки.
– Принимался за «Тайны»!!! – последовал первый приказ.
Пока Клод вычищал горшок, Ливре продолжил осмотр помещения. Клод яростно протирал и полировал все и вся в ожидании приезда учителя. Увы, он пропустил третье и четвертое издания «Истории Римской империи» Глориота. Тонкий слой бондарской пыли покрывал корешок Цезаря. В ходе расследования выяснилось, что подставка глобуса слегка мутновата, а копия Катулла из Коллекции за Занавеской выставлена в витрине. Ливре нервически хлестал плеткой.
На обратном пути из Монтсеррата Ливре составил компанию богатенький и исключительно веселый мясник, который говорил большую часть пути и травил профессиональные анекдоты. Теперь, вернувшись в Библиополис, книготорговец отыгрался на Клоде и устроил ему изрядную головомойку.
– Именем Господа, что ты сделал с витринами!!! – Ливре не оценил выбор Клода. Хотя его не слишком разозлило изображение канализации, поддерживаемое двумя клизмами, он взбеленился при виде гравюры «В плену своих изобретений» с изображенным на ней рабом шестерен и блоков. Он сплюнул. – Да тебя самого надо запереть в этом аду за то, что ты сделал с моим «Глобусом»! Я буду бить тебя за это глупое неуместное оформление! – И он бил.
Дальше Ливре двинулся к гроссбухам. Этьеннетта гордо показала ему таблицы с увеличившимися продажами и займами. Вместо того чтобы похвалить, Ливре разъярился еще больше:
– А это что такое?!
– Простой пантограф. Теперь Этьеннетте не надо дважды переписывать все заказы.
Ливре сломал четыре перекладины механического писца о колено.
В тот вечер торговец настоял на том, чтобы Клод остался и поужинал с ним, так как предстояло многое обсудить. Поглощая луковое пюре, он умудрился повергнуть юношу в смятение.
– Теперь ты будешь строго придерживаться моих «перлов»! Я не хочу, чтобы ты кончил, как этот твой граф Турнейский!
– Вы видели аббата? – Клод почувствовал, как его голос дрожит при упоминании бывшего учителя.
– Да. – Ливре улыбнулся. – Тяжелый случай. Судебные тяжбы валятся на него со всех сторон. А мне повезет, если я отвоюю хотя бы четверть того, на что рассчитывал. – (На самом деле аббат был должен в два раза меньше.)
Клод не мог более сдерживать свое любопытство.
– А обо мне он говорил?
– Почему он должен был говорить о тебе? У него других проблем хватает.
– Я думал о нем недавно. Часть моей лекции будет включать работу, которую мы делали вместе с аббатом.
– Лекции? Ах, ты про это. Забудь о ней. Отложи все, чем занимаешься. Я был глупцом, раз поддерживал тебя в этом. Мы должны заниматься более важными делами.
Клод внезапно почувствовал себя опустошенным. Юноша выразил свои опасения и объяснил, что вряд ли можно все отменить, так как он пригласил мадам Хугон.
Ливре взорвался:
– Ты пошел против моих «жемчужин», делая подобные приглашения!!! По какому праву ты так рискованно действовал?!
Этьеннетта вступилась за Клода:
– Он сделал это лишь с одной целью – увеличить прибыль магазина. Мадам Хугон заплатила за два лишних дня последнего проката. Она сказала, что сделала это, чтобы отблагодарить Клода. И пообещала стать постоянной клиенткой «Глобуса».
Это слегка успокоило Ливре.
– Хорошо, раз уж она придет в среду, лекция состоится.
Плюмо первым прибыл на долгожданную лекцию. Пьеро приехал позже, вместе с господином Куртюа, немецким организатором публичных зрелищ, который владел популярным восковым паноптикумом. Куртюа показывал венецианцу некоторые части собственных небольших выставок. Он согласился прийти в салон, потому что надеялся, что ученик Ливре продемонстрирует свои полезные навыки в действии. В обычной ситуации Ливре запретил бы входить в магазин дурно пахнущему таксидермисту и его другу, но правила дипломатического этикета – об этом говорилось даже в одном из «перлов» – заставили не устраивать сцен. Скоро подошли и братья Жак. Они сотрудничали с Ливре, предлагая ему типографские услуги – маленький пресс прятался за фальшивой стеной их издательства. Трое писак, ищущих вдохновения (пусть и наигранного), информант полицейского лейтенанта и юрист, помогающий Ливре обстряпывать делишки с властями, – вся эта братия наискучнейших зануд кружила по залу, попивая третьесортный ликер и рассказывая друг другу новости из третьих рук. Беседа сопровождалась приступами лицемерного дружелюбия, которые доказывали, что большинство собравшихся – давние или не слишком давние враги.
В конце концов приехала и мадам Хугон. Ливре повременил с демонстрацией презрения и скрыл свой гнев, так как помнил – ее присутствие обещает серьезную финансовую поддержку. Впрочем, элегантность мадам Хугон заставила торговца забыть о злости. На ней было шелковое платье в складках, образующих перевернутый венчик, шарф цвета морской волны, повязанный на талии большим бантом, подобно тем, что украшают коробки с подарками. Светлые кудри ее парика мастерски зачесали наверх. На мадам устремилось еще больше взоров, когда до всех дошло, что она – единственная женщина из собравшихся. (Этьеннетту не брали в расчет, она сидела за глобусами и вела какие-то только ей понятные расчеты.)
На одной ручке мадам Хугон помещалась изящная сумочка, в то время как на другой висел мелкий, но состоятельный аристократ. Она выбрала его в сопровождающие специально для Клода. Граф Корбрейский был алчным, хотя и ленивым экспериментатором, в его владениях находился один из крупнейших ртутных бассейнов Парижа. Вдобавок он очень любил собак.
Гостей представили друг другу.
– Мы уже встречались с господином Ливре раньше, – сказал граф Корбрейский. – Он должен был привезти мне часы, заказанные за рубежом. Фрагонара в миниатюре, если вы помните, месье.
Хотя граф и опасался, что его пристрастия станут известны в кругу его титулованных друзей, в салоне Ливре он совсем не беспокоился по этому поводу. Даже наоборот. Клод вспомнил запись в свитке «Ч»: «Один корпус из серебра – «Дама с собачкой на качелях», а-ля Фрагонар, для графа Корбрейского».
– Как, и вы тоже? – спросила мадам Хугон. – Кажется, и мой муж заказывал через него часы. И, по всей видимости, ученик господина Ливре должен был их изготовить.
– Да… Только когда это было? Много воды утекло с тех пор, – сказал Ливре. – Пейдж теперь трудится в другой области.
Граф Корбрейский пришел в замешательство.
– Позвольте, месье, а разве предметом сегодняшней беседы будет не работа этого мальчика, касающаяся механики звука? Так мне сказала мадам Хугон. И это именно то, что меня интересует.
– Да, это было предметом… Только выяснилось, что исследования юноши совершенно неадекватны… – Ливре потряс головой. – Пейдж не будет читать сегодня лекцию.
Все взоры устремились на ученика, а сам Клод уставился на Ливре. От этой новости юноше стало больнее, чем от удара палкой, обернутой в сукно.
– Да-да, мой юный ученик. Ты не будешь читать лекцию. И тем не менее я приглашаю тебя занять почетное место среди моих уважаемых гостей.
Мадам Хугон нарушила тишину:
– А кто же будет говорить?
Ливре сухо улыбнулся и объявил:
– Вы наверняка возрадуетесь, когда узнаете, что сегодня буду говорить я.
Мадам Хугон посмотрела на юного ученика, но ничего не успела сказать, так как Ливре призвал всех к порядку. Пьеро и Плюмо выражали свое недовольство, однако на их протесты не обратили внимания.
Ливре быстро начал свою речь:
– Глубокоуважаемые гости! Сегодняшняя беседа называется «Что в имени тебе моем?». То, что я хочу рассказать, может показаться вам простой рефлексией на тему, и все-таки позже вы поймете, что это не так. Говоря простым языком, наши имена самым непосредственным образом влияют на то, что мы есть и чем мы занимаемся.
Гости устроились в креслах из красного дерева.
Продавец книг сплюнул в платочек. Тут выступила вперед Этьеннетта, в руках она несла огромную книгу. Ливре объявил:
– Здесь содержится ровно 9464 записи, которые доказывают теорию Камдена о «судьбоносной неизбежности имени».
Он приступил к перечислению имен, подтверждающих его нелепую теорию. Интерес аудитории возрос, да и то ненадолго, когда Ливре начал рассказывать о проституции. Он поведал гостям историю двух шлюх, чьи имена были Онорина и Пьюрита, и об одном владельце публичного дома по имени Темперанс.
– Есть еще одна женщина, ее имя – Ланж. Она может завязывать свой язык в морской узел, демонстрируя сей навигационный фокус всем желающим морякам, что приходят к ней воспользоваться известными услугами.
Плюмо вслух поинтересовался, а разве не могли ей дать такое прозвище после того, как открылись ее необычайные способности, но Ливре не принял вызова. У Клода имелись свои сомнения на этот счет, в конце концов его старшую сестру звали Фиделита.
Ливре медленно продвигался вперед. Когда один язык исчерпал себя, он перешел к другим. Латынь, греческий, халдейский, древнескандинавский, английский – ему было все равно, лишь бы список имен рос. После истории о сбившемся с пути священнике Ду Сине Ливре начал приводить примеры из медицины, цитируя работы Кокберна о сифилисе, Смелли – об акушерстве и Бэтти – о слабоумии. Он все говорил и говорил, пока скучающие гости не начали выражать свое беспокойство. Один из писак теребил брюки, юрист выбивал ногой ритм, известный только ему самому. Двойной подбородок опустился, пальцы зашевелились, очки соскользнули с маслянистого носа полусонного типографщика. Мадам Хугон теребила локон волос и задавалась вопросом, когда же список имен подойдет к концу.
Как оказалось, не скоро. «Книга судного дня» с перечисленными в ней совпадениями имен подошла к концу, лишь когда Ливре дошел до случая своего ученика, Клода Пейджа.
– Никто не смог бы справиться с этой работой лучше! – провозгласил лектор. – Кстати, совпадение не только в его фамилии. Судьбоносная Неизбежность и в его имени! Клод, покажи им свое уродство. – Ливре поднял руку юноши, чтобы подтвердить сказанное. – Такие физические недостатки уже успели стать традицией, вспомните хотя бы императора Клавдия или того горбатого дурачка Клаудио! Нелепость и уродство предопределены судьбой одной половине моего ученика, зато второй его половине уготована лучшая участь, она – его спасение! Как я часто говорю, чем был бы мой книжный магазин без страниц?
Ливре закончил. Последовали бурные аплодисменты. Чтобы Ливре не слишком зазнавался, аристократ решил вмешаться:
– А что вы скажете на это: лучшего лондонского механика зовут Мерлин!
– О, ну конечно же! Ведь это волшебник за работой!
Наступил отличный момент для перехода к другой теме, интересовавшей Клода, но, естественно, этого не произошло. Перед тем(как уйти, Плюмо пригласил Клода зайти в какой-нибудь кабак и просидеть там до утра. Юноша отказался, помахав другу на прощание. Мадам Хугон подождала, пока уйдут все гости, и отвела книготорговца в сторону.
– Господин Ливре, у вашего ученика редкий дар. Пока вы отсутствовали, он был очень внимателен ко мне. Я бы хотела еще большего внимания с его стороны. Мне нужны книги из Коллекции за Занавеской. Можем ли мы договориться? Могу я рассчитывать, что ваш ученик будет сам выбирать мне книги? Я заплачу.
– Конечно, мадам.
Она ушла так же, как и пришла, с сумочкой на одной руке и эскортом на другой.
Ливре повернулся к Клоду:
– Надеюсь, ты наконец понял, что твоя судьба – быть здесь, а не заниматься механикой. Ты можешь навсегда забыть о той лекции! – Флегмагорл сплюнул. – У тебя есть и более важные дела. Теперь тебе предстоит служить своей госпоже.
31
Мадам Хугон брала по одной книге из Коллекции за Занавеской каждую неделю. Она определила четкие условия соглашения. Клод должен был выбирать книги и каждую пятницу приносить их к ней домой. За эту услугу, а также за ряд других услуг, на которые она рассчитывала, мадам Хугон платила Ливре в три раза больше, чем за обычный прокат, хотя расценки «Глобуса» и так были очень высокими (в связи с философской природой предлагаемого материала). Патронесса никогда не объясняла своего интереса к порнографии, да такого условия и не было в договоре. Когда Клод вежливо спрашивал об этом, она отвечала, что обстоятельства супружеской жизни заставляют ее читать подобную литературу. Больше Александра ничего не говорила. Клод довольствовался теми словами, что Ливре произнес в Турне: «Мадам Хугон не в состоянии выполнять супружеские обязанности».
Каждый четверг Ливре позволял Клоду выбрать предмет чтения для мадам Хугон. Юноша выбирал очень внимательно. И «перлы» всегда были у него под рукой. «Никогда не бери книгу, которая может быть расценена как слишком откровенная». Доверяясь Ливре, Клод завернул «Историю дочки шляпника».
– Вам должно это понравиться, – сказал Клод, представляя книгу мадам Хугон. Книжка была скучной и более сдержанной, нежели та, которую патронесса заказывала впервые. В ней описывалось несколько сцен с поцелуями украдкой и одна сцена с объятиями на черной лестнице, не больше.
– Жаль, – сказала патронесса, когда возвращала книгу, – что ожидания главной героини не оправдались.
Клод не знал, как понимать сказанное. Он молча передал ей очередной любовный роман. Через три недели мадам Хугон выразила нетерпение по поводу историй о безответной любви.
– Разве ты не можешь обеспечивать меня более откровенными предложениями? Разве ты не можешь делать чуть больше для удовлетворения моих желаний?
Двусмысленность подобных высказываний смущала Клода. Он нервно выискивал на книжных полках все более откровенные и непристойные книги, приглашая патронессу в мир сельских шалостей и взглядов украдкой. Он принес ей «Эротические наставления» Аретино, классику жанра «Школа Венеры», переизданную Ливре при помощи секретного пресса братьев Жак, самые откровенные религиозные подборки: «Мария в монастыре», «Влюбленная аббатиса», «Анатомия французской монахини», и две книжки, напечатанные специально для Ливре, которые он давал только самым лучшим и надежным клиентам: «Любовь Зео Кинизаля» и «Король кофиронов», а также «Эротическую Библию» Мирабо. Ливре, волнуясь за свою репутацию, отметил, что сам Мирабо не писал этой книги, а заказал ее одному писателю.
Ни одно из этих развратных повествований не удовлетворило требований мадам Хугон. Клод фантазировал на тему источника ее расстройства, однако действовать отказывался. Никакие побои не заставили бы юношу приблизиться к женщине, пленившей его. Клода смущали нерушимые сословные барьеры. Через три месяца подобных отношений мадам Хугон решила заявить о своих намерениях. Она использовала свое искусство обольщения в двух целях: из спортивного интереса и ради удовлетворения сексуальных потребностей. Начала она с того, что просила Клода вслух зачитывать отрывки из взятых напрокат книг. Мадам Хугон рассчитывала, что вокальное воспроизведение порнографических сцен пробудит в нем желание. Когда Клод читал известный диалог между Тулией и Октавией или отрывок из «Дела о совращении, или Последние судебные тяжбы в Париже против аббата Руе, изнасиловавшего сто тридцать три девственницы, написанное им самим», его голос дрожал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43