А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В ту ночь Клод плакал, но не как журавли, чей крик ему так и не удалось записать. Он составил письмо, в котором выразил все свои тайные переживания, и начеркал на нем адрес аббата. «Я ничего не делаю. Ни руками, ни головой», – писал Клод в ужасном порыве дьявольских мыслей.
Он так никогда и не отправил письмо. Вместо этого юноша прикрепил его к стене. И все-таки, сделав столь личное заявление, он смог собраться с силами, чтобы в какой-то мере преодолеть чувство неудовлетворения самим собой. На следующий день Клод объявил Пьеро, что у него есть план, и попросил друга о помощи. Два воскресенья спустя юноша показал хозяйке дома план ремонта своего жилья, и она одобрила его, с условием, что Клод починит ей крышу.
В следующее воскресенье работа началась с тщательной уборки. Сначала Клод трудился один, приглашая Пьеро, лишь когда требовалась вторая пара рук. Но вскоре венецианец вступил с Клодом в своего рода артельное товарищество. После уборки остался только камин, он требовал вмешательства снаружи. Нет, скорее, вмешательства изнутри. Поэтому Клод нашел одного крохотного савойца, который забрался прямо в дымоход. Смуглый паренек избавил камин от осиного гнезда, но запросил за это двойную цену.
Поначалу Клод шутил, что найдет кучу монет под прогнившей балкой, или бриллиант под скрипучей половицей, или договор о передаче ему какой-нибудь старинной короны, приклеенный к стене. Увы, находки ограничились опилками прядильного колеса, подвязкой и упаковкой булавок, которые обычно продаются на улице по четыре су за сотню. Пьеро оставил половину себе, чтобы крепить птичьи крылья, а оставшуюся часть они отдали кормилице Маргарите.
– Мы подумали, что они пригодятся для твоих детей, – сказал Клод.
– Ну, по крайней мере для пеленок точно пригодятся! – смеясь, ответила кормилица.
Клод использовал найденные предметы для тренировки своих навыков рассказывания историй.
– Мой отец, – сказал он, – говорил, что у каждой находки есть своя судьба.
Это было редкое и очень важное воспоминание о детстве мальчика, но, к сожалению, ложное. Аббат, а не его отец, высказался подобным образом во время одной из многочисленных длительных прогулок. Смешав истории находок с историями других предметов, обретавшихся в нише – здесь особенно пригодился манекен, – Клод после утомительной уборки стал выкрикивать из своего слухового окна сказки, которые слышали все проживающие в доме. В одном рассказе, чем-то напоминающем миф об Икаре, манекен сражался с ужасными птицами Пьеро. Портрет стал подарком на память в истории о безответной любви. Подобные усилия привели к тому, что Клод начал разыгрывать кукольные представления, приукрашенные новыми находками. Очередное действо закрутилось вокруг роговой пуговицы. Клод превратил ее в жетон для входа в секретный публичный дом. Но Плюмо, а он был сведущ в таких вопросах, напомнил юноше о его визите к закладчику: мол, жетоны из публичных домов изготавливаются в основном из меди. «Тогда пусть это будет пуговица, откушенная проституткой от сюртука клиента в минуты неконтролируемого экстаза», – заметил юноша. Когда Плюмо предложил рассказать эти истории Ливре, Клод покачал головой:
– Я знаю одно: Ливре ценит лишь то, что связано с его «перлами».
Когда уборка закончилась, Клод начал думать над архитектурой своего жилища.
Сначала он принялся за худшее – за течь в крыше, на починке которой настаивала хозяйка. Струйка воды проделала отверстие в полу, так что Клод имел честь наблюдать за семейством портных, проживающих прямо под ним. Дырка в полу была забавная, но опасная, так что Клод перестелил полы. Чтобы починить течь, он обследовал всю крышу в поисках трещины. А когда юноша спустился обратно, то заметил, что на месте двух дырок теперь появилось четыре. Клод вновь забрался на крышу и постелил черепицу, покрытую мхом. Больше он подниматься не стал – боялся разбиться насмерть.
Течь в крыше доставала его в течение двух промозглых недель, пока Клод не нашел полезного применения сей трещине. Он взял медную миску и поместил ее в шкафчик с откидной крышкой, который смастерил из досок, оставленных прежним жильцом. Затем юноша поставил шкафчик под струйку воды так, что, когда его открывали, вода капала в миску. К миске он прибил сток. Теперь, когда шкаф закрывали, вода стекала по нему в сточную трубу. Таким образом, течь в крыше обеспечивала Клода водой.
Последовали и другие изобретения. Чтобы освободить как можно больше пространства на полу, Клод отправился на пристань, где торговали всяким корабельным скарбом, а затем на вещевой рынок, где купил натяжные крючки и мешковину. Из всего этого он соорудил гамак. Клод снабдил гамак несколькими блоками и роликами, чтобы беспрепятственно подниматв и опускать постель наподобие подъемного моста. Он прорезал еще несколько ниш, напоминающих алтари религиозных монтаньяров. Но вместо Богоматери или грубо вырезанной статуи святого в нишах располагались: туфли, маленькая библиотека, свечи, сова и чучело кролика с темным зимним мехом (результат неудачного эксперимента Пьеро по применению мышьякового мыла).
Блоки и ролики служили для расширения пространства. В конце концов Клод смастерил механизм из пяти блоков, позволяющий беспрепятственно поднимать и опускать всю мебель. Если столом и стульями не пользовались, их тоже можно было поднять над полом.
Скоро маленькое королевство Клода вышло за стены чердака. Однажды он наблюдал, как солнце, находясь в зените, отражалось от серебряного потира в соборе Парижской Богоматери. Хотя Клод не придал этому какого-то религиозного значения, он был поражен возможностями светоотражения. Поэтому за окно он повесил аппарат, управляемый веревками, который мог направлять солнечный свет и свет фонарей прямо в его комнаты. Затем юноша прикрепил к стене дома небольшую, но прочную лебедку, и она позволила ему хранить снаружи остатки производства, корзины из-под ужинов у мадам В. и заказы соседей, которые то и дело разжигали его стремления. Клод стал гордостью дома, о нем говорили даже больше, чем о парочке, живущей под ним.
На его навыки вскоре появился спрос. Хозяйка дома стала его первой клиенткой. Расстроенная тем, какой ущерб наносили голуби, жившие в башенках церкви Святого Севериана, она попросила Клода найти способ их отвадить. Хозяйка объяснила, что птицы уродуют ее любимую горгулью и оставляют на василиске нежелательные следы. Клод и Пьеро не могли залезть на башни, где жили голуби, но поставили рядом чучело совы, чтобы оно отпугивало птиц. Соседи восхищались произведенным эффектом. Пугало стало предметом разговоров всего дома на несколько последующих недель, пока Клод не создал еще одно изобретение.
– Что это? – осведомлялись соседи.
– Радиальная сушилка для белья. Я сделал ее для кормилицы.
Сделанная из прядильного колеса, того самого, что обнаружили во время уборки, сушилка крутилась, подобно карусели, высоко над крышей, тем самым избегая встречи с грязными сточными трубами и дымом из соседских каминов. В обмен на сушилку Маргарита бесплатно стирала для Клода и Пьеро, поэтому вскоре плащ первого и рабочие халаты последнего, ранее заляпанные внутренностями птиц, развевались на ветру рядом с ее бельем.
Новости о такой изобретательности быстро распространялись, и Плюмо даже поместил в одном местном журнале небольшую статейку с броским заголовком «Чудо-чердак». Журналист описал «лебедочные и зеркальные изобретения юного ученика продавца книг», хотя и не упомянул имени Клода.
Медленно, практически незаметно для него самого эти работы оживили юношу. Реставрация чердака привела к реставрации его души. Иногда, конечно, тоска возвращалась, в такие ночи он валялся в постели и смотрел на изменившиеся по его вине очертания окна, на зеркала и веревки, на лебедку и предохранитель, на одежду, свисающую с сушилки. Воскресными ночами Клод засыпал с образом развевающихся простыней в голове, которые превращались в паруса турецкой галеры, на которой он навсегда уплывал из Парижа. А когда он просыпался, происходила еще одна метаморфоза: развевающиеся простыни становились кусочками бумаги с пресловутыми «перлами», приклеенными к столу из красного дерева.

Часть V
«Перл»
28
Ливре сочинил «жемчужину», вошедшую в шкатулку артефактов Клода, поздно ночью, в четверг, когда магазин уже закрылся, а слуги разошлись по домам. Он сидел за своим столом в течение некоторого времени и пытался бороться с расстройством желудка. Книготорговец выпил порцию венецианской патоки – средства, имеющего приятный аромат кардамона. Выпить-то он его выпил, но это никак не отразилось на его желудке. Ливре продолжал пускать газы. Он попытался отвлечься, листая различные зарубежные и местные списки литературы, а также периодические издания и объявления, сложенные аккуратной стопочкой на столе. Среди них была «Газетт», купленная лишь для видимости и оставшаяся непрочитанной, небольшой «Меркюр де Франс» в серо-голубой обложке и обязательный «Журналь де Пари». Перед тем как обратиться к списку подпольной литературы в поисках объявлений, которые могли угрожать его делу, Ливре просмотрел «Журналь». Он вырезал из него две или три статьи, положив их в соответствующие отделения стола. Записал две ссылки в свою книжечку. На обратной стороне второй газетной вырезки Ливре натолкнулся на статью неизвестного журналиста под заголовком «Чудо-чердак». В ней описывалась комната, где «стулья поднимаются к потолку, а кровать закрывается подобно разводному мосту какой-то древней страны». Автор статьи упомянул «находчивого ученика продавца книг, которому удалось превратить жалкую комнатушку в микрокосмос недорогих изобретений». Сначала Ливре не обратил внимания на статью, но фраза «ученик продавца книг» засела у него в голове. Разве мог это быть Клод?! А разве не мог?
Первой реакцией на подобное известие стало желание наказать, приготовив обернутую в сукно палку до того, как Клод вернется следующим утром. Однако, подумав над последствиями такого проявления чувств и умерив свой гнев, Ливре заставил себя вспомнить, что предыдущие попытки подчинить ученика (как при помощи плетки, так и словесно) не увенчались успехом и никак не сказались на желании этого сорванца мастерить. Сколько раз он хлестал его и повторял: «Помни! Ты лишь ученик продавца книг, страница в книге Люсьена Ливре!» Нет, ему следовало поменять стратегию) сменить гнев на милость. Через несколько дней у Ливре был готов план, и он принялся за его осуществление.
Ничего не подозревающий ученик вошел в магазин с неприкрытыми руками и кое-как застегнутым камзолом – в первой петле сидела вторая пуговица, во второй – третья, и так – до самого пупка. Ливре сглотнул и глубоко вздохнул, чтобы пресечь карательные инстинкты. Вместо того чтобы ударить, он нежно похлопал Клода по спине и сквозь стиснутые зубы осведомился, как тот себя чувствует. За обедом Ливре не ругался, что ножи тупы, а лук-порей еще сырой (лук-порей заменил картофель). Он глотнул своей любимой сельтерской воды и притворился добродушным дядюшкой, что сразу насторожило Клода.
– Клод, как долго ты уже находишься здесь, в мире моего «Глобуса», в Библиополисе?
Откуда-то сзади донесся голос:
– Триста двадцать семь дней!
Ливре бросил сердитый взгляд на кузину и затем вновь повернулся к Клоду:
– За все это время ты почти ни разу не запятнал репутации моего магазина. – И вновь Клод насторожился. – По моему разумению, только дикари постоянно разрушают и убивают. Цивилизованный человек отличается способностью культивировать, взращивать новое. – Ливре прожевал луковый хлеб и что-то еще с луком. – Переход от бессмысленного корчевания к севу, от растраты к приобретению – вот что важно для людей, если они хотят прокормиться. Такой подход допустим и к профессии продавца книг. Моих клиентов – наших клиентов, Клод, – нужно обрабатывать, а не забивать, как скот. Мы должны холить и лелеять их, если хотим годами получать богатый урожай. Взращивание, Клод, – вот ключ к успеху. В наших делах с властями и с клиентами это ключ.
Клод кивал, пока Ливре произносил сию трудную для понимания речь, навеянную неправильным истолкованием старого трактата по геополитике (эту книгу, равно как и сотни других, Клод протирал от пыли каждый понедельник).
– Я постараюсь собрать плоды должным образом, – сказал Клод.
– Тебе придется это сделать, так как я уезжаю на четыре недели и оставляю мой «Глобус» в твоем распоряжении. Ты будешь взращивать наше с тобой дело.
Новость шокировала Клода, на что и рассчитывал Ливре.
– Каждый год я посещаю Франкфуртскую книжную ярмарку и еду в Женеву и Невшатель. Я делаю это, чтобы оценить конкуренцию на рынке литературы, лежащей за рамками закона. Я буду улаживать некоторые дела, касающиеся перевозки моих книг. Также мне необходимо разобраться с «Часами любви». Твоего прежнего учителя привлекут к ответственности в скором времени, если он не выполнит заказов. – Клод удержался и не стал задавать вопросов, которые так и просились наружу. – Более того, аптекарь советует полечить мой «вялый желудок». Я должен пройти курс лечения в Монтсеррате. Вот почему я передаю тебе «Глобус». Все уже решено и подготовлено.
И действительно, так оно и было. В день своего отъезда Ливре повесил, ни много ни мало, шестьдесят «перлов» на двойную веревку стола! «Жемчужины» делились на две главные категории – те, что касались организации магазина, они предназначались Клоду, и те, что касались счета книг и заказов, эти были на совести Этьеннетты. Перевозки, описи имущества и салоны по средам отменялись до возвращения Ливре.
В день отъезда Клод проводил продавца книг до депо на площади Мобер. Он загрузил в коляску аптечку из красного дерева и на самый верх поставил «Парижские тайны». Он наблюдал, как Ливре бережно подпоясывает себя и хлопает по карманам, проверяя, на месте ли его книжечка и бумажник, а также перфоратор и бумаги. Затем, даже не помахав рукой на прощание, Ливре уехал, и Клод обрел долгожданную свободу.
Вернувшись в магазин, временный его хозяин начал обустраиваться. Когда он наконец изучил «перлы», ему открылась вся полнота тонкой мести продавца книг. Вместо того чтобы ограничивать Клода, Ливре предоставил ему неслыханное количество прав и возможностей, включая разрешение на проявление своего творческого потенциала. Продавец книг знал, что в таком случае пострадает либо «чудо-чердак», либо Библиополис. Если бы ответственность, которая теперь возлагалась на Клода, не позволила ему заниматься механикой, план Ливре осуществился бы. С другой стороны, если юноша взялся бы за свои медницкие работы и забросил магазин, то у Ливре были все основания действовать быстро и беспощадно. Говоря кратко, вместо того чтобы обязывать Клода, продавец книг поддержал все его стремления. Юноша принял вызов, не догадываясь, что за ним крылось. Игнорируя скрупулезно составленные распоряжения, Клод оторвал одно из них с веревки. Именно этот кусочек бумаги он вскоре приколет к стене чердака, а позже поместит и в трехмерное описание своей жизни. «Перл» гласил: «Если будет свободная минутка после закрытия магазина в субботу, подготовься к лекции о своих исследованиях и оформи витрины».
Ливре был очень чувствителен к собственному вкусу и слеп по отношению к чьему-либо еще. Это ясна читалось в витринах, что проходили по центру магазина. Каждую субботу он менял выставляемые книги, заполняя витрины произведениями давно умерших писателей, которые уже не могли угрожать его самомнению либо вызывать в нем зависть. Под рукой Ливре всегда держал небольшую коллекцию кож, крапчатой бумаги и тканей, которые использовал для оформления витрин. Он мнил себя прекрасным декоратором, раз мог положить голландский ин-фолио на утрехтский бархат. Перед отъездом Ливре окружил перевод «Естественной истории» Плиния Старшего крошечными дорическими колоннами.
Клод убрал гипсовые колонны, чтобы дать выход собственным эмоциям и интересам. В предвкушении других занятий он решил отдать дань уважения тем людям, что повстречались ему в Париже. Клод расчистил пространство для своей хмельной компании – Пьеро, извозчика и Плюмо. В конце концов и Л ив-ре вошел в застекленный пантеон мальчика. Он подумывал включить туда и женщину, однако ни одна представительница слабого пола не заслуживала помещения в витрину. В этом плане познания Клода не отличались глубиной, отчасти из-за молодости, отчасти из-за скромного характера. Правда, когда Этьеннетта справедливо обиделась на то, что ее нет во всех этих приготовлениях, Клод включил и девушку в оформление витрин. Аббата он нарочито забыл.
Проще всего было с Плюмо. Клод расположил одну из его ранних работ – деистскую утопию «Законы природы» – в первую витрину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43