Они поворачиваются и смотрят на меня, лежащего на земле, и тот, которого я колотил, качает головой.
– На кой черт ты в это ввязался? – спрашивает он меня, и сквозь его ярость просвечивает искренние недоумение. Подходит новый охранник, тяжело дыша.
– Где он? Вы его поймали?
– Нет, потому что этот… – парень пинает меня ногой, – …долбаный идиот помог ему убежать.
– Мне жаль, что я помешал вашим планам, – говорю я с чистейшим английским произношением, на которое только способен, и все еще задыхаясь от полученного удара по ребрам. – В свое оправдание я могу лишь сказать, что это было категорическим императивом.
Я смотрю на трех стоящих надо мной мужчин и беззвездное небо за ними. Cielo m? cielito undo, я начинаю смеяться. Как все нелепо. Один из мужчин облизывает губы. Danza de viento y juncal. Они смотрят на лежащего на земле и смеющегося человека, о котором ничего не знают. От моего смеха их злость становится еще больше. Я все еще вижу замешательство в глазах того, которого я колотил. Никто обо мне ничего не знает, даже журналист, которому я только что помог бежать. Prenda de los Tupamaros. Они подходят ко мне ближе, и один достает что-то из кармана. Она для вас больше не досягаема, вы не можете ей навредить: она в безопасности. Я трясусь от хохота. Я не вижу их глаз, они пусты, а мои глаза полны света. Flor de…
Недостающие детали
– Конечно, дорогой, ты можешь пожить в этом доме неделю. – Мать Ника снова наполнила бокалы вином. Они сидели в саду Чолк-Фарма под палящим солнцем. – Ты тоже поедешь, Кейтлин?
– Думаю, что нет, – ответила Кейтлин.
Ник быстро взглянул на нее.
– Но ты хотя бы приедешь? На выходные? – спросил он.
– Возможно, – протянула Кейтлин, проведя пальцем по ободку бокала.
– Итак, – сказала мать Ника, чокаясь с обоими, – за твое счастливое спасение. Ты уверен, что тебе следует писать эту статью?
– Какая теперь разница? Они уже знают, кто я такой. – Ник пожал плечами и глотнул холодного вина. Он смотрел на большую пчелу, с жужжанием кружившую вокруг бархатистого ярко-красного тюльпана, слегка покачивавшегося на слабом ветру. Красный цветок напомнил ему платье, которое было на Джоан Салливан в первый раз, когда он ее увидел. Ник постарался выкинуть мысли о ней из головы.
– А как себя чувствует тот человек, который тебе помог? Кейтлин сказала, что он попал в больницу.
– Да. У него осложнения на почки. Очевидно, его подвергали пыткам – там, в Уругвае. Беднягу ведь сильно успели избить до прибытия полиции. Он еще некоторое время пролежит в больнице.
Ник почувствовал, как у него на глаза навертываются слезы. Его мать неодобрительно покачала головой.
– А тем, кто это сделал, предъявят какое-нибудь обвинение?
Ник иронически улыбнулся.
– Кто его знает! Если только какое-нибудь ерундовое. Главный злодей заявляет, что Орландо сам напал на него. И у него есть свидетели.
– Кто такой Орландо?
– Так зовут того человека, который мне помог.
– Ты напишешь о нем? Это войдет в статью?
– Я пока не решил, о чем писать.
– Ники, не забудь навестить его и что-нибудь ему принести. Кейтлин, дорогая, напомни ему, хорошо? Он ведь такой невнимательный…
Кейтлин улыбнулась и неопределенно кивнула.
– Разумеется, я не забуду, – оборвал Ник раздраженно. – И я уже был у него несколько раз.
– Пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне, Николас, – холодно произнесла мать.
– Извини, – он взял ее за руку. – И большое спасибо за дом. Мне нужно немного покоя и тишины, чтобы как следует собраться с мыслями. Я скоро начну работать над той новой программой…
– Это о Восточной Европе? По-моему, очень интересно. Мы с твоим отцом были в Москве, ты помнишь? Конечно, теперь там все переменилось. Кейтлин, дорогая, ты мне окажешь большую любезность, если принесешь мои солнечные очки… Они на посудомоечной машине.
Когда Кейтлин послушно ушла, миссис Джордан повернулась к Нику:
– С Кейтлин все в порядке? Она выглядит очень подавленной. Вы не поссорились?
Ник покачал головой.
– Нет, что ты.
Он не лгал, но и не говорил всей правды. У них снова возникли нелады, но теперь они не ссорились, а все больше отдалялись друг от друга. Однажды Кейтлин не пришла ночевать. Когда Ник спросил, где она была, Кейтлин ответила, что осталась у подруги, потому что было слишком поздно. После этого она пошла в ванную и оставалась там около часа.
– Ну хорошо, – сказала его мать, глядя из-под сложенной козырьком руки. – Я бы так не хотела, чтобы между вами что-нибудь произошло. Кейтлин – просто сокровище.
Оба смотрели, как та возвращается, держа в руке солнечные очки миссис Джордан. Она улыбнулась обоим и протянула очки матери Ника.
– А как твоя программа о профсоюзном деятеле? Мы получили утром открытку с извещением, но я не посмотрела на дату. Похоже, будет интересно. Когда она выходит?
– Через две недели.
– Ну что ж… – Миссис Джордан ласково посмотрела на сына. – Ты говорил, что очень занят?
Ник свернул с дороги перед Ипсвичем и поехал маленькими улочками в сторону загородного дома своих родителей. Был чудесный теплый вечер, и ему очень хотелось остановиться и посидеть с кружкой пива в каком-нибудь из придорожных пабов. Когда он прощался с Кейтлин, то крепко обнял ее и подумал, что эта неделя станет самым серьезным испытанием их отношений за все время. Садясь в машину, он посмотрел наверх и увидел, что она стоит у окна, как раньше, когда встречала его, услышав шум остановившегося рядом с домом такси.
Ник хотел до отъезда переговорить с Джорджем Ламиди, но его мобильный телефон был отключен. Джордж приезжал к нему после той ночи в клубе «Саблайм». Ник очень беспокоился за НВ, но каждый раз, когда он спрашивал о нем Джорджа, тот старался уйти от ответа.
– Это его работа, – выпалил Джордж наконец, когда Ник стал возмущаться предательством Кинча. – Полицейский тут ни при чем. Это все Тревор. Я с ним говорил. Он признался, что донес на тебя. Поэтому его и не было, когда ты приехал. С ним ничего не сделали. Он, подлец, предал нас.
– Что? Тревор? Но зачем? Что я ему сделал плохого?
Джордж поднял брови.
– Ну, он много чего наговорил, я до конца не понял. Тревор сказал, что ты хотел провести расследование и при этом остаться в стороне. Похоже, это его бесило. Так что отчасти, я думаю, он не хотел, чтобы ты ушел целым. Мне кажется, что сперва он не хотел тебе зла, просто тут сыграла роль эта девушка…
– Какая девушка?
– Я думаю, ты знаешь – какая, – спокойно сказал Джордж.
– Джоан? Между ними что-то было? Тревор положил на нее глаз?
– Кто их разберет. Тревор сказал, что у нее могли случиться неприятности. И он не хотел, чтобы это произошло. Думаю, что она ему нравится. А ты сделал что-то, сильно его огорчившее. Я не хочу в этом разбираться, так и сказал ему Тревор всегда хорошо ко мне относился. Он мне, конечно, не друг, но я никак не предполагал, что он так меня подведет.
Что-то в тоне Джорджа слегка обеспокоило Ника. Возмутительное предательство НВ того как будто не слишком огорчало: Джордж почти оправдывал Тревора.
– Послушай, меня едва не отвезли в Эппинг, а уборщика избили до полусмерти, и все из-за чертовой ревности Тревора…
Джордж мрачно посмотрел на него.
– Я не сказал, что все случилось только из-за девушки. Я думаю, тут много причин. И дело не в том, что Тревор был ей увлечен, а в том, как ты вел себя – ему это не понравилось. В том числе и твое расследование.
– Это расследование могло вызволить кое-кого из тюрьмы. Ты раньше что-нибудь рассказывал ему?
– О чем?
– О нас. О школе и прочем.
Джордж выдержал его взгляд.
– А что тебя так беспокоит из того, что я мог рассказать Тревору?
Ник не мог заставить себя произнести эти слова, просто не мог их выговорить; они застряли у него в горле; озвученные, они звучали слишком страшно. Ник зло посмотрел на Джорджа; он не хотел унизить себя, подтвердив, что знал, о чем могли говорить Джордж и НВ и в чем его обвиняли. Джордж защитил его в школе, а Ник предал их дружбу. Наверно, НВ решил, что Ник может снова так поступить. Они молча смотрели друг другу в глаза, пока Джордж не нарушил наконец молчание.
– Думаешь, Тревор не переживает? Он сделал это не ради какой-то своей выгоды. И ты ему поначалу понравился.
– Ты рассказал ему, что произошло? Как я выбрался оттуда? Про уборщика?
Джордж кивнул.
– Ну и что?
– Он рассмеялся. Тревор долго смеялся. Вот и все.
– Не думаю, что Орландо все это показалось очень смешным, – возразил Ник, понимая, что это лишь неловкая попытка защититься.
– Тревор смеялся вовсе не над Орландо, – сказал Джордж.
Ник остановился у дома и открыл входную дверь. Было прохладно и слегка попахивало плесенью: что-то испортилось в холодильнике. Он оставил входную дверь открытой, чтобы проветрить дом. Затем принес из машины свою сумку и коробку с продуктами; там было два блока сигарет, немного вина и бутылка виски. Ник зажег сигарету, налил в стакан виски и вышел на крыльцо, отмахиваясь от кружившей над головой мошкары. В соседнем саду девушка делала стойку на руках и «колесо», как его сестра в детстве.
Ник подумал об Орландо, которого они с Розой навестили в больнице в начале недели. Орландо отмел его выражения признательности; он выглядел спокойным и счастливым. Затем приехал сын Орландо, и Ник с удивлением отметил, что это серьезный и почти напыщенный молодой человек, в маленьких круглых очках, со лбом как у отца и с ноутбуком в дорожной сумке. Вместе с ним была рыжеволосая девушка, которая довольно нервно без умолку болтала, неодобрительно наблюдая за тем, как Орландо с жадностью поглощал булочку с бифштексом, принесенную ему на обед.
– Я буду приносить вам настоящую еду, – заявила она, и сын Орландо впервые рассмеялся, глядя на упавшего духом отца.
Когда они уходили из больницы, Ник сказал сыну Орландо что-то насчет того, что для него сделал его отец и как он ему благодарен. Молодой человек повернулся к Нику и ответил почти страстно, как будто кто-то утверждал обратное:
– У меня просто замечательный отец! Он всегда таким был!
Ник смотрел вслед сыну Орландо и его девушке, шедшим по коридору. Перед тем как исчезнуть во вращающихся дверях, девушка просунула свою ладонь в его и стала игриво раскачивать руку, как бы приводя юношу в хорошее настроение.
Ник загасил сигарету о ступеньку. Девушку, крутившую в саду «колесо», позвали пить чай, и она побежала домой; ее смех звенел в наполненном мошкарой воздухе, а вокруг ее ног кружилась и добродушно тявкала маленькая собачонка. Ник встал, потянулся и побрел в гостиную, где вынул из сумки ноутбук и поставил его на большой обеденный стол. С чего лучше начать? Ник вспомнил стоящую перед ним Джоан Салливан, миссис Клеменс, кутающаюся в кофту, Кинча с его холодной неприязнью. Перед его мысленным взором предстали смеющийся НВ и лицо Орландо, покрытое синяками. Ник вернулся в воспоминаниях к дням детства – вот они с Джорджем Ламиди круг за кругом катаются на роликах, вперед лицом и вперед спиной, иногда сталкиваясь, падая на землю и пытаясь подняться, чтобы лететь дальше. Он вздохнул, подумав о том, как они изменились и сколько времени прошло с той поры, когда он стоял, уперев руки в бока, и смотрел на валявшегося на спине и смеявшегося четырнадцатилетнего Джорджа.
Ник встал и снова наполнил стакан. Он посмотрел на телефон и вдруг, схватив его, стал звонить в свою квартиру в Лондоне. Щелкнул автоответчик, и он услышал отрывистый голос Кейтлин: «Нас нет дома. Оставьте сообщение». Когда пискнул гудок. Ник заколебался, а потом пробормотал: «Это я. Пожалуйста, позвони мне». Он положил трубку на место и снова уставился на чистый экран компьютера. Всегда существовал некоторый разрыв между тем, что он знал, и тем, что требовалось для статьи, между правдой и ее представлением. И еще оставались вещи, которые были ему неизвестны, связи, которые он не проследил, полуправда и белые пятна. «Думай о том, для кого ты пишешь», – прозвучал у него в голове голос их главного редактора.
И Ник написал: «Это рассказ о клубах, наркотиках и убийстве». Сделал паузу и некоторое время разглядывал текст. Затем продолжил: «Это также рассказ о предательстве». Он остановился, снова потер руки, зажег сигарету и начал работать.
Серебряная река
Я помню одну песню о реке. Думаю, что это стихотворение, положенное на музыку. Там говорится, как кто-то бродит по берегу и думает о том, что река спускается с гор чистой и поющей, а затем, стиснутая берегами, становится мутной и замкнутой. В конце концов река исчезает из виду, как мечты поэта. И только когда ее воды становятся солеными при впадении в море, она начинает чувствовать, как к ней возвращается свобода. Я думаю, что религиозный символизм довольно очевиден, но стихотворение мне все равно нравится.
Я лежу на больничной койке уже несколько недель. Многие приходят навестить меня – земляк-сослуживец принес бутылку виски и рассказал, что судья сломал ему нос во время последнего футбольного турнира; Панчо постоянно приносит запасные пижамы и сэндвичи вместо больничной еды. Я открываю их, смотрю на кусочки зеленых и красных овощей в маргарине и прошу сестру раздать сэндвичи в палате. Журналист Ник тоже приходит навестить меня вместе с маленькой дочерью. Она нарисовала мне фломастерами свою кошку. «Моя бабушка тоже в больнице», – грустно сообщает малышка. Однажды Ник столкнулся здесь с моим сыном, и странно было видеть вместе этих молодых людей, несколько настороженно относящихся друг к другу, – специалиста по компьютерам и журналиста. Никто не выбирает себе эпоху, в которой живет; никто не может изменить обстоятельства своего рождения, но я рад, что увидел иные времена, хотя жаль, что моя молодость прошла.
Полученные мной удары обострили некоторые прежние раны, поэтому мне придется провести здесь некоторое время, против чего я, честно говоря, не возражаю. Думаю, что пора кое-что изменить в жизни и расстаться со шваброй навсегда.
В теплые дни я дремлю перед телевизором, и беспорядки в Индонезии перемешиваются с моими фантазиями. Ya viene Jakarta, – писали контрреволюционеры двадцать пять лет назад на стенах домов Сантьяго, словно в жестокую насмешку над надвигающимися пытками. Теперь в столице Индонезии черный дым вздымается над мерцающими зданиями, поднявшимися над телами погибших коммунистов, и студенты вставляют цветы в стволы ружей, как они это делали в другую эпоху, в те времена, когда я был молод, черноволос и полон надежд.
Я вижу в своих снах, как теплые воздушные потоки занесли в мою комнату стрекозу; она парит надо мной, зависнув на своих шелестящих крылышках. И вижу Сильвию; мы с ней на пляже в Пунта-дель-Дьябло ищем ее первую любовь – ее двоюродного брата, унесенного в море приливом. Сильвия вглядывается в горизонт, а потом поворачивается ко мне и улыбается; улыбается так, как когда-то давным-давно, когда мы познакомились с ней в тесной квартирке, заполненной молодыми людьми. Прежде чем появятся другие знакомые и страшные образы, я просыпаюсь и вижу, что около моей постели сидят и ссорятся Клаудио и Эмили.
– В хрустящем картофеле с беконом нет никакого мяса, это лишь приправа, так что замолчи и оставь меня в покое, – говорит Клаудио, который держит в руках пакетик с чипсами, готовясь его открыть.
– Не в этом дело, – шипит Эмили. – И вообще, т-с-с, твой отец спит.
Я открываю глаза и улыбаюсь своим детям – Клаудио, моему любимому угрюмому сыну, который любил гоняться за газетами на крыше нашего дома в Монтевидео, и Эмили с ее нежными рыжими локонами, ее вегетарианством и добротой. Я улыбаюсь и чувствую холодок вдоль спины, потому что знаю, что на каждого Сухарто, Астиса и Пиночета, на каждого бездушного садиста, припадающего на колено и стреляющего по бегущему ребенку, есть другие, всегда найдутся другие, всегда будут другие. Я знаю, что река сходит с гор чистой и певучей, даже если она рассказывает нам о своем горьком долготерпении. Я снова закрываю глаза и слушаю шепот и смех детей у моей кровати, и я не вижу ни реки, окруженной врагами, ни реки, мрачные воды которой полны трупов. Вместо этого я вижу великую серебряную реку, сверкающую на ветру, колышущем ее поверхность. Воды этой реки солоны, да, ее глубокие воды солоны, но она вьется и переливается, как будто тысячи ослепительных зеркал вращаются, отражая солнечный свет, и течет навстречу своей свободе прямо в открытое море.
От автора
Как всегда, я прежде всего хочу выразить особую признательность и благодарность Россане.
Многие помогали мне написать этот роман своим содействием или просто советами. Мою благодарность заслужили также: Харри Ленсдаун, Хавьер Аурет, Ники Джонсон, Рашель Зидер, Элисон и Лидия Ричардс, Вивьен Бредфорд, Эрнесто, Хуан и Соня Леаль, Эрнесто Леаль-старший, Соня Риквейме, Луиза Филипс, Саймон Хинтон, Андреа Пурсель.
История Орландо и Сильвии вымышлена, но основана на реальных событиях, подобное случалось с тысячами людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– На кой черт ты в это ввязался? – спрашивает он меня, и сквозь его ярость просвечивает искренние недоумение. Подходит новый охранник, тяжело дыша.
– Где он? Вы его поймали?
– Нет, потому что этот… – парень пинает меня ногой, – …долбаный идиот помог ему убежать.
– Мне жаль, что я помешал вашим планам, – говорю я с чистейшим английским произношением, на которое только способен, и все еще задыхаясь от полученного удара по ребрам. – В свое оправдание я могу лишь сказать, что это было категорическим императивом.
Я смотрю на трех стоящих надо мной мужчин и беззвездное небо за ними. Cielo m? cielito undo, я начинаю смеяться. Как все нелепо. Один из мужчин облизывает губы. Danza de viento y juncal. Они смотрят на лежащего на земле и смеющегося человека, о котором ничего не знают. От моего смеха их злость становится еще больше. Я все еще вижу замешательство в глазах того, которого я колотил. Никто обо мне ничего не знает, даже журналист, которому я только что помог бежать. Prenda de los Tupamaros. Они подходят ко мне ближе, и один достает что-то из кармана. Она для вас больше не досягаема, вы не можете ей навредить: она в безопасности. Я трясусь от хохота. Я не вижу их глаз, они пусты, а мои глаза полны света. Flor de…
Недостающие детали
– Конечно, дорогой, ты можешь пожить в этом доме неделю. – Мать Ника снова наполнила бокалы вином. Они сидели в саду Чолк-Фарма под палящим солнцем. – Ты тоже поедешь, Кейтлин?
– Думаю, что нет, – ответила Кейтлин.
Ник быстро взглянул на нее.
– Но ты хотя бы приедешь? На выходные? – спросил он.
– Возможно, – протянула Кейтлин, проведя пальцем по ободку бокала.
– Итак, – сказала мать Ника, чокаясь с обоими, – за твое счастливое спасение. Ты уверен, что тебе следует писать эту статью?
– Какая теперь разница? Они уже знают, кто я такой. – Ник пожал плечами и глотнул холодного вина. Он смотрел на большую пчелу, с жужжанием кружившую вокруг бархатистого ярко-красного тюльпана, слегка покачивавшегося на слабом ветру. Красный цветок напомнил ему платье, которое было на Джоан Салливан в первый раз, когда он ее увидел. Ник постарался выкинуть мысли о ней из головы.
– А как себя чувствует тот человек, который тебе помог? Кейтлин сказала, что он попал в больницу.
– Да. У него осложнения на почки. Очевидно, его подвергали пыткам – там, в Уругвае. Беднягу ведь сильно успели избить до прибытия полиции. Он еще некоторое время пролежит в больнице.
Ник почувствовал, как у него на глаза навертываются слезы. Его мать неодобрительно покачала головой.
– А тем, кто это сделал, предъявят какое-нибудь обвинение?
Ник иронически улыбнулся.
– Кто его знает! Если только какое-нибудь ерундовое. Главный злодей заявляет, что Орландо сам напал на него. И у него есть свидетели.
– Кто такой Орландо?
– Так зовут того человека, который мне помог.
– Ты напишешь о нем? Это войдет в статью?
– Я пока не решил, о чем писать.
– Ники, не забудь навестить его и что-нибудь ему принести. Кейтлин, дорогая, напомни ему, хорошо? Он ведь такой невнимательный…
Кейтлин улыбнулась и неопределенно кивнула.
– Разумеется, я не забуду, – оборвал Ник раздраженно. – И я уже был у него несколько раз.
– Пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне, Николас, – холодно произнесла мать.
– Извини, – он взял ее за руку. – И большое спасибо за дом. Мне нужно немного покоя и тишины, чтобы как следует собраться с мыслями. Я скоро начну работать над той новой программой…
– Это о Восточной Европе? По-моему, очень интересно. Мы с твоим отцом были в Москве, ты помнишь? Конечно, теперь там все переменилось. Кейтлин, дорогая, ты мне окажешь большую любезность, если принесешь мои солнечные очки… Они на посудомоечной машине.
Когда Кейтлин послушно ушла, миссис Джордан повернулась к Нику:
– С Кейтлин все в порядке? Она выглядит очень подавленной. Вы не поссорились?
Ник покачал головой.
– Нет, что ты.
Он не лгал, но и не говорил всей правды. У них снова возникли нелады, но теперь они не ссорились, а все больше отдалялись друг от друга. Однажды Кейтлин не пришла ночевать. Когда Ник спросил, где она была, Кейтлин ответила, что осталась у подруги, потому что было слишком поздно. После этого она пошла в ванную и оставалась там около часа.
– Ну хорошо, – сказала его мать, глядя из-под сложенной козырьком руки. – Я бы так не хотела, чтобы между вами что-нибудь произошло. Кейтлин – просто сокровище.
Оба смотрели, как та возвращается, держа в руке солнечные очки миссис Джордан. Она улыбнулась обоим и протянула очки матери Ника.
– А как твоя программа о профсоюзном деятеле? Мы получили утром открытку с извещением, но я не посмотрела на дату. Похоже, будет интересно. Когда она выходит?
– Через две недели.
– Ну что ж… – Миссис Джордан ласково посмотрела на сына. – Ты говорил, что очень занят?
Ник свернул с дороги перед Ипсвичем и поехал маленькими улочками в сторону загородного дома своих родителей. Был чудесный теплый вечер, и ему очень хотелось остановиться и посидеть с кружкой пива в каком-нибудь из придорожных пабов. Когда он прощался с Кейтлин, то крепко обнял ее и подумал, что эта неделя станет самым серьезным испытанием их отношений за все время. Садясь в машину, он посмотрел наверх и увидел, что она стоит у окна, как раньше, когда встречала его, услышав шум остановившегося рядом с домом такси.
Ник хотел до отъезда переговорить с Джорджем Ламиди, но его мобильный телефон был отключен. Джордж приезжал к нему после той ночи в клубе «Саблайм». Ник очень беспокоился за НВ, но каждый раз, когда он спрашивал о нем Джорджа, тот старался уйти от ответа.
– Это его работа, – выпалил Джордж наконец, когда Ник стал возмущаться предательством Кинча. – Полицейский тут ни при чем. Это все Тревор. Я с ним говорил. Он признался, что донес на тебя. Поэтому его и не было, когда ты приехал. С ним ничего не сделали. Он, подлец, предал нас.
– Что? Тревор? Но зачем? Что я ему сделал плохого?
Джордж поднял брови.
– Ну, он много чего наговорил, я до конца не понял. Тревор сказал, что ты хотел провести расследование и при этом остаться в стороне. Похоже, это его бесило. Так что отчасти, я думаю, он не хотел, чтобы ты ушел целым. Мне кажется, что сперва он не хотел тебе зла, просто тут сыграла роль эта девушка…
– Какая девушка?
– Я думаю, ты знаешь – какая, – спокойно сказал Джордж.
– Джоан? Между ними что-то было? Тревор положил на нее глаз?
– Кто их разберет. Тревор сказал, что у нее могли случиться неприятности. И он не хотел, чтобы это произошло. Думаю, что она ему нравится. А ты сделал что-то, сильно его огорчившее. Я не хочу в этом разбираться, так и сказал ему Тревор всегда хорошо ко мне относился. Он мне, конечно, не друг, но я никак не предполагал, что он так меня подведет.
Что-то в тоне Джорджа слегка обеспокоило Ника. Возмутительное предательство НВ того как будто не слишком огорчало: Джордж почти оправдывал Тревора.
– Послушай, меня едва не отвезли в Эппинг, а уборщика избили до полусмерти, и все из-за чертовой ревности Тревора…
Джордж мрачно посмотрел на него.
– Я не сказал, что все случилось только из-за девушки. Я думаю, тут много причин. И дело не в том, что Тревор был ей увлечен, а в том, как ты вел себя – ему это не понравилось. В том числе и твое расследование.
– Это расследование могло вызволить кое-кого из тюрьмы. Ты раньше что-нибудь рассказывал ему?
– О чем?
– О нас. О школе и прочем.
Джордж выдержал его взгляд.
– А что тебя так беспокоит из того, что я мог рассказать Тревору?
Ник не мог заставить себя произнести эти слова, просто не мог их выговорить; они застряли у него в горле; озвученные, они звучали слишком страшно. Ник зло посмотрел на Джорджа; он не хотел унизить себя, подтвердив, что знал, о чем могли говорить Джордж и НВ и в чем его обвиняли. Джордж защитил его в школе, а Ник предал их дружбу. Наверно, НВ решил, что Ник может снова так поступить. Они молча смотрели друг другу в глаза, пока Джордж не нарушил наконец молчание.
– Думаешь, Тревор не переживает? Он сделал это не ради какой-то своей выгоды. И ты ему поначалу понравился.
– Ты рассказал ему, что произошло? Как я выбрался оттуда? Про уборщика?
Джордж кивнул.
– Ну и что?
– Он рассмеялся. Тревор долго смеялся. Вот и все.
– Не думаю, что Орландо все это показалось очень смешным, – возразил Ник, понимая, что это лишь неловкая попытка защититься.
– Тревор смеялся вовсе не над Орландо, – сказал Джордж.
Ник остановился у дома и открыл входную дверь. Было прохладно и слегка попахивало плесенью: что-то испортилось в холодильнике. Он оставил входную дверь открытой, чтобы проветрить дом. Затем принес из машины свою сумку и коробку с продуктами; там было два блока сигарет, немного вина и бутылка виски. Ник зажег сигарету, налил в стакан виски и вышел на крыльцо, отмахиваясь от кружившей над головой мошкары. В соседнем саду девушка делала стойку на руках и «колесо», как его сестра в детстве.
Ник подумал об Орландо, которого они с Розой навестили в больнице в начале недели. Орландо отмел его выражения признательности; он выглядел спокойным и счастливым. Затем приехал сын Орландо, и Ник с удивлением отметил, что это серьезный и почти напыщенный молодой человек, в маленьких круглых очках, со лбом как у отца и с ноутбуком в дорожной сумке. Вместе с ним была рыжеволосая девушка, которая довольно нервно без умолку болтала, неодобрительно наблюдая за тем, как Орландо с жадностью поглощал булочку с бифштексом, принесенную ему на обед.
– Я буду приносить вам настоящую еду, – заявила она, и сын Орландо впервые рассмеялся, глядя на упавшего духом отца.
Когда они уходили из больницы, Ник сказал сыну Орландо что-то насчет того, что для него сделал его отец и как он ему благодарен. Молодой человек повернулся к Нику и ответил почти страстно, как будто кто-то утверждал обратное:
– У меня просто замечательный отец! Он всегда таким был!
Ник смотрел вслед сыну Орландо и его девушке, шедшим по коридору. Перед тем как исчезнуть во вращающихся дверях, девушка просунула свою ладонь в его и стала игриво раскачивать руку, как бы приводя юношу в хорошее настроение.
Ник загасил сигарету о ступеньку. Девушку, крутившую в саду «колесо», позвали пить чай, и она побежала домой; ее смех звенел в наполненном мошкарой воздухе, а вокруг ее ног кружилась и добродушно тявкала маленькая собачонка. Ник встал, потянулся и побрел в гостиную, где вынул из сумки ноутбук и поставил его на большой обеденный стол. С чего лучше начать? Ник вспомнил стоящую перед ним Джоан Салливан, миссис Клеменс, кутающаюся в кофту, Кинча с его холодной неприязнью. Перед его мысленным взором предстали смеющийся НВ и лицо Орландо, покрытое синяками. Ник вернулся в воспоминаниях к дням детства – вот они с Джорджем Ламиди круг за кругом катаются на роликах, вперед лицом и вперед спиной, иногда сталкиваясь, падая на землю и пытаясь подняться, чтобы лететь дальше. Он вздохнул, подумав о том, как они изменились и сколько времени прошло с той поры, когда он стоял, уперев руки в бока, и смотрел на валявшегося на спине и смеявшегося четырнадцатилетнего Джорджа.
Ник встал и снова наполнил стакан. Он посмотрел на телефон и вдруг, схватив его, стал звонить в свою квартиру в Лондоне. Щелкнул автоответчик, и он услышал отрывистый голос Кейтлин: «Нас нет дома. Оставьте сообщение». Когда пискнул гудок. Ник заколебался, а потом пробормотал: «Это я. Пожалуйста, позвони мне». Он положил трубку на место и снова уставился на чистый экран компьютера. Всегда существовал некоторый разрыв между тем, что он знал, и тем, что требовалось для статьи, между правдой и ее представлением. И еще оставались вещи, которые были ему неизвестны, связи, которые он не проследил, полуправда и белые пятна. «Думай о том, для кого ты пишешь», – прозвучал у него в голове голос их главного редактора.
И Ник написал: «Это рассказ о клубах, наркотиках и убийстве». Сделал паузу и некоторое время разглядывал текст. Затем продолжил: «Это также рассказ о предательстве». Он остановился, снова потер руки, зажег сигарету и начал работать.
Серебряная река
Я помню одну песню о реке. Думаю, что это стихотворение, положенное на музыку. Там говорится, как кто-то бродит по берегу и думает о том, что река спускается с гор чистой и поющей, а затем, стиснутая берегами, становится мутной и замкнутой. В конце концов река исчезает из виду, как мечты поэта. И только когда ее воды становятся солеными при впадении в море, она начинает чувствовать, как к ней возвращается свобода. Я думаю, что религиозный символизм довольно очевиден, но стихотворение мне все равно нравится.
Я лежу на больничной койке уже несколько недель. Многие приходят навестить меня – земляк-сослуживец принес бутылку виски и рассказал, что судья сломал ему нос во время последнего футбольного турнира; Панчо постоянно приносит запасные пижамы и сэндвичи вместо больничной еды. Я открываю их, смотрю на кусочки зеленых и красных овощей в маргарине и прошу сестру раздать сэндвичи в палате. Журналист Ник тоже приходит навестить меня вместе с маленькой дочерью. Она нарисовала мне фломастерами свою кошку. «Моя бабушка тоже в больнице», – грустно сообщает малышка. Однажды Ник столкнулся здесь с моим сыном, и странно было видеть вместе этих молодых людей, несколько настороженно относящихся друг к другу, – специалиста по компьютерам и журналиста. Никто не выбирает себе эпоху, в которой живет; никто не может изменить обстоятельства своего рождения, но я рад, что увидел иные времена, хотя жаль, что моя молодость прошла.
Полученные мной удары обострили некоторые прежние раны, поэтому мне придется провести здесь некоторое время, против чего я, честно говоря, не возражаю. Думаю, что пора кое-что изменить в жизни и расстаться со шваброй навсегда.
В теплые дни я дремлю перед телевизором, и беспорядки в Индонезии перемешиваются с моими фантазиями. Ya viene Jakarta, – писали контрреволюционеры двадцать пять лет назад на стенах домов Сантьяго, словно в жестокую насмешку над надвигающимися пытками. Теперь в столице Индонезии черный дым вздымается над мерцающими зданиями, поднявшимися над телами погибших коммунистов, и студенты вставляют цветы в стволы ружей, как они это делали в другую эпоху, в те времена, когда я был молод, черноволос и полон надежд.
Я вижу в своих снах, как теплые воздушные потоки занесли в мою комнату стрекозу; она парит надо мной, зависнув на своих шелестящих крылышках. И вижу Сильвию; мы с ней на пляже в Пунта-дель-Дьябло ищем ее первую любовь – ее двоюродного брата, унесенного в море приливом. Сильвия вглядывается в горизонт, а потом поворачивается ко мне и улыбается; улыбается так, как когда-то давным-давно, когда мы познакомились с ней в тесной квартирке, заполненной молодыми людьми. Прежде чем появятся другие знакомые и страшные образы, я просыпаюсь и вижу, что около моей постели сидят и ссорятся Клаудио и Эмили.
– В хрустящем картофеле с беконом нет никакого мяса, это лишь приправа, так что замолчи и оставь меня в покое, – говорит Клаудио, который держит в руках пакетик с чипсами, готовясь его открыть.
– Не в этом дело, – шипит Эмили. – И вообще, т-с-с, твой отец спит.
Я открываю глаза и улыбаюсь своим детям – Клаудио, моему любимому угрюмому сыну, который любил гоняться за газетами на крыше нашего дома в Монтевидео, и Эмили с ее нежными рыжими локонами, ее вегетарианством и добротой. Я улыбаюсь и чувствую холодок вдоль спины, потому что знаю, что на каждого Сухарто, Астиса и Пиночета, на каждого бездушного садиста, припадающего на колено и стреляющего по бегущему ребенку, есть другие, всегда найдутся другие, всегда будут другие. Я знаю, что река сходит с гор чистой и певучей, даже если она рассказывает нам о своем горьком долготерпении. Я снова закрываю глаза и слушаю шепот и смех детей у моей кровати, и я не вижу ни реки, окруженной врагами, ни реки, мрачные воды которой полны трупов. Вместо этого я вижу великую серебряную реку, сверкающую на ветру, колышущем ее поверхность. Воды этой реки солоны, да, ее глубокие воды солоны, но она вьется и переливается, как будто тысячи ослепительных зеркал вращаются, отражая солнечный свет, и течет навстречу своей свободе прямо в открытое море.
От автора
Как всегда, я прежде всего хочу выразить особую признательность и благодарность Россане.
Многие помогали мне написать этот роман своим содействием или просто советами. Мою благодарность заслужили также: Харри Ленсдаун, Хавьер Аурет, Ники Джонсон, Рашель Зидер, Элисон и Лидия Ричардс, Вивьен Бредфорд, Эрнесто, Хуан и Соня Леаль, Эрнесто Леаль-старший, Соня Риквейме, Луиза Филипс, Саймон Хинтон, Андреа Пурсель.
История Орландо и Сильвии вымышлена, но основана на реальных событиях, подобное случалось с тысячами людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29