То есть четыре человека могли звонить одновременно, и при этом в офис можно было дозвониться. И все четверо могли прервать на время свои разговоры и поговорить с другим позвонившим в офис человеком. Как? Были люди, которые могли это объяснить. Где-то были умные люди: инженеры-электрики, компьютерные гении, математики и, возможно, физики, которые в течение столетия накапливали знания, занимались исследованиями и, добавив немного везения и интуиции, создали такую потрясающую сеть. Гриффин подумал, что неплохо бы поделиться этой мыслью с Левисоном – просто упомянуть невзначай, насколько потрясающе сложна телефонная система, а мы воспринимаем ее как должное. Может быть, они смогут найти более широкое применение этому небольшому и совершенно очевидному открытию. А что плохого в очевидном? Сколько вещей, которые мы называем очевидными, совершенно нами не замечаются? Может, когда-то оно и было очевидным, но не теперь. Что на это скажет Левисон? Что Гриффин, похоже, призывает помедлить, чтобы насладиться запахом розы? Гриффин был бы готов согласиться с этим, не оправдываясь. Люди любят шаблоны, цветы, телефонные сети, знакомые сюжеты. Гриффин знал, что он ничего этого не будет говорить, даже думать не будет о телефонах во время следующей встречи с Левисоном, иначе вся эта выстраданная элегия сведется к фразе: «Телефоны – интересная вещь».
Ему хотелось позвонить Джун Меркатор. Ему хотелось увидеться с ней, произвести на нее впечатление. Это желание было непреодолимым, и он решил, что из-за звонка Автора ему нужна женщина, которую он сделал вдовой. Ему нужна Джун Меркатор.
Он сказал Джан, что должен поговорить с Левисоном. Она соединила его с Силией, а та – с Левисоном.
– Мне только что рассказали сюжет, – сказал Гриффин, – и я думаю, что если мы за него не возьмемся, это сделает кто-то другой.
– Сначала надо его послушать.
– Живет маленький мальчик, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, ему десять лет, и он увлечен героем Хопалонга Кэссиди, чей сериал закрывается. Герой кончает жизнь самоубийством, но вместо того, чтобы отправиться в ад, попадает в Ковбойский рай.
– Я правильно понял? – перебил его Левисон. – Сорокалетний мужчина и десятилетний мальчик?
– Это не все.
– И они отправляются на Запад, так?
– Так.
– Забудьте об этом. У меня аллергия на лошадей. Что-нибудь еще?
– Нет, – сказал Гриффин.
– Ну, тогда ладно.
Джан просигналила, что на линии Марла Холловей.
– Привет, Марла.
– Гриффин, я так рада. Правда Дэнни просто потрясающий? Разве «Ковбойский рай» не самая блестящая идея, какую вы слышали? Великолепно, что вы собираетесь предложить ее Спилбергу.
– Марла, Левисону идея не понравилась. Мне жаль. Я вынужден дать обратный ход.
– Пусть Дэнни с ним встретится.
– Марла, нет. Ничего не выйдет. Скажите Дэнни, мне жаль.
– У него есть другие идеи, – сказала Марла. – Послушайте их.
– Я сейчас занят, Марла. Я дам вам знать, когда у меня будет время.
Он сделал все, что мог. Левисон завернул идею. Что ж, это его право. Он потратил время на обед, он отменил встречу с действительно важными людьми. Он убил человека, а Автор по-прежнему отравляет ему жизнь. Тогда следует о нем забыть. Пусть он звонит или не звонит, пишет или не пишет, стреляет или не стреляет в него, но Гриффин не будет искать с ним встречи, не будет помещать для него таинственных объявлений в «Верайети», не будет пытаться установить с ним мысленный контакт, не будет думать о нем или даже не думать, как в детской игре, когда говорят: «Не думай о слоне». Он всегда побеждал в этой игре, он знал, как не думать о слоне. Это было просто. Просто нужно было сосредоточиться на том, что вокруг.
Он позвонил Джун Меркатор и услышал автоответчик. У него было десять секунд, чтобы решить, оставить сообщение или повесить трубку.
– Это Гриффин Милл, – сказал он. Он не знал, что еще сказать, но отступать было поздно. Если аппарат реагировал на голос и если Гриффин не скажет что-нибудь прямо сейчас, тот решит, что повесили трубку, и его сообщение будет оборвано, что произведет плохое впечатление. С Джун Меркатор он должен быть уверенным в себе. Никаких колебаний или неловкостей. – Позвоните мне в офис, если можете. Если не сможете, вот мой домашний номер.
Повесив трубку, он стал думать, обрадуется ли она, что он оставил номер домашнего телефона. Это было так интимно. Нет, скорее всего, она решит, что у него есть новости о Дэвиде Кахане. Она подумает, что он говорил с полицейскими. Он совершил ошибку. Когда она будет ему звонить, она будет думать о человеке, которого он убил. Он надеялся, что она позвонит попозже. Чем позднее, тем лучше. Он будет говорить усталым голосом, немного сонным. Ему будет слишком уютно в постели, чтобы говорить бодрым деловым голосом. Он будет говорить тихо, с небольшой хрипотцой, давая ей понять, что он приносит удачу всем, кто его окружает. Он начнет ее соблазнять.
Позвонил Левисон, чтобы позвать на экстренное совещание. Режиссер сломал ногу, и требовалась срочная замена. Гриффин стал обзванивать крупные агентства из кабинета Левисона. Он должен был узнать, кто на хорошем счету, кто свободен, кто может приступить к работе через три дня, кто согласится на приемлемое вознаграждение и кто подпишет контракт, не привлекая, как это обычно бывает, кучу консультантов. Гриффин знал, что, будь Ларри Леви на месте, Левисон, наверное, позвал бы его. Выпал шанс покрасоваться. Под пристальным взглядом Левисона Гриффин договорился о режиссерском гонораре за десять минут.
Глава 10
В тот вечер он ужинал в «Мортоне» с австралийским продюсером. Когда Гриффин проходил к своему обычному столику у стены, на него оборачивались. Он пожал несколько рук, был представлен чьей-то жене. Люди улыбались ему. Энди Сивелла был в баре. Увидев Гриффина, он подошел к столику.
Гриффин познакомил его с австралийцем.
– Не забудь, Гриффин, завтра. Не вздумай отменить. – Потом он обратился к австралийцу: – Сколько раз он назначал дату этого ужина?
– Это вторая попытка, но в первый раз я был вынужден отменить встречу в последний момент.
– Тогда вы круче, чем он. Нам стоит заняться бизнесом.
Австралиец покраснел. Он был сбит с толку. Сивелла взял инициативу в свои руки:
– Послушайте, мне все прощается, потому что я в основном занимаюсь рок-н-роллом.
Вошел Левисон с женой и адвокатом Тэда Тернера. Они заняли столик рядом с Гриффином. Левисон понял, что у Гриффина деловой ужин, и пропустил обычные светские любезности.
Австралиец хотел, чтобы студия поучаствовала в финансировании пяти фильмов в течение двух лет. Студию интересовало это предложение. Гриффин должен был выяснить все, что касалось сюжетов и актерского состава, убедиться, что австралиец собирался снимать фильмы, которые понравятся публике, что кинозвездам будет кого играть, что эти роли принесут безусловный успех. Гриффин думал о Ларри Леви, который должен был вскоре возвратиться, и решил, что сейчас даст обещание австралийцу, а завтра – Сивелле. Леви ожидает, что Гриффин не будет брать обязательств по новым проектам, пока все не уляжется. Но если Гриффин не даст ответ австралийцу сегодня, проект может уплыть из рук. Какая разница, будет подписан контракт или нет! Переговоры займут не менее трех месяцев. Главное – это выбить Леви из равновесия.
Когда они пожали друг другу руки на стоянке, у австралийца было ощущение, что дело выгорит. Гриффин посмотрел, как он уезжает на взятой напрокат машине, и поехал домой, думая только о своем автоответчике и о том, звонила ли ему Джун Меркатор.
Она звонила около девяти и просила перезвонить ей в любое время, когда он вернется. Итак, он ее встревожил. Это напомнило ему о Дэвиде Кахане, а по ассоциации – об Авторе, но он направил эти назойливые мысли туда, где пылились разрозненные воспоминания, например о здании, которого он не видел двадцать лет, или о каком-то событии из его школьной жизни. Такие образы иногда всплывали в памяти, но потом снова исчезали.
Было десять тридцать. Он начал набирать ее номер, но положил трубку. Он принял душ и стал бриться, но потом сообразил, что был вечер, а не утро. Он добрился, лег в постель, включил телевизор, посмотрел новости, а потом, когда было уже одиннадцать, позвонил ей. Она подошла к телефону, зная, что звонит он. Поздний звонок ее не удивил. Может быть, она не ложилась спать, а может, она каждый вечер висит на телефоне. Вряд ли.
– Меня весь день не было дома, – сказала она. – Друзья пригласили меня в музей, а потом на ужин. У вас есть новости?
Он был готов к вопросу.
– К сожалению, нет. Я подумал, может быть, у вас есть что-то новое.
– Нет.
Нужно было действовать быстро. Он чувствовал себя, как неуклюжий пятнадцатилетний подросток, который звонит самой красивой девочке в классе.
– Я хотел сказать, что если у вас будет настроение, позвоните мне, просто так, чтобы поговорить.
Если он пойдет дальше, то начнет нервничать. Пока она не даст явного сигнала, он ни о чем больше не станет просить. Его поведение и без того должно казаться ей подозрительным. Он что, как пиявка, хочет обернуть ее трагедию себе на пользу? А может быть, она не против поиграть с огнем? Их безусловно тянет друг к другу. Так не сдастся ли она прямо сейчас, в скором времени после смерти Дэвида Кахане, открыв новую страницу желания и дозволенности?
– Я позвоню. Спасибо.
Он взял быка за рога:
– Куда вы ходили – в окружной музей или в современного искусства?
– Смотрели обычную коллекцию в окружном. Там есть несколько неплохих работ Гудзонской школы.
Настал момент покрасоваться.
– Не знаю, политкорректно ли это, но я тащусь от пейзажа девятнадцатого века.
– Я буду хранить вашу тайну, – сказала она.
Теперь настал момент прощупать почву.
– Вы уже вернулись на работу?
– Да. Не могла сидеть дома. Все хорошо. Все очень внимательны ко мне.
Гриффин положил телефонную трубку на подушку и прижался к ней ухом. Его клонило в сон.
– Какие у вас планы?
– Никаких.
– Послушайте, я хочу вас видеть. Не знаю, возможно ли это. Я не знаю вас, не знаю ничего о вашей жизни. Уверен, у вас есть друзья, которые могут помочь вам пережить трудное время намного лучше, чем я. Но мне кажется, что между нами есть какая-то связь, и… – Он дал ей шанс закончить его фразу.
– Все так сложно. Я даже не могу объяснить свои чувства. Но между нами есть какая-то связь, и я хочу вас видеть. В тот вечер, когда вы позвонили Дэвиду, у меня было ощущение, что мы с вами говорим не в последний раз. Наверное, это ужасно, но я многое извлекла из всего этого, – она имела в виду жестокое убийство своего любовника, – и важно иметь возможность говорить о своих чувствах. Вы сами не понимаете своих чувств, пока не начнете о них рассказывать. И эти чувства меняются. Я слишком разговорилась, да? Но извиняться не стану.
Он подумал, что следует поменяться ролями и выставить себя как жертву сложившейся ситуации. Нужно сказать, что ему было бы проще звонить ей за спиной Дэвида Кахане, чем перешагивать через его труп. Он попробовал сформулировать это так:
– Мне было бы легче звонить вам, если бы он был жив.
– Да.
– Но, несмотря на это, я вам позвонил.
– Я рада, что вы это сделали.
– Мне легко с вами общаться. А вам легко?
– Да.
– Мы о многом не говорим. Но я ценю нашу сдержанность.
– В этом есть какая-то утонченность, правда?
Пока он не хотел идти дальше.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– И вам также.
Чей теперь ход? Он позвонит ей через несколько дней и назначит свидание на следующие выходные. Он забыл, как она выглядит. Он узнает ее, когда увидит, но описать бы не смог. Темные волосы и грустные глаза. Он погасил свет и в темноте спальни попытался представить Джун Меркатор, но не смог. Все, что он мог вызвать в воображении, было бесформенным. Живыми были только руки, которые тянулись к нему. Он закрыл глаза, погрузившись в собственную темноту, и абстрактная форма приобрела более конкретные очертания. У нее были длинные волосы. Фантом парил в воздухе, взывая к Гриффину. Он мог погладить ее бедра. Фантом держал дистанцию. Может быть, меня ослепило желание, подумал он. Я могу прикасаться, но ничего не вижу. Он знал, что у себя в комнате Джун Меркатор пыталась представить его. Он перевернулся на живот, чтобы дать фантому приблизиться, он не хотел спугнуть его своим взглядом.
Он ожидал найти очередную открытку с утренней газетой, но ее не было. Он позавтракал в отеле «Бель-Эр» в компании одного режиссера.
Как только Гриффин расположился у себя в кабинете, в дверь постучал Ларри Леви. На руке у него был гипс. Лицо обветрилось и загорело, только от очков остались белые круги вокруг глаз. Гриффин знал, что Леви хотелось рассказать, как он сломал руку и что делали врачи, поэтому он не задал никаких вопросов и пригласил его сесть.
– Добро пожаловать в родные пенаты, – сказал он. – Ремонт закончился?
– Все отлично. Я очень доволен. – Леви достал из кармана пилочку для ногтей и почесал руку под гипсом. – Пора браться за работу. Левисон подкинул мне несколько проектов. Пара новых книг, которые купила студия, и несколько идей для римейков. Он показал мне список авторов, и я сказал, что он мне не нравится. Я бы не хотел ограничиваться авторами, которые нравятся ему.
– Если вам кто-то нравится, всегда можно пробить его идею.
– Это также касается режиссеров. Нам нужны новые люди. Нечего иметь дело с человеком, который ставил фильм по Нилу Саймону, например. А в списке режиссеров я нашел таких троих.
– Кого, по-вашему, следует включить в список?
– В этом-то и дело, – сказал Леви. – Нам надо найти таких людей. Молодых режиссеров, стильных режиссеров.
– Вы хотите сказать, нам следует искать студентов режиссерских курсов? – холодно сказал Гриффин.
– Совершенно верно. И посещать фестивали. И я знаю, что и вы думаете об этом. Все так думают. Но дело в том, что мы должны резвее искать молодых и талантливых. Мне кажется, у меня чутье на талант.
– Обо всем этом вы говорили с Левисоном?
– Естественно.
– И он купился?
– Что вы хотите сказать?
– То, что сказал.
Гриффин решил пойти на обострение. Ему было нужно вывести Леви из равновесия.
– По-вашему, мы должны искать молодых талантливых режиссеров с новым взглядом на кино?
– По-моему, зрителям все равно. Кругом действительно полно халтурщиков. Но даже халтурщики могут сделать из фильма хит, если им дать хороший сценарий.
Гриффин сам не знал, верит ли он в то, что говорит. С таким же успехом он мог бы спорить сам с собой. Ему было необходимо озвучить другое мнение, даже если это подразумевало легкую критику своей второй половины. Поскольку Ларри Леви получил благословение Левисона, все, что говорит Леви, станет руководящей линией компании, и Гриффин знал, что, если он не будет стоять на своем, если не будет сильным, с ним, считай, покончено. Может быть, ему все равно придется уйти, но в любом случае он не мог вторить Леви. Самое простое было надеть улыбку и соглашаться с новым начальником. Можно спорить с ним при личном контакте и соглашаться на публике. Можно делать все, что угодно, лишь бы Леви не знал следующего хода Гриффина, его следующей мысли. Если Леви станет сомневаться в себе всякий раз в присутствии Гриффина, Гриффин быстро сотрет его в порошок.
Леви снова почесал руку под гипсом. Что-то ему явно мешало. Гриффин упорно не спрашивал, что случилось, как он упал, катаясь на лыжах. Леви, похоже, догадался, что он специально ничего не спрашивает о гипсе, дожидаясь, пока Леви сам не объяснит. Тогда это неминуемо выглядело бы как жалоба пострадавшего. А ему не терпелось рассказать, как он сломал руку. Его это беспокоило.
– Послушайте, Гриффин, мне кажется, мы не с того сегодня начали.
– Я просто пытаюсь понять вашу позицию. Мы придерживаемся разных взглядов, и, я полагаю, это правильно, что Левисон пригласил вас на работу. Если каждый из нас примет одно правильное решение в этом году и если в результате этих решений будет снята пара фильмов, мы оба будем в выигрыше.
– Эти фильмы должны стать хитами.
– Разумеется, и это тоже.
Лари Леви снова почесал руку.
– Ужасно чешется. Вы катаетесь на лыжах?
– Сейчас для этого не хватает времени.
– Один парень врезался в меня на крутом спуске, и я кубарем слетел вниз, вот и сломал руку.
– Ну, – сказал Гриффин, не задавая никаких дополнительных вопросов и стараясь не выражать никакого сочувствия, – теперь у вас долго не будет времени заниматься спортом.
Леви встал с неудобного стула.
– Давайте работать вместе, Гриффин. Жизнь коротка. – Он протянул левую руку для рукопожатия, поскольку правая была в гипсе.
– Конечно, – сказал Гриффин, думая о Дэвиде Кахане.
Он взял протянутую руку и пожал ее. Если бы Леви сказал еще что-нибудь примирительное и сентиментальное, Гриффин тут же заметил бы, что не следует путать деловую встречу и посиделки у костра в летнем лагере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Ему хотелось позвонить Джун Меркатор. Ему хотелось увидеться с ней, произвести на нее впечатление. Это желание было непреодолимым, и он решил, что из-за звонка Автора ему нужна женщина, которую он сделал вдовой. Ему нужна Джун Меркатор.
Он сказал Джан, что должен поговорить с Левисоном. Она соединила его с Силией, а та – с Левисоном.
– Мне только что рассказали сюжет, – сказал Гриффин, – и я думаю, что если мы за него не возьмемся, это сделает кто-то другой.
– Сначала надо его послушать.
– Живет маленький мальчик, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, ему десять лет, и он увлечен героем Хопалонга Кэссиди, чей сериал закрывается. Герой кончает жизнь самоубийством, но вместо того, чтобы отправиться в ад, попадает в Ковбойский рай.
– Я правильно понял? – перебил его Левисон. – Сорокалетний мужчина и десятилетний мальчик?
– Это не все.
– И они отправляются на Запад, так?
– Так.
– Забудьте об этом. У меня аллергия на лошадей. Что-нибудь еще?
– Нет, – сказал Гриффин.
– Ну, тогда ладно.
Джан просигналила, что на линии Марла Холловей.
– Привет, Марла.
– Гриффин, я так рада. Правда Дэнни просто потрясающий? Разве «Ковбойский рай» не самая блестящая идея, какую вы слышали? Великолепно, что вы собираетесь предложить ее Спилбергу.
– Марла, Левисону идея не понравилась. Мне жаль. Я вынужден дать обратный ход.
– Пусть Дэнни с ним встретится.
– Марла, нет. Ничего не выйдет. Скажите Дэнни, мне жаль.
– У него есть другие идеи, – сказала Марла. – Послушайте их.
– Я сейчас занят, Марла. Я дам вам знать, когда у меня будет время.
Он сделал все, что мог. Левисон завернул идею. Что ж, это его право. Он потратил время на обед, он отменил встречу с действительно важными людьми. Он убил человека, а Автор по-прежнему отравляет ему жизнь. Тогда следует о нем забыть. Пусть он звонит или не звонит, пишет или не пишет, стреляет или не стреляет в него, но Гриффин не будет искать с ним встречи, не будет помещать для него таинственных объявлений в «Верайети», не будет пытаться установить с ним мысленный контакт, не будет думать о нем или даже не думать, как в детской игре, когда говорят: «Не думай о слоне». Он всегда побеждал в этой игре, он знал, как не думать о слоне. Это было просто. Просто нужно было сосредоточиться на том, что вокруг.
Он позвонил Джун Меркатор и услышал автоответчик. У него было десять секунд, чтобы решить, оставить сообщение или повесить трубку.
– Это Гриффин Милл, – сказал он. Он не знал, что еще сказать, но отступать было поздно. Если аппарат реагировал на голос и если Гриффин не скажет что-нибудь прямо сейчас, тот решит, что повесили трубку, и его сообщение будет оборвано, что произведет плохое впечатление. С Джун Меркатор он должен быть уверенным в себе. Никаких колебаний или неловкостей. – Позвоните мне в офис, если можете. Если не сможете, вот мой домашний номер.
Повесив трубку, он стал думать, обрадуется ли она, что он оставил номер домашнего телефона. Это было так интимно. Нет, скорее всего, она решит, что у него есть новости о Дэвиде Кахане. Она подумает, что он говорил с полицейскими. Он совершил ошибку. Когда она будет ему звонить, она будет думать о человеке, которого он убил. Он надеялся, что она позвонит попозже. Чем позднее, тем лучше. Он будет говорить усталым голосом, немного сонным. Ему будет слишком уютно в постели, чтобы говорить бодрым деловым голосом. Он будет говорить тихо, с небольшой хрипотцой, давая ей понять, что он приносит удачу всем, кто его окружает. Он начнет ее соблазнять.
Позвонил Левисон, чтобы позвать на экстренное совещание. Режиссер сломал ногу, и требовалась срочная замена. Гриффин стал обзванивать крупные агентства из кабинета Левисона. Он должен был узнать, кто на хорошем счету, кто свободен, кто может приступить к работе через три дня, кто согласится на приемлемое вознаграждение и кто подпишет контракт, не привлекая, как это обычно бывает, кучу консультантов. Гриффин знал, что, будь Ларри Леви на месте, Левисон, наверное, позвал бы его. Выпал шанс покрасоваться. Под пристальным взглядом Левисона Гриффин договорился о режиссерском гонораре за десять минут.
Глава 10
В тот вечер он ужинал в «Мортоне» с австралийским продюсером. Когда Гриффин проходил к своему обычному столику у стены, на него оборачивались. Он пожал несколько рук, был представлен чьей-то жене. Люди улыбались ему. Энди Сивелла был в баре. Увидев Гриффина, он подошел к столику.
Гриффин познакомил его с австралийцем.
– Не забудь, Гриффин, завтра. Не вздумай отменить. – Потом он обратился к австралийцу: – Сколько раз он назначал дату этого ужина?
– Это вторая попытка, но в первый раз я был вынужден отменить встречу в последний момент.
– Тогда вы круче, чем он. Нам стоит заняться бизнесом.
Австралиец покраснел. Он был сбит с толку. Сивелла взял инициативу в свои руки:
– Послушайте, мне все прощается, потому что я в основном занимаюсь рок-н-роллом.
Вошел Левисон с женой и адвокатом Тэда Тернера. Они заняли столик рядом с Гриффином. Левисон понял, что у Гриффина деловой ужин, и пропустил обычные светские любезности.
Австралиец хотел, чтобы студия поучаствовала в финансировании пяти фильмов в течение двух лет. Студию интересовало это предложение. Гриффин должен был выяснить все, что касалось сюжетов и актерского состава, убедиться, что австралиец собирался снимать фильмы, которые понравятся публике, что кинозвездам будет кого играть, что эти роли принесут безусловный успех. Гриффин думал о Ларри Леви, который должен был вскоре возвратиться, и решил, что сейчас даст обещание австралийцу, а завтра – Сивелле. Леви ожидает, что Гриффин не будет брать обязательств по новым проектам, пока все не уляжется. Но если Гриффин не даст ответ австралийцу сегодня, проект может уплыть из рук. Какая разница, будет подписан контракт или нет! Переговоры займут не менее трех месяцев. Главное – это выбить Леви из равновесия.
Когда они пожали друг другу руки на стоянке, у австралийца было ощущение, что дело выгорит. Гриффин посмотрел, как он уезжает на взятой напрокат машине, и поехал домой, думая только о своем автоответчике и о том, звонила ли ему Джун Меркатор.
Она звонила около девяти и просила перезвонить ей в любое время, когда он вернется. Итак, он ее встревожил. Это напомнило ему о Дэвиде Кахане, а по ассоциации – об Авторе, но он направил эти назойливые мысли туда, где пылились разрозненные воспоминания, например о здании, которого он не видел двадцать лет, или о каком-то событии из его школьной жизни. Такие образы иногда всплывали в памяти, но потом снова исчезали.
Было десять тридцать. Он начал набирать ее номер, но положил трубку. Он принял душ и стал бриться, но потом сообразил, что был вечер, а не утро. Он добрился, лег в постель, включил телевизор, посмотрел новости, а потом, когда было уже одиннадцать, позвонил ей. Она подошла к телефону, зная, что звонит он. Поздний звонок ее не удивил. Может быть, она не ложилась спать, а может, она каждый вечер висит на телефоне. Вряд ли.
– Меня весь день не было дома, – сказала она. – Друзья пригласили меня в музей, а потом на ужин. У вас есть новости?
Он был готов к вопросу.
– К сожалению, нет. Я подумал, может быть, у вас есть что-то новое.
– Нет.
Нужно было действовать быстро. Он чувствовал себя, как неуклюжий пятнадцатилетний подросток, который звонит самой красивой девочке в классе.
– Я хотел сказать, что если у вас будет настроение, позвоните мне, просто так, чтобы поговорить.
Если он пойдет дальше, то начнет нервничать. Пока она не даст явного сигнала, он ни о чем больше не станет просить. Его поведение и без того должно казаться ей подозрительным. Он что, как пиявка, хочет обернуть ее трагедию себе на пользу? А может быть, она не против поиграть с огнем? Их безусловно тянет друг к другу. Так не сдастся ли она прямо сейчас, в скором времени после смерти Дэвида Кахане, открыв новую страницу желания и дозволенности?
– Я позвоню. Спасибо.
Он взял быка за рога:
– Куда вы ходили – в окружной музей или в современного искусства?
– Смотрели обычную коллекцию в окружном. Там есть несколько неплохих работ Гудзонской школы.
Настал момент покрасоваться.
– Не знаю, политкорректно ли это, но я тащусь от пейзажа девятнадцатого века.
– Я буду хранить вашу тайну, – сказала она.
Теперь настал момент прощупать почву.
– Вы уже вернулись на работу?
– Да. Не могла сидеть дома. Все хорошо. Все очень внимательны ко мне.
Гриффин положил телефонную трубку на подушку и прижался к ней ухом. Его клонило в сон.
– Какие у вас планы?
– Никаких.
– Послушайте, я хочу вас видеть. Не знаю, возможно ли это. Я не знаю вас, не знаю ничего о вашей жизни. Уверен, у вас есть друзья, которые могут помочь вам пережить трудное время намного лучше, чем я. Но мне кажется, что между нами есть какая-то связь, и… – Он дал ей шанс закончить его фразу.
– Все так сложно. Я даже не могу объяснить свои чувства. Но между нами есть какая-то связь, и я хочу вас видеть. В тот вечер, когда вы позвонили Дэвиду, у меня было ощущение, что мы с вами говорим не в последний раз. Наверное, это ужасно, но я многое извлекла из всего этого, – она имела в виду жестокое убийство своего любовника, – и важно иметь возможность говорить о своих чувствах. Вы сами не понимаете своих чувств, пока не начнете о них рассказывать. И эти чувства меняются. Я слишком разговорилась, да? Но извиняться не стану.
Он подумал, что следует поменяться ролями и выставить себя как жертву сложившейся ситуации. Нужно сказать, что ему было бы проще звонить ей за спиной Дэвида Кахане, чем перешагивать через его труп. Он попробовал сформулировать это так:
– Мне было бы легче звонить вам, если бы он был жив.
– Да.
– Но, несмотря на это, я вам позвонил.
– Я рада, что вы это сделали.
– Мне легко с вами общаться. А вам легко?
– Да.
– Мы о многом не говорим. Но я ценю нашу сдержанность.
– В этом есть какая-то утонченность, правда?
Пока он не хотел идти дальше.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– И вам также.
Чей теперь ход? Он позвонит ей через несколько дней и назначит свидание на следующие выходные. Он забыл, как она выглядит. Он узнает ее, когда увидит, но описать бы не смог. Темные волосы и грустные глаза. Он погасил свет и в темноте спальни попытался представить Джун Меркатор, но не смог. Все, что он мог вызвать в воображении, было бесформенным. Живыми были только руки, которые тянулись к нему. Он закрыл глаза, погрузившись в собственную темноту, и абстрактная форма приобрела более конкретные очертания. У нее были длинные волосы. Фантом парил в воздухе, взывая к Гриффину. Он мог погладить ее бедра. Фантом держал дистанцию. Может быть, меня ослепило желание, подумал он. Я могу прикасаться, но ничего не вижу. Он знал, что у себя в комнате Джун Меркатор пыталась представить его. Он перевернулся на живот, чтобы дать фантому приблизиться, он не хотел спугнуть его своим взглядом.
Он ожидал найти очередную открытку с утренней газетой, но ее не было. Он позавтракал в отеле «Бель-Эр» в компании одного режиссера.
Как только Гриффин расположился у себя в кабинете, в дверь постучал Ларри Леви. На руке у него был гипс. Лицо обветрилось и загорело, только от очков остались белые круги вокруг глаз. Гриффин знал, что Леви хотелось рассказать, как он сломал руку и что делали врачи, поэтому он не задал никаких вопросов и пригласил его сесть.
– Добро пожаловать в родные пенаты, – сказал он. – Ремонт закончился?
– Все отлично. Я очень доволен. – Леви достал из кармана пилочку для ногтей и почесал руку под гипсом. – Пора браться за работу. Левисон подкинул мне несколько проектов. Пара новых книг, которые купила студия, и несколько идей для римейков. Он показал мне список авторов, и я сказал, что он мне не нравится. Я бы не хотел ограничиваться авторами, которые нравятся ему.
– Если вам кто-то нравится, всегда можно пробить его идею.
– Это также касается режиссеров. Нам нужны новые люди. Нечего иметь дело с человеком, который ставил фильм по Нилу Саймону, например. А в списке режиссеров я нашел таких троих.
– Кого, по-вашему, следует включить в список?
– В этом-то и дело, – сказал Леви. – Нам надо найти таких людей. Молодых режиссеров, стильных режиссеров.
– Вы хотите сказать, нам следует искать студентов режиссерских курсов? – холодно сказал Гриффин.
– Совершенно верно. И посещать фестивали. И я знаю, что и вы думаете об этом. Все так думают. Но дело в том, что мы должны резвее искать молодых и талантливых. Мне кажется, у меня чутье на талант.
– Обо всем этом вы говорили с Левисоном?
– Естественно.
– И он купился?
– Что вы хотите сказать?
– То, что сказал.
Гриффин решил пойти на обострение. Ему было нужно вывести Леви из равновесия.
– По-вашему, мы должны искать молодых талантливых режиссеров с новым взглядом на кино?
– По-моему, зрителям все равно. Кругом действительно полно халтурщиков. Но даже халтурщики могут сделать из фильма хит, если им дать хороший сценарий.
Гриффин сам не знал, верит ли он в то, что говорит. С таким же успехом он мог бы спорить сам с собой. Ему было необходимо озвучить другое мнение, даже если это подразумевало легкую критику своей второй половины. Поскольку Ларри Леви получил благословение Левисона, все, что говорит Леви, станет руководящей линией компании, и Гриффин знал, что, если он не будет стоять на своем, если не будет сильным, с ним, считай, покончено. Может быть, ему все равно придется уйти, но в любом случае он не мог вторить Леви. Самое простое было надеть улыбку и соглашаться с новым начальником. Можно спорить с ним при личном контакте и соглашаться на публике. Можно делать все, что угодно, лишь бы Леви не знал следующего хода Гриффина, его следующей мысли. Если Леви станет сомневаться в себе всякий раз в присутствии Гриффина, Гриффин быстро сотрет его в порошок.
Леви снова почесал руку под гипсом. Что-то ему явно мешало. Гриффин упорно не спрашивал, что случилось, как он упал, катаясь на лыжах. Леви, похоже, догадался, что он специально ничего не спрашивает о гипсе, дожидаясь, пока Леви сам не объяснит. Тогда это неминуемо выглядело бы как жалоба пострадавшего. А ему не терпелось рассказать, как он сломал руку. Его это беспокоило.
– Послушайте, Гриффин, мне кажется, мы не с того сегодня начали.
– Я просто пытаюсь понять вашу позицию. Мы придерживаемся разных взглядов, и, я полагаю, это правильно, что Левисон пригласил вас на работу. Если каждый из нас примет одно правильное решение в этом году и если в результате этих решений будет снята пара фильмов, мы оба будем в выигрыше.
– Эти фильмы должны стать хитами.
– Разумеется, и это тоже.
Лари Леви снова почесал руку.
– Ужасно чешется. Вы катаетесь на лыжах?
– Сейчас для этого не хватает времени.
– Один парень врезался в меня на крутом спуске, и я кубарем слетел вниз, вот и сломал руку.
– Ну, – сказал Гриффин, не задавая никаких дополнительных вопросов и стараясь не выражать никакого сочувствия, – теперь у вас долго не будет времени заниматься спортом.
Леви встал с неудобного стула.
– Давайте работать вместе, Гриффин. Жизнь коротка. – Он протянул левую руку для рукопожатия, поскольку правая была в гипсе.
– Конечно, – сказал Гриффин, думая о Дэвиде Кахане.
Он взял протянутую руку и пожал ее. Если бы Леви сказал еще что-нибудь примирительное и сентиментальное, Гриффин тут же заметил бы, что не следует путать деловую встречу и посиделки у костра в летнем лагере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22